Прочесть и отпустить

Аби спокойный — сейчас он учится на втором курсе спортивного и первогодки, он начал замечать, его побаиваются. Не бросаются в слезы, когда он на них смотрит, как некоторые, но боятся — чувствуют, видать, как он недоволен тем, что они не могут бросать ему то, что он хочет. Что не ловят мячи на тренировках, как положено. Аби вице-капитан команды и в этом году его работа — заниматься первокурсниками, и его это нервирует: как бы он не любил, когда им помыкают, оказалось, что помыкать кем-то, да еще далеко не самыми способными, тяжелее. Он привык, что максимум, над кем он стоит, — питчер, с которым он составляет беттери, но жизнь показала, что нет. А сегодня он встретит того единственного питчера, которому помог вырасти — которого для себя вырастил, а потом в другой университет пошел — все еще потому, что помыкательство не любит. Сегодня он спустя год снова увидит Михаши. Интересно, заплачет ли он и попросит ли половить мяч? Михаши его долго не замечает — самозабвенно уходит в игру, серьезный и несерьезный одновременно; подает не то закрываясь перчаткой прежде, скрытный, не то со слезами на глазах бросает — и жмурится после, силясь не расплакаться. Аби, сам того не осознавая, улыбается: кажется, что он совсем не изменился, этот Михаши. А потом он подает шесть новых для Такаи видов мячей и Аби задерживает дыхание. Еще? Он может подать еще? Аби подозревает: может. Михаши всегда был талантливым и упорным, всегда любил подавать сильнее всех его прежних питчеров вместе взятых. Но в этой игре он больше шести не показывает. Михаши обнимает после игры подошедшего первым клинапа — высокого и белобрысого. Иностранца, видно. Михаши ярко улыбается и совсем не плачет: смеется тихо, отсюда совсем не слышно, но по подрагивающим худым плечам Аби видит — он и вблизи пару раз видел, если быть честным. Не в курсе, знает ли Михаши, но вот. Аби игнорирует всколыхнувшуюся внутри ревность: они уже год не беттери. Других причин для нее он… не видит. А после уходит с трибун вдоль поля, стоит Михаши под руку с клинапом войти в булпин — словно этот отбивающий будет тренироваться с ним дальше. Клинап выходит минут через пять — машет рукой, прощается ненадолго и просит поторопиться. Аби этого уже не видит — решил дождаться друга в другом месте. Блондин, отходя от входа в булпин, цепкий взгляд направляет в то место, которое на трибунах занимал Аби. И, никого не найдя, уходит в раздевалку. Он тоже будет ждать Михаши: они, в конце концов, одну квартиру снимают. И много еще чего. Того клинапа Аби видит вновь у выхода с территории университета — он поднимает ладонь на уровень лица, клыкасто и дерзко улыбается, отвлекает от сосредоточенного всматривания туда, откуда может появиться Михаши. Говорит нарочито веселым тоном — беззаботным обманчиво. Аби не обманывается. — Выглядишь как парень, которого зовут Аби Такая. Аби смотрит ему в лицо — пытается угадать, с чего такие выводы. Только после его осеняет (он почти всегда так медленно думал, когда дело касалось Михаши, боже): — Тебе рассказал Михаши? — Ну да, — он говорит с едва заметным акцентом — Аби слышит, потому что не чувствует уже знакомых говоров нескольких префектур. Вывод делает о том, откуда этот парень точно не может быть. …и все еще склоняется к загранице. — Он и фотки показывал. — Клинап роется в телефоне — секунду всего, кажется, и тут же протягивает Аби посмотреть — одно из фото с тренировок университетской команды, где присутствовали СМИ. Аби поджимает губы. Клинап фыркает. — Брось, — убирает телефон в карман школьных брюк, расстегивает верхнюю пуговицу на белой рубашке — Аби вспоминает, что и форма этой команды тоже белая. Чисто белая — кажется, он где-то слышал, что этот универ оставляет за собой этот цвет уже долгие годы. Другие не берутся спорить, молча использовать тот же белый — словно признавая: сейчас главенство у них. И в этом университете Михаши… с этим клинапом. Тот в то же время отнимает руку от расправленного невысокого воротника рубашки и опускает ту в карман, разваливается на парапете, высокий. Продолжает: — Я его долго упрашивал — он почти полгода упирался, представляешь? Я сам уже все узнал, когда он был так рад за твою команду, что меня позвал прочитать статью. А там эта фотка. Он поднимает взгляд в небо — и Аби — ненарочно, естественно — косится в его сторону, на лицо смотрит. А лицо озаряется мягкой, как будто… влюбленной улыбкой. Нежной такой. Аби щурит легко глаза, отгоняя глупые мысли, мельтешащие в голове роем надоедливых насекомых — не слушает, о чем они жужжат. Не хочет слышать. Не хочет осознавать то, что упустил Михаши, пойдя в другой университет. Клинап говорит в весеннее небо: — Он так покраснел, когда понял, — слова тянет: словно только так и надо; так мечтательно и ностальгично, так близко и далеко, так… тепло. Так, как Аби порой свой голос в мыслях слышал. Когда Михаши вспоминал. — О, — клинап опускает лицо, глядя куда-то вперед, — вспомнишь солнце, вот и лучик. — Акира! — врывается в этот спокойно текущий разговор звонким возгласом Михаши, руками — твердыми, рельефными, выделяющимися, потому что… потому что Аби впервые видел такого Михаши в одной лишь футболке — они пару раз только по дороге с учебы пересекались, и он каждый раз был не то в куртке, не то в пиджаке. Михаши вновь улыбается — солнечно, ярко и уверенно, а названный Акирой клинап на его выпад отвечает, обнимая в ответ за поясницу и приподнимая над землей незначительно, прижимаясь виском к виску, щекой — к чужой щеке, румяной и, должно быть, теплой. — Аби, рад тебя видеть, — говорит тот же Михаши, наскоро высвобождаясь из объятий сокомандника и улыбаясь теперь ему. — Обнимемся или тебе пожать руку? Аби внутренне теплеет от его взляда — смотрит прямо в глаза и, пусть не видит уже, казалось бы, столь привычных слез, но видит солнечное внимание — такое же, какое Михаши оказывал этому Акире. Аби так кажется, по крайней мере. По крайней мере — он хочет в это верить. Он молча протягивает руку — и Михаши с улыбкой пожимает ее, и Аби отмечает новое отличие: ладони у Михаши все такие же мозолистые, загрубевшие, но теперь теплые-теплые. Как говорил сенсей в старшей школе — значит, Михаши комфортно здесь. Значит, он перестал бояться и волноваться каждую секунду своей жизни. — Ты стал таким молчуном, Аби-кун, — смеется он ненавязчиво, отнимая ладонь — медленно и плавно, и Аби отпускает — нечего ему руки распускать. Клинап поднимается с парпета, вставая во весь свой немаленький рост — кладет, словно показательно — действительно показательно — руку локтем на плечо питчера, обнимая его рукой за шею, придвигает к себе едва слышно, ладонью касается случайно чужого подбородка — и Михаши ему… позволяет. Так отчетливо позволяет — до дрожи где-то глубоко внутри Аби. До крика. До боли. Не замечает словно, только жмется ближе и затылком бодает загорелую шею. Улыбается даже ярче, чем когда только пришел. — Кстати, зная вас двоих, уверен, вы нормально не познакомились, — говорит он, переводя взгляд с Акиры на Аби. — Это Акира Генья — он из США на третьем году старшей школы перевелся и с тех пор живет в Японии. Он отбивающий. Акира, это Аби Такая. — Да узнал я твоего Аби, — фыркнул клинап, поводя головой, еще и этим говоря — знаем, видали. — И он знает, что я отбивающий — он на тренировке был. Или ты как всегда — не видел, что вокруг происходит? И в этот момент Михаши — яркий, добрый, светлый и ставший таким твердым и уверенным Михаши — вновь становится похож на себя в старшей школе — заливается таким румянцем, что у уголков карих глаз аж выступают слезы. Прижимает ладони к пухлым щекам. — Ты это специально? — говорит глухо, несерьезно так, но смотрит на возвышающегося над ним Акиру сердито, морща нос. — Да, как вседа, — продолжает слека плаксиво, — не заметил… — Генья, черт бы тебя побрал, — прорывается сквозь уютную оболочку, установленную вокру них троих Аби, новый голос — женский: громкий и… громкий. Аби внутренне вздрагивает: не ожидал, — снова ты довел Михаши до слез? — Ну, мне вообще-то положено… — Тебе положено быть человеком хотя бы с ним! — трясет кулаком перед лицом иностранца такая же высокая девушка — с крашенными в насыщенный красный цвет волосами. Клинап местной бейсбольной команды перед собой выставляет руки — а потом опускает их, стоит девушке отвернуться и заворковать над Михаши: — Что он тебе снова сказал, а? Говорю же — козел неотесанный, и как ты с ним живешь? Они отдалились немного, и Аби отчетливо услышал, какой «бом» пробил в его голове на этих словах. Клинап повернулся к нему, сужая серые глаза. — Михаши не видит, — начал он, — но вижу я и этого