My cold breath, take it away

***

      Письмо пришло холодным утром за месяц и неделю до кануна Дня Всех святых. Оно было кратким и элегантным, никоим образом не напоминающим все те полные пустой болтовни сообщения, что регулярно получал Чимин, и всё же сейчас он, совершенно сбитый с толку, таращился на слова на экране своего компьютера. С приближением октября его рабочий график всегда становился напряжённее, поэтому неудивительно, что в конце сентября его буквально завалили электронными письмами, особенно с просьбами о проведении разного рода ритуалов в ту самую единственную ночь, изобилующую духами и магической энергией.       Он ожидал увидеть полный почтовый ящик, но никак не ожидал получить письмо от него.       Чимин силился вспомнить, когда он разговаривал с Чонгуком в последний раз. Кажется, это было в Вене где-то в конце 1910-х годов? Он хотел было обмануть свой разум, принуждая себя забыть точную дату, но потерпел неудачу. Определённо, после Первой мировой войны… значит, в 1920 году. Это было в парке, шёл снег, и Чонгук целовал Чимина, прижав его к холодным перилам моста — лёгкие влажные поцелуи, заставлявшие последнего дрожать в объятиях Чона, как трепещущий лист.       Чимин помнил, как руки Чонгука, затянутые в перчатки, обвивали его талию, стальной хваткой впиваясь в изгибы фигуры, как он крепко стискивал Чимина, словно герой викторианской эпохи, отправляющийся на войну.       В тот день они горько прощались перед отъездом, каждый по-своему. Жемчужные слёзы Чимина на дорогом пальто Чонгука и шёпот Чонгука на тёплой коже Чимина — поцелуй в шею, где он никогда не упускал случая пометить Чимина в те три месяца, что они провели вдали от мира, вдали от своих обязанностей. — Я не хочу покидать тебя, — признался той тёмной ночью Чон, острые клыки, как крошечные кинжалы, царапали кожу Чимина прямо над точкой пульса. — Я оставляю тебе своё сердце и приду за ним снова. Береги его. — У меня такое чувство, что ты откуда-то украл эту фразу, — прошептал в ответ Чимин, закрыв глаза. Он не хотел встречаться взглядом с Чонгуком, боясь, что это заставит его вновь ощутить собственную слабость. — Но мне всё равно. Хочу, чтобы ты заваливал меня этими дурацкими сентиментальностями, пока не задохнешься.       Тёмные глаза Чонгука сияли алым в лунном свете, грустная улыбка кривила губы. — Хён, ты же знаешь, что это не может произойти.       Было так больно оставлять Чонгука на мосту — бледного, сильного, красивого (иногда высокомерного, но всё время смешного)… он был всем, чего хотел Чимин. Чимин отправился в Австралию для исследований, а Чонгук уехал в Англию, чтобы занять новую должность, всё ещё подавленный тем, что его назначили без его согласия, но неизменно следующий врожденному чувству долга перед своим кланом.       Чимин же… Он был так глуп, так наивен, что снова поверил в ложь Чонгука, как будто подобные слова не слетали с его грешных уст по меньшей мере раз десять за те триста лет, что они знали друг друга. «Хён, это только на несколько месяцев, обещаю», — произнесённое в губы Чимина на пятьдесят лет их отношений. «Сокджин заставляет меня уехать, но я вернусь, клянусь», — прошептал Чонгук на ухо Чимину несколько лет спустя.       В тот день, за неделю до их расставания, на третьем месяце их небольшого бегства от всего, что тяготило их дома, Чонгук получил письмо от своего клана, призывающее его незамедлительно вернуться к исполнению обязанностей. — Чимини-хён, — сказал тогда он, прижавшись губами к виску Чимина. — Мне нужно уехать, но я найду тебя снова. Я найду тебя, как всегда.       Чимин ждал — глупо, так глупо — и ничего не произошло. К тому времени, как наступило новое тысячелетие, он был слишком загружен работой, чтобы ежедневно вспоминать о Чонгуке.       Он забыл о нём — правда, забыл — до этого момента. «Дорогой Чимин», — так начиналось письмо.       Чимин не мог представить себе Чонгука, сидящего за компьютером и пишущего это. Он всегда казался настолько выше технологий, что даже отказывался пользоваться телефонами в первые десять лет после их изобретения, потому что они удешевляли его слова, делали их менее искренними. Он был таким претенциозным. И Чимин любил его за это. Дорогой Чимин, Пишу тебе из маленького кибер-кафе в Лондоне под названием Cups & Circuits — ужасное название, если хочешь знать мое мнение, такое же отвратительное, как и их кофе. Если ты когда-нибудь окажешься в Лондоне, пожалуйста, подумай несколько раз, прежде чем приехать сюда. Скорость интернета того не стоит. Ты, должно быть, удивлён моим письмом, в конце концов мы не общались почти столетие — долгие годы, что разделили нас во всех отношениях. Тем не менее, я нуждаюсь в услугах колдуна и не смогу отыскать никого лучше для работы столь высокой значимости, чем Верховный Чародей Пусана. Я прибуду в Корею на следующей неделе и был бы признателен за срочную встречу, чтобы обсудить ситуацию и соответствующую оплату. Всегда твой, Чон Чонгук из клана Теней.       Чонгук всё ещё изъяснялся на письме как джентльмен восемнадцатого века, каким он и был, когда Чимин встретил его в первый раз. Это было бы мило, если бы Чимин сейчас не пребывал в шоке и не злился всё ещё на него за то, что Чон оставил его на все эти годы с холодным неподвижным сердцем Чонгука, осевшим грузом в его руках в ожидании своего забывчивого владельца.       Чимин коротко подискутировал с собственным разумом. Он мог бы удалить письмо, тем самым снова вычеркнув Чонгука из своей жизни, по крайней мере, на пару десятилетий, или он мог бы ответить и снова упасть в объятия Чонгука, как идиот, которым он всегда и являлся. Нет никаких сомнений, что если он опять увидит Чонгука, они вернутся к старым привычкам, включающим в себя множество поцелуев, романтических ужинов и кувыркание голышом по всему дому.       Чимину четыреста лет, он верховный чародей Пусана. Он может это сделать.       Так ведь?       Чимин опустил дрожащие пальцы на клавиатуру и принялся печатать. «Чонгук», — напечатал он — никакого обожания, ничего такого, что могло бы выдать слабость в коленях, когда он пишет два слога этого имени. Чонгук, Назови дату и место. Пак Чимин.

***

      Из всех возможных мест Чонгук выбрал ресторан-барбекю, небольшое заведение в районе Каннам, о котором Чимин раньше слышал, но никогда не посещал.       Когда Чимин толкнул одну из массивных стеклянных дверей и осторожно вошёл, внутри было подозрительно пусто и тихо. Тусклый свет заливал комнату неземным сиянием, хорошо знакомым Чимину — интимная обстановка для одного из многих тщательно спланированных ужинов Чонгука. Раньше он предпочитал маленькие бистро, озарённые пламенем свечей, но теперь, похоже, решил их модернизировать.       Сначала кибер-кафе, а теперь корейское барбекю… сейчас Чимин уже не знал, что это говорило о Чоне. — Пак Чимин-щи, — голос справа вырвал его из раздумий. Официант терпеливо выжидал, пока мозг Чимина осознает, в чём, собственно, дело. У него были красные глаза. — Ваш столик здесь, не могли бы вы проследовать за мной… — Ах, да, — немного смущённо откашлялся Чимин. — Конечно.       Он направился за официантом в более уединённую часть ресторана к маленькому столику на двоих, скрытому за ширмой. Красноглазый официант широко улыбнулся, продемонстрировав оскал клыков, и оставил Чимина устраиваться. А, так вот почему Чонгук попросил встретиться здесь. Его клан, вероятно, либо владеет рестораном, либо ведёт с ним дела. Что ж, это многое объясняет.       Убедившись, что Чонгук ещё не прибыл (необычно, Чон настолько пунктуален, насколько это вообще возможно), Чимин принялся отвечать на письма, оставшиеся в его почтовом ящике. Там было длинное сочинение от ликана, просящего о временном иммунитете к серебру, небольшое закодированное сообщение от коллеги-ведьмы, нуждающейся в совете, и короткая, почти неразборчивая мешанина от тех, кого Чимин посчитал фейри, застрявшими в мини-форме. Вероятно, они перепрыгивали с клавиши на клавишу, чтобы напечатать всё это. Чимин хихикнул, представив себе эту картину. — Я скучал по этому, — раздался вдруг голос Чонгука. — Твой смех похож на трель колокольчиков, а твои глаза напоминают полумесяцы.       От неожиданности Чимин чуть не выпрыгнул из кресла, сосредоточив взгляд на мужчине, внезапно усевшемся на стул перед ним. Тёмные глаза и волосы, светлые губы и кожа — Чонгук всегда умудрялся привести чувства Чимина в замешательство. Чимин изучал его, подмечая каждую деталь и классифицируя их на «до Вены» и «после Вены», последние — с печальной гримасой.       До: его глаза (любимая черта Чимина в Чонгуке), его тонкие губы (слаще, чем они выглядят).       После: всё. Каждый раз, когда они находили друг друга после долгого периода времени, Чонгук менялся, но его аура оставалась одной и той же: серый цвет тусклым ореолом плыл вокруг его чернильных, гладко зачесанных назад волос. Она тяжело давила на его обтянутые кожей плечи, обвивала тонкие длинные пальцы, когда он переплетал их и клал локти на стол.       И — ох — теперь их украшали чёрные линии, словно виноградные лозы, взбирающиеся по крепким ветвям. Чего Чимин совсем не ожидал, так это того, что эти пальцы, которыми Чонгук когда-то зарывался в волосы Чимина, прижимался к его коже, двигался внутри него, медленно, обдуманно и знающе, теперь будут украшены красивыми штрихами, изображающими Луну и звёзды.       Язык Чимина отяжелел в его ватном рту. — Чёрт.       Чонгук широко улыбнулся, его красивые оленьи глаза сверкали затаившимися звёздами. — Привет, хён.       Чимин почувствовал, как вспыхнули его щёки. — Мы снова будем говорить об этом? Ты старше меня на добрых полтора века.       Унылая дымка вокруг Чонгука стала серебряной, а его улыбка — добрее и ласковее. — Ты был старше меня, когда прошёл инициацию. — Чонгук, я родился на сто пятьдесят лет позже тебя, — закатил глаза Чимин. Чертовски легко было снова втянуться в ничего не значащую болтовню, как будто ни один из них никогда и не уходил. — Так что это ты мой хён.       Чонгук скорчил гримасу: мягкий изгиб в уголке рта, легкое сморщивание носа. Он ненавидел, когда ему напоминали, сколько ему лет, как будто он не использовал своё старшинство над всеми остальными, когда это только было возможно. Но только не с Чимином. По какой-то причине Чону нравилось притворяться, что он младший, менее опытный. Чимин предполагал, что это был его способ избавиться от давления на себя как на важную фигуру в своём клане.       К ним приблизился тот же официант, но с уже другой улыбкой — на этот раз гораздо более вежливой, вероятно, из-за присутствия Чонгука — и предложил им бутылку алкоголя и два высоких бокала. Первой мыслью Чимина было, что это слишком большая бутылка соджу, в конце концов, они ведь сидели в корейском ресторане барбекю. Однако, как оказалось, это было шампанское. Как он мог забыть, насколько Чонгук его любит? — Дом Периньон, 1996.       Глаза Чимина широко распахнулись, челюсть отвисла. — Я… ты вспомнил.       Чонгук пристально взглянул на него, протягивая руку за бутылкой. — Как я мог забыть? Ты бубнил об этом всю ночь. Чонгук-а, я видел это в картах! Ровно через сто лет купи мне «Дом Периньон», винтажную коллекцию. К 2020 году он будет стоить тысячи долларов. — Париж, 1896 год, — пробормотал Чимин. — Наше двадцатое свидание, — мягко добавил Чонгук, и Чимину захотелось броситься через стол, чтобы поймать его губы своими. — Я арендовал для тебя Эйфелеву башню, и всё, о чём ты хотел говорить, — это твой прорыв в предсказании судьбы. Мудро было с твоей стороны проверить шансы шампанского как выгодного вложения, хён. Теперь я на пятьдесят тысяч долларов богаче.       Чимин взял переданный бокал, пытаясь совладать с собой. Чонгук даже не упомянул о причине их встречи. Он не может так легко поддаться.       Чимин сделал маленький глоток шампанского. Точь в точь такое же замечательное, как он и предсказывал. — Ну, теперь уже нет.       То, что он обнаружил в глазах Чонгука, было слишком мягким, слишком уязвимым. «Я всё ещё», — убеждали они, блуждая по губам Чимина.       Чимину нужно перевести разговор на деловые темы, иначе он разрыдается. — Неплохо, — произнёс он с лёгкой улыбкой, надеясь, что его ничего не выдаёт. — Так что насчёт того, чтобы рассказать мне, почему мы здесь?       Чонгук моргнул. — Мы ужинаем. — Ты не ешь обычную еду, Чонгук. И это не дружеская встреча коллег. — Она могла бы ею быть.       Его слова заставили Чимина замолчать. Глаза Пака сузились, снова фокусируясь на трепещущей ауре Чонгука. Недавнее блестящее серебро снова потускнело, ни одной из его светящихся нитей не было видно. Чем дольше затягивалось молчание, тем темнее и темнее становилась аура Чонгука, тишина между ними напряжённо сгущалась. — Скажу им, чтобы принесли тебе меню, — бросил Чонгук, выпрямляясь и внезапно занервничав. — Заказывай всё, что захочешь.       Чимин, сощурившись, уставился на него, пытаясь понять эту перемену. — Шампанского достаточно. Просто скажи мне, в чём дело. — Любопытно? — Учитывая, что это… что бы это ни было, является причиной, по которой ты почувствовал себя обязанным написать мне, да, ты прав, мне чертовски любопытно.       Наконец, Чонгук выдохнул. — Я… пожалуйста, хён. Пожалуйста. Я заплачу тебе сколько захочешь… за церемонию привязывания души.       Бокал в руке Чимина чуть не коснулся холодного твёрдого пола. У него галлюцинации? Неужели Чонгук только что попросил — почти умолял — о церемонии привязывания души, о том, к чему он неоднократно выражал своё презрение на протяжении многих лет? Нет, Чимин, должно быть, ослышался, он всё ещё потрясён встречей с Чонгуком после стольких лет, и ему всё мерещится.       Возможно, какая-то его болезненная, полная надежд часть пытается обмануть его. Не в первый раз.       Однако… Чонгук выглядел странно встревоженным, почти… виноватым? Его аура, теперь тёмно-угольного оттенка, начала испускать слегка горелый запах, кошмарный отголосок обычного сандалового аромата Чонгука. Явный признак расстройства.       Так что, может быть, Чимин не сумасшедший и не глухой.       Всё ещё не зная как ответить, он сделал большой глоток шампанского и решил начать с малого.  — Для кого же?       Глаза Чонгука окрасились в пронзительно тёмно-красный, растворив милый карий в мечтах Чимина. — Так ты сделаешь это? — Я ещё не сказал «да», — возразил Чимин. — Просто ответь на мой вопрос.       Чонгук настороженно закусил губу. — Для меня.       Проклятье. Ну, конечно же. — Чонгук, ты выбрал неподходящее время, чтобы просить о чём-то подобном. Как тебе известно, процесс подготовки занимает больше трёх месяцев, и ритуал должен быть проведён в канун Дня Всех Святых, — проговорил Чимин, ставя свой бокал на стол параллельно не тронутому Чоном.       Ещё одна приятная деталь в Чонгуке: даже если он не хочет пить, он всё равно составит компанию Чимину с его собственным бокалом. Это заставило сердце Чимина болезненно сжаться.       Чонгук отвёл взгляд. — Я знаю, что это ужасно короткий срок. Но, Чимин, мне нужно, чтобы это случилось в этом году, — Чимин наблюдал, как его пальцы сжимаются, а ногти впиваются в фарфоровые ладони. — Я не могу… это должно произойти в следующем месяце. — Ты же понимаешь, что у меня в запасе лишь месяц и пара дней. — Да, — глядя на Чимина, ответил Чонгук. — И я знаю, что для тебя это более, чем достаточно. Это должен быть ты, хён.       Это должен быть ты. «Это не то, что ты сказал в прошлый раз», — хотел бросить ему в лицо Чимин. — «Это не то, что ты сказал, когда я предложил тебе свои сердце и тело, обнажённые для тебя».       Он силился найти причину, почему он не должен делать это, когда Чонгук просил так торжественно, так серьёзно. Объективно, это огромная работа и отличная возможность для Чимина проверить свои силы и продвинуться дальше. Проблема в том, что его просит об этом именно Чонгук, который так яростно, так непримиримо отказывал Чимину раньше.       Наверное, это шанс отделить себя от своих чувств к Чонгуку. Наверное, он должен воспользоваться этим моментом, который судьба дарит ему, может быть, просто может быть… действительно забыть? В груди болезненно заныло что-то, что считало иначе. — Ладно, — выпалил Чимин, во рту пересохло, голова слегка кружилась. — Я… я пришлю тебе список того, что мне нужно. Я поищу кое-что сам, но знаю, что у тебя здесь, в Сеуле, гораздо больше влияния, чем у меня. Скорее всего, у тебя получится раздобыть это быстрее.       Чонгук с энтузиазмом кивнул, заставляя тёмные пряди подпрыгивать при каждом движении. Его аура, как и блеск в глазах, посветлели. Внезапно он стал выглядеть таким юным, и Чимин вспомнил, что Чона обратили накануне двадцать третьего дня рождения. Молодой англо-кореец, незаконнорожденный сын влиятельного британского лорда и богатой кореянки, дочери купца. Чонгуку было всего двадцать три года, когда его бросили умирать, а тот парень спас его.       Чимин допил последние капли шампанского и вздохнул. Он должен уйти прямо сейчас.       По всей видимости, Чонгук услышал мысли Чимина — одна из многих способностей, проявившихся с его новой сущностью вампира. Его правая рука взметнулась через стол, чтобы сомкнуться вокруг левой руки Чимина. Хотя жест вышел грубоватым, прикосновение было нежным и мягким, как будто он держал самый драгоценный кусок нефрита. Жест послал волну мурашек по всей руке Чимина. — Чимини-хён. Пожалуйста, не делай этого со мной, только не таким голосом. — Мы еще не обсудили оплату. — Если это сработает, — отозвался Чимин, высвобождая руку. — Тогда мы поговорим о ней.

***

      Тем вечером Чимин вернулся домой, лёг на пол в гостиной и уставился в потолок. Это должен быть ты.

