Три Лотоса

Солнце было в зените, а на улице довольно жарко. Это была пристань Лотоса, сегодня у Главы Цзян день рождения, поэтому главы кланов, адепты, а возможно и простой люд где-то решили его отпраздновать. Не Цзян Чэн решил, они решили. Решили и приехали, а так, он бы не праздновал, скорее всего. Сичень тоже приехал. И сейчас он гулял по пристани, разглядывая лавки в поисках какой-нибудь вещицы. Дополнения к подарку. Вообще, что можно подарить в день рождения? Открытку? Но он же не ребёнок дарить открытки! Ужин? Он ему не супруг. Что, чем можно дополнить основной подарок — красивый лук, вырезанный мастерами своего дела, украшенный красивыми узорами-закорючками, с серебристым покрытием? Романтичный ужин?! Нет, ну это вообще никуда не годится. Так, а что ему в голову лезет вообще, а?! Успокойся ты, нужна ему эта вся романтика, может он не любит тебя… Цветы?.. Да. Определённо. Цветы же дарят на день рождения всем, да? И по праздникам. Абсолютно нормальный подарок. Но. Какие цветы? Лотос! Чудненько! Цзян Чэн вырос среди лотосов, это буквально символ ЮньМэн Цзяна. Вон, там впереди прилавок с цветами! И лотосы есть. Чудесно, чудесно. Так, а сколько? Чётное мёртвым дарят, нам такого счастья не надо. Много тоже не надо, а один как-то ну нет… — Заверните три, — Сичень мило улыбнулся, а продавщица почему-то охнула. Что ты охаешь? Вот что ты охаешь, а?! Это ж просто три цветка. Она связала три нежно-розовых цветка ленточкой и отдала Сиченю, уже заплатившему за них. Он спрятал их в рукав и направился обратно в резиденцию. И всё-таки, вот что она охала, а?.. *** Забыла вам сказать, в резиденцию пришли праздновать также и Ванцзи с У Сянем, ЦзинъИ, Сычжуй, кажется, Ванцзи и Сичень предлагали прийти Ци Женю, но он отказался, кажется, Вэнь Нина всё-таки впустили… Так-так, я никого не забыла? Цзинь Лин — Глава ордена, я говорила, что они пришли… Хмф… Ладно, на этом вроде всё. Мистер-Первый-Белый-Камушек (Нефрит) клана Лань зашёл в зал, где уже всё было накрыто и сидели гости, был какой-то кипиш. Он не опоздал, не пришёл самым первым, но и не последним. Цзян Чэн стоял посередине зала, держа в руках цветы. Много цветов. Господи, он не устал их держать? Сейчас парочку каких-то цветов ему вручили Вэй Ин и Лань Чжань, и, вместе с ними, преподнесли какую-то коробочку. Цветы Цзян Чэн взял в руки и отправил их к остальным, а подарок отдал заваленному всяким адепту. А-Чэн время от времени хмурил брови, ища кого-то в зале, и не сразу заметил, что к нему идёт Лань Хуань. Сичень подошёл, поклонился, и достал тот самый лук. Цзян Чэн спихнул его адепту, как и все предыдущие подарки, и вот, Сичень тянет дополнение — три нежно-розовых лотоса. Весь зал затих. Шумиха резко прекратилась, адепт, несущий посуду, уронил её, и та со звоном разбилась, а тот, что держал подарки, еле их удержал. Вэй Ин выплеснул на своего супруга вино, ХуайСан чуть не подавился (бедный)… У Сычжуя чай медленно вытек изо рта обратно в кружку… Из всех присутствующих лишь один улыбался — Цзинь Лин. И чему он радуется? У Сянь прокашлялся и, кинув что-то вроде «Мне надо подышать свежим воздухом», выбежал из помещения. Так отреагировали гости. А Цзян Чэн встал как вкопанный, открыв от удивления рот, но после слов Вэй Ина он прокашлялся, принял цветы, бросил краткое «Поговорим вечером?», щёлкнул пальцами, будто что-то вспомнил, и удалился. Мне даже показалось, что я услышала Не Минцзюэ: «Одобряю, брат, одобряю»… — А что, собственно произошло? — Сичень сел за праздный стол. — А вы разве не знаете? — вмешался один из адептов — Не знаю чего? — Три нежно-розовых лотоса в Юньмэне означают признание в любви. — Оу *** Цзян Чэн лежал, уткнувшись носом в подушку, прожигая те самые лотосы взглядом. Кажется, они вот-вот загорятся, и ЮньМэн сгорит снова. Он пару раз перевернулся с одного бока на другой, после встал и вышел из помещения. Он попросил какого-то адепта передать Сиченю, что ждёт его на улице, там-то и там-то, как только тот получит это сообщение. И направился туда. Сичень пришёл довольно быстро, не прошло и пяти минут ожидания Чэна. Уже было темно и слегка прохладно. — Господин Цзян, прошу прощения, я не знал, что значат три лотоса, — Хуань виновато улыбнулся и поклонился. — Ошибка? Ох, я понял. Хорошо, — в сердце что-то кольнуло, будто очень острая игла, воздуха резко стало не хватать, казалось, в лёгких дырка, и он просто выходит. — Ладно, у меня ещё дела, я п-пойду, — голос предательски дрогнул, а в одном из глаз заблестела слезинка. Цзян Чэн быстро развернулся и быстрым шагом решил удалиться. — Глава Цзян? — Сичень, кажется, это заметил, и был немного ошарашен, — Глава Цзян, постойте! — Ч-что? — голос предательски дрожал, тело начало слегка трясти, а вместо одной слезинки уже была мокрая дорожка. Действительно. Что? Что он хочет сказать? Что вообще стоит делать в этой ситуации? А если это очередная ошибка? А вообще. Чёрт с ним, лучше сказать правду. — Я правда не знал про Лотосы, но. Но я правда Вас люблю, — Лань Сичень отвёл взгляд куда-то вниз, чуть поджав губу. Как-то больно… Цзян Чэн второй раз за день встал как вкопанный. Оба раза из-за Сиченя. Смешно, не правда ли? Слёзы всё-таки рванули, ком всё ещё был в горле, воздуха не хватало, тело задрожало с новой силой. Господи, почему так больно?! Откуда эта боль в голове? Хотелось взвыть, но слышались лишь всхлипы. Сичень приблизился, взяв его за руку, слегка потянул на себя, выказывая желание развернуть того лицом к себе, понять причину этих слёз, но вовсе не ожидал того, что его резко обнимут, захватив в крепкую хватку. А-Чэн старался прижаться как можно сильнее, зарывшись в его шею. Вскоре он успокоился. В том ему помогли время, объятия и ласковое поглаживание по спине. Он вложил в эту недо-истерику, этот срыв на слёзы всю ту боль от ответа, больно пронзающего голову, заставляющего терять равновесие: «Ошибка». И сейчас, притянув Сиченя да воротник и впившись в его губы, он вкладывает всё своё счастье за то, что ошибки не было. Было совпадение. Он вложил всё счастье от ответа длинной в четыре слова: «Я правда тебя люблю». Это взрыв эмоций, не иначе. И если выплёскивать их, то только сейчас, только рядом с ним. — С днём рождения, — прошептал на ухо Лань, отпрянув от уже таких родных губ.