достаточно. Ты опоздал, понял? Мы уже год встречаемся. Аби молчит — кивает только. Взгляд стремится поднять — и поднимает даже, но знает: лучше ему от этого не станет. А Генье и того больше — плевать, должно быть. — Он изменился, — выдавливает из себя Аби, поворачиваясь вновь в сторону Михаши. Он бы… и не стал действовать опрометчиво. Резко. Не с Михаши — он бы прежде сам поузнавал, он бы не стал… так, как, возможно, подумал этот дерзкий клинап. И как с ним только Аби уживается, действительно? Блондин хмыкнул и сложил руки на широкой груди, в ту же сторону поворачивая глаза: — Ну да. Потому что ты в другой университет поступил. Аби озадаченно приподнял брови, оборачиваясь к Акире, глядя на него с удивлением. — Почему ты так считаешь? — Ты сам подумай, — повел плечом Генья. — Он в старшей школе, говорят, на тебя полагался; это нормально — кэтчер для питчера жена, психиатр и мать родная, а Михаши, я чувствую, это все было нужно. Он и привык, что ты его на нужный путь натолкнешь. А ты раз — и в другой универ ушел. Он решил, что ему пора стать самостоятельным, — Акира потянулся рукой в карман пиджака, но, внезапно остановившись, покачал головой, убирая ладонь в карман брюк, — что нужно научиться разоваривать и играть без тебя. Он у нас капитан, слышишь? — Акира поднимает на Аби взгляд, полный предупреждающего упорства. Сжимает губы и — похоже на Михаши — морщит нос. — А в первый год к нему подойти боялись — он мог все иннинги без дэдболов сыграть, а общаться еще не научился. У всех в головах диссонанс колоколом звенел: вот такой — и лучший питчер команды. — Капитан, значит, — кивнул сам себе Аби. Он понял, почему Михаши так изменился. Почувствовал прямо — и жалость тощую, как уличная кошка, к себе почувствовал — мол, могло бы быть все как раньше и даже лучше, останься он с ним. А потом покачал головой так, что даже в реальности не сдержался. Нет. Все должно было произойти так, как произошло. Михаши изменился — стал чаще улыбаться и смеяться, перестал шугаться прикосновений, перестал молчать, когда видел что-то важное — он это на сегодняшней тренировке увидел. Стал капитаном. Стал тем, чьи слезы никого не раздражали. — Как ты к этому относишься? — Я рад, — Аби пожал плечами, — он талантлив и достоин этого. А вы поселились вместе, когда стали встречаться? — Не, раньше, — Акира махнул рукой, снова поясницей прижимаясь к парапету, взгляд переводя на болтающего с красноволосой и подключившейся еще одной девушкой Михаши, — ему нужно было жилье подешевле и сожитель желательно, из нашео универа — вообще круто. Я и предложил со мной снимать — а то достало частично отцовскими деньгами выплачивать: он и так меня поедом ел, что я по парням. А потом как-то само сложилось. Аби кивнул. И так и ушел — договорился с Михаши на новую встречу где-нибудь на выходных, в парке или в кофейне. Акира еще разыграл обиженного, мол, его на свидание не зовут — а Михаши его по голове погладил — и вся наигранная обида сменилась смущением. Красноволосая девушка — с невыговариваемым именем «Лила», которое профессионально произносили Михаши и Акира, сокомандники, черт бы их побрал — посмеялась громко над этим, но только посмеялась — никак иначе вслух не отозвалась. А Аби пожала руку — сказала, что рада познакомиться с кэтчером их Михаши-чана из старшей школы. И если по пути сюда, во время тренировки, во время всего разговора с Акирой Аби чувствовал неприятное — что-то тяжелое в груди, вязкое, черное и непонятное, словно жужжащие мысли сжижились и превратились в бесформенное нечитабельное месиво, — то сейчас он чувствовал легкость. Да, сожаление. Да, печаль — Михаши сильно изменился. Все — да, но была и гордость, и радость за то, что у друга теперь все благополучно. Он ведь… за него боялся, пусть загонял это чувство поглубже внутрь, чтобы не показывалось, не читал, не слушал жужжания насекомых-мыслей. А теперь он знает, что у Михаши все еще лучше, чем хорошо. Теперь и он должен стать капитаном — и команду себе стоящую вырастить, чтобы еще сыграть с Михаши на одной площадке. Пусть и по разные стороны, за разные команды, пусть подачи их питчера будет отбивать Акира, а броски Михаши ловить — не он, пусть. Только он вновь увидит, как Михаши играет в бейсбол в серьезном матче. Он постарается. Остальное… нужно прочесть и отпустить. Вот так.