***

      Чимину едва исполнилось сто лет, по меркам нежити он был ещё ребенком, когда он встретил эффектного и загадочного вампира в теплую пусанскую ночь 1745 года в эпоху династии Чосон.       Несмотря на свою молодость, Чимин уже приобрёл в подземном мире Пусана репутацию надёжного, талантливого колдуна с хорошим потенциалом, поэтому Чонгук разыскал его во время одного из своих путешествий по Корее после особенно разошедшейся кровавой вечеринки.       Он постучал в дверь Чимина в предрассветные часы, неуверенно держась на ногах, с едва открытыми глазами и пьяный кровью до потери сознания. Тогда Чимин, конечно, не узнал его. Чон был просто загадкой и противоречием: кореец, одетый в зимнюю западную одежду влажной пусанской ночью. Если едкий запах крови и сероватая аура вокруг него не были достаточным доказательством вампиризма Чонгука, то его выбор одежды определенно являлся таковым. — Тонизирующий напиток. Пожалуйста, — прошептал Чонгук онемевшими губами, и Чимин, почувствовав внезапный прилив энергии, бросился вперёд, чтобы поймать Чона прямо перед тем, как колени того подкосились.       Чимину не нравилось признавать это даже сейчас, но он ухаживал за Чонгуком со странным, несколько отчаянным инстинктом, не характерным для него. Ещё до того, как влюбиться в него, Чонгук пробудил в Чимине странную нежность, сильное чувство близости с ним, потребность в защите. Прямой мраморный нос, тонкие красные губы, нежный изгиб бровей… и блуждающие широко раскрытые глаза, красивые карие, а не обычные красные — всё это делало его таким человечным и уязвимым.       Чимин приготовил тоник настолько эффективно, насколько это было возможно, и заставил его выпить, одной рукой поддерживая голову Чонгука, а другой находясь в опасной близости от его губ. Чонгук с трудом пытался проглотить перчёный тоник, но ему это удалось. Он никогда не сдавался с первой попытки, никогда не сдавался вообще.       Чонгук заснул сразу после этого, и им пришлось провести ночь вместе в крохотном доме Чимина, лёжа на расстоянии вдоха бок о бок на вымытом деревянном полу.       На следующий день Чимин проснулся с головной болью. Место, где лежал Чонгук, пустовало. А прямо у носа Чимина покоился кусок пергамента с парой предложений, написанных на удивление неряшливыми каракулями. Примите мою благодарность. Приходите в отель Dalbit Inn в Хондэ при первой же возможности, чтобы получить оплату за свои услуги. Чон Чонгук из клана Теней.

***

      На следующее утро в постель к Чимину запрыгнул Юнги. — Ты вернулся, — произнёс Чимин, сдерживая зевок. Он перекатился на спину с тихим мычанием и наконец издал долгий зевок, пока его челюсть не щёлкнула от усилия.       Чимин уже ощущал всё то лишнее шампанское, которое выпил накануне вечером после встречи с Чонгуком. Пустая бутылка всё ещё валялась где-то в спальне. — Нам нужно поговорить.       Чимин почувствовал, как Юнги сворачивается в тугой чёрный клубок шерсти у него на груди. — Можно не прямо сейчас? — простонал Юнги. — Я только что вернулся, и у меня была ужасная ночь.       Его голос звучал расстроенно, гораздо раздражённее, чем обычно. Значит, Хосок. — Всё так плохо? — уточнил Чимин, всё ещё отказываясь открывать глаза. — Вы что, опять поссорились? — Он просто ведёт себя как идиот, — пробормотал приглушенным голосом Юнги под рубашкой Чимина. — Он знает, что мы не можем встретиться на Хэллоуин, потому что у тебя всегда есть работа. — Этот день важен для него. — Я в курсе, — снова простонал Юнги. — Но ничего не могу поделать. У нас намечается работа, так? Вот о чём ты хочешь поговорить.       Чимин сглотнул. Ему хотелось снова заснуть, ему хотелось глубже зарыться в кучу одеял на своей кровати, пока он не окажется слишком глубоко под горой ткани, чтобы забыть о своём существовании. — Да, — вместо этого проговорил он. Нужно с этим покончить. — Чонгук попросил привязать его душу.       Когти Юнги впились ему в грудь сквозь рубашку. — Хён! Какого чёрта! — Чимин выпрямился и сел на кровати, прикрывая рукой маленькие дырочки, оставленные Юнги в его рубашке. Он свирепо глянул на Юнги в кошачьей форме, обычно насыщенная красная аура которого теперь потемнела до багрово-бордовой, отражающей его гнев.       С шерстью, вставшей от ярости дыбом, Юнги зашипел: — Чон Чонгук? Ты снова встретил этого придурка? — Хён… — Чимин! — Зрачки в янтарных глазах Юнги превратились в щелочки. — Пожалуйста, только не снова. Ты обещал мне не делать этого, особенно после того, как он бросил тебя после той истории в Вене. — Мы это уже проходили. Никто меня не бросал. Ему пришлось уехать в Англию по делам клана, а мне — в Австралию на исследования. — И он сказал, что вернется — и что? Прошло почти целое столетие.       Чимин вздохнул. Столетие наступит 16 ноября. — Хён, я знаю. Он связался со мной по профессиональному вопросу, и я решил взяться за эту работу.       Юнги усмехнулся. — Да ладно. Вы оба перестали быть профессионалами, когда ты трахнул его в Версале. Держу пари, ты даже не назвал ему цену.       Стыд обрушился на Чимина ушатом ледяной воды. Где-то на задворках его сознания раздавалось слабое жужжание, которое ему не хотелось расшифровывать. Он знал, происходящее буквально кричит о том, что Юнги прав, что Чимин был достаточно глуп, чтобы попасть в ловушку красивых слов Чонгука, в ловушку того, каким внимательным он был, как он ухаживал за Чимином, как он делал это много раз раньше. Он всегда был экспертом по Чимину, он точно знал, как заставить его поступить так или иначе, он точно знал, что заставит его таять не хуже шоколада на горячей коже.       Но этот ритуал станет также тренировкой его сдержанности. Если Чимин сможет сделать это, не ввязавшись снова в отношения с Чонгуком, он почувствует, что перед ним открывается новая глава. Он сможет, наконец, отказаться от откровенно абсурдных мечтаний о будущем с Чонгуком, которые он скрывал в течение многих веков. Он сможет двигаться дальше.       Чимин потянулся к Юнги, немного опасаясь, что его отвергнут, но испытал облегчение, когда Юнги позволил ему притянуть своё мягкое тело в объятия. Чимин прижал Юнги к себе, как тот никогда не позволял делать это, пока находился в человеческом обличье. Юнги уткнулся в него носом, и Чимин сделал так же в поисках утешения. — Я сделаю это, хён, — поделился он. — В любом случае, это должен быть я. Не думаю, что какой-либо другой ныне живущий колдун или ведьма за последние триста лет успешно проводили этот ритуал. — Зачем ему это сейчас? — поинтересовался Юнги всё ещё на грани срыва. — Много лет назад ты спросил его, хочет ли он этого, и он закатил истерику. Как вообще ты, тот, кто любил его целую вечность, смеешь хотеть, чтобы его душа была спасена из ада, а? Чёртов идиот.       В тёмных уголках сознания Чимина мелькнуло воспоминание: он и Чонгук на роскошной кровати в поместье Чона в Англии, чудесно обнаженные. Чимин лежит на груди Чонгука, целуя его ключицы. Смех Чонгука в его волосах, поцелуй в лоб. И Чимин — опять же, такой глупый — пересказывает церемонию, состоявшуюся неделю назад, его первое успешное привязывание души. — Ты когда-нибудь задумывался об этом? — спросил тогда Чимин, вдыхая счастливый аромат Чонгука — сандаловое дерево. — О церемонии?       Чонгук напрягся, закричал и напугал Чимина до полусмерти. — Никогда! — рявкнул он, его глаза были красными и дикими, кожа стала сероватой, а аура — чёрной, как преисподняя. Он выглядел как монстр, так не похожий на человека, которого Чимин обнял всего час назад, на человека, которого он любил. — И, пожалуйста, никогда больше не спрашивай об этом!       Злой и обезумевший, но он всё равно сказал «Пожалуйста».       Они не разговаривали добрых десять лет после инцидента, а потом Чонгук вернулся с извинениями и слезами, и Чимин простил его за то короткое слово, которое он в панике произнёс. Они молча договорились никогда больше не говорить об этом.       Глаза Юнги были широко раскрыты и всезнающи. Он утешал Чимина тогда, и он делал это уже много лет. Юнги с минуту смотрел на Чимина, а затем положил мягкую лапу ему на щёку, поймав влагу, которую тот даже не заметил. — Ладно, — согласился Юнги. — Если это действительно то, что тебе нужно.

***

Чонгук, Вещи, которые нам понадобятся для церемонии (я отметил вещи, которые у меня уже есть (*), вещи, которые мне нужно получить (**) и те, которые ты должен приобрести сам (***), соответственно): • Атам * • Чаша * • Палочка * • Слезы фэйри** • Полынь ** • Иссоп ** • Коготь дьявола ** • Живая трёхглазая курица ** • Ровно 1 пинта крови от твоего создателя *** • Ровно 1 пинта крови от тебя *** • Рога взрослого козла-самца *** Дай мне знать, если возникнут проблемы с получением чего-либо. Пак Чимин.

***

      Он уже давно не привязывал душу с тех пор, как сделал это для Хосока в канун Дня Всех святых в 1864 году.       Хосок настоял на том, чтобы стать лабораторной крысой Чимина. Он был относительно новорождённым вампиром, едва достигшим ста пятидесяти лет, и, для своего же блага, слишком романтичным. — Если это сработает, значит, моя душа сможет встретиться с душой Юнги-хёна, — сказал он в тот вечер, когда попросил Чимина об этой возможности. Хосок улыбался свойственной ему яркой открытой улыбкой, его лёгкая натура подталкивала его принести Чимину некоторое утешение, заставить его не переживать за его решение. — Для меня это стоит того, чтобы умереть, Чимин-и. Уверен, что ты понимаешь.       Они решили рассказать Юнги о ритуале на случай, если что-то пойдет не так, и не говорить Чонгуку по той же самой причине. Как новому члену клана Чонгука, Хосоку пришлось бы просить разрешения, и эта просьба в любом случае была бы категорически отвергнута.       Церемония состоялась тёмной ночью, насыщенной ледяным туманом и опавшими листьями. Хосок лежал на пентаграмме совершенно голый и притворялся, что не краснеет от кончиков ушей до кончиков пальцев ног, пока Чимин рисует кровью вокруг него. То тут, то там он отпускал шуточки, пытаясь разрядить обстановку, флиртуя с Юнги при любой возможности, а на его лице застыло выражение изумлённого интереса.       Конечно, это был не первый раз, когда он видел человеческую форму Юнги. Но они прожили больше десяти лет, не встречаясь лицом к лицу, и чувство покоя и сопричастности было буквально выведено на нём огромными сияющими буквами. Они гласили: «Я дома и с тобой». — Я скучал по твоему хорошенькому личику, хён, — прошептал Хосок, глядя на Юнги, который стоял на коленях, положив голову Хосока себе на колени, и гладил его влажные от пота волосы гибкими пальцами. — Твои глаза, твой нос… твои губы.       Чимин кашлянул, чувствуя себя неловко. — Хосок-хён, я знаю, что всё это очень подавляет, но я определённо не хочу видеть тебя с эрекцией, так что, пожалуйста, не мог бы ты… — Ведите себя прилично, — зашипел Юнги на обоих, а на его щеках расцвёл румянец. Его трясло, и Чимин это заметил.       Хосок вновь обрёл свою душу после тяжёлой церемонии, и выражение полного желания (любви, нежности, неверия) на его лице, когда он увидел Юнги, было в десять раз сильнее, чем раньше, когда он был бездушным. Этого было достаточно, чтобы наполнить Чимина теплом и тоской.       На мгновение он задумался, будет ли Чонгук когда-нибудь смотреть на него так, как будто он стоит того, чтобы лишиться собственного бессмертия.

***

      Следующие два дня Чимин провёл, копаясь в горах своих старых дневников в поисках записей о привязывании души. Он сидел между большими стопками книг и древних писаний, сложенных вокруг него, как трон, и пытался вспомнить точный порядок, которому он следовал в течение трёх месяцев, готовясь к церемонии Хосока. Чимин взглянул на лунный календарь на текущий год и попытался скорректировать ритуал.       Он не лгал Чонгуку. Если бы тот хотел, чтобы церемония была проведена, ему стоило связаться с Чимином раньше. Много лет назад, до того, как Чимин добился успеха, стандартный ритуал связывания душ занимал шесть месяцев. Ему удалось сократить его до трёх месяцев, потому что он был одержим демоном высокого ранга и поэтому имел дело с огромным уровнем силы.       А сейчас у него оставался месяц — грёбаный месяц.       В последний раз, когда Хосок вернул себе душу, и они с Юнги отправились праздновать в более уединённое место, Чимин проспал целую неделю. Восстановление собственной энергии сопровождалось болью, которую лучше было переносить без сознания, так что он наложил на себя простейшее заклятье и проспал, изнуренный, пока Чонгук не разбудил его поцелуем.       Чимин тогда по-совиному моргнул и увидел, что глаза и щёки Чонгука были влажными, его руки, держа лицо Чимина, слегка дрожали, а большие пальцы ласкали его челюсть успокаивающе, с любовью. В этих звёздных карих глазах плескалась паника, но Чимин был слишком вымотан, чтобы понять, что она означает. — Я думал… Чимин, я думал… — прошептал Чонгук, и Чимин был слишком слаб, чтобы расслышать остальное. Он медленно приходил в себя, и к тому времени Чонгук уже вернулся в своё обычное состояние: игривый и дерзкий, невозмутимый взгляд и уверенные жесты.       Они провели ночь вместе, обнявшись, лихорадочно задыхаясь на шёлковых простынях, шепча слова любви и нежности. А потом Чимин открыл рот и всё испортил, спросив, что думает Чонгук о возможной церемонии для себя.       Чимин замотал головой. Достаточно. Он должен оставить это в прошлом.       Он взял айпад и нашёл лунную карту. Он должен отправиться на Чеджу до новолуния 16 октября для ритуала лунного света, чтобы попросить достаточно силы для церемонии. Чимин оставил напоминание в телефоне: «купи билет на паром и спроси Тэхёна о его контакте на Чеджу». Конечно, он всегда может снять номер в отеле, если фэйри Чеджу не пойдут на контакт, ведь эти существа известны тем, что они блюдут свои границы и не позволяют людям оставаться на своей территории без присмотра, но ему всё равно потребуется разрешение на доступ к их священным озёрам и водопадам.       Раздался короткий стук в дверь, и Чимин, подняв голову, увидел, что на него смотрит Юнги. На этот раз тот был в своей человеческой форме.       Юнги поднял руку и продемонстрировал Чимину свёрток. — Взял жареной курочки. — Отлично. Спасибо, хён. — Выходи скорее, ладно?

***

Дорогой Чимини-хён, Я позабочусь о слезах фэйри и травах. Не связывайся с Тэхёном. Чон Чонгук из клана Теней.

***

      Чимин звонил Тэхёну одиннадцать раз. Тот так и не ответил.

***

      Чимин стоял посреди Сеульского леса и пытался вспомнить дорогу к дереву Тэхёна. По крайней мере, он помнил, как выглядит дерево — довольно-таки высокое дерево-гинкго с тёмно-коричневой скамейкой прямо под ним.       Когда Чимин впервые встретил Тэхёна, тот минут пять хвастался, что у него есть своя скамейка. По его словам, другие фэйри постоянно издевались над ним до того, как та была установлена, называя его дерево уродливым и ничем не примечательным, хвастаясь резьбой от отчаянных любовников или красочными граффити от уличных художников на своих собственных деревьях. А у Тэхёна не было ничего в течение многих лет, пока рабочие не поставили скамейку прямо перед его деревом, и внезапно он стал Мистером Популярность. Возможно, именно тогда и строился парк, но Чимину не хотелось разрушать иллюзию своего друга подобным образом.       Наконец он нашёл дерево в конце одинокой тропинки, его яркие жёлтые листья развевались на ветру, как приветствие. Чимин положил руку на крепкий ствол и закрыл глаза, призывая свою магию в ладонь. — Тэхён, — произнёс Чимин, не открывая глаз. — У тебя села грёбаная батарейка? — Почему это первое, что пришло тебе в голову? — беспечно отозвался Тэхён. Его глубокий голос плыл вокруг Чимина, как во сне, туманный и мягкий. — Может быть, я просто не хотел с тобой разговаривать.       Ноги Чимина оторвались от земли, он чувствовал себя парящим где-то в небе, невесомым, как пёрышко, подвешенное в воздухе. Это было странное чувство удовлетворения, но Чимин никогда полностью не наслаждался им. Слишком выбивало из колеи. — Впусти меня, — настойчиво прошептал он. — Ты уже внутри.       Чимин в замешательстве нахмурился. — Нет, это не так. — Э-э… да, именно так, Чимин-и. Посмотри на меня.       Глаза Чимина распахнулись.       Он стоял посреди круглой комнаты с деревянным полом и деревянными стенами. В комнате не было окон; единственный источник света — ярко-зеленый гриб, такой же высокий, как сейчас Чимин, его сияние омывало внутренности гинкго сюрреалистическим изумрудным оттенком. Сидящий на грибе Тэхён закатил глаза.       Чимин издал стон. — Почему я никогда этого не замечаю?       Тэхён поднял брови. — Потому что я этого не хочу. Для меня это развлечение.       Теперь, когда наступила осень, его волосы стали тёмно-оранжевыми, а крылья — бледно-жёлтыми, почти прозрачными. Он был босиком и сидел, скрестив ноги, разглядывая Чимина поверх очков. Помятая одежда была испачкана чем-то вроде масляной краски и растворителя, судя по резкому запаху, доносящемуся в сторону Чимина. Он выглядел странной смесью между его человеческой и естественной формами — Чимин, должно быть, прервал его времяпрепровождение в студии. — Итак, — начал Тэхён, спрыгивая с гриба и грациозно приземляясь на ноги прямо перед Чимином. Он скрестил руки на груди. — Речь ведь пойдёт о Чонгуке?       Чимин стиснул зубы. — Почему он сказал мне не связываться с тобой? — Потому что он знает, что я твой основной поставщик, и он знает, что если я узнаю, что ты покупаешь вещи для него, я не буду помогать, — Тэхён сделал паузу. — Что-то слишком много «знает» для одной фразы.       Что? — Подожди-подожди, что ты имеешь в виду? — переспросил Чимин, уперев руки в бока. Он ничего не понимал. — Почему бы тебе не помочь Чонгуку, ведь он тоже твой друг! — Он был моим другом. Теперь он просто раздражающий и глупый бывший моего лучшего друга, который постоянно причиняет боль моему лучшему другу, даже если его здесь нет. — Ты не жаловался на него все эти годы, почему же ты злишься сейчас? — удивился Чимин. — И ты был его другом задолго до того, как стал моим. Мы… мы даже не были вместе, когда ты и я встретились. — Время не имеет значения, Чимин-и, — взгляд Тэхёна стал мягче. — Мы с тобой могли бы встретиться только вчера и сразу стать лучшими друзьями. И ты это знаешь.       Конечно, Тэхён был прав, но Чимин не хотел доставлять ему удовольствие узнать об этом, когда он особенно раздражал. — Я взялся за эту работу, — возразил Чимин, сжимая руки в попытке унять дрожь раздражения. — Он предложил, и я мог бы сказать «нет», Тэ. Есть причина, по которой я… я просто должен это сделать. Я не могу прожить остаток вечности, тоскуя по тому, кто явно не хочет меня вернуть.       Эти слова, произнесенные в открытую, ранили гораздо сильнее, чем ожидал Чимин. Они позволили его сердцу развалиться на куски на полу дома Тэхена, обнажившиеся, с острыми, как битое стекло, краями, готовыми порезать любого, кто осмелится поднять их. Он почувствовал, как в уголках его глаз собираются слёзы, и сглотнул, пытаясь унять свои эмоции, пока они не вспыхнули пламенем.       Раздался шелест крыльев, и Чимин оказался в объятиях длинных рук Тэхена, заключивших его в кокон, как бабочку. Его собственные руки поднялись, чтобы ответить на объятие, маленькие пальцы вцепились в перепачканную рубашку Тэхёна, зарываясь в неё. — Ладно, ладно, — выдохнул Тэхён в щёку Чимина, дыхание согревало и пахло чайными листьями. — Я дам тебе всё, что тебе нужно. Просто… пообещай мне, что вернёшься сюда, если Чонгук снова причинит тебе боль. На этот раз мы наконец-то можем убить его, у меня есть контакт в Кванджу, поставляющий священные колья, такие, какими пользуются охотники.       Смех Чимина удивил их обоих. Они отстранились, всё ещё держась за руки. — Демон Чонгука — один из двух сильнейших, — напомнил ему Чимин. — Кол для него всё равно что зубочистка. Чтобы убить его, потребуется целая церемония и пара человеческих жертвоприношений, а я действительно не хочу этого делать. Это слишком в стиле 1648. — Я должен опасаться того, что ты это знаешь? — поинтересовался Тэхён с озорной улыбкой на губах. — Это и есть твой план? Ты собираешься просто убить его?       Чимин закатил глаза. — Это знает каждая уважающая себя ведьма, Тэ. Убивать хладных — это часть нашего ученичества. Когда я был инициирован, имя Чонгука уже было известно на всех континентах. Конечно, мы все обсуждали, как убить его, за этим была гонка ещё до того, как я его встретил. — Но ты даже не попытался сделать это, даже после того, как узнал, кто он такой, — добавил Тэхён, и его брови исчезли под густой чёлкой. Его глаза, устремлённые на Чимина, напоминали тёмный мёд, за беззаботным подшучиванием просачивалось беспокойство. — Ну, — поморщился Чимин. — Я ведь не собирался убивать человека, которого любил, правда?

