Кофе

Елена Борисовна эффектно влетает в стены родного университета, подгоняемая немилосердным ветром, как раз вовремя, чтобы застать, очевидно, главное событие дня — перепалку Ростислава Вячеславовича и охранника. Упустив начало начало сцены, Елена Борисовна, однако, с лёгкостью может воспроизвести его в своём сознании даже с тем скромным набором исходных данных, которым располагает: четверг, клянущийся перепрыгнуть через турникет Ростислав Вячеславович, усталый охранник и вступивший в силу на той неделе указ ректора, запрещающий студентам посещать университет больше одного дня в неделю, а преподавателям — больше трёх. Она качает головой, поражаясь в очередной раз забывчивости своего поистине гениального коллеги, не сумевшего правильно посчитать дни в неделе, и достаёт телефон, проверяя его расписание на всякий случай. В расписании вечером стоит парочка семинаров в онлайне — и на том спасибо, что не поставил своих несчастных студентов в положение «наш препод не умеет считать до четырёх, поэтому обьясняет тему с экрана, пока мы уныло сидим в аудитории». Ростислав Вячеславович делает попытку дёрнуться в сторону турникета, но в последний момент охранник ловко хватает его за рукав пальто, словно неумелого первокурсника. Елена Борисовна не может сдержать смеха — не получается даже нацепить маску серьёзной преподши, когда мимо проскакивают две знакомые студентки (пара началась минуты две назад, краем сознания отмечает она). — Ленусь! — она едва успевает состроить самое неодобрительное выражение лица, на которое способна, когда слышит оклик: в конце концов, такое непрофессиональное поведение подрывает репутацию им обоим, и не стоит ему потакать. — Спаси меня! — Елена Борисовна, — поправляет она тем тоном, который обычно использует для нерадивых студентов: работает безотказно. — У вас какие-то проблемы, Ростислав Вячеславович? — Я оставил проверенные контрольные вчера вечером в комнате отдыха, не заберу до пар — студенты меня через зум порвут на Британский флаг и съедят, — Ростислав Вячеславович, видимо, пытается с ней провернуть фокус, который уже не прошёл с охранником: смотрит умоляющими глазами, но она не ведётся, чай, не первый год это стихийное бедствие знает. — А вчера вечером вам оценки перенести в табличку мироздание не позволило? — участливо интересуется она. Ростислав Вячеславович вздыхает так тяжко, словно мироздание не только развело его с контрольными по разным концам Москвы, но и уничтожило все его мечты и цели. Елене Борисовне, весной из-за закрытых границ не поехавшей на конференцию в Париж, такие вздохи пошли бы больше. — Ага, мироздание в лице Сергея, — на охранника падает тяжёлый, полный затаённой обиды взгляд, и Елена Борисовна в очередной раз жалеет, что Ростислав Вячеславович не пошёл в театральный: такой талант пропадает. — У Ростислава Вячеславовича вечер был в десять часов, я трижды к нему подходил и просил покинуть здание университета до этого. — Я проверял контрольные! Елена Борисовна улыбается и качает головой: её, не появлявшуюся в этих стенах неделю и не видевшуюся с Ростиславом Вячеславовичем немногим больше, эта сцена практически умиляет. Раньше, когда оба они только начинали тернистый преподавательский путь, она каждый раз бросалась на помощь, участливо кивая в ответ на разглагольствования Ростислава Вячеславовича о тяжести и несправедливости собственной судьбы, пока не поняла, что не стоит подобное поддерживать. Теперь, конечно, помогает тоже — скорее из жалости к его студентам, чем из человеколюбия в целом, — но приправляет это сарказмом и всяческими попытками выразить неодобрение к такому образу жизни. — Ну Лена, Леночка, — под вмиг ставшим твёрдым взглядом он быстро исправляется: — Елена Борисовна, профессор Газаева, спасите коллегу, заберите контрольные моих оболтусов с пятого этажа! — Во-первых, я старший преподаватель, — Елена Борисовна обрывает извинения резким взмахом руки, — во-вторых, с вас, Ростислав Вячеславович, кофе за мои старания. — Старший преподаватель