Одна из тех ночей

Бледный свет от луны тускло освещал комнату. Было затруднительно определить расположение мебели, но мужчине, вальяжно полулежавшему на постели, это не мешало. На его коленях покоилась голова любовника. Было не ясно, спал тот или бодрствовал. Понятно лишь, что он совершенно не против блуждающей в волосах руки, перебирающей короткие пряди. Они никогда не говорили «после». Не было слов, возможно. Или тем для бесед. Их устраивала тишина. Точнее, его устраивала тишина. Ему были неведомы мысли партнера, но и тот не нарушал их обета. – Всегда было интересно, о чем вы думаете в такие моменты, – услышал он тихий голос Индро, лицо которого было скрыто тенями. – В какие моменты? – решил потянуть время Радциг, продолжая свою мудреную ласку. – Сейчас, – бестолково пояснил парень, – когда вы думаете, что никто не смотрит. У вас всегда одно и то же выражение лица. – А ты, видимо, всегда бдишь? – с грустной усмешкой уточнил пан. Парень завозился, но с места не сдвинулся, предпочитая оставаться в тени. Рука Радцига немного дрогнула, смещаясь к затылку. – Мы редко видимся, – пробурчал Индро, – чтобы тратить наше время на сон. – И поэтому ты тратишь его, разлеживаясь на мне? – хмыкнул Радциг. – Не без этого, – согласился парень. – Но я не против. – Ты не против? – подчеркивая «ты», переспросил пан, щипая любовника за ухо. Тот тихо пискнул, скорее для вида, чем из ощущений. Они снова умолкли, и мужчине даже стало жаль. Ему понравилось. Простой обмен слов, без возможности следить за реакцией и размышлять над ней. Словно Индро был бестелесным духом, с которым можно было пооткровенничать. Бестелесным, образно говоря. Ведь тот своей дубовой головой мог отдавить ему ноги. Ему было необычно чувствовать себя принятым. Не осужденным. В какой-то мере открытым. Мог ли он быть более довольным? Парень в его руках снова завозился, подкатываясь ближе, но всё ещё прячась в тени. От этого пан немного нахмурился, чувствуя себя более обнаженным, чем оно есть. Как Индржих сказал? «Не без этого»? Он всегда был на свету. Индро разглядывал его всё это время, когда он сам оставался под вуалью ночи. Он видел, пусть и не знал, волнения и страхи Радцига, расцветающие во мраке. Это нервировало, это будоражило, это смущало. Их связь. Узы, крепче которых не придумать. Кровь, страсть и порок. И что-то ещё, название, чему, пан подобрать не мог. Привязанность? Пусть будет она. Пусть так, чем что-то иное, могучее и уничтожающее. Бури его выборов и слов давно легли в летопись его непростой жизни. – Снова. – Вывел его из раздумий голос Индро. – Снова это выражение. Словно вам больно. – Это не так, – сказал Радциг, убирая руку из чужих волос. – Это совсем не так. Он слишком рьяно отрицал, что естественно заметил Индржих. Парень перевернулся на бок, привставая и подпирая рукой лицо. Лучше его видно не стало, и Радциг ещё больше проникался напряжением. Безликий Индро, наблюдающий откуда-то из мрака, казалось, прожигал взглядом. Он ничего не говорил, но Радциг ощущал вопросы. Чужой интерес можно было потрогать, прочувствовать, как он вместе с пылью оседает в воздухе. – Это память, мой мальчик, – безрадостно ответил Радциг. – Память о случившемся, о былом. Ты должен меня понять, что некоторые события нами не забудутся. Никогда. Индро понимал. Он знал это чувство. О чем именно и о каких воспоминаниях говорил пан, он не ведал, зато прекрасно осознавал переживания, одолевшие Радцига. Сам из-за них не спал, ведь они приходили в виде странных кровавых видений. Страшно представить, что может одолевать такого человека, как Радциг. Что может скрываться за уравновешенным и спокойным маскарадом? – Я понимаю, – скромно уронил в их ночной разговор согласие Индро. – Также я знаю, что от этого… не уйти. – Не сбежать, – подхватил Радциг, продолжая мысль. – Я и не бегу. Лишь разглядываю максимально отдаленно. Я помню, и в этом спасение. Разговор принимал необычный оборот, и Индро наклонился ближе. Радциг смог разглядеть кончик носа и подбородок, которые стремительно исчезли обратно в глубокой тени. Он вернулся к нему на колени, щекоча редкими прядями кожу. Что-то сменилось в тенях. Они стали глубже, мощнее. – Я не могу отойти, – хриплым голосом заметил парень. – Ты всё ещё там? – спокойно спросил Радциг, возвращая руку в шевелюру парня. Радциг знал ответ. Конечно, он всё ещё там. Все они там – в переживании ужасов, упавших на их плечи. Варенные в котле боли и ступора. Слабые и поверженные, лишь разделенные временем. – Мне не страшно, – вместо прямого ответа выдал Индро, и он не врал. – Я не могу отойти, потому что я… Я… Подобрать слов он не мог. Радциг тоже не совсем понимал, о чем он, поэтому терпеливо ждал продолжения. – Я должен быть там, – сказал парень. – Дело не в моих чувствах, а в долге. Я не имею права уходить. Это не был укор в сторону пана, который давно мог наблюдать со стороны. Это была позиция и крест Индро, начавшего свой непростой путь с шокирующего события. Ладонь в волосах успокаивала, даруя блеклую безопасность, которая мигом рассеется, стоит руке пропасть. Всё было зыбким, хрупким. Индро хотел бы добавить «ненадежным», но у него был Радциг, который был оплотом, удерживающим его, в целом, от всего. Хотя тот, конечно, об этом не знал. – Я рад, мы поговорили, – сказал Индро, перехватывая чужую руку. – Я тоже, – согласился Радциг, чувствуя некое подобие облегчения. Индро скользнул губами по тыльной стороне ладони Радцига, передавая ему благодарность. Послание, которое он бы хотел оставить навечно, но, увы, выходило только на этот краткий, ночной миг. О памяти, висевшей над ними. О роке, следующим за каждым из них. О судьбе, которой они были повязаны. Индржих не боялся. Возможно, он сломался из-за своего груза. Той тени, что волочилась за ним, корчилась вместе с ним по ночам, когда Радцига не было рядом. Поэтому ему было спокойнее с паном. Надежнее. Флер ночи пройдет, и они вновь вернутся к своим официальным ролям. Прямо сейчас они могли быть теми, кем являлись, переживая груз памяти, в компании друг друга. Это в действительности всё, что было важно. Такие узы, как у них, не разорвать никому.