Вернуться домой

      Тога отплёвывает вязкую кровь, сидя рядом, опираясь на его плечё и пытается не стонать от сломанных рёбер и носа. Кажется, у неё сильное внутреннее кровотечение. Их недолидер, Шигараки, вообще пропал. Мудак.       Холодно, будто под кожей течёт не алая жидкость, а только растаевший снег. Левый бок нещадно «горит», и при любом движении взор застелает пелена. В глазах темнеет, а веки становятся неподьёмными, хочется их закрыть и больше никогда не открывать, но тело вновь неприятно пронзает новая дрожь. Со лба скатывается сгустками кровь, и волосы так неприятно липнут и пачкают грязную разрушенную стену позади. В мыслях творится полный кавордак. Почему-то вспоминаются всякие мелочи, которые сейчас кажутся такими важными. Плохо, стыдно, больно, страшно… Так не вовремя подкатывают солёные слёзы, но из-за крови их почти не видно. Тога тоже прекрасно понимает, что это конец.

~~~

— «Мама… Я просто хочу… Домой…» — успеваю подумать перед тем как прикрыть свинцовые веки.       Я резко открываю глаза, когда внезапно ощущаю чувство парения. Моё тело будто на морских волнах аккуратно и медленно покачивает вверх вниз, это убаюкивает. Вокруг всё чёрное, с какой-то дымкой фиолетового и желтоватого оттенка. — «Это смерть?..» — невольно всплыл мрачный вопрос в голове. — «Не совсем так я её себе представлял…»       Только когда, спустя пару мгновений, в конце этой беспроглядной тьмы показался просвет, стало понятно, что это портал. Курогири нашёл Томуру? Куда мы теперь? От базы камня на камне не осталось, а все шавки либо померли, либо скованы наручниками. На самом деле уже ничего не хочется, всё начинать по новой, опять, это какой-то замкнутый круг.       Меня выкидывает на серый асфальт возле какого-то светлого здания. В глазах плывёт, поэтому вывеску прочитать сразу не получается. — Боль-ни-ца… — ели как читаю я по слогам и тихо, истерически, начинаю смеяться так, лёжа на тротуаре, возле белоснежного кирпичного забора. Серьёзно? Меня отправили в больницу?! Нееет… Явно что-то не так… Где тогда Тога? Тут что-то другое. Я ещё раз поворачиваю разбитую голову в бок и тогда наконец понимаю где я.       Кое-как, опираясь об ограждение, мне удаётся встать. Стена холодная, но не такая как мои руки. Кровавые отпечатки остаются волнистым узором, следующим друг за другом, будто фантики от конфет оставленные детьми в той детской сказке, которую я читал мелким. Ноги не слушаются, подгибаются и трясутся, наровясь меня снова и снова уронить, но какая-то отчаянная сила заставляет идти дальше, делая шаг за шагом. В воротах больницы, возле главного входа, происходит настоящий апокалипсис. Машины скорой помощи, врачи, медсёстры и другие люди в белоснежных халатах снуют как муравьи по тропинке, неприятно мельтешат и плывут в глазах. Но, кажется, они и вовсе не обращают на меня внимание, что ж, это отлично, я здесь не за помощью.       Добраться до черного входа оказалось тяжелова-то, но не так тяжело, как подняться на второй этаж без лифта. Смотря на пролёт ниже, от своих же кровавых следов становится жутко и тошно. Длинный каридор качается из стороны в сторону, а номера палат снуют одна за другой. Наконец, когда заветная дверь у меня перед глазами, улыбка почему-то сама расплывается по лицу.       Я тихо, ели держа руку на весу, стучу в дверь. Мне тихий и столь родной голос позволяет открыть ее. Ручка тяжело поддаётся, а дверь кажется и вовсе сделана из цемента, но мне всё-таки удаётся сдвинуть её. Пара шагов на трясущихся ногах вперёд, я даже и не думаю закрывать двери, и ко мне оборачиваются любимые карие глаза. Страх, не понимание, обескураженность, надежда, радость, столько эмоций. Удивительно, но пока вся комната для меня одно сплошное пятно, её лицо я так отчетливо вижу, каждую её эмоцию. — Мам… — это всё, что мне удаётся произнести, перед тем как слёзы водопадом начинают литься из глаз.       Ещё два шага и я падаю на колени. Мне не больно, я не чувствую новые ссадины на коленях, уже даже не чувствую боль в висках. — Тойя?.. Тойя! — она хотела было сползти ко мне на пол, но я оказался быстрее. На её коленях так мягко и тепло, как жаль что я их пропитываю кровью. — Прости, мам… Прости за всё… Мне… Мне так жаль… — так много хочется сказать, так много, но я просто не знаю как. Мои рыдания заполняют комнату и эхом раздаются по пустому коридору, но мама как всегда всё понимает прекрасно сама. Боже, когда она начинает меня гладить, я проваливаюсь на мгновение в воспоминания, когда ещё всё хорошо, когда все ещё счастливы и любимы. Я так хочу туда, в то время, в родной дом. Где мама завтрак готовит, где мы с мелкими по дому бегаем… Где отец еще улыбается. — Мне… Мне страшно мам… Мам, мамуль, я так тебя люблю, прости за всё, за всё прости… — почему я раньше сюда не пришел? Почему? Может, тогда, всё было бы иначе. — Если бы я только была рядом, солнышко, если бы я только… — я слышу как она рыдает и чувствую, как она дрожит, но она не завёт на помощь, не кричит, наверное прекрасно понимает, что это бесполезно и я бы не хотел этого. — Мам, я люблю тебя и мелких люблю. Скажи им это. — Обязательно скажу… — И… Скажи Шото, что я горжусь им… — Скажу… — Мама… Мам… Наконец-то я дома… — Добро пожаловать домой, милый…