Счастье

Они давно не виделись, восемь лет аж. Как-то так незаметно они разорвали связь с Куроко. Почему? Никто из них не знает точно. Может потому, что их пути совсем разошлись. Потому что в школе их связывал баскетбол, а потом… ничего. Каждый пошёл своей дорогой: Акаши в профессионалы сёги, да и семейный бизнес перешёл к нему, Мидорима в медицинский на хирурга, Аомине в полицию, Кисе в пилоты, Мурасакибара в кондитеры. А Куроко… Куроко стала известным на всю страну писателем, даже премию получила. Они видели её по телевизору. Всё такая же маленькая, хрупкая, отстранённая, с лёгкой улыбкой на губах. Единственная, кто поддерживает с ней связь, - Момои. Она является неким связующим звеном для них всех. Именно поэтому сейчас они собираются все вместе. Спустя восемь лет. Только они семеро. Они, наконец, смогут увидеть Куроко, поговорить, узнать, а не довольствоваться лишь обрывками новостей от Момои. Популярный уютный ресторанчик в центре, который выбрала местом встречи Сацуки, с отдельными «кабинками», светлой меблировкой, приятной, расслабляющей атмосферой, разбавляемой тихой, ненавязчивой музыкой. «Потому что так лучше». Момои что-то замышляет, но не скажет. Это же Момои! Поэтому мужчины покорно следуют её «инструкциям», как раньше, и не возникают. Занимают забронированный столик на открытой террасе, огороженный деревянными резными решётками, увитыми какими-то растениями до самой верхушки, задрапированный светло-бежевой тканью, и начинают ждать, потому что Сацуки позвонила и сказала, что они будут через десять минут. Кисе сидит как на иголках, что-то говорит, смеётся, немного нервно, но счастливо. Точно счастливо. Аомине на это лишь огрызается, по привычке уже, беззлобно, а у самого пальцы холодеют – слишком волнительно. Мидорима внешне никак не реагирует, спокойно просматривает меню, а про себя повторяет гороскоп на сегодняшний день: «у Раков состоится приятная встреча с давними друзьями, которая обернётся шокирующей неожиданностью». Мурасакибара, успевший заказать несколько видов мороженого, быстро-быстро уплетает лакомство за обе щеки – верный признак нервозности. Нетерпение передаётся даже Акаши, но он старается этого не показывать. Всё-таки не дело вести себя, как зелёный юнец на первом свидании. Хотя… Они действительно давно не виделись, поэтому он прощает подобные несвойственные себе чувства. Когда из-за деревянных ширм слышится голос хоста: - Сюда, пожалуйста, - мужчины подрываются со своих мест и встречают женщин уже стоя. Первой входит Сацуки, что-то весело щебеча, а за ней… Куроко неуловимо изменилась. По-другому сказать нельзя, потому что она та же, да не та. Сгладилась подростковая угловатость, отросшие волосы придали Тецуне совершенно очаровательный вид, некую лёгкость, хрупкость и ещё большую миловидность внешности. Она улыбается, мягко и нежно, светятся радостью глаза, а голос всё так же спокоен и мелодичен. Мужчины смотрят и не могут насмотреться. Восемь лет. Она и не она. А потом они оглядывают её полностью и замирают, потому что… Короткий лёгкий бирюзовый комбинезончик в тёмную полоску почти не скрывает округлости животика. Куроко беременна. «Шокирующая неожиданность, - проносится в голове у Мидоримы. – Неожиданность… Месяц шестой, наверное». А неожиданность действительно шокирующая. Как-то они не думали даже о том, что Куроко вполне может быть замужем. Свою личную жизнь она не афиширует, да и попробуй поймай бывшего призрака Тейко и Сейрин, поэтому… Первым приходит в себя Кисе. Ну, как приходит? Неверяще и как-то жалобно произносит своё неизменное: - Куроко-чи… - а потом кидается её обнимать, насколько может, чтобы не сделать