вечером двадцать первого

Бэлла аккуратно поднимает кружку горячего чая и с замиранием сердца ждёт ответа на долгие гудки, эхом раздающимися по квартире и её сознанию. Она пробегает взглядом по багровому цвету гирлянд, падающих светом на неё, на слегка неубранную сзади кровать и ещё не украшенную опадающую ёлку и томно вздыхает, кладя свою голову к себе на колени и обвивая их руками. Она грустно поглядывает на своё отражение на включённой камере: большие уютные штаны Костьи, запотевшие от чая очки, распущенные и немного взъерошенные волосы, слегка тёмные голубые глаза на фоне гирлянд и свечки, большое тёплое худи и носки с бельчатами, так сильно возлюбленные ею. Она закрыла глаза и слушала какую-то лёгкую музыку, исходящую с компьютера, расплываясь в ней и громких гудках, которые тут же прекратились и сменились ласковым голосом. — Бэлла? Привет, малышка, — Костья улыбается, пытаясь разговаривать чуть громче, чем ей дозволено. — Моя племяшка спит, поэтому я буду тише. На фоне негромко играл ветхий телевизор, показывающий какие-то новости. Костья не могла находиться в доме без какого-то постороннего шума, потому что иначе чувствовала себя некомфортно даже в самой приятной атмосфере. А если прислушаться можно услышать ещё и тиканье старых часов и голос сестры, разговаривающей с кем-то по телефону также, как и сама Костья. — Я соскучилась, — произносит тихо, грустно, хлопая ресницами и водя подушечками пальцев по полу. И Костья в миг застывает, сжимая пальцы в кулаки и пытаясь не пустить кристаллы из болотных глаз. Каспер поглядывает на свои полосатые штаны, которые сейчас находились на Кузнецовой, на её влажные после душа волосы, проходящие синяки на шее, поставленные ей за час до ухода Костьи, на её розоватые щёки и руки, которые больше всего на свете сейчас хотелось взять в свои. На нос, который хотелось поцеловать. На шею, до которой хотелось дотронуться и вновь провести горячими губами. — Я тоже невероятно соскучилась, — Костья прикусывает губы. — Дома не холодно? — Холодно, но я оделась потеплее и закрыла окна, — Бэлла подняла глаза вверх и посмотрела словно прям на собеседницу. — Включишь камеру? Костья не хотела показывать ей свои растрёпанные волосы, синяки под глазами, сонный взгляд и вид. Но она знала, что как только нажмёт на кнопку «ответить» ей придётся это сделать. И она с дрожащими пальцами включает её, прибирая волосы назад и любуясь улыбкой, вмиг появившейся на лице Бэллы. — Ты невероятно милая. Наверное устала сильно, да? — Всё также улыбаясь произносит Бэлла, поправляя свои носки. — Когда приедешь? У нас ёлка уже опадает. — Скоро, бельчонок, очень скоро. И как только я приеду мы обязательно украсим её самыми красивыми и яркими игрушками, обещаю, — она игнорирует вопрос про усталость и откидывается назад, опираясь о стул и холодную стену. — Без тебя даже спать неуютно, никто не пинается ночью и не обнимает кроме нашего кота, — она смеётся, заправляет волосы за ухо и прикусывает алые губы. Костья отводит взгляд в сторону. Сказать хотелось многое, но больше хотелось прижать к себе, расцеловать молочную кожу, прикоснуться лбами и отдаться чувствам, окутанным эйфорией, когда даже луна становится солнцем. — Приложи руку к камере, — Костья улыбается. И их словно пробивает током, когда ладони соприкасаются и всё, что между ними — это тонкое стекло. Но расстояние не помеха, ведь так? И это тепло они прочувствовали в крови, как будто сейчас были рядом. Бэлла смеётся, а за ней подхватывает и Купер, создавая мелодию счастья, витающую в воздухе. Они понимали насколько хорош этот вечер двадцать первого, когда гирлянды горят приглушённо, когда у пышной, но опадающей ёлки рядом стояли поблёскивающие игрушки, когда на фоне шумел старый телевизор и свет на улицах постепенно угасал, когда снег всё громче бил в окна и шёпот становился слабее и тише, когда глаза закрывались и они витали где-то на пастельных облаках, думая друг о друге и чувствуя жар, подкатывающий к горлу. Эмоции нельзя было затмить ничем и взгляд Костьи становился мутным, когда она смотрела на такую завораживающую и притягивающую