***

      Юнги вернулся от Хосока с довольным мычанием. — Значит, ты в порядке? — спросил его Чимин, держа одной рукой кастрюлю с раменом на плите. Вода тут же начала кипеть.       Юнги запрыгнул на диван, превращаясь при этом в свою кошачью сущность. Он приземлился с мягким стуком, а затем растянулся всем телом, пока не превратился в длинную чёрную тень на коричневой коже. — Хм. Поясни, что значит «в порядке», — ответил он, янтарные глаза сияли.       Чимин убрал руку с рамена. — Он поцеловал тебя и сказал, что любит?       Юнги бросил на него понимающий взгляд. — А вы с Чонгуком в порядке? — Поясни, что значит «в порядке».

***

Чонгук, Есть несколько моментов, которые нужно обсудить. Пожалуйста, назови время и место. Чимин.

***

      На этот раз Чонгук выбрал небольшое кафе у реки Хан. Тут было так же пусто, как и в ресторане барбекю, а служащие опять были красноглазые и острозубые, как и тем вечером. В дверях Чимина встретила стройная женщина и настояла на том, чтобы забрать его пальто, чтобы он мог «чувствовать себя как дома». Маленький жест так в духе Чонгука. Неужели он думает, что держать в заложниках пальто Чимина — отличный способ помешать ему уйти так же внезапно, как в прошлый раз?       Чимин поискал Чонгука и заметил, что тот уже смотрит на него с мягкой улыбкой на губах. Чонгук был одет гораздо официальнее, нежели неделю назад — строгий крой, чёрный костюм (определенно дизайнерский), облегающий его тело, хрустящая белая рубашка с воротником-стойкой, без галстука — и он оценивал уровень гнева Чимина непроницаемыми тёмными глазами.       Казалось, что между ними происходит безмолвный разговор.       Чонгук (сидящий и ожидающий любимого): «Отдай ей пальто, хён».       Чимин (стоящий у двери и готовый взорваться): «Не собираюсь доставлять тебе такого удовольствия».       Чонгук (ласково): «Ну зачем же доводить до крайности? Это всего лишь вежливость со стороны персонала. Не придавай этому особого значения».       Вампиры, заполонившие комнату (уставшие от всего этого дерьма): «Нам недостаточно за это платят».       Со вздохом, сорвавшимся с губ, Чимин стряхнул и отдал пальто. Женщина кивнула ему и на полной скорости исчезла в глубине кафе.       Решив не задерживаться у двери, Чимин прямиком направился к столику Чонгука. Он сел, пока его нервы не взяли верх — те напирали, что нужно сбежать обратно домой, где он был в безопасности от очаровательных улыбок и ослепляющих слов Чонгука.       Чонгук тоже не терял времени даром. Едва Чимин открыл рот, как тот быстро протянул ему чашку дымящегося кофе. — Я купил пачку Barbera во время моего последнего визита в Италию, — пояснил он, и рот Чимина остался открытым, на этот раз от удивления. Перед Чонгуком стояла точно такая же чашка. — Тебе нравилось пить его с одной ложкой сахара и без молока. Надеюсь, он так же хорош, как тогда.       Почему он продолжает это делать? Он просто продолжает напоминать Чимину о времени, проведённом вместе, как будто это имеет какое-то отношение к работе, за которую он платит. Ужасный, плюющийся правдой голос в глубине его сознания едко ткнул его в то, что в настоящее время ему не платят и что это всё его вина. Чимин уже начал жалеть, что денежный вопрос не стоит между ними отрезвляющим напоминанием, это был бы прекрасный способ удержать всё происходящее в профессиональном русле.       Слишком поздно. — Спасибо, — отозвался он, принимая чашку с блюдцем и ставя на стол перед собой.       Аромат пробудил множество воспоминаний об их короткой поездке в Италию в конце 1800-х годов, когда Чонгука отправили на конференцию в качестве представителя своего клана, и он взял с собой Чимина. Весенняя Флоренция выглядела прекрасной, зелёной и свежей, а воздух тогда ещё был свободен от промышленных загрязнений.       Чимин проводил большую часть утра, попивая кофе и посещая других ведьм, пока Чонгук спал, и большую часть дня кувыркаясь в постели с Чонгуком, прежде чем последний должен был уйти для того, что он называл «скучными формальностями, которыми, Сокджин хочет, чтобы я занялся». — Тогда почему его здесь нет? — спросил тогда Чимин, лежа на груди Чонгука и тяжело дыша.       Чонгук поцеловал его в губы, рука погладила потную спину Чимина и остановилась на изгибе ягодиц. — Надеюсь, ты не имеешь в виду здесь, в этой кровати.       Чимин закатил глаза. — Ты знаешь, что я имею в виду. Сокджин любит общаться, казалось бы, он должен всеми клыками и когтями цепляться за возможность провести ночи, налаживая контакты с итальянскими хладными семьями. — Сокджин как всегда занят. И ему нравится посылать меня по всей Европе, как будто я домашний питомец, которым он хочет похвастаться, — сказал Чонгук в губы Чимина. Укус на нижней губе Чимина превратился в небольшую ранку. — К счастью для меня, у меня есть ты, чтобы составлять мне компанию.       Это были чудесные дни безо всяких проблем.       В любом случае, сейчас, вероятно, не лучшее время, чтобы вспоминать об их секскападах с Чонгуком, сидящим прямо перед ним, выглядящим так восхитительно неприкасаемым.       Чимин наконец взял себя в руки и прочистил горло. — Мне нужно было с тобой поговорить. О подготовке к ритуалу.       Чонгук посерьёзнел. — Конечно. Всё, что тебе нужно, хён. — А до этого… хм… — Чимин переминался с ноги на ногу под столом, не зная, как поднять вопрос с Тэхёном. Он тренировался с забавляющимся Юнги ранее в тот же день, но единственной обратной связью, которую в результате получил, стал скучающий зевок.       Впервые за долгое время он был благодарен Чонгуку за умение читать мысли. — Дело в Тэхёне? — уточнил тот, приподняв брови. Его глаза на секунду сузились, а затем расширились. — Ты с ним говорил. — Да, именно. И надеюсь, ты будешь рад услышать, что он решил помочь. Тебе не нужно беспокоиться о травах и слезах, он предоставит их.       Уголок рта Чонгука приподнялся в приятном удивлении. — Он говорил другое.       На мгновение Чимину подумалось, что он имеет в виду, что также говорил с Тэхёном, но это казалось маловероятным, учитывая их нынешние проблемы с общением. Итак, снова чтение мыслей. — Мне вообще нужно рассказывать тебе, о чём мы говорили? — раздраженно уточнил Чимин. — Ты, наверное, видишь, как все это было, у меня в голове. — Ты знаешь, что это работает не так. Я улавливаю только впечатления, иногда воспоминания или, в лучшем случае, отдельные фразы.       Вздох Чонгука был долгим, но милым. Он на протяжении многих лет много раз объяснял, как это происходит.       Чимин смягчился. — Ладно, ладно, — он обхватил пальцем ручку чашки. — Он сказал, что обеспечит тебя слезами, но эти слёзы будут не его.       Чонгук усмехнулся, скрестив руки на груди. — Как будто мне нужны его слёзы.       То, как он сжал челюсти и уставился вниз на стол, вызывающе и враждебно, так очаровательно контрастировало с угнетенно опущенными плечами, что Чимин испытал нестерпимое искушение обнять его. Несмотря на то, что Чонгук любил воображать себя древним могущественным вампиром, он был слаб, когда дело касалось его друзей. Должно быть, эта ссора с Тэхёном причинила ему боль.       Чимин решил довольствоваться менее тактильным способом утешения. Он сделал глоток кофе и издал довольное «хмм», отчасти из-за вкуса, но в основном из-за того, что Чонгук повернулся к нему, и его недовольство сменилось тихим восторгом. Серебристая аура будто освещала его изнутри. — Неплохо, — признался Чимин. Так оно и было.       Чонгук ухмыльнулся. — Я очень рад. Итак, подготовка к ритуалу. — Верно, — Чимин сделал последний глоток и поставил чашку обратно на блюдце. — Тебе нужно воздержаться от крови в течение недели перед церемонией, что для тебя не составит труда. Когда мы были в Гонконге, ты не кормился целый месяц. — Это была чрезвычайная ситуация, хён. Твоя кровь была отравлена, поэтому я не мог питаться ею, а местный клан не позволял мне попасть в банки крови. — Всё с тобой будет в порядке, — не согласился Чимин, пренебрежительно махнув рукой. — Тебе также нужно хорошо отдохнуть, так что больше не засиживайся до раннего утра, спи хотя бы по десять часов в день. — Что насчёт тебя? — перебил его Чонгук. — А что насчёт меня?       Чонгук окинул его взглядом. Этот был тот снисходительный взгляд, который бесил Чимина каждый раз. Он слегка подался вперёд, склонив голову набок. — Тебе тоже надо подготовиться. Я помню… — он замолчал, и между его бровями появилась маленькая морщинка. — Много лет назад, когда Хосок проводил свою церемонию. Примерно за две недели до 31-го ты уехал в Японию.       Чимин удивленно моргнул. Он и не подозревал, что Чонгук проследил эту связь. Он никогда не говорил ему о причине той короткой поездки в Киото, потому что Чимин знал, что Чонгук в первую очередь будет возражать против того, чтобы он проводил церемонию. Хосок был частью его клана, и Чимин понимал, что тот беспокоился о нём.       Он на мгновение сжал губы. Он должен быть честным. — Да. Я еду на Чеджу на следующей неделе.       Глаза Чонгука сузились. — Когда? — Ага, нет уж. Не скажу. — На следующей неделе… на новолуние.       Чонгук знал лунные карты так же хорошо, как и Чимин. Ну, попытаться стоило. — Что ж, отлично, — Чимин всплеснул руками. — Просто прекрасно, и тебе даже не потребовалось читать мои мысли. — Хён, не оставляй меня в неведении о таких вещах. Пожалуйста, — Чонгук накрыл ладонью руку Чимина, но на этот раз его пожатие было не таким нежным. Его холодные пальцы дрожали, когда они прижимались к тыльной стороне ладони Чимина, найдя её и удерживая на месте.       Их взгляды скрестились, застыв. — В последний раз, когда Хосок… сам знаешь… — Чонгук фыркнул. — Ты мне ничего не сказал. Ты просто исчез на целую неделю, и из всех людей мне пришлось узнать именно от Юнги, что ты в каком-то коматозном состоянии. И он ненавидит меня. — Это не так, — заверил его Чимин, поворачивая руку ладонью вверх, все ещё под рукой Чонгука.       Кончики пальцев Чонгука ласкали его ладонь. — Именно так. Он довольно ясно давал это понять в течение многих лет. — Чонгук, он переживает за нас. Ты же знаешь, какой он, когда ему не все равно. — Он всегда кричит на меня. — Потому что ты ему нравишься, — Чимин одарил его искренней улыбкой. — Если бы это было не так, он просто убил бы тебя.       Чонгук покачал головой, указательный и средний пальцы теперь лежали на запястье Чимина, прямо над точкой его пульса. Чимин словно бы перестал чувствовать своё тело, каждый его нерв словно бы перестал работать, чтобы позволить той его маленькой части, к которой прикасался сейчас Чонгук, гореть, несмотря на лёд его кожи.       В нос ударил запах итальянского кофе, и Чимин перестал дышать.       Чонгук наблюдал за ним из-под длинных тёмных ресниц, аура теперь клубилась вокруг их соединенных рук. — К тебе это тоже относится? — Чонгук. Я люблю тебя. — Я скучал по тебе, — проговорил Чонгук, и сердце, которое он оставил с Чимином, с такой силой забилось рядом с сердцем Чимина, что он не мог ничего сказать. — Каждую ночь после Вены. Каждую ночь, проведённую в Лондоне за работой, которую, я не мог дождаться, чтобы передать кому-то другому. Каждую ночь с тех пор, как мы встретились, хён. Я скучал по тебе.       Вот почему Юнги и Тэхён — разумные существа, а Чимин должен был сказать «нет», когда Чонгук связался с ним. Нет и ещё раз нет. Вот почему Чимин должен был отправить это грёбаное письмо прямо в корзину, где оно бы исчезло, оставив Чимина раненым, однако день за днём залечивающим свои раны, даже если это заняло бы всю оставшуюся жизнь.       Он на краю пропасти, и пути назад нет. Что бы он ни сказал или ни сделал, он всё равно сорвётся туда.       Как и в прошлый раз, он высвободил свою руку из слабой хватки Чонгука, не глядя ему в лицо, боясь того, что увидит, если сделает это. — Я напишу тебе, когда вернусь, — его голос дрожал на протяжении всего предложения.       Чимин подумывал о том, чтобы просто уйти, не забрав пальто, когда рядом с ним снова возникла та высокая леди. Не глядя на сидящих за столом, она протянула пальто.       Чимин взял его, встал и, быстро поблагодарив, ушёл.       Застыв в холодной ночи у входа в кафе, он наблюдал, как Чонгук зарывается носом в открытые ладони.

***

      В ту ночь Чимин лежал, свернувшись в клубок посреди своей кровати, и размышлял, что, возможно, было бы легче поддаться Чонгуку и снова пережить их бурный многовековой роман. Конечно, это не так больно, как отказывать себе в этом, подумал он. Это и так случалось уже много раз — Чонгук возвращался в жизнь Чимина, или Чимин врывался в жизнь Чонгука, они улыбались, смеялись и хорошо проводили время вместе. Это случалось и в Корее, и в Гонконге, и по всей Европе.       Он представил себе другой ответ на письмо Чонгука, более любящий, прощающий. Буквально переполненный беззастенчивой влюбленностью. «Любовь моя», — начал бы Чимин, потому что «Дорогой Чонгук» звучало бы недостаточно слащаво.       Так что да, он напечатал бы эти слова, даже если они причинили бы ему боль. «Любовь моя», — говорилось бы в письме, — «ты даже не представляешь, как я счастлив получить от тебя весточку после стольких лет разлуки».       И он бы исписал длинные абзацы обо всём, по чему скучал в Чонгуке. Его голос (его мягкий тон, теплота слов), его руки (крупные и красивые, с аккуратными ногтями, чистые, когда Чимин видел их в последний раз, а теперь татуированные), его глаза (целая галактика), его объятия и поцелуи (всегда немедленные, всегда в больших количествах, когда бы Чимин ни пожелал их).       Так много того, что Чимин никогда не говорил, потому что теперь, когда он был честен с самим собой, он понимал, что тогда просто проживал своё время с Чонгуком, боясь остаться в одиночестве. А потом это действительно произошло.

***

      На следующий день Чимин проснулся в пять утра и набрал номер. — Хён, — проговорил он, опухшие глаза слипались, а голова раскалывалась. — Могу я завтра с тобой увидеться?