больно. Она обнимает его в ответ, смеётся, ероша светлые волосы, и говорит о том, что тот совсем не изменился, всё такой же. Первое шоковое состояние проходит, и остальные отмирают и тоже приветствуют, обнимают. Момои, глядя на это, довольно улыбается – всё получилось как нельзя лучше. Наконец, немного успокоившись, они все рассаживаются, ненадолго замолкая, читая меню, а потом начинают закидывать Куроко вопросами. «Нет, не замужем. Мальчик будет. Седьмой месяц, Мидорима-кун почти угадал. Работаю над новеллой. Я люблю это место…» И так далее и тому подобное. Оказывается, Момои выбрала этот ресторан не просто так - Тецуна часто бывает здесь, проверенное место, чтобы не случилось чего. Открытая терраса для того, чтобы ей было свежо и комфортно, потому что от шума в зале и запаха её начинает мутить, и болит голова, удобные плетёные кресла с высокими полукруглыми спинками, чтобы можно было расслабить спину и поясницу, и ещё много-много различных мелочей, о которых мужчины бы и не подумали. Акаши понимает, что здесь его обыграли. Собственно, так было всегда. По части сбора информации Сацуки нет равных. Сейджуро мысленно склоняет голову перед ней и усмехается. Женщины!.. Он переводит взгляд на Куроко, слушая её ответы на бесконечные вопросы Кисе, затем незаметно оглядывает остальных и понимает, что те чувствуют то же самое, что и он. Странно, непривычно… неожиданно. Тецуна ждёт ребёнка, чужого ребёнка, и она счастлива. Она смеётся открыто и легко, как никогда не смеялась раньше, сияет так, как никогда не сиял ни один из них. Может ли быть так, что она счастлива без них?.. Когда у Куроко звонит телефон, она извиняется и выходит, чтобы ответить. Кисе, сидящий рядом с ней, замечает, что звонит Кагами. Ну, если, конечно, Тецуна не встретила ещё кого-то с именем Тайга. Тот факт, что он записан у неё по имени, сильно напрягает. Почему-то. Но спрашивать о том, Кагами ли отец ребёнка, не решается никто из них. Не имеют права. Потом у Момои спросят, потом. Куроко забирает он же, Кагами, на машине. Он помогает ей сесть, регулирует кондиционер в салоне, чтобы ей было не холодно, кивает бывшим соперникам и спрашивает у Сацуки: - Подвезти? Она отказывается, но обещает, что зайдёт вечером к Куроко. Та кивает в ответ, и они с Кагами уезжают. И начинается. Мужчины обступают Момои и смотрят так выразительно, а она делает вид, что ничего не замечает и улыбается в ответ. Первым не выдерживает Аомине. Если бы он мог, то тряс бы подругу, орал и обвинял в том, что та ничего не сказала, но они на улице, среди кучи посторонних людей, а Дайки инспектор вообще-то, ему не положено. Сацуки на это лишь посмеивается и говорит, что сами виноваты, потому что идиоты. В принципе, Куроко рассказала им всё, поэтому добавить Момои нечего, кроме одного, самого главного, но этого она как раз и не говорит. - Сами спросите. Я не могу рассказывать подобное, потому что это не моё, - и, поймав такси, уезжает по делам. Общаться они начинают как будто с нуля. Необычное чувство. Вроде знакомы давно, а друг о друге почти ничего не знают. Ну, восемь лет же прошло. Оказывается, Куроко совсем не пьёт свой любимый ванильный коктейль, потому что её тошнит от него. Она ест в два, а то и в три, раза больше, чем раньше, потому что «нас теперь двое, малыш тоже хочет кушать». Ну, если вспомнить, что ей хватало одного бутерброда, чтобы наесться, то, по меркам всё того же бывшего Поколения чудес, и сейчас ест она мало. Зато Тецуна подсела на сладкое, что приводит в неописуемый экстаз Мурасакибару. Теперь он заваливает её всякими пироженками и тортиками собственного приготовления. Кондитер же. «Малыш сладкоежкой