с поистине профессорским умом и великодушием, — Ростислав Вячеславович тянется поцеловать по привычке её руки, но на полпути вспоминает про вирус и просто благодарно сжимает кулаки — Елена Борисовна пытается убедить себя, что это не обидно. — Буду ждать вас у дверей университета, как верный пёс. Спасибо за вашу жертву, преподавательский состав и мои второкурсники её не забудут! Последние слова звучат ей, прошедшей через турникет и направляющейся к гардеробу, уже в спину. План действий меняется: сначала в библиотеку, за парой книжек, которые читать с экрана ноутбука — что рыть себе могилу, потом за контрольными, потом капать Ростиславу Вячеславовичу на мозги за то, что не бережёт её спину и заставляет таскать свою макулатуру — даром что только до первого этажа. Последний экземпляр одной из книг, конечно, за пять минут до неё забрали, так что из библиотеки Елена Борисовна уходит обиженная жизнью, с одной книжкой в сумке и фамилией в памяти — кого-то вместо одинокого вечера в компании научной литературы ждёт «я научила вас основам маркетинга и SММу, так что давайте мериться дедлайнами и решать, кому эта книга сейчас нужнее». Удобно, конечно, когда такие ситуации приключаются с бывшими студентами (хотя лучше не приключались бы вовсе). Она находит огромную стопку исписанной бумаги в комнате отдыха для преподавателей — «хештег поставьте 10» и портрет Цимты, пуделя Ростислава Вячеславовича, на чьих-то работах не оставляют сомнений в том, что именно ради этой кипы бумаг она оббивала каблуками ступеньки с третьего по пятый этаж: опцией «ждать лифт» в этом месте пользуются только самые терпеливые, и то не всегда. Стопка, честно, весит как что-то, за что Ростислав Вячеславович одним кофе не расплатится. Елена Борисовна перехватывает сумку левой рукой: ни к чему ей с растяжением скакать у доски, и так в жизни сомнительных радостей хватает. Ростислав Вячеславович, что не удивительно, находится что-то громко рассказывающим группе курящих студентов, стыдливо прячущих сигареты при её, Елены Борисовны, появлении. Ветер чуть успокоился, но волосы всё равно лезут в лицо — приходится убирать рукой, не жалуясь на погоду вслух, а то студенческие уши быстро впитают всё самое плохое; Ростислав Вячеславович скоро прощается со студентами, желает успехов на контрольной и подходит к ней, чтобы забрать сумку из рук. Елена Борисовна благодарно кивает, тут же натягивая уже подзамёрзшими пальцами перчатки. — Поползут разговоры — будете спасать мою репутацию сами, Ростислав Вячеславович, — вздыхает она. Разговоры, конечно, ползают уже, но вяло, неслышно почти: даже богатому студенческому воображению мало парочки совместных обедов, чтобы с уверенностью решить, что между ними что-то происходит. — Спасу, как рыцарь, предложением руки и сердца, — тут же отзывается Ростик. Они как раз отошли от входа в университет достаточно, чтобы отбросить официальные обращения. — Ага, и тогда в курилке все будут жалеть тебя и твоё разбитое сердце. — А ты его разобьёшь? — Всенепременно, — фырчит Лена. Ростик отворачивается с видом человека, обиженного до глубины души, но тут же пожимает плечами, возвращая на губы лёгкую улыбку, саму собой возникающую каждый раз, когда он смотрит на неё (Лена, конечно, не следит и не зеркалит её): знает и так, что ей сейчас не до белых платьев и стратегического метания букетов. Он покупает ей раф с банановым сиропом в подземном переходе на пути к метро и честно выслушивает лекцию о том, почему к преподавателям ведущих российских вузов нельзя подкатывать с кофе за сто рублей. — Ну, с тобой же сработало? — смотрит своими бездонными голубыми глазами. — Глупости, — Лена слизывает кофейную пенку с губ, наслаждаясь возможностью смотреть Ростику в глаза, не запрокидывая голову: эскалатор метро скрадывает разницу в росте. — Кофе тут ни при чём. Несколькими часами позже она пьёт сваренный Ростиком эспрессо, с ногами сидя на его диване, и пытается скрыть улыбку каждый раз, когда он отвлекается от семинара, чтобы взглянуть на неё.