***

      Намджун жил в хорошо охраняемом пентхаусе в Ильсане, который Чимин посещал всего несколько раз. На протяжении многих лет дом перестраивался из большого традиционного корейского поместья 15 века, когда Намджун купил его, в высокий небоскрёб, комнаты в котором теперь сдавались в аренду путешествующим бессмертным и созданиям ночи, нуждающимся в жилье.       В общем и целом, это был отель с очень эксклюзивной клиентурой.       Все двадцать четыре этажа его сопровождали телохранители Намджуна, два ликана из клана Ильсан, которые вели себя гораздо вежливее, чем любой другой представитель их вида, которого Чимин когда-либо встречал. Намджун весьма успешно выступил посредником в территориальном споре между ними и сеульским кланом в 80-х годах, и с тех пор они присягнули ему на верность. Чимин уже привык видеть их рядом с Намджуном.       Ликаны вывели Чимина из лифта и проводили к двери апартаментов Намджуна, расположенных в конце длинного, тускло освещенного коридора. Они вежливо откланялись и исчезли в том же направлении, откуда пришли, оставляя Чимина перед гигантской, богато украшенной дверью, надежно защищенной талисманами, прикреплёнными к тёмному красному дереву.       Чимин с улыбкой распознал пару своих собственных заклинаний, засветившихся слабым розовым светом, едва он взглянул на них.       Глубокий голос прервал его размышления. — Войдите!       Сразу же после этого раздался тихий скрип, и дверь медленно распахнулась, впуская Чимина в святилище Намджуна.       Это место больше напоминало оранжерею, чем квартиру: со множеством стеклянных панелей вместо стен и крыши, и большим разнообразием растений, окружающих пару диванов и стульев в центре. Луна и звезды были единственными источниками света в комнате, и Чимин ощутил необычный укол тоски где-то в груди. По сравнению с этим жилищем, его собственное совсем не впечатляло: маленькое и невзрачное, скучное. Вот что происходит, когда ты находишься постоянно в движении, как он, в отличие от Намджуна, который только дважды покидал Ильсан за все годы в статусе верховного мага своего города. — Чимин-и! — воскликнул Намджун, и ямочки на его щеках вспыхнули ярко и успокаивающе. Его теплая желтоватая аура сияла, как звёздный свет. — Я ждал тебя только сегодня вечером. — Надеюсь, я ничему не помешал, — Чимин многозначительно оглянулся вокруг.       Пол был усыпан множеством кусочков пергамента, изображающих пентаграммы различных вариаций и назначений. Они были беспорядочно разбросаны по столам и стульям, покрывая всё, кроме Намджуна, в одной пижаме неловко застывшего посреди всего этого беспорядка. — Что происходит? — О, — неопределённо отозвался Намджун. Он сделал большой шаг через особенно большой пергамент, а затем перепрыгнул через куски поменьше, оказываясь рядом с Чимином. — Это по работе. На днях у меня появился интересный клиент с невыполнимой просьбой.       Намджун отвёл взгляд. Застенчивая улыбка на его лице, то, как он чесал затылок…его слова. Чимин почувствовал, как что-то скручивается у него внутри. Было ли это совпадением? Нет, Чимин слишком долго изучал судьбу, чтобы даже подумать о его существовании.       Он бросил взгляд на пару пентаграмм на полу. Одна у его ног — для воскрешения, а другая, у ног Намджуна — для стабилизации демона. Чимин знал все их штрихи и заклинания, он знал уровень магии, необходимый для каждой из них, точное количество энергии, которое они потребуют. Он знал, потому что изучал их каждый вечер с тех пор, как Чонгук произнес слова «привязка души» в том грёбаном ресторане барбекю. — Хён, — начал он, не зная, о чём на самом деле спрашивает. Может быть, он слишком накручивает себя. — Ты проводишь для них исследования или ритуал?       Бинго. Тёплые глаза Намджуна стали чуть холоднее от шока, его аура потускнела, выцветая в бледную горчицу. Казалось, то, что он увидел в ауре Чимина, встревожило его, потому что он сделал шаг назад, чуть не опрокинув стул. — Ох, Чимин-и… — протянул Намджун и поднял руки, словно сдаваясь. Он вздохнул и закрыл глаза, признавая поражение. — Я знаю, что обещал больше не встречаться с ним. Но ты же в курсе, как это всегда происходит: он говорит, а я просто киваю. Я уже даже не пытаюсь.       Конечно, дело не в Чонгуке, Намджун не был так уязвим из-за него, как Чимин. Нет, речь шла о более крупной рыбе, более древней, гораздо более расчётливой и опасной. О ком-то, из-за кого Намджун был так же слаб, как Чимин из-за Чонгука.       Дело было в Сокджине. — Ну, конечно. Конечно, он тоже здесь, — пробормотал Чимин себе под нос.       Чонгук, должно быть, уже связался с ним и попросил нужную ему пинту крови. Сокджин никогда ничего не делает наполовину, он бы бросил все свои дела и купил билет в Корею, как только Чонгук попросил об этом — в конце концов, из всех его многочисленных детей Чонгук был самым любимым.       Намджун бросил виноватый взгляд: — Я догадывался, что Чонгук тоже здесь. Не хотел упоминать об этом. — Всё в порядке, я знал, что он в Сеуле.       Намджун выпрямился, нахмурив брови. — Ты его видел?       Чимин потупил глаза в сторону пентаграммы. — Э-э, да. Поэтому я здесь, — он наклонился, чтобы поднять два пергамента, уставившихся на него с пола. Он изучил идеальные, аккуратные штрихи, ни единой чернильной капли в поле зрения. — Как насчет того, чтобы немного прибраться здесь и поговорить о наших раздражающих бывших?       Рассказ Намджуна был очень краток. Сообщение от его телохранителей у входной двери: «Лорд Ким Сокджин из клана Теней хочет видеть вас, сэр». Через несколько минут Сокджин уже был в квартире, уговаривая в конце октября оказать ему услугу, о которой он не мог просить никого другого, и в которой он отчаянно и всем сердцем нуждался.       Чимин без труда мог себе это представить:       Сокджин на диване. Ноги и руки скрещены. Полные губы надуты, волосы взъерошены. Эти до нелепости экстравагантные кольца, которые он так любит носить на своих тонких пальцах, золото, сверкающее под луной. Само приглашение во плоти. Его слова были бы вежливыми и осторожными, переходящими в кокетство.… любовь… нежность… прямо в ухо Намджуна, как мёд, каплями струящийся вниз, поглощающий всё, с чем соприкасается.       И Намджун. Стоящий перед ним с вызовом. Отказывающийся садиться. Глядящий в пол, пока Сокджин говорит, чувствующий мёд голоса Сокджина на своей шее — Намджун-а, пожалуйста — держа его запястья в плену — Это должен быть ты — его сердце, страдающее от горечи уродливых слов, которыми они обменялись во время их последнего расставания, становилось всё более сладким и липким от льющихся сиропом фраз — Пожалуйста, сделай это для меня.       Чёрт возьми, у Чонгука был хороший учитель. — Долбанные хладные, — проговорил Чимин, желая увидеть Чонгука, желая поцеловать его и, может быть, немного накричать на него. — Неужели они не могут оставить нас в покое? Они причинили нам достаточно боли. — Я сказал ему, что у меня вряд ли получится провести ритуал. Я никогда раньше даже не пробовал привязывать души. Я сказал ему, чтобы он пошел к тебе, но… — Намджун пожал плечами, глядя куда-то вдаль, возможно, находя в своей памяти тёмно-красные глаза Сокджина. Определённо. — Он знает, что я бы послал его, — Чимин плюхнулся на свободный от пергамента стул, уронив раскалывающуюся голову на руки.       Он почти жаждал увидеть Сокджина, хотя бы для того, чтобы наорать на него и спросить, почему, почему из всех своих сородичей он выбрал именно Чонгука для той дурацкой должности, разделившей их в Вене.       Вена. Милая, милая Вена.       Чертовски глупо. — Сокджин-хён не боится тебя, Чимин-и, — напомнил Намджун. — Чонгук-и, вероятно, угрожал уйти или что-то в этом роде, чтобы остановить его. Ты же знаешь, как Сокджин заботится о нём. Он не стал бы рисковать. — Я пару раз задавался вопросом, не является ли Сокджин настоящим отцом Чонгука. — Как и все мы. Но ты знаешь эту историю не хуже меня.       О, Чимин знал. Но не от Чонгука, а непосредственно от самого Сокджина, который, узнав о новом любовнике своего любимого ребенка, похитил Чимина, чтобы допросить его. После часового расспроса о том, каковы его намерения по отношению к Чонгуку, и не собирается ли он их всех убить, Сокджин по собственной инициативе рассказал ему предысторию Чонгука. — Я спас Чонгука, когда он умирал в какой-то канаве в Лондоне. Его избили до крови и бросили подыхать в переулке. Его можно было учуять даже с улицы, — делился Сокджин, расхаживая перед Чимином, как злодей, закручивающий свои усы. — Видел бы ты его, когда он заметил, что я притаился, наблюдая за ним. Он выглядел таким испуганным. Это было очень мило, достаточно мило, чтобы я взял его с собой. — Значит, ты обратил его, потому что он был симпатичным, — недоверие в голосе Чимина было густым и туманным, граничащим с сарказмом. — Мне нужен был наследник, а ни один из моих детей не был достаточно хорош, — прямо заявил Сокджин. — Я ведь не мог позволить красивому парню умереть, не так ли?       Довольно эгоистичная причина, но она спасла жизнь Чонгуку. Чимин содрогнулся при мысли о том, что случилось бы, если бы Сокджин не увидел Чонгука той ночью или решил, что он просто не стоит того, чтобы оборачивать его. — Хотя я удивлен, — Намджун с любопытством наклонил голову. — Я не ожидал, что ты придёшь просить совета по этому поводу. В этом отношении ты мой сонбэ. — Мне нужна трёхглазая курица, — Чимин почти забыл, зачем звонил Намджуну прошлой ночью. — Они довольно редки в это время, и я в курсе, что ты знаешь кое-кого. — Я много кого знаю. — И… теперь, когда я знаю, что Сокджин пришёл просить тебя о церемонии… Я могу тебе помочь, — добавил Чимин, принимая решение на месте. — Но для протокола, я делаю это для тебя, а не для Сокджина. Он может сгнить в аду, мне всё равно, без обид, хён.       Намджун пожал плечами. — Без обид. Я знаю, ты не простил ему, что он увёз Чонгука в Лондон. Вчера он упоминал об этом.       Так Сокджин знает, что он разрушил жизнь Чимина, ха. Прекрасно.       Чимин заставил себя улыбнуться, однако улыбка не коснулась его глаз. — Ты достанешь мне курицу, я подскажу тебе действенный способ вернуть его душу, а потом мы оба забудем о них. Мы заключим чёртов кровавый пакт, если потребуется.       Ответная улыбка Намджуна была печальной. — Я даже не помню, почему поссорился с ним столько лет назад. Я даже не знаю, почему мы расстались.       Чимин сглотнул. — Это проклятие долголетия, не так ли?

***

Тэхён 8:24 pm: Он заходил Тэхён 8:25 pm: Просто хочу, чтобы ты знал Что мы помирились

Чимин 8:30 pm: Это… неожиданно

Тэхён 8:31 pm: Он многое объяснил Он заставил меня поклясться Братской клятвой фейри, что я тебе ничего не скажу

Чимин 8:33 pm: Что?

Тэхён 8:34 pm: Я правда-правда очень хочу тебе рассказать Клянусь, он ведёт себя как долбанный придурок не просто так Тэхён 8:35 pm: Но я знаю тебя, так что в конце концов оно того стоит

Чимин 8:37 pm: Тэ, это не имеет никакого смысла Либо выкладывай, либо молчи

Тэхён 8:39 pm: Ладно ок Кстати, я связался со своим контактом на Чечжу У них есть для тебя номер :)

***

      Чимин поднялся на борт парома с чувством оптимизма. За последнее время эта поездка в Чеджу была самым приближённым к отпуску событием, и буквально вымотанный тяжёлым рабочим графиком в сентябре и стрессом, который вызывала у него даже простая мысль о Чонгуке, он чувствовал, что это действительно заслуженная передышка.       Чимин присел на одну из скамеек на палубе, поставил багаж у ног и вдохнул солёный морской воздух. Церемония лунного света должна пройти без проблем — он уже проводил её пару раз для других ритуалов, более насущным вопросом было взаимодействие с фейри. Чимин не появлялся на Чеджу почти сто лет и уже подзабыл, как правильно общаться с ними. Он привык к Тэхёну, который вёл себя так похоже на человека, что Чимин зачастую забывал, что он даже не полукровка, а чистокровный фейри до мозга костей.       «Это душа горит в нём», — пришло в голову Чимину, когда он откинул голову и почувствовал, как ледяной ветер сдувает волосы со лба. Единственный из друзей Чимина с душой, свободной от демонов, единственное обладающее долголетием существо, которое стареет и меняется, в отличие от Чимина, Чонгука и других, застывших в том возрасте, когда они продали свои души за власть и могущество. Вот почему Тэхён кажется таким человечным, вот почему он жаждет человечности через своё искусство, как ребёнок, пытающийся поймать дым.       Чимин вздохнул. Сейчас, после четырёхсот лет постоянной стагнации, человечность казалась ему ложью. Он жалел, что не родился фейри, как Тэхён, наверное, он был бы хорош в волшебстве фей, в их сезонных обязанностях, например, в опылении цветов или чем там ещё фейри занимаются весной. — Знаешь, вообще-то это не входит в их обязанности.       Чимин даже не удивился. Тем не менее, он простонал в ладони и прикусил язык, чтобы не сорваться на крик и не быть выброшенным с парома. Он не может допустить, чтобы его отправили обратно, фейри Чеджу навсегда запретят ему появляться на острове, а навсегда — это очень долго. — Я безумно хочу выкинуть тебя с этой палубы, — процедил он, сжимая руки в кулаки на коленях. — Чёрт, какой же ты придурок! На улице ещё светло!       Чонгук сидел рядом с ним, его холодное бедро морозило бедро Чимина даже сквозь ткань брюк. — Ты знал, что я приду. — Я надеялся, что ты поймешь намёк и не придешь. — Я понял намёк, именно поэтому я здесь. И не волнуйся, Намджун-хён готовит замечательное зелье Дневного Странника. У меня достаточный запас на три дня нашего путешествия.       Поджав губы, Чимин наконец (очень-очень неохотно) повернулся, чтобы посмотреть на него. Это была самая близкая встреча с тех пор, как они снова увиделись, и, пока Чимин пересчитывал родинки на шее Чонгука, это наполняло его такой огромной тоской, что он почти сдался в тысячный раз.       Чонгук был одет довольно просто: обычная белая рубашка, чёрные хлопчатобумажные брюки и сандалии. На коленях лежала большая чёрная спортивная сумка (Balenciaga, отметил Чимин). Он напоминал собой обычного парня из колледжа, каких Чимин встречал в студии Тэхёна, когда его друг проводил занятия. Он предположил, что, если бы Чонгук остался человеком, то точно имел бы отношение к искусству, он определённо выглядел соответствующим образом: с татуировками, серьгами и тому подобным. — Тэхён рассказал мне, что вы разговаривали, — бросил Чимин.       И с огромным удовлетворением отметил, как напрягся Чонгук. — Больше он тебе ничего не сказал. — Нет, ничего. Потому что если он это скажет, то умрёт, Чонгук. — Не смотри на меня так, — пробормотал Чонгук, и Чимин уставился на него ещё пристальнее. — Мы всё время играем с нашим бессмертием. И это Тэхён предложил. — Что-то не верится. — Он сказал: «Я не скажу Чимину! Слушай, я даже дам братскую клятву фейри, вау!».       Ким Тэхёёёёёёёёённнннн. — Ненавижу его. Клянусь, я его прокляну.       Чонгук рассмеялся.       Он просто… он просто смеялся, запрокинув голову, собирая морщинки вокруг глаз и сморщив нос. А Чимин смотрел на него, как загипнотизированный идиот. — Если всё-таки соберёшься, пожалуйста, заставь его пойти и спеть спящим троллям. Он ненавидит это. — Разумеется. Кто вообще захочет это делать?       Чонгук ухмыльнулся. — Это именно то, чем занимаются фейри каждую весну.