Бэллу. Хотелось провести зубами по её ярко выраженным ключицам, по изящной шее, холодными пальцами ощутить тепло её щёк, найти каждую выпирающую кость и посмотреть на такие казистые изгибы, которые были её козырем. — Я вновь перечитываю… — Начинает Бэлла, но тут же останавливается, когда Костья мигом её перебивает. —…свой любимый детектив Агаты Кристи. Я права? — Купер заканчивает за неё предложение с победной улыбкой, зная, что это точно правильный ответ. — А ты по-любому уже нарисовала тысячу набросков, где мы с тобой вместе у новогодней ёлки, я права? И Костья замолкает, как будто Кузнецова только что прочитала все её мысли вслух. Её любимый и довольно старый блокнот, листья в котором уже слегка пожелтели был изрисован фрагментами из её снов и воображения, где они вместе. Только вдвоём и в своём собственном мире. — И не только у новогодней ёлки, — ухмыляется, вспоминая о самых страстных моментах, но умалчивает, показывая всем своим видом, что никаких подробностей она не получит. И тишина, разбавляемая лишь посторонними звуками окутывает их быстро, как будто они впервые потеряли все темы для разговоров. И за тот короткий промежуток времени, который они проводят в разлуке сказать хотелось много чего. Или о своих трепетных чувствах, или о написанных Костьей картинах, или о новых нежных стихотворениях Бэллы. О чём угодно, но сейчас не хотелось. Сейчас они наслаждались такими милыми и домашними образами друг друга, проигрывая в голове пластинку их будущего нового года. Бэлла смотрела на руки Каспер, испачканные в бледно-жёлтой пастельной краске, а её собеседница сверху-вниз оглядывала такую по-особому красивую Бэллу. И их глаза горели, наполняясь слезами и пропуская их дорожкой по чистой, как небосвод коже. — Сегодня очень красивая и полная луна, — невзначай говорит Бэлла, поглаживая пришедшего к ней чёрного кота. — И кристаллы мокрого снега не прекращают падать, удивительно для Москвы, правда? Купер представляет только укутанную в шарф и остальные тёплые вещи Бэллу, на ресницы которой комками будут падать рельефные снежинки. И как румянец на её щеках от низкой температуры будет розоветь, а снежки прилетать в Костью, когда она вновь будет подшучивать над Бэллой. Хочется выйти вместе в три часа ночи этим прекрасным декабрём, когда в мире никого не останется и слепить снеговика. Или же половить снежники, а затем укутаться дома в гирлянды и в обнимку смотреть новогоднее шоу, попивая их любимое красное вино. — У нас тут метель. Ветром не только деревья сносит, но и людей, снега полно, холодно, — Каспер вздрагивает, когда на кухню заходит сестра. Та очень быстро смотрит в камеру, видя с кем разговаривает Костья и, улыбаясь уходит, прошептав ей на ухо: «будь тише и завари чай, вся бледная сидишь». И вновь тишина, сопровождаемая кипением электрического чайника. Костья переворачивает камеру и показывает Бэлле вид из окна, в отражении которого была видна и сама девушка и всё это: тусклые фонари, освещающие лишь подъезды, иногда мелькающие люди в столь поздний час, жилые дома, из которых подглядывали яркие гирлянды и мишура, а также снег, который завалил все переулки. — Надеюсь ты тепло одеваешься, — Кузнецова переставляет камеру на стул, который находился напротив их кровати и ложится, приобнимая подаренного Костьей медведя. — Этот вид так завораживает, серьёзно. — Конечно тепло, а то сестра убьёт, — Костья посмеивается и выключает чайник. Их следующий разговор проходил в тишине, ведь Бэлла уже еле как разговаривала и устало вздыхала. Да и сама Костья уже планировала поскорее допить горячий напиток и лечь в охлаждённую постель. Но услышав тихое сопение, Каспер в миг устремляет свой взгляд в камеру и улыбается самой нежной в мире улыбкой, наблюдая за уснувшей во время их разговора Бэллой. Такая маленькая, сжимающая пальцы в кулаки и обнимающая медведя на фоне красного света. И она согревала даже теплее такого нужного сейчас камина. Даже теплее шарфа и горячей ванны. — Спокойной ночи, Бельчонок, — произносит на прощание Костья, делая скриншот экрана и получая в ответ лишь тихое и такое сладкое сопение. — Скоро увидимся.