будет, помяните моё слово, - бухтит Мидорима, не одобряя подобного пристрастия, но ничего сделать не может, потому что причуды беременных женщин бывают и похуже. – Второй Мурасакибара. Ужас». А Куроко лишь улыбается и съедает очередное клубничное пирожное. Тецуна много гуляет, старается, по крайней мере, потому что так ей легче. За безопасность можно не волноваться, потому что Номер 2 вымахал до таких размеров, что ни один идиот близко не подойдёт. Но всё равно, спокойствия ради, Кисе показывает Куроко небольшой парк рядом с элитной многоэтажкой, в которой располагается его квартира. Парк красивый, с прудиком, в котором плавают золотые рыбки, аллеями, резными скамеечками и огромным количеством клумб с различными цветами. Добираться до него Тецуне легче (Кисе всё проверил сам, досконально) и быстрее. Когда у него нет рейсов, Рёта составляет ей компанию, обязательно держа за руку, чтобы не толкнули случайно, а то ведь могут. Неспешно прогуливаясь по дорожкам, он рассказывает обо всём на свете: о своих перелётах, о городах, в которых побывал, о достопримечательностях, если успевал на них посмотреть, шутит, вспоминает прошлое и расписывает планы на будущее. Куроко смеётся, одобряя позитивный и в чём-то серьёзный настрой Кисе и ненавязчиво подталкивая к выполнению своих желаний. Рёта широко улыбается на это и сверкает глазами, как раньше, как тогда, ещё в Тейко, в самом начале. С Тецуной ему всегда было легко, она понимает его. Она понимает их всех, видит насквозь, он знает. И это хорошо. Главное, снова всё не испортить. Как тогда… Кисе отгоняет прочь мрачные мысли и протягивает Куроко очередной подарок. Он каждый раз с рейсов привозит ей что-нибудь: от милых безделушек и украшений до плюшевых игрушек и одёжки для малыша. Хотя в размер он не всегда попадает и очень расстраивается, когда узнаёт об этом. И даже все заверения, что одежда не пропадёт и будет носиться, как только малыш подрастёт, его мало утешают. Куроко вскоре смиряется с «истериками» Кисе, понимая всю тщетность своих попыток вразумить его, и даёт ему традиционно уже принести миллион извинений, побиться головой об стену (фигурально выражаясь), прореветься и снова принести миллион извинений. Всё-таки Рёта совсем не изменился. По возможности, они все стараются проводить с ней как можно больше времени. В этом плане Мурасакибаре как раз проще, потому что у него нет ни дежурств, ни рейсов, ни скачков из одного города в другой. Поэтому каждый день, после работы, он заходит к Тецуне, чтобы провести вечер с ней, принести чего-нибудь вкусненького или, наоборот, приготовить, посидеть и поговорить или посмотреть какой-нибудь фильм. Раньше они не ладили, а сейчас… сейчас на Куроко сердиться нельзя, невозможно совсем. Потому что она уже не она, потому что их уже двое, потому что она светится от счастья. А малыш… Каждый раз Атсуши осторожно и с какой-то ирреальной нежностью проводит ладонью по животу, чувствуя, как малыш толкается. От этого счастье переполняет и его. Счастье, радость и страх. Он боится. Особенно после того случая, когда Куроко стало плохо по пути на приём ко врачу. Хорошо, что он пошёл с ней! Тецуне было больно, и идти она не могла, лишь держалась за живот и судорожно хватала ртом воздух. Атсуши тогда перепугался не на шутку и на руках донёс её до больницы, где ей пришлось провести неделю. После этого случая, кстати, Акаши и поспособствовал переводу Куроко в дорогущую больницу, одну из лучших в стране, туда, где работает Мидорима, потому что там отличные врачи, знакомый акушер-гинеколог – друг семьи, и всё по высшему разряду. Не то чтобы он не доверял бывшему доктору Тецуны, но так