***

      На платформе их (их?!) ожидала миниатюрная рыжеволосая девушка, размахивающая огромной табличкой с надписью: «Пак Чимин-щи ♡ Чон Чонгук-щи». — Тэхён знал, что ты поедешь со мной?       Чонгук поднял брови. — Конечно. Как думаешь, кто достал мне билет?       Тэхён будет петь спящим троллям всю оставшуюся жизнь. — Маг Чимин, Вампир Чонгук, — проговорила девушка, сложив руки вместе в волшебном приветствии: кончики пальцев обеих рук соприкоснулись в форме треугольника. — Королевство Дой приветствует вас. Говорящую зовут Ынха.       Чимин и Чонгук повторили её приветствие. Фейри Чеджу были настолько вежливы, что было довольно-таки забавно представить, как Тэхён с ними общается. — Пожалуйста, следуйте точно за мной, мы отправимся к ближайшему кругу, — пригласила Ынха, прежде чем повернуться и указать им путь.       Когда они вышли на улицу, красноватое солнце уже садилось за горизонт. Чимин довольно давно не выходил днём, а закат Чеджу был просто потрясающе красив. Он остро ощущал присутствие идущего рядом Чонгука, оно тяготило, но не было нежелательным. Чимин, возможно, много протестовал на пароме, но тайный романтик, живущий в его сердце и заснувший почти на целое столетие, сейчас радовался тому, что видит Чонгука в третий раз менее чем за месяц.       Как послушные псы на поводке, они проследовали за Ынха из порта и за город, двинулись за ней по грязной тропинке в стороне от дороги. Они углубились в густой лес с сотнями тонких гибких деревьев вдоль их маршрута. Когда они наконец добрались до места назначения, небольшой, поросшей травой поляны посреди леса, небо уже окрасилось в лиловый и тёмно-синий. — Мы прибыли, — объявила Ынха, видимо, для драматического эффекта. — Круг даст Магу Чимину и Вампиру Чонгуку разрешение.       Чимин кивнул. Круг, о котором шла речь, на первый взгляд был довольно стандартным — большое кольцо белых шотландских шляпочных грибов прямо посреди поляны, но, сделав шаг ближе, Чимин узнал крошечные звездообразные бутоны белладонны, растущие у основания грибов.       Он повернулся к Ынхе, нахмурив брови.  — Ты уверена, что нам будут рады? Белладонну поместили туда, чтобы не пускать сюда не-фейри.       Точёное лицо Ынхи ничего не выражало. Она только моргнула. — В данном случае их магия бессильна перед нашими старейшинами. — Так ты говоришь, что этот круг не сожжёт Чонгука до смерти, если мы пройдём через него?       Чонгук, надоедливый идиот, застонал, словно от разочарования. Чимин не знал, рассмеяться ему или ударить Чона.       Ынха вновь сложила руки в волшебном приветствии. — Говорящая обещает, что Вампиру Чонгуку не причинят вреда. — А что насчёт Чимина? С ним всё будет в порядке? — уточнил Чонгук, высокомерно вздёрнув подбородок.       На лице Ынхи дёрнулся мускул — единственный признак её раздражения. — Благополучие мага Чимина гарантировано. А теперь, пожалуйста, встаньте в центр круга и закройте глаза. Вас встретит наш представитель.       Чимин и Чонгук подчинились, осторожно переступая через грибы и цветы белладонны, и встали посередине лицом друг к другу. Прямо перед тем, как Чимин закрыл глаза, он увидел, как Чонгук ободряюще ему кивнул. Это заставило что-то головокружительное и тёплое расцвести в глубине его живота.       С губ Ынхи сорвалась мелодия, завораживающая песня на странном волшебном языке, которого Чимин не понимал. Этот язык отличался от мягкой, легче расшифровываемой речи фейри, используемой Тэхёном, он был гораздо более грубый, с жёсткими «Р» и шипящими «С».       Кажется, прошла целая вечность, прежде чем Ынха снова заговорила по-корейски, её голос шёпотом зазвучал в голове Чимина. — Пожалуйста, откройте глаза.       Чимин открыл.       Они стояли в том же кругу, что и раньше, но на этот раз он был окружен не деревьями и растительностью, а группой любопытных фейри. Некоторые из них находились в своей природной форме, удерживая себя в воздухе проворно хлопающими крыльями, а некоторые — в своём большем, похожем на человека облике. Они все смотрели на Чимина и Чонгука с таким же отчуждённым видом, как и Ынха, все, кроме высокого мужчины-фейри, стоящего между остальными и ухмыляющегося.       Определённо, это и был контакт Тэхёна. — Добро пожаловать, добро пожаловать! — поприветствовал он, делая шаг вперёд, чтобы пожать Чимину руку. Это был такой человеческий поступок, несомненно, что-то из разряда того, чему его научил Тэхён. Другие фейри вокруг посмотрели на него с тревогой и бросились прочь, очевидно, обескураженные этим проявлением человечности. — Я рад наконец-то познакомиться с вами! Вы можете называть меня Богомом. Тэхён довольно много говорил о вас за последнее столетие или около того. — Надеюсь, только хорошее, — отозвался Чонгук, протягивая свою руку с вежливой улыбкой.       Фэйри принял рукопожатие. — Только лучшее. Не беспокойтесь ни о чём, у нас всё готово для вашего медового месяца.       Спящих троллей трудно разбудить, отсюда и такое название. Для их пробуждения требуется пение по меньшей мере тридцати фейри, все поют в унисон, все используют магию, чтобы усилить голоса, так что в конце концов ленивые тролли открывают глаза и начинают двигаться, выполняя свои весенние обязанности.       Чимин задался вопросом, может быть, ему стоит проклясть Тэхёна так, чтобы он выполнил это задание в одиночку, это станет достаточной местью за идиотскую, приводящую в бешенство шутку его друга.       Он взглянул на Чонгука, наблюдая, как самодовольное выражение его лица меняется на нейтральное, едва он заметил, что Чимин смотрит на него.       Богом перевёл взгляд с одного на другого, и его улыбка увяла.  — Вы ведь не поэтому здесь, верно? — Нет, — ответил Чимин с натянутой улыбкой. — Пак Чимин-щи хотел бы провести церемонию лунного света, — сообщил Чонгук, входя в режим профессионала, Лорда клана Теней. — Ему понадобится разрешение на доступ к водопадам Чхонджиён завтра, когда взойдёт новая луна.       Брови Чимина взлетели за челку. Чонгук хорошо подготовился.       Богом перевёл взгляд с одного на другого, отчетливо ощущая исходящее от них волнами напряжение. — Ах, да. Многие материковые ведьмы приезжают сюда с этой целью, это не будет проблемой, — он улыбнулся. — Я отвезу тебя туда завтра, но сейчас я должен проводить вас в вашу комнату. «Тэхён», — подумал Чимин, отказываясь смотреть на Чонгука. — «Ты труп».

***

      Богом привёл их в хижину, расположенную примерно в ста футах от круга. Дом был небольшим, но явно рассчитанным на путешественников человеческого роста. Здесь хватало места для узкой двуспальной кровати, стола с двумя стульями и ванной комнаты в углу.       Однако то, что заставило Чимина желать провалиться сквозь пол, чтобы он мог избежать этого затруднительного положения, — была не кровать, это было тревожащее его количество волшебных огней, парящих вокруг неё, как крошечные светлячки. Опять работа Тэхёна. Он, вероятно, внёс предложение вместе со своей ложью о «медовом месяце», что-то типа: «Пожалуйста, сделай это романтичным, это их брачная ночь!».       Ладно, хорошо. К чёрту все это. — Всё отлично, спасибо, Богом, — поблагодарил он друга Тэхёна, тот кивнул и оставил их устраиваться.       Чимин даже не взглянул на Чонгука, он вёл себя так, будто его там вообще не было. Чимин поставил свой чемодан на кровать и принялся доставать травы и другие ингредиенты, не желая тратить время на беспокойство об этом. Он много раз оставался наедине с Чонгуком в спальнях, в этом не было ничего нового, он сможет справиться с этой неприятностью, никаких проблем.       Ему придётся выпить два тоника перед ритуалом лунного света, но их приготовление было простым. Он начал с зелья «Глоток стойкости» — зелья на основе репейника, предназначенного для защиты и силы.       Чимин достал пергамент с пентаграммой для приготовления зелий и, разложив его на полу, сел, скрестив ноги. Он положил травы, готовые тоники и бутылку воды рядом с маленьким котелком, который привёз с собой, и потянулся за свечой в своем багаже. — Что ты делаешь? — спросил Чонгук, явно не желая, чтобы его игнорировали.       Чимин услышал, как он садится на кровать.       Он вздохнул, зажигая свечу кончиком пальца, чтобы сжечь репейник, положил листья в пламя, другой рукой подхватывая пепел. — Глоток стойкости, — ответил Чимин. — Ты уже готовил его для меня раньше, — произнёс Чонгук с какой-то нежностью. — Когда мы были в Гонконге. — Ты неделями не мог пить кровь. Я должен был как-то помочь тебе, иначе Сокджин насадил бы мою голову на пику. — Так ты сделал это ради Сокджина? — Я сделал это ради собственной жизни, я не собирался лишаться её после того, как заплатил за неё своей душой. — Брехня.       Чимин от удивления чуть не выронил репейник. Он никогда не слышал, чтобы Чонгук произносил это слово раньше, оно звучало слишком по-детски для него, слишком вне его проклятой зоны комфорта, которая, насколько знал Чимин, включала только слово «чёрт». Он настолько был ошарашен этим, что его мозгу потребовалось немного больше времени, чтобы осознать то, что имел в виду Чонгук.       Стиснув зубы, Чимин поднял глаза и столкнулся со жгучим взглядом Чонгука. — Наконец-то снизошёл до использования ругательств таких примитивных существ, как мы, да? — Это не… Чимин-хён. Мне очень жаль, если это тебя обидело, но ты понял, что я имел в виду, — он действительно выглядел очень виноватым. Его руки неловко лежали на коленях, голова была опущена. — На самом деле, нет. — Хён, — начал Чонгук, тёмная челка свесилась на его глаза, когда он наклонился вперёд, глядя на Чимина широко раскрытыми глазами. — Я знаю, что ты и я… я знаю, что мы не… я знаю, что мы сейчас не в лучших отношениях. — Ты мой работодатель, — Чимин бросил пепел в маленький котелок и потянулся за бутылкой воды. Уродство этого слова по отношению к Чонгуку обжигало его язык не хуже кислоты. — Работодатели не сопровождают в путешествиях, — голос Чонгука звучал так тихо, что Чимин его почти не слышал.       И это ранило, чёрт возьми, именно так. — Я знаю, — отозвался Чимин, и за этими двумя словами последовала долгая звенящая тишина.       Чонгук больше ничего не говорил, пока он заканчивал первое зелье, а затем перешёл к следующему, но Чимин чувствовал, что его глаза следят за каждым его движением. Как будто он прикасался к Чимину, это был призрачный контакт, ласкающий как самый мягкий шёлк, куда бы он ни посмотрел. К тому времени, когда он закончил с Эликсиром Воздержания, Чимину уже хотелось на несколько часов запрыгнуть в холодный душ.       Он оставил две миниатюрные фляжки с зельями на столе и застыл посреди комнаты, не зная, что делать.       Чонгук, всегда такой проницательный, вскочил на ноги и направился к двери. — Оставлю тебя отдыхать, — пробормотал он и, не дожидаясь ответа, вышел из хижины, закрыв дубовую дверь с тихим стуком.

***

      Чимин почти не спал. Его преследовала Вена.       На этот раз это была не холодная ночь, а тёплый летний день, и Чонгук обнимал его под палящим солнцем. Он оставлял свое сердце Чимину.       Но Чимин не хотел его принимать, не хотел, нет.       Во сне он лихорадочно цеплялся за куртку Чонгука когтями, которые разрывали дорогую ткань, как кинжалы. — Нет, — упирался он. — К чёрту все это. Оставь себе своё мёртвое сердце и оставайся здесь. Не уходи.       Чонгук рассмеялся. — Я здесь. — Но ты же уезжаешь, — закричал Чимин, и по его щекам заструились предательские слезы. — Ты бросил меня!       Теперь Чонгук держал его за руки, и его прикосновение было таким живым. На этот раз его руки были тёплыми, и на щеках появился румянец. Он был живой. ЖИВОЙ. — Но теперь я здесь, — проговорил Чонгук, и, хотя он безмятежно улыбался, его слова звучали так грустно, так отчаянно. — Я вернулся за тобой. Я вернулся, хён. Пожалуйста, впусти меня в последний раз.       Холодное прикосновение к руке Чимина. — Пожалуйста.

***

      Когда Чимин проснулся, Чонгук сидел за столом. — Ты только вернулся? — спросил он, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте комнаты. Он потянулся к телефону, чтобы проверить время: только шесть утра. — … Да. — Ну, теперь ты ложись, — пробубнил Чимин, перекатываясь на правую сторону кровати и присаживаясь. Он протёр глаза, всё ещё сонный. — Тебе нужно поспать. Я пойду проведу ритуал позже днем и вернусь примерно в то время, когда ты проснешься. — Нет. — Ты теперь отвечаешь только «да» или «нет»? — Я пойду с тобой, — отрезал Чонгук, и Чимину пришлось прищуриться, чтобы прочесть выражение его лица.       Чонгук был одет так же, как и накануне, в бледно-серую рубашку и мягкие хлопчатобумажные брюки, выглядя таким… таким юным, что Чимин не мог не запечатлеть этот образ в своей памяти. Он развернулся всем телом к Чимину, и линия его плеч была прямой и напряжённой, зеркально отображающей выражение его лица.       Чонгук напоминал ребенка-переростка, готовящегося к ссоре с родителями. К скандалу, который он сейчас точно получит. — О, нет, не пойдёшь, — возразил Чимин. — Ты совсем не спал, и мне не нужно, чтобы ты был там со мной. Это мероприятие на одну персону. — Ты же знаешь, что у меня нет нужды спать каждый день. — Я знаю только то, что это должно было быть соло-путешествие, потому что для ритуала требуется только один человек, и этот человек — я, — стоял на своём Чимин, вскакивая на ноги. Он порылся в сумке в поисках чистой одежды и исчез в ванной, переодеваясь так быстро, как только мог.       Когда он вышел, то увидел Чонгука с двумя чашками кофе и парой ломтей хлеба на столе. Чёрт, он может быть шустрым, когда захочет. — Ешь, — сказал он, когда Чимин закатил глаза.       Чимин принялся есть, потому что, к чёрту, он проголодался. Они молчали, пока Чимин пил кофе — опять Barbera — и жевал хлеб. Он знал, что Чонгук прав, что вампиры могут спокойно обходиться без сна около пяти дней без каких-либо проблем, но Чимин не хотел озвучивать ему настоящую причину, почему он так против его компании. Это было возмутительно глупо, и он не собирался заводить этот разговор из всех людей именно с Чонгуком.       К счастью (или к несчастью) для Чимина, их прервали до того, как между ними разразился ад. Богом постучал в дверь ровно в семь утра, улыбаясь так, как в такое раннее грёбаное утро может улыбаться только фэйри. — Я пришёл проведать вас! — весело объявил он, протягивая Чимину поднос с токпокки, который, как он уверил, был совершенно безопасен для не-фейри. — Сегодня в полвосьмого вечера новолуние достигнет своего пика. Сколько времени тебе потребуется до этого? — Двух часов должно хватить. — Тогда я вернусь в четыре часа, — решил Богом. Он пожал им обоим руки и оставил наедине с их молчаливой войной взглядов и закатыванием глаз.       Чимин провёл утро и ранний полдень, проверяя, что у него есть всё, что ему нужно: две фляги с зельями, его атам, палочка и чаша; и его надёжный водостойкий маркер. Он вытащил стопку своих дневников и игнорировал Чонгука, поскольку тот очень раздражающе не спал. Чонгук постоянно ходил по хижине, сидел за столом, лежал на кровати, ходил в ванную, хотя ему и не нужно было ею пользоваться — он просто часами был несносен и несговорчив. В какой-то момент, в самый яркий миг дня, Чимин заметил, как Чон достаёт фляжку из своей сумки и делает из нее большой глоток. Кислый запах — определённо зелье Дневного Странника Намджуна. Когда в комнате снова начало темнеть, и в окно проникли оранжевые тона, Чонгук опустился на колени прямо перед Чимином и опять принялся за своё: — Обещаю, что просплю два дня после того, как мы вернемся. — Нет. — Обещаю, что буду спать два дня и десять часов в день до церемонии. — Ты в курсе, что тебе в любом случае надо это делать? — Хён. — Нет, Чонгук. — Ты обращаешься со мной как с ребенком, — надулся Чонгук. — Как Сокджин. — Ну, чёрт возьми, теперь я определенно не скажу «Да».

***

      В конце концов, Чонгук пошёл тоже, потому что Чимин слаб и не может сопротивляться ему, когда тот обвивает его своей большой рукой и смотрит на него оленьими глазами.       Чимин забросил в сумку всё, что ему понадобится, и мысленно приготовился к худшему.       Ровно в четыре часа вернулся Богом в компании своей весёлой улыбки. Он вывел их из хижины, мимо грибного круга, в лес, полный усыпанных листвой деревьев с широкими стволами и изогнутыми ветвями. Проходя мимо, Чимин старался не наступить ни на один гриб или фрукт рядом с ногами, ненавидя саму вероятность растоптать дом фейри, который вдали от города мог оказаться в непосредственной близости к их хижине. Он уже совершил эту ошибку много лет назад и смог выбраться невредимым лишь благодаря вмешательству Тэхёна.       Просто чтобы скоротать время, Чимин поинтересовался у Богома, к какому типу фейри тот относится, и после ответа, что он фейри воды, Богом пустился в длинное, в основном основанное на анекдотах повествование о фейри Королевства Дой и их истории. Несмотря на то, что Богом тараторил без умолку, Чимин был благодарен ему за это отвлечение.       Спустя полчаса ходьбы Чимин начал покрываться испариной. Он взглянул на Чонгука, который молчал с тех пор, как они ушли, вероятно, в попытке не беспокоить Чимина, чтобы тот не отправил его обратно, и обнаружил, что Чон выглядит так же свежо и красиво, как всегда. Он улыбался Чимину, когда ловил его взгляд, своей милой, невинной улыбкой, которая покорила тысячи людей. Чёртовы вампиры. Разве Чимин, заключая договор со своим демоном, не мог заодно получить суперспособность не потеть? Он покачал головой и почувствовал, как по лицу стекают капельки пота.       Через час они добрались до водопадов.       Это было великолепное зрелище: пещера на вершине скалистой горы, из которой первый из трёх водопадов впадал в пруд с кристально-чистой водой, расположенный внизу между большими речными скальными камнями. Чимин сразу же почувствовал чистую энергию, падающую в пруд вместе с водой, омолаживая пруд и придавая ему магические свойства, которыми славится Чхонджиён. Это было священное место для всех фейри, и Чимин понимал, что быть допущенным сюда — большая честь.       Он смотрел, затаив дыхание и вбирая всё это в себя. — Добро пожаловать к Чхонджиёну! — провозгласил Богом. Он сложил руки в волшебном приветствии и трижды поклонился водопаду — высочайший знак уважения. Чимин и Чонгук повторили его действия. — Воды нашего святилища хорошо известны всем магическим существам. Я уверен, что твой ритуал лунного света пройдёт по плану, Пак Чимин-щи. — Спасибо, — поблагодарил Чимин, искренне тронутый его добрыми пожеланиями. — А теперь я ухожу, — предупредил Богом. Он протянул Чимину два маленьких желудя. — Когда вы будете готовы вернуться, пожалуйста, раздавите их, и вы перенесётесь в хижину. — Понятно, — подал голос Чонгук, заговорив впервые за час.       Богом снова пожал им обоим руки, улыбнулся и с облаком дыма принял свой природный облик. Чимин едва мог разглядеть улетающего Богома, но ему показалось, что тот помахал ему на прощание. — Ладно, — проговорил Чимин, проверяя время. Пять вечера. Он посмотрел вверх и заметил круглую тень Луны, уже высоко в небе. — Пожалуй, мне пора начинать. — Тебе нужна помощь? — почти застенчиво уточнил Чонгук. Он стоял в паре футов от Чимина, давая ему достаточно пространства, но не отходя далеко. Мышцы щек Чимина начали болеть, когда он попытался сдержать улыбку. — Всё в порядке. Просто… — Чимин старался заставить своё сердце биться медленнее, успокоиться. — Не мог бы ты оказать мне услугу?       Глаза Чонгука расширились, тонкие розовые губы приоткрылись от удивления. Он сделал резкий шаг вперёд и пристально уставился на Чимина. — Всё, что угодно, хён.       Чимин кивнул сам себе, явно игнорируя тепло, поднимающееся по его шее и просачивающееся в щёки. Вот почему он не хотел, чтобы Чонгук шёл c ним. — Мне нужно, чтобы ты… отвернулся и не смотрел на меня, пока я провожу ритуал.       Он знал, что Чонгук, должно быть, заметил его покрасневшее лицо, он, должно быть, услышал учащённое дыхание и сердцебиение Чимина. Он знал, какой вопрос сейчас вертелся на кончике языка Чонгука: «почему», которое тот хотел бы ему задать.       И всё же — не задал. — Хорошо, — ответил Чонгук, едва ли достаточно громко, чтобы быть услышанным из-за оглушительного рокота водопада за их спинами.       Чимин закусил губу. — Вот так просто?       Чонгук усмехнулся. — Хочешь, чтобы я начал препираться? Ты же знаешь, что я сделаю это, если ты этого хочешь. — Нет, это… отлично. Эм, спасибо, да. — Тогда я пойду и сяду вон там, — Чонгук указал на большой камень на правой стороне пруда. — Обещаю, что не буду смотреть на тебя, но могу ли я, ну, не знаю, хотя бы говорить с тобой? — Скорее всего, я тебя не услышу. — Я буду кричать. — Ты сможешь услышать меня сквозь шум воды? — удивился Чимин, пряча телефон обратно в сумку. — У меня хороший слух.       Не в силах совладать с собой, Чимин улыбнулся. — Ладно, хорошо. Мы можем поговорить, только… сам знаешь. — Знаю. Я пошёл.       Чимин наблюдал, как он большими шагами направляется к камню, на который указал, наблюдал, как он садится лицом к деревьям, отводя глаза от Чимина. Он посмотрел на небо и вздохнул, выглядя так непохоже на Чонгука, которого знал Чимин, что Чимину захотелось подбежать к нему, целовать его, пока он не растает под прикосновениями Чимина, снова становясь его. Чонгук, вероятно, чувствовал на себе серьёзный взгляд Чимина, но держал своё слово. Он не оглядывался.       Почувствовав, что состояние на взводе слегка ослабло, Чимин наконец приступил к работе.       Он нашёл большой, почти плоский камень на левом берегу пруда — идеальное место, чтобы нарисовать пентаграмму. Ритуал лунного света являлся довольно стандартной водно-лунной церемонией для всех ведьм. Это не было чем-то сложным и или опасным, но требовало большого количества магии.       Ритуал также требовал, чтобы Чимин был «нагим, каким он пришел в мир» или, если без пафоса, «абсолютно голым».       Прежде чем стянуть через голову рубашку, он с тревогой бросил взгляд в сторону Чонгука,       «Бояться нечего», — подумал он. — «Чонгук не нарушит своего обещания».       Когда Чимин расстегнул джинсы и выбрался из них, уродливая, искаженная версия собственного голоса насмешливо напомнила ему, что Чонгук — не идеал в сдерживании своих обещаний. Он оставил свою одежду в углу и, в последний раз поколебавшись, стащил нижнее белье и застыл обнаженным на вершине скалы, дрожа.       Чимин порылся в сумке в поисках своего атама и чаши, а затем положил сумку поверх одежды. Оглядываясь назад, он должен был начертить пентаграмму, прежде чем раздеваться. «Идиот, идиот!» — ругал он себя. — «Возьми себя в руки!» Его магические инструменты были выполнены из чистого серебра, которое блестело в тусклом полуденном свете. Его любимый атам, его церемониальный кинжал в ножнах, украшенных витиеватым рисунком фурии, показывающей свои когти. Его чаша была выполнена в той же тематике. Оба — древние подержанные артефакты, которыми Чимин очень дорожил.       Он поставил чашу на вершину камня, поднял над ней левую руку и без особых церемоний разрезал кожу атамом. Он сжал руку в кулак, не обращая внимания на лёгкий укол боли, когда тёмно-красная кровь заструилась в чашу, как из открытого крана. — Хён?       Чимин чуть не опрокинул чашу окровавленной рукой. — Что? — спросил он, чувствуя, что его сердце ушло в пятки.       В голосе Чонгука звучала лёгкая паника. — Ты в порядке? — Да. Всё хорошо, — отозвался Чимин. — Почему ты спрашиваешь? — Ну, твоя кровь… — Чон сделал паузу. — Я учуял её и подумал, может быть…       Чимин снова потянулся к сумке за палочкой. — Я в порядке. Ты же знаешь, что колдуны рисуют пентаграммы кровью. — Я знаю, — в голосе Чонгука слышались раздраженные нотки. — Всё хорошо, — Чимин приложил кончик палочки к ране на руке. — Сана.       Рана затянулась, как будто её зашили, а потом полностью исчезла, словно он не резал руку вовсе.       Чимин опустил указательный и средний пальцы во всё ещё тёплую кровь в чаше и принялся чертить пентаграмму. Сначала он нарисовал пятиконечную звезду с двумя выступающими вверх остриями — знак колдовства. У него было достаточно практики в течение четырёхсот лет, чтобы достичь совершенства с первой попытки. Затем наступил черёд рун между остриями пентаграммы — знаков для стихий и души, и, наконец, безупречный круг, окружающий символы, чтобы обозначить поток энергии между ними.       Как только Чимин закончил, пентаграмма засветилась ярко-багряным, а затем потухла, на камне вместо красной крови гравировкой временно проявились чёрные линии. — Ладно, следующий шаг. — Что ты делаешь? — прокричал Чонгук. — Только что закончил пентаграмму, дальше мне нужно нарисовать руны на теле.       Теперь водостойкий маркер. Он открыл его ртом, а затем приступил к рунам. С каждым его движением на его коже загорались руны: шесть вниз по каждой из его рук, по одной на каждой ладони и ногах, по одной на его лбу и груди. Закончив, он уселся в центре пентаграммы и залпом выпил два зелья.       Теперь самая длинная и скучная часть. — Чонгук, — позвал он и заметил, как Чонгук наклоняет голову в его сторону, всё ещё глядя в лес. — Я буду молчать около двух часов, медитируя. Не отвлекай меня, а то ничего не получится.       Чонгук кивнул.       Чимин закрыл глаза.

***

      Когда Чимин пришёл в себя, он стоял по колено в воде. Он помнил эту путаницу, неуверенность в том, что он не знает, как туда попал, ещё с первого раза, когда он проводил ритуал в Японии. Чимин медленно и размеренно зашагал глубже в пруд, кристально-чистая вода достигла его бёдер, живота, груди. Головы.       Там был свет. На Чимина смотрела крылатая тень. Пак Чимин. Да. Ты пришёл сюда, чтобы попросить ещё больше силы. Да. Что ты дашь взамен? Годы службы.       Насмешка его демона. Это цена, которую ты уже платишь с нашего последнего соглашения. Триста лет к нашему договору.       Демон замолк, размышляя. Это гораздо более щедрое предложение, чем в прошлый раз. В этот раз для личных целей. Пятьсот лет. Триста пятьдесят. И я принесу в жертву трёхглазую курицу.       Пауза, снова обдумывание. Чимин сомневался, что демон скажет «нет», получив такой подарок. Ему придётся попросить у Намджуна ещё одну курицу. Договорились.       Крылатая фигура превратилась в чёрный туман и исчезла. Свет, разливающийся перед Чимином, начал расплываться. Он менялся, становясь темнее и больше. Он обретал форму: две руки, две ноги, голова. О, он знает эти глаза. Но почему он здесь, Чимин же разговаривает…

***

      Его голова высунулась из воды, и он захрипел, пытаясь дышать. Чонгук прижимал его к груди, его одежда промокла, а глаза были так широко раскрыты, что, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Он говорил довольно громко, но слух Чимина всё ещё возвращался к нему, восстанавливаясь по частям. — Хён! Хён! «Что, Чонгук-а?», — хотел сказать Чимин. — «Видишь ли, я тут снова обсуждал продажу своей души для тебя. Не мешай!». — Твою мать, хён! Посмотри на меня. Давай, Чимин, сосредоточься на моём лице!       Чимин закрыл глаза. Почему Чонгук так чертовски громко орёт? Разве он не видит, что Чимин хочет спааааааааать? — Хён, ты должен дышать! Дыши…       Чимин спал. Мягкие знакомые губы прижались к его губам, и воздух проник в лёгкие, пробуждая его. Его глаза распахнулись, руки схватились за мокрую рубашку Чонгука. Это происходило на самом деле.       Он превратил жалкую попытку Чонгука сделать искусственное дыхание в поцелуй, наклоняя его голову вправо, назад в тот угол, который был так хорошо знаком им обоим. И Чонгук просто подчинился, как будто он был обучен делать это. Его большие руки сжали обнаженные лопатки Чимина, когда он попробовал его губы, кончики пальцев затанцевали вниз по его телу и остановились на талии Чимина, там, где они и должны были быть.       Пальцы Чонгука впились в кожу Чимина, когда он попытался отстраниться, его губы, кажется, пытались говорить, а не целоваться, и Чимин совсем этого не хотел. — Хннн! Хён! — промычал Чонгук в мягкие губы Чимина. «Может быть, ему нужно дышать», — шептал пьяный разум Чимина. — «Он не сможет целовать тебя, если перестанет дышать».       Чимин кивнул сам себе: звучало вполне логично.       Он оставил в покое рот Чонгука и переключился на кожу на его шее. — Чимин, ты в порядке?       Чимин лизнул крошечную родинку под челюстью Чонгука. От него пахло сандалом. — Да, — ответил он, напевая себе под нос. — Я же сказал, что всё в порядке. — Ты тонул! — Чонгук-и, всё не так, — Чимин поцеловал его в уголок рта. — Я разговаривал.       Он снова поцеловал Чонгука, обнимая его за шею и утягивая за собой, пока они не упёрлись в скалу у пруда. Чонгук вжался в Чимина, как будто их расплавило в одно целое, впервые за долгое время их члены потёрлись друг о друга.       Чонгук подался вперёд, рыкнув в рот Чимина, его прикрытый тканью член вжимался между членом Чимина и V-образной линией. Даже громоподобный звук водопада, льющегося в пруд, не смог заглушить высокий стон Чимина, когда Чонгук куснул его губу.       На губах появился медный привкус, и небольшого укола блаженной боли оказалось достаточно, чтобы привести Чимина в чувство. Его голова мгновенно прояснилась, обрушивая огромный груз стыда за осознание сразу нескольких фактов: того, что Чонгук прыгнул в воду, чтобы спасти его, того, что они творят очень греховные вещи в священном месте, того, что именно Чимин инициировал поцелуй, которого он жаждал в течение многих столетий, несмотря на то, как хорошо он обуздывал себя в течение последних нескольких недель.       Вся эта сила воли слилась в никуда из-за одной секунды слабости.       Теперь Чонгук тяжело дышал ему в щёку, проводя носом по шее, как он всегда делал, когда хотел укусить Чимина во время секса. И было не важно, что это последнее, чем они должны заниматься в таком месте, как это, было не важно, что он снова влюбился в Чонгука — Чимин просто не мог остановиться, когда чувствовал, что Чонгук так близко к нему.       Его рука соскользнула с шеи Чонгука вниз, исследуя его грудь, мышцы живота, острые линии его бёдер и, наконец, твёрдость его члена. Он вытащил ствол из мокрых штанов и нижнего белья Чонгука и сжал, проводя ловкими пальцами по бархатистой коже. — О, чёрт, — простонал Чонгук, одной рукой вцепившись в камень за головой Чимина, а другой присоединившись к руке Чимина между их телами, обхватывая пульсирующие члены. — Ты даже не представляешь… Чонгук… — «Ты не представляешь, как сильно я скучал по тебе, как сильно я тебя люблю, как сильно я тебя хочу». — Хён, ах…       Чимин целовал его, пока их руки двигались в тандеме, доставляя удовольствие. Губы Чонгука были такими податливыми, они так легко открывались для языка Чимина, пока они ласкали друг друга у скалы. Та больно впивалась в чувствительное обнаженное тело Чимина, но синяки в конце концов того стоили, они стоили того, чтобы позволить себе этот единственный момент безумия в объятиях Чонгука.       Их поцелуи превратились в короткие вздохи в рты друг друга, когда их удовольствие начало нарастать, устремляясь вверх по каждому нервному окончанию в их телах, заставляя дрожать от силы желания, изливаясь в оргазме. Кончая, Чимин снова завладел губами и языком Чонгука, утягивая в неистовый поцелуй и заставляя того пронзительно застонать. Головы и тела буквально гудели от блаженства.       Страсть отступила так же стремительно, как накатила.       Чимину хотелось биться головой о камень, пока он не потеряет сознание. Как он мог быть таким идиотом? Как он мог позволить себе этот эгоистичный момент удовольствия после всего, после всей этой боли? Он вспомнил резкие слова Юнги: «Он бросил тебя». Тогда Чимин защищал Чонгука, но это была всего лишь броня, выставленная, чтобы защитить его сердце от вековой пустоты, в которой он жил.       Чонгук что-то говорил, его губы изгибались в улыбке, когда он произносил слова, которые Чимин не слышал. В ушах неприятно звенело. Он закрыл глаза. — Хён, ты в порядке? — донеслось будто издалека.       Чья-то рука коснулась его подбородка, и Чимин резко отмахнулся, откидывая её прочь.       Ему нужно выбраться отсюда. Он не может… не может дышать. Его тошнит от унижения. — Хён… — Чонгук, пожалуйста, не надо. Не прикасайся ко мне.       Чонгук отпрянул от него, выглядя совершенно угнетённым. Улыбка, украшавшая его лицо, пропала. Две бусины воды капнули с его мокрых волос, падая со лба на глаза и скатываясь по щекам. Это было уже слишком.       Чимин сходил с ума.       Он отвернулся, двинулся по воде к камню, где оставил свои вещи, и выбрался из пруда. Чимин в полной тишине набросил на себя одежду, стараясь дышать ровно. Он позволил себе одну глупую ошибку, но не может допустить другую. У него не случится приступ паники перед Чонгуком, не сейчас.       Он слышал, как Чонгук вышел из воды и направился к нему. Тот спокойно наблюдал за тем, как Чимин небрежно запихивает всё, что принёс, обратно в сумку. Затем Чимин отступил в сторону, чтобы стереть пентаграмму. Его рука дрожала, когда та исчезала с поверхности камня. — Чимин-хён.       Не смотри на него. Не надо. — Чимин.       Чимин взял жёлудь и, убедившись, что Чонгук видит, что он делает, воспользовался магией, чтобы раздавить его на мелкие кусочки.

***

      Ту ночь Чимин провёл в постели, не сомкнув глаз. Чонгук вернулся только на следующее утро.       Они не сказали друг другу ни единого слова, и Чимин был благодарен за это.       Они попрощались с Богомом, отправились с Ынха к магическому кругу, а затем к порту. Они поднялись на паром, сели бок о бок, и если физически их разделяло расстояние размером с человека, то эмоционально оно разрасталось в сотни миль.       Всю дорогу они не разговаривали вообще, и Чимин ненавидел это.       Они причалили, взяли сумки и вышли наружу. Из парома, потом из порта.       Они стояли в холодной осенней ночи и смотрели, как мимо проезжают машины. Чимин больше не выдерживал. Он отвернулся, готовый завершить это болезненное путешествие, и Чонгук поспешил к нему, его рука потянулась вперёд, чтобы коснуться мизинца Чимина. — Мне очень жаль, — он говорил разбито и на грани слёз, и Чимин не мог этого вынести. — Мне очень жаль, хён.

***

      В тот вечер, вернувшись домой, Чимин был безмерно благодарен Юнги за его проницательность. Тот бросил на Чимина долгий, поразительно янтарный взгляд с дивана и ничего не сказал, позволяя Чимину уйти в свою комнату и захлопнуть дверь.       Чимин лежал в темноте на кровати и смотрел в потолок. Он чувствовал себя любимым, зацелованным и желанным, однако это никогда не было так ужасно и незаслуженно. Он всё ещё слышал умоляющий голос Чонгука, звенящий в его ушах, он помнил, как тот нежно сжимал палец Чимина, прежде чем они расстались.       Он всё ещё слышал низкие стоны Чонгука, он всё ещё чувствовал его тело, как кусочек головоломки, идеально подходящий к его собственному.       Он был таким мудаком по отношению к Чонгуку. Он набросился на него, гнев полностью овладел им.       Он потратил почти шесть часов на то, чтобы подавить эти воспоминания.       Когда свет в гостиной погас, Чимин понял, что Юнги, должно быть, всё-таки устал ждать, пока Чимин захочет поговорить о произошедшем и выйдет. Самоотверженность друга вызывала слёзы на глазах Чимина, а затем он просто не смог остановиться.       С опухшими глазами Чимин потянулся за снотворным зельем под кроватью и сделал крошечный глоток, достаточный, чтобы помочь ему уснуть на пару дней. Этого должно было хватить, чтобы излечить его сердце.       Прежде чем поддаться его воздействию, Чимин вспомнил улыбку Чонгука.

***

      Едва Чимин проснулся, он отправил письмо. Чонгук, Я приложил список возможных мест для церемонии. Пожалуйста, выбери и дай мне знать. Нам нужен кто-то, кто будет контролировать ритуал, на случай, если что-то пойдёт не так, поэтому я хотел бы предложить Юнги-хёна. Всё-таки он уже проходил через это. Пак Чимин.       Он снова заснул.