спокойнее. Потому что Куроко и её малыш очень дороги ему. Всем им. Куроко даже на последних месяцах продолжает работать: пишет очередную новеллу, но старается не перетруждаться. Да и мужчины не дают. Особенно Мидорима. Он хоть и хирург, а уже успел прочитать кучу литературы по беременности: от научной до абсолютно глупой детской книжечки под названием «Мама, я родился!». И каждый раз после осмотра допрашивает доктора Тецуны. Тот откровенно ржёт над поведением Непробиваемого хирурга, как Шинтаро прозвали персонал и пациенты, но рассказывает и успокаивает, видя, как коллега нервничает. Также Мидорима вычитал, что беременным полезна классическая музыка, поэтому в свободное от работы время привозит Куроко к себе и играет ей на рояле (которого у него не было, вообще-то; где только достал?). И слава всем Богам, что сама Тецуна не против, ей нравится, а иначе она бы закатила скандал. Наверное. Ну, беременных не поймёшь же. Но Тецуну всё устраивает, она сидит на маленьком диванчике в огромной гостиной квартиры Шинтаро и слушает его игру, положа ладони на живот и чувствуя лёгкие толчки малыша. А как-то, придя к Мидориме в очередной раз, она замечает кресло-качалку у большого окна и непонимающе смотрит на Шинтаро. Тот краснеет, поправляет очки и отворачивается, говоря что-то про то, что беременным хорошо и полезно. Тецуна растроганно улыбается, благодарит и позволяет себя усадить на импровизированный трон. Кресло очень удобное, оказывается. Как Мидорима смог так точно его подобрать, остаётся загадкой. Куроко улыбается, счастливо и нежно, засыпая под лёгкий скрип деревянной качалки и музыку, льющуюся из-под пальцев бывшего Снайпера Тейко. Кагами не отец ребёнка. Это они узнают позже. От него же. Он тогда смотрел на них, как на идиотов, и это было неприятно, если честно. - Если бы я был отцом, позволил бы я Куроко жить отдельно? Счастливый папаша умыл руки сразу, как только узнал. А Куроко… А что Куроко? Она была готова к такому повороту. Ей не впервой сносить предательства, хоть в этот раз всё гораздо хуже и сложнее. Но она справляется, потому что «у меня есть малыш, все вы, а больше мне ничего и не надо». Аомине находит этого человека, но ничего не делает – не имеет права. А хочется, кто бы знал! Но Дайки, вопреки всему, даже испытывает чувство благодарности за то, что парень не остался с Куроко, иначе они не смогли бы быть рядом с ней. Он бы не смог. Это неправильно и эгоистично, но Аомине же всегда таким был. Он звонит ей, когда идёт с работы, заскакивает в магазин за продуктами и фруктовым льдом, помогает ей по дому, как может, конечно, и постоянно грызётся с Кагами, если они натыкаются друг на друга. Как раньше. Дайки, глядя на остальных, на их заботу о Тецуне, думает, что был бы отвратительным отцом. Что он может ей дать, собственно? Паршиво чувствовать себя так, непривычно, и мерзко приходить к Куроко в таком настроении. А она словно чувствует, улыбается спокойно, смотрит понимающе и зовёт: - Иди сюда, - протягивает свою тонкую руку к нему, и он идёт, как послушный пёсик. Опускается на колени перед ней, обнимает и слушает, как бьётся сердце малыша под ухом. Тецуна легонько гладит его по волосам и говорит, что всё хорошо. Тецуна никогда ничего не просит, даже если хочет. Наверное. Аомине не знает, но готов сделать всё. Но она не просит… А ещё так получается, что они с Кагами заставляют её нервничать больше всех. Потому что Кагами пожарный, а он, Аомине, старший инспектор. Им обоим приходится рисковать жизнью почти на каждом дежурстве, но они стараются не говорить об этом. Отоспавшись, они приходят к Тецуне, успокаивают своим присутствием, мол, живы мы, даже не ранены, всё хорошо, и, привычно переругиваясь, идут все вместе за покупками. За две недели до родов Куроко кладут в больницу. Стандартная процедура, на самом деле, но нервничать меньше мужчины не перестают. Наоборот, чем ближе срок, тем больше волнений. Момои не выдерживает даже и рявкает на них, потому что успокаивать надо Тецуну, а не их, идиотов. Но разве они слушают? Мужчины же: нервничают и боятся больше роженицы. Пф, а ведь они хирурги, пилоты, пожарные и так далее, жизни спасают, собой рискуют, а тут… Теперь небольшая индивидуальная палата Куроко превращается в дурдом, потому что это же Поколение чудес, по-другому они не умеют. В плане посещений Мидориме проще, потому что работает тут же, он может зайти даже вечером, на всякий случай, узнать, не надо ли чего. Акаши тоже навещает её. Он приходит раз в пару дней, узнаёт о её самочувствии у доктора, приносит фрукты и сладости, садится рядом и молчит. Сейджуро такой человек, с которым хорошо молчать, поэтому Куроко улыбается и тоже ничего не говорит. Иногда молчание может быть красноречивее слов. Иногда молчанием можно сказать гораздо больше. Акаши держит маленькую ладошку Тецуны в своей, иногда проводит по животу, чувствуя лёгкие толчки малыша, и улыбается так же открыто и спокойно, как и будущая мать. Ему хорошо. Здесь и сейчас. И он ясно понимает, что любит Куроко. Не так, как остальные, не как женщину – гораздо больше, выше. Она дорога ему, и Сейджуро постарается, чтобы с ней всё было хорошо, чтобы ей было хорошо, чтобы никто не посмел даже подумать… Никто. Нельзя любить так, но он любит. И помнит лишь единственную женщину, которую любил так же сильно, - свою мать. Куроко этого заслуживает, потому что… Акаши смеётся, а малыш под ладонью весело толкается. Всё хорошо и спокойно. Так получается, что когда начинаются роды, никого из них нет рядом: Кисе где-то на подлёте к Японии, Аомине и Кагами на очередном вызове, Акаши в другом городе по делам, Мидорима в операционной, а Мурасакибара на съезде кондитеров. С Куроко только Момои, она сидит в зале ожидания, нервно сжимает телефон, дожидаясь ответа от каждого из них, и кусает губы чуть ли не до крови. Роды продолжаются четыре часа, и Сацуки они кажутся вечностью. Поэтому когда врач выходит и сообщает, что всё прошло успешно, Тецуна и малыш чувствуют себя хорошо и их можно увидеть сразу, как только обоих доставят в палату, Момои облегчённо вздыхает и, почти ничего не видя от слёз, печатает сообщения для остальных. Мужчины появляются на следующий день. Первым приходит Мидорима, вслед за ним несутся Кисе, Аомине и Кагами, потом Мурасакибара и Акаши. Они топчутся около входа в палату, переглядываются в нерешительности и всё-таки входят. Куроко спит, а рядом с кроватью стоит колыбелька с маленьким кулёчком. Малыш просто копия матери, светленький, а глазки, когда он их позже открывает, зелёные – от отца, наверное. И весь он такой крошечный, что даже страшно, а вдруг что. Напряжение немного спадает, когда малыш сжимает в кулачке палец Мурасакибары. Крепко сжимает, между прочим, и продолжает сладко спать. У Атсуши наворачиваются слёзы на глаза, он всеми силами старается сдерживаться, утыкаясь в рукав белого халата. - Не реви! – шикает на него Мидорима, но бесполезно, если честно, потому что как плотину прорывает. И не только у Мурасакибары, к нему присоединяется и Кисе, а затем оба кидаются на шею проснувшейся Тецуне. Куроко смеётся, гладит их по волосам, успокаивает и обнимает. Как дети, в самом деле, большие-большие дети. Но она рада. Правда. Потому что они все рядом, они не уйдут, и это так хорошо. И она счастлива. А больше ничего и не надо.