***

      Глубокий сон Чимина был прерван оглушительным стуком в дверь.       Едва он открыл глаза, как воспоминаниями вернулось всё: губы Чонгука на его губах, его руки, изучающие тело Чимина после их долгой разлуки, как будто он пытался заново узнать его, их вздохи, смешивающиеся между их открытыми, заходящимися лихорадочными вздохами ртами, пока они стремились к оргазму, находясь в холодной воде.       Чонгук внутри него, Чонгук вокруг него, Чонгук повсюду под его трепещущими руками. Литые мускулы и бледная кожа, усеянная родинками и веснушками.       Его Чонгук. И Чимин сорвался на него.       Весь этот сон ему не помог. — Чимин! — крикнул Тэхён, все ещё тарабаня в дверь изо всех сил. Чимин простонал в подушку, мечтая снова заснуть. — Если ты не откроешь дверь, я её вышибу! — Нет, ты этого не сделаешь, Ким Тэхён. Не все мы — богатые художники, которые могут позволить себе заменить чёртову дверь, — угрожающе произнёс Юнги снаружи.       Чимин услышал тихий голос Хосока: «Успокойся, хён», а затем крик Тэхена: «Да. Так и сделаю. Чимин! Открой дверь! Приятель, уже неделя прошла!». — Он принёс тебе травы и слёзы для церемонии, — выдал Юнги последний аргумент, способный убедить Чимина открыть им. — Да, так что выходи, или я спущу всё это в канализацию!       В любой другой день Чимин потакал бы детским выходкам Тэхена, но он был слишком вымотан и расстроен, а его череп мог взорваться в любой миг. Он был готов сделать что угодно, лишь бы прекратить этот ужасный стук в дверь и внутри его головы. — Хорошо. Иди сядь, а я выйду через минуту, — промычал он, и Тэхён тут же замолк.       Чимин слышал, как его друзья шаркали по гостиной, разговаривая тихими голосами, вероятно, пытаясь решить, как бы им подступиться к ранимому Чимину, не дав ему закрыться ото всех окончательно. Будучи друзьями в течение десятилетий (Тэхён) и столетий (Юнги и Хосок), Чимин был прекрасно знаком с их тактикой поведения, когда дело касалось ситуаций, связанных с Чонгуком, поэтому, когда он вышел в гостиную из своей тёмной угрюмой спальни, он молча похвалил себя за правильные предположения.       На кофейном столике были выставлены еда и соджу, а лучшие друзья Чимина расположились вокруг на диване и стульях. Только Тэхён поднял голову и одарил его лучезарной улыбкой, когда Чимин появился в его поле зрения. — Где то, что я просил? — уточнил Чимин. — На кухне, а теперь садись, — отозвался Тэхён, похлопывая ногой по подушке около кофейного столика. — Мы принесли кимчичиге и пибимпаб. Да, и ещё есть мороженое на десерт.       Чимин фыркнул. — Сейчас как бы три часа ночи, — заметил он, проводя рукой по своим сальным волосам. Фу. — Ну, не то чтобы мы могли пообедать в три часа дня, чтобы я тоже присутствовал, — парировал Хосок, указывая на себя двумя указательными пальцами. Его оранжевая аура была яркой и сверкающей, и это напоминало Чимину о предстоящем ритуале привязывания души для Чонгука. Это ранило.       Юнги хлопнул Хосока по ноге. — Ты все равно ничего не ешь.       Чимин покачал головой. Видимо, это будет обычное ежемесячное собрание с оттенком отчаяния и обиды со стороны Чимина.       Они с комфортом развалились, разделяя еду между собой и переругиваясь всякий раз, когда Тэхён пытался украсть у Чимина его порцию. Юнги и Хосок кричали на него, а Чимин просто позволял, потому что, хотя он и не ел с тех пор, как вернулся из Чеджу, он ни в малейшей степени не чувствовал голода.       Его друзья дождались, пока Чимин усядется с пинтой мороженого в одной руке и столовой ложкой в другой, прежде чем начать задавать свои вопросы. Чимин заметил, что они незаметно переглядываются минут пять, а затем Хосок откашлялся и начал: — Ну, и как там фейри Чеджу? — спросил он, улыбаясь со своего места на диване, положив голову на колени Юнги. — Слышал, они сущее наказание.       Чимин пожал плечами, радуясь, что они начали с безопасной темы. — Честно говоря, я мало кого видел. Мы… я в основном имел дело с Богомом, который так же далек от традиционного фейри, как и Тэхён. — То есть ты хочешь сказать, что он раздражающе человечен, — перевёл Юнги. — Я пытаюсь сказать, что он старается быть похожим на человека, но было слишком много неловких рукопожатий.       Тэхён застонал. — А я говорил ему, чтобы он не делал этого так часто! Я позвоню ему позже. — Юнги-хён сказал, что ты взял незваного гостя на Чеджу, — продолжил Хосок, тщательно выговаривая каждое слово и изучая реакцию Чимина. — Как это случилось?       Чимин воткнул ложку в мороженое. — Спроси Ким Тэхёна, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Я просто пытался дать вам, ребята, немного пространства вдали от всех, — возразил Тэхён, и его голос, хотя и тихий, звучал твёрдо и вызывающе.       Чимин в чувствах швырнул упаковку с мороженым на кофейный столик. — А кто дал тебе право вмешиваться, Тэхён?       Тэхён не выдержал и тоже взорвался. — Я дал. Я дал себе право остановить своих друзей, чтобы они перестали вести себя как иррациональные идиоты. Вы двое влюблены друг в друга, и так чертовски долго! — Чонгук не любит меня, Тэхён.       Тэхён отшатнулся, как от пощечины. — Прости, что?       Чимин вздохнул. Чёрт побери, он хотел бы взять свои слова обратно, хотя бы для того, чтобы избежать мириадов вопросов, которые к нему вот-вот появятся. Он окинул уязвимым слезящимся взглядом Юнги и Хосока, которые смотрели на него так, словно у него только что выросла вторая голова. Трое его друзей смотрели так, будто Чимин только что ляпнул что-то возмутительное, и это бесило. — Послушайте, — начал он, переводя взгляд с одного на другого. — Он никогда этого не говорил, ясно? Я не… что если… — Ты, должно быть, издеваешься, — Тэхён откинул голову и хмуро прикрыл глаза. — Так, — перехватил инициативу Юнги, наклоняясь вперёд и скрещивая руки на груди. — Тебе нужно, чтобы он сказал это вслух? Чимин, ты тоже не говорил этого раньше. — Но он знает, что я люблю его! Мне не нужно ему ничего говорить… — Ну, не знаю, Чимин-и, — перебил его Хосок, поднимая голову с колен Юнги и садясь. — Ты вот не уверен в его чувствах, так как, по-твоему, он должен был узнать о твоих? — Я достаточно очевиден, разве нет? — Так и он тоже! — воскликнул Тэхён. — Он столько раз брал тебя с собой, когда должен был заниматься делами, Чимин. Он рисковал, испытывая ужасный характер Сокджина, ради тебя!       Чимин чувствовал, как у него в животе разрастается тугой комок возмущения. Неприятный и мрачный, он заполнял пустоту, оставленную событиями на Чеджу. — Почему ты так его защищаешь? — глаза Чимина сузились, голос был пропитан темнотой. — Я думал, ты на моей стороне. Что случилось с «Чимин, давай убьём его, если он начнет надоедать»?       Тэхён пристально смотрел на него глазами насыщенного кленово-оранжевого цвета. Он ищёт правильные слова, понял Чимин, он собирается сказать, что решил стать Швейцарией в этой войне.       Когда Тэхён наконец заговорил, он, кажется, унял свой гнев. Вместо этого он поднял подбородок и посмотрел на Чимина сквозь очки, странно умиротворенный. — Ты в курсе, что ко мне приходил Чонгук.       Чимин промолчал. — Он разъяснил мне некоторые факты, которые, как ты знаешь, я не могу озвучить, потому что дал клятву, — Тэхён наклонил голову, уголки его рта приподнялись, глаза сверкали. — Но здесь есть кое-кто, кто может это сделать.       Он повернулся к Хосоку и указал на него импровизированными пистолетами из пальцев.       Глаза Чимина расширились от шока. О чём, чёрт возьми, говорит Тэхён? — Подожди, подожди, подожди, — Юнги поднял руки вверх и повернулся, чтобы посмотреть на Хосока, в мягких чертах его лица читалось недоверие. — Что ты знаешь такого, чего не знаем мы?       То, как он произнёс «мы», говорило о том, что его вполне можно заменить на весьма очевидное «я».       Хосок выглядел таким извиняющимся, что на мгновение стал похож на наказанного щенка, ожидающего похвалы от своего хозяина, его аура вспыхивала вокруг него в панике. Это было бы забавно, если бы Чимин не был так заинтригован смыслом слов Тэхёна. — Я… — Хосок закусил губу и потянулся к руке Юнги, сжимая её в ладони. — Хён, ты должен понять, что Лорд Сокджин запрещает нам говорить об этом. Но я просто… Чонгук тоже был хорошим хёном для меня, и это причиняло ему боль в течение долгого времени.       И снова Сокджин. Разве он не может исчезнуть из всех умов на всю оставшуюся вечность? — Говори, Хосок, — строго потребовал Юнги. Вопреки своей резкой манере, он положил другую руку поверх руки Хосока и сжал её.       Несколько успокоенный жестом Юнги, Хосок сделал глубокий вдох и взглянул на Чимина, который все ещё сверлил его взглядом с пола. — Что случилось? — прошептал Чимин.       Хосок сглотнул. — Когда Чонгук-хён вернулся из Вены… он был грёбаным ураганом, Чимин. Он буквально ворвался в кабинет Лорда Сокджина и принялся кричать на него, в то время как пара других членов клана и я просто глазели в шоке. Он сказал… он сказал, что с него хватит. — Хватит?       Хосок поморщился. — Он много чего наговорил, но, короче говоря, угрожал покинуть клан. Он сказал Лорду Сокджину, что хочет быть с тобой и что никакие глупые обязанности не заставят его остаться навсегда в Лондоне.       Это полностью сломало Чимина, оставляя его раненым и открытым, кровоточащим любовью по всей квартире. Чонгук действительно бросил вызов Сокджину ради него.       Юнги снова сжал руку Хосока. — Продолжай.       Хосок взглянул на Тэхёна, и тот кивнул. — В какой-то момент Лорд Сокджин выгнал нас всех, но я просто не мог уйти, когда Чонгук-хён был так взволнован. Поэтому я задержался снаружи, ты же знаешь, что я умею прятаться. Их ссора продолжалась некоторое время, а затем Чонгук-хён сказал Лорду Сокджину… он сказал… что обдумывал это в течение нескольких лет.       Сердце Чимина начало биться быстрее, колотясь в грудную клетку так же сильно, как ранее Тэхён тарабанил в его дверь. — Это, — эхом повторил он. — Ритуал привязывания души.       Но ведь это не может быть правдой, не так ли? Чонгук только недавно обратился к Чимину с этой просьбой, а до этого он всегда казался противником ритуала, как будто ему была отвратительна сама мысль об этом. Не может быть, чтобы он думал о нём после Вены, с тех пор как… ещё раньше. — Ты уверен, что он сказал именно это? — Конечно, уверен. У меня, знаешь ли, обострённый слух.       Тэхён раздраженно фыркнул. — Хосок-хён! Поторопись, клянусь, ты затягиваешь события! — Я как раз подхожу к этому! — уверил его Хосок, тоже взволнованный. — Итак, после этого Чонгук-хён снова уехал из Лондона. Он отсутствовал пару лет, пока Лорд Сокджин не нашел его где-то в Индии и не притащил обратно. А потом это просто продолжалось, — здесь Хосок сделал паузу, пристально глядя на Чимина. — Он всё время убегал от Лорда Сокджина и отправлялся в разные места: Китай, Россию, Южную Америку. Но в конце концов его всегда находили. — Что он там делал? — Чимин затаил дыхание.       Он спрашивал, хотя в глубине души уже всё знал. Потому что Чонгук никогда не сдавался, он никогда не сдавался, даже если прошло сто лет, целое столетие без Чимина, если это было то, что нужно ему, чтобы получить то, чего он так хотел.       Хосок уставился на свои руки. — Он искал ведьму, которой тоже раньше удалось провести ритуал.

***

      Горько-сладкая правда.       Чимин получил ответы на главные вопросы, однако другие парили над его головой светящимися буквами, досаждая не хуже назойливых жужжащих комаров.       Итак, Чонгук уже некоторое время подумывал о том, чтобы вернуть свою душу, но как давно? Неужели он только притворялся, что был против этого? Нет, думал Чимин, шагая по улице — он сбежал из квартиры, чтобы срочно подышать свежим воздухом. Чонгук казался рассерженным, когда Чимин предложил это, по-настоящему, безоговорочно разъярённым. Настолько разъярённым, что он сорвался и позволил Чимину увидеть демона, которого он всегда скрывал за своими красивыми человеческими чертами.       И почему, ох, почему он пошёл к другим ведьмам, когда рядом был Чимин, целиком и полностью готовый сделать это? Хосок упомянул Китай, Россию и Южную Америку, и это означало, что Чонгук, скорее всего, уже объехал всю Европу до той ссоры с Сокджином и, вероятно, задолго до Вены. Эта мысль печалила и сбивала с толку, но она также наполняла Чимина огромным теплом, точно таким же, какое он всегда ощущал в объятиях Чонгука.       Сейчас он чувствовал себя так глупо из-за того, что посмел усомниться в чувствах Чонгука к нему только потому, что тот никогда не произносил тех самых трёх слов. Чимин сам знал, как тяжело их произнести, в конце концов, эти три слова сопровождали каждую его мысль, и всё же он не смог заставить свои губы озвучить их.       Он взглянул на звёздное небо, медленно растворявшееся в розоватых тонах рассвета, и вздохнул.       Интересно, Чонгук сейчас тоже смотрит на небо?

***

Чимин, Сеульское Национальное кладбище выглядит особенно красиво в это время года. Юнги — это идеальный вариант. Чонгук.

***

      Чимин заметил нечто неладное ещё до того, как переступил порог своего дома. Он поднимался на лифте, пытаясь сконцентрировать свои силы, думая о каждом атакующем заклинании, которое он когда-либо изучал за эти годы, и оценивая их по эффективности, хотя бы для того, чтобы успокоиться и оставаться уравновешенным.       Переложив большую сумку с продуктами в левую руку, Чимин ввёл код на входной двери и толкнул её.       И чуть не уронил еду на пол. — Как ты вошёл?       Сокджин усмехнулся. — Да ладно. Ты же не мог всерьёз считать, что эти заклинания способны надолго меня задержать? Их оказалось довольно легко разрушить за пару часов. Кажется, тебе пора укрепить свои щиты, Чимин-и.       Чонгук никогда не выглядел так, как в прошлый раз, когда Чимин видел его, однако Сокджин выглядел всё так же. У него были всё те же обесцвеченные светлые волосы, почти серебристые в прохладном освещении комнаты. И эта чрезмерно вежливая, расчетливая улыбка на его лице — та же самая, которой он одарил Чимина много лет назад во время их первой встречи; и это снисходительное движение его глаз вверх и вниз, когда он осматривал Чимина с ног до головы, бесило так же, как и сто лет назад.       Он сидел на диване Чимина, одетый в тёмно-синюю тройку, блестящие кожаные туфли и сверкающие кольца, выглядя так, как будто это он владеет маленькой квартирой, и в то же время он был невероятно неуместен здесь. Сплошное противоречие, как и Чонгук.       Чимин закрыл за собой дверь и прошёл на кухню, всё ещё отходящий от провокаций Сокджина. Он положил пакет с продуктами на стойку и медленно, очень медленно повернулся к Сокджину. — Я думал, хладные не могут войти без приглашения.       Сокджин ухмыльнулся. — Я не просто какой-то хладный, Чимин. Наверное, я смог бы прорваться и сквозь чары Намджуна, если бы захотел, но я бы предпочел не расстраивать его, — покровительственная улыбка стала мягче по краям, глаза подобрели. — За эти годы я слишком часто делал это и решил остановиться. — Так вот почему ты здесь? — спросил Чимин, скрестив руки на груди. — Чтобы поговорить о Намджун-хёне?       Сокджин скривился при слове «хён», и Чимин самодовольно улыбнулся. Теперь, оглядываясь назад, ему казалось, что Сокджин и его ревность, вероятно, и стали той причиной, по которой они с Намджуном поссорились в прошлый раз. — Если хочешь знать, то да, по крайней мере, частично. Он упомянул, что ты был весьма любезен, чтобы… помочь мне в предстоящем ритуале. — Я не собираюсь проводить его, если ты об этом. — Конечно, нет. Чонгук не простил бы мне, если бы я вмешался в этот раз, — ответил Сокджин. На лбу проявилась лёгкая морщинка. Он смотрел на свои руки, будто пребывая в растерянности. — Он достаточно ясно предупредил меня, что с этого момента я должен позволить ему делать всё, что он захочет. — Что это значит? — Это значит, — Сокджин сверкнул на Чимина красными глазами. — Я больше не встану между вами двумя. Он волен переехать жить с тобой в эту чудесную затхлую квартирку, если пожелает.       Гнев распространялся в Чимине, как лесной пожар, гонимый подлитым бензином. Он воспламенил его вены такой яростью, что на мгновение Чимин подумал, что его магия может вырваться наружу и вызвать какой-нибудь несчастный случай, как это случалось раньше, когда он ещё был новичком в колдовстве.       Наконец, спустя столетие, он прямо из первых уст получил подтверждение, которого так долго ждал. Сокджин действительно вмешался в тот раз в Вене. Новое назначение Чонгука в клане произошло не спонтанно, Сокджин навязал его ему. — Значит, ты всё-таки забрал его у меня тогда? — уточнил он, впиваясь ногтями в ладони.       Красивое лицо Сокджина потемнело и стало злым. Его глаза запылали огненно-алым, кожа посерела. — Чонгук не твой. — Ты что, хочешь сказать, что он теперь твой? Не вешай мне лапшу на уши, Сокджин. Если бы ты действительно любил его, то не сделал бы его таким несчастным, навязывая ему все эти обязанности. Мы поехали в Вену в первую очередь потому, что он мог глотнуть свежего воздуха подальше от тебя и всего клана. Он так устал от того, что ты постоянно отправлял его всюду в качестве посла, что ему пришлось уехать из Лондона. — И он всегда возил тебя с собой, не так ли? — его слова выплёвывались ядом, горькие и жгучие. — Версаль, Флоренция, Париж. Я посылал его туда ради его же блага, чтобы он познакомился с такими же, как мы, а он просто вёз тебя с собой, не посоветовавшись предварительно со мной. Всё такой же непослушный. — Он не ребёнок! — Он мой ребёнок! — рявкнул Сокджин. — Я спас его. Я дал ему второй шанс на жизнь. — Он тебе ничего не должен. Он не просил стать вампиром, — Чимину действительно хотелось бить Сокджина по твёрдой голове, пока тот не поймет, пока в его толстый череп не проникнет понимание, что Чонгук не ребенок. — Ты отнял у него этот выбор, точно так же, как пытался сделать со всем остальным. — Теперь уже не имеет значения, чего я хочу, — проговорил Сокджин, дёрнув себя за волосы. Похоже, он был сломлен. — Он ясно дал понять, что убьёт се… что уйдёт, если я снова вмешаюсь. Он сорвался на меня, когда я впервые отказался помочь ему с привязкой души несколько недель назад. Клянусь, я не… я больше никогда не заставлю его что-либо делать.       Чимин пристально смотрел на Сокджина, пытаясь осознать его навязчивую идею держать Чонгука рядом так долго. Сокджин не просто хотел испортить им жизнь, он действительно видел в Чонгуке часть своей семьи. И Чимин превосходно понимал, как легко и искренне можно полюбить Чонгука. Даже такой напыщенный сноб, как Сокджин, не смог бы устоять перед ним, источающим своё очарование.       Он чувствовал внезапное родство с Сокджином. От этой мысли слегка тошнило. — Но почему? — поинтересовался Чимин. — Почему ты вдруг захотел вернуть свою душу? Ты всегда был главной причиной, по которой Чонгук был против этого, я знаю это.       Сокджин глянул на него, но в его взгляде не было злобы. Он казался уязвимым и беззащитным, совсем не похожим на того, кого Чимин привык видеть на вечеринках и мероприятиях подземного мира. Он испустил короткий дрожащий вздох и приоткрыл губы. — У меня был долгий разговор с Чонгуком, — Сокджин вздрогнул и сложил руки вместе, словно в молитве, кончики пальцев коснулись его пухлой нижней губы. — Мы много кричали. Он много ругался. Я считал, что это обычная дискуссия, которую мы ведём уже несколько столетий. Он потратил почти сто лет, пытаясь найти ведьму, кроме тебя, которая могла бы привязать душу. Я был уверен, что это пустая трата времени и сил, и давал ему знать об этом каждый раз, когда мог. Но на этот раз он… он спросил меня… — он сделал паузу, глядя сквозь Чимина, как будто его там не было. — Он потребовал, чтобы я поклялся жизнью Намджуна, что не пытался разлучить вас намеренно. — И ты не смог этого сделать. — Конечно, нет! — воскликнул Сокджин, широко раскрыв глаза. — На кону же стояла жизнь Намджуна. И Чонгук… он, очевидно, знал, что я не смогу пройти через это. Наверное, он хотел только подтвердить свои подозрения. — И что с того? Это напомнило тебе о том, как сильно ты любишь Намджун-хёна и скучаешь по нему? — Да, — без промедления подтвердил Сокджин. Это было простое утверждение, но в нём звучало столько эмоций, что Чимин удивлённо заморгал.       Они смотрели друг на друга: один сидел на старом диване, другой застыл у кухни — оба стояли на своём. Аура Сокджина была всё такой же серой, знак бездушия, и она парила вокруг него, как тёплое одеяло, пытаясь защитить его от мороза их слов. Откровения повисли в воздухе — плавающие доказательства того, как глубоко они чувствовали, несмотря на демонов, живущих внутри.       Сокджин ещё не закончил. — Ты спросил меня, зачем я пришёл сюда, — произнёс он, вставая во весь рост. Он провёл руками по костюму, словно стряхивая с себя ворсинки, вновь становясь Лордом Ким Сокджином. — Вот мой ответ: я пришёл сюда, чтобы сказать тебе правду. Можешь делать с ней всё, что угодно, но, если позволишь и прости за наглость… — Сокджин, ты вломился в мой дом, — напомнил Чимин. — Наглостью ты не прикроешься.       Сокджин на мгновение сжал губы. — Просто… — прошептал он. — Не причиняй боль Чонгуку. — Тогда и меня прости за наглость, — отозвался Чимин. — Не причиняй больше никому вреда. Включая себя самого.       Да, Сокджин всегда выглядел одинаково каждый раз, когда Чимин снова встречал его, но мягкая задумчивая улыбка, изгибающаяся на его губах, — это было что-то новое, что-то неожиданное. — Я сейчас и пытаюсь, разве нет?

***

      Когда Чимин встретил Вильгельмину, он был шестнадцатилетним сиротой без перспектив, без еды и без работы. Она подобрала его на дороге, где он валялся весь в поту из-за лихорадки, и взяла к себе.       Когда Чимин проснулся, то с удивлением обнаружил, что на него смотрят странные, широко раскрытые голубые глаза. Такого цвета он ещё ни у кого не видел. Вильгельмина была такой же европейкой, как и любая другая женщина её расы: со светлыми кожей, волосами и глазами, и чувством превосходства, с которым она никогда по-настоящему не расставалась до самой своей смерти.       Её корейский был безупречен. — Я научу тебя жить, — сказала она перед тем, как объяснить Чимину тонкости колдовства.       Чимин учился с энтузиазмом, вкладывая долгие часы труда в изучение заклинаний, зельеварение, рисование пентаграмм и в узнавание всего остального в мире демонов.       Однако шли годы, и, несмотря на то, что он получил знания, необходимые для того, чтобы стать колдуном, Вильгельмина не позволяла ему заключить договор, который дал бы ему силу.       Холодной январской ночью, вероятно, предчувствуя свою близкую смерть, Вильгельмина наконец привела Чимина в лес и объявила, что время пришло. Она велела ему нарисовать на земле окровавленную звезду и руны и увенчать их идеальным кругом. Чимину потребовалось три с половиной часа, чтобы привести рисунок в соответствие с её стандартами, а затем она объяснила процесс.       Вильгельмина подарила ему атам, чашу и палочку, которыми Чимин пользуется и по сей день, и обучила его ритуалу. — Демон предстанет перед тобой и спросит цену, — сказала она, сжимая трясущимися пальцами предплечья Чимина. Она вырезала руну защиты на коже Чимина своим собственным кинжалом. — Он выберет тебя. И ты должен поклясться служить под его началом до конца своей жизни.       Хотя Чимин уже знал, что произойдёт, он всё ещё дрожал от страха. Вся серьёзность ситуации, реальность происходящего, наконец, обрушились на него тонной кирпичей. — Значит, я останусь бездушным? — в отчаянии спросил он, в поисках утешения, а не знания. Он уже знал ответ. — Конечно, нет, мальчик, — ответила Вильгельмина. — Демон будет управлять твоей душой. Ты продаёшь годы своей жизни, годы жертвоприношений и церемоний во имя демона. Но ты не продаёшь себя.       Чимин истекал кровью в середине пентаграммы, когда перед ним в облаке чёрного дыма появился он — крылатый рогатый зверь.       Имя.       Пак Чимин.       Просьба.       Сила.       Цена.       Годы жизни.

***

Чонгук-а, Ровно в девять вечера. И мне очень, очень жаль, что я так обошёлся с тобой. Поговорим после. Чимин.

***

      Рассвет кануна Дня Всех Святых начинался уныло и сыро, и всё же Чимин чувствовал себя бодрым, его магия гудела в кончиках пальцев.       Около восьми утра появился Намджун с редкой трёхглазой курицей в охапке и мягкостью в глазах и ауре, которая заставила Чимина улыбаться. Он надеялся, что они с Сокджином решили свои проблемы, какими бы они ни были.       После того, как Намджун ушёл, Чимин провёл остаток утра и весь день в непрекращающихся мыслях о Чонгуке, церемонии и вновь о Чонгуке. Он знал, что хочет поговорить с ним, чтобы уладить недоразумения с обеих сторон, но Чимин не мог позволить себе сделать это до начала церемонии. Поэтому он сидел в постели со своими дневниками и часами проверял каждую деталь, пока снаружи не стемнело и не зазвонил будильник его телефона.       С большой сумкой с ингредиентами в одной руке и трёхглазой курицей в другой, Чимин вышел из квартиры, чувствуя себя в десять раз более взволнованным, чем в тот раз, когда он прошёл через кровавый ритуал, чтобы достичь бессмертия. Даже чувство, как демон овладевает им, чувство, как он продаёт свою душу этому демону за силу, которой он обладает сейчас, не заставляли его нервничать так, как необходимость шагнуть в ночь с демонической птицей, кудахчущей в клетке.       Юнги предложил ему идти первым, видимо, в попытке дать Чимину и Чонгуку немного уединения на случай, если им это понадобится. Однако Чимин уже принял решение. Он не знал, смогут ли они вернуться к прежним отношениям, но, по крайней мере, Чимин даст Чонгуку шанс объясниться.       Он также собирался извиниться перед Чонгуком за то, что был таким тупицей весь месяц, особенно после того, что произошло в Чеджу. Однако с этим придётся подождать до окончания церемонии. Чимин сомневался, что сможет сосредоточиться, если они поговорят заранее, каким бы ни окажется ответ Чонгука.       Сеульское национальное кладбище представляло из себя большую зелёную территорию, разделенную на парк, музей и кладбище. Чонгук был прав, ссылаясь на его красоту в это время года: деревья поражали приятным оттенком оранжевого, а гирлянды огней, украшающие публичную часть погоста, ярко сверкали в ночи. Двигаясь мимо деревьев, он молча крепил на них отпугивающее заклинание — на случай, если загулявший прохожий решит шагнуть в этом направлении.       Чимин шёл через парк, уже зная, что бродячие духи этого места проявляют интерес к его ауре. Они кружили вокруг него, тычась с любопытством, желая попробовать его магию, но Чимин игнорировал их. Он пересёк кладбище и мгновенно почувствовал силу. Энергетические уровни заставляли его слегка задыхаться, внезапно охватывая усилившимся сгустками душ, затянувшими всё вокруг, как туман — дело рук Дня Всех Святых.       Чимин прошёл мимо множества одинаковых могил к пустому травянистому участку, поставил клетку с курицей на землю и стал ждать.       Вскоре он смог различить маленькую тёмную фигурку Юнги, двигавшегося к нему, настороженно подняв хвост. Как только он приблизился, Чимин увидел высокую фигуру, входящую в ворота кладбища. Чонгук был одет в такой же костюм, как и в кафе, и нёс большой дорожный чемодан, в котором, как догадался Чимин, находились оставшиеся ингредиенты. Он выглядел ещё бледнее, чем обычно, когда поднял голову в поисках Чимина, руки нервно елозили по бокам, пока он подходил ближе.       Чонгук остановился, когда заметил, что Чимин смотрит на него. Взгляды скрестились, и в них было столько всего, что Чимину хотелось кричать. Но нет, он уже решил подождать ещё немного, пока они оба не придут в себя и не добьются успеха в церемонии. Однако это не мешало ему желать сию же секунду подбежать к Чонгуку и поприветствовать его поцелуем. Ему пришлось прикусить язык, чтобы не сделать этого на самом деле. — Хён, — поприветствовал Чонгук, когда оказался достаточно близко, с придыханием, как будто он сдерживался с тех пор, как увидел Чимина. Скорее всего, так оно и было. — Привет.       Юнги, всегда любивший подразнить Чонгука, немедленно ухватился за эту возможность. — Привет, Чонгук, — мурлыкнул он, широко раскрыв янтарные глаза. — Как мило, что ты первым поздоровался со мной.       Чонгук свирепо взглянул на него. — Юнги-хён. Привет.       Чимину хотелось ударить их обоих. Он закатил глаза. — Привет, привет. Теперь, когда мы все поприветствовали друг друга, оставайтесь здесь, я возведу вокруг нас щит. А пока я это делаю, можете сверлить взглядами друг друга сколько угодно.       Чимин достал из кармана волшебную палочку и принялся произносить заклинания, двигаясь по кругу, отмечая границы и создавая щит, который будет как защищать их, так и скрывать от любопытных глаз. Чонгук и Юнги все это время молчали, притворяясь, что визави — не более чем насекомое во влажной траве под ногами. Чимин пару раз глянул на них, подмечая, что они смотрят в разные стороны, отказываясь случайно встретиться взглядами. Тот факт, что Юнги при этом находился в своей кошачьей форме, делало ситуацию ещё забавнее.       Закончив, Чимин сунул палочку в карман и вернулся к Чонгуку. — Ты следовал моим инструкциям на прошлой неделе? — уточнил он. — Спал слишком много часов каждый день. Не питался целую неделю. — Всё в чемодане? — Чимин мотнул головой в сторону чемодана, что всё ещё держал в руке Чонгук.       Чон кивнул, поставил его на землю и отпёр маленьким ключом, который вынул из кармана.       Тяжёлая крышка чемодана откинулась, демонстрируя два больших стеклянных кувшина, наполненных тёмной, почти чёрной кровью, и пару козьих рогов, которые Чимин попросил несколько недель назад. Кажется, это было так давно. — Ладно, вот что я собираюсь сделать, — начал Чимин, чувствуя себя странным лектором, когда Чонгук уставился на него широко раскрытыми глазами. — Я думаю, что… после прошлого… э-э… после последнего раза будет лучше, если я расскажу тебе всё, на случай, если ты… э-э… запаникуешь.       Если бы Чонгук умел краснеть, он был бы пунцовым, как яблоко. — Это… да, наверное, так будет лучше.       Юнги медленно перевёл взгляд с одного на другого, но ничего не сказал. — Я смешаю половину крови Сокджина с половиной твоей в моей чаше. Затем добавлю немного своей, чтобы активировать пентаграмму. Потом я начерчу пентаграмму на траве и перейду к смешиванию остальных ингредиентов в моём котле. — Ага.       Чимин приподнял бровь. — Ты, наверное, спрашивал об этом Хосока, — Чонгук кивнул. — И я уже рассказывал тебе об этом раньше, много лет назад.       Чонгук грустно улыбнулся. — Рассказывал.       Чимин хотел бы, чтобы он умел путешествовать во времени и уже прыгнул в момент после связывания души. Он вздохнул: — Значит, ты помнишь, что для этого ритуала ты должен быть голым.       Юнги застонал. — О, это будет совсем не весело.       Чонгук взглянул на него так, словно хотел отправить пинком через всё кладбище. — Всё в порядке. Не то чтобы ты раньше не видел меня голым, Юнги. Уверен, тебе понравится напоминание.       Он говорил о Версале, их первом разе. Юнги застал их за сексом в одной из многочисленных гостевых комнат дворца и состроил такую комичную гримасу отвращения, что Чонгук и Чимин, лежащие голыми на кровати, провели пятнадцать минут, просто плача от смеха. — Что ж, рад слышать, что это не будет проблемой, — прошептал Чимин, отводя глаза и приступая к работе над тем, что он объяснил. Как только чаша наполнилась, Чимин нарисовал пентаграмму, а затем попросил Чонгука раздеться, пока сам он был занят тем, что вынимал остальные ингредиенты и котёл.       Сжигая полынь и иссоп в котле, делая вид, что не хочет оборачиваться и разговаривать, Чимин слушал, как одежда Чонгука падает на землю. Он вылил оставшуюся кровь вместе с пеплом и взмахом руки смешал зелье. — Мне лечь посередине? — уточнил Чонгук, его голос оказался ближе, чем ожидал Чимин.       Чимин ответил и поморщился, желая, чтобы его голос звучал более ровно: — Положи голову на нижнюю точку пентаграммы и раздвинь ноги и руки над остальными, — указал он. — Юнги-хён подскажет. — Как хорошо ты знаешь искусство, Чонгук? — спросил Юнги где-то позади Чимина.       Чонгук даже не колебался. — Очень хорошо. — Знаком с Да Винчи? — Встречал его.       Чимину пришлось прикусывать губу, чтобы сдержать улыбку, изгибающую его рот. — Значит, нужно лечь, как Витрувианский человек. Или Патрик Стар, в зависимости от того, что тебе ближе, — язвил Юнги, пока Чимин откупоривал крошечную бутылочку слёз фейри от Тэхена и выливал её содержимое в котел. Когда всё смешалось, вверх заструился тонкий пурпурный дым. Почти готово, теперь черёд когтей и рогов Дьявола.       Чимин положил на землю кусок угля, зажёг волшебный огонь своей палочкой, а затем поставил сверху котёл, левитируя его над огнём. Он забросил в котёл последние два ингредиента, пока мутное зелье внутри него не закипело и не изменилось, превращаясь в тёмно-лиловый Эликсир Восстановления.       Второй шаг — готово.       Рядом с ним появился Юнги, задрав нос и изучая запах зелья. — Как дела, Чимини? — поинтересовался он. — Как по мне, это пахнет отвратительно готовым. — Да, — отозвался Чимин, протягивая руку за чашей. Он наклонил котел на бок, наливая зелье в чашу, пока она не наполнилась почти до краев. — Он в правильном положении?       Юнги издал смешок. — Это ты мне скажи.       Ладно, Чимин взрослый человек. Ну же, давай. Возьми себя в руки. Ненавидя то, как учащается его пульс, Чимин обернулся.       Чонгук, собственно говоря, лежал идеально. Его руки и ноги были вытянуты, пальцы почти задевали заострённые кончики звезды. А ещё он был восхитительно, чудесно обнажен. Чимин так давно не видел это тело таким обнаженным, что ему сейчас хотелось провести рукой по твёрдой груди Чонгука, погладить его мягкие бёдра, взять его за руку. Времени, проведённого в Чеджу, им обоим явно не хватило.       Чимин делал всё возможное, чтобы не пялиться на область паха Чонгука, когда он вошёл в пентаграмму и наклонился, вручая ему чашу. Чонгук зачарованно посмотрел на него, его глаза потемнели, а губы чуть приоткрылись. — Ты должен выпить это, — тихо сказал Чимин, сердце стучало в ушах. — Вкус отвратительный, но это часть церемонии.       Чонгук взял чашу и приподнялся на локтях. — Уверен, что раньше пробовал и похуже.       Чимин наблюдал за тем, как Чонгук выпивает зелье залпом, очарованный готовностью Чонгука следовать инструкциям Чимина без жалоб. Чувствуя себя смелым, Чимин слегка наклонился и стёр остатки зелья с губ Чонгука рукавом.       Чонгук по-совиному заморгал. — Никаких эрекций! — крикнул Юнги.       Этого было достаточно, чтобы они оба тихонько захихикали. И, чёрт, было так приятно смеяться вместе с Чонгуком после напряжения последнего месяца. Это зажгло фейерверк в сердце Чимина и внушило ему надежду, что всё это — церемония, он и Чонгук — сложится удачно. — Хорошо, тогда начали, — он посмотрел в глаза Чонгуку и кивнул.       Прежде чем он успел подняться, Чонгук обхватил рукой запястье Чимина и удержал его, поднеся руку к губам и оставляя на ней холодный, как лёд, поцелуй. — После того, как всё закончится, — начал он умоляющим голосом, сопровождая слова таким же взглядом. — Пожалуйста, пожалуйста, хён. Дай мне ещё один шанс объясниться. В последний раз, всего один раз, и я оставлю тебя в покое… если ты этого хочешь.       Много раз Чимин задавался вопросом, почему судьба привела Чонгука на его порог той ночью, почему он пошёл к Чимину, когда кто-то с его статусом мог легко попросить Верховного Чародея Пусана того времени. Совпадения — это человеческая концепция, созданная для интерпретации событий без естественного объяснения, но ни один из них не являлся человеком, и ни один из них не верил в существование совпадений.       Он даст Чонгуку все шансы в мире, если это то, чего хочет он. Чимину наплевать на собственные неуверенность и сомнения. Чонгук получит всё, чего хочет, потому что Чимин хочет дать ему это, потому что Чимин любит… — Я люблю тебя, — выпалил Чимин, удивляясь самому себе. — Чимин, боже, сейчас не время! — голос Юнги звучал так, будто он скорее утопится, чем будет стоять тут, слушая их. — Хён, — потрясённо выдохнул Чонгук. Чёрт возьми, он лежит голый на земле посреди пентаграммы, и Чимин всё ещё находит его таким очаровательным, что ему хочется наклониться и поцеловать его.       Но они не могут больше тратить время, они должны начать ритуал до полуночи, иначе потеряют связь с миром духов. Демоны обычно наиболее активны около полуночи в канун Дня Всех Святых, и им потребуется столько магической силы, сколько они смогут получить, чтобы повысить вероятность успеха привязывания души.       Однако Чимин не двигался, он оставался рядом с Чонгуком, словно застыв на месте. Чонгук уставился на него, будто ожидая, что Чимин уточнит, продолжит какую-то нить мысли, которая заставила его признаться таким неожиданным и нехарактерным образом. — Прости, — выпалил Чимин с дикими глазами. — Мне очень жаль, что так вышло в Чеджу. Прости, что оттолкнул тебя и вёл себя как идиот, когда ты так старался с тех пор, как мы виделись в последний раз…       В глазах Чонгука мелькнуло удивление. — Ты в курсе? Как… кто… Тэхён не знал… — Хосок сказал мне, — признался Чимин, и рука вокруг его запястья сжалась. — Ты… ты должен был сказать мне с самого начала. — Чимин.       Чимин проглотил подступающий ком. — Чонгук…       Юнги определённо был наиболее рациональным из них троих. Он прыгнул на живот Чонгука и без дальнейших церемоний царапнул когтями руку Чимина. — Ай, хён! — Чимин отшатнулся, прижимая раненую руку к груди. — Это действительно романтично и всё такое, но если ты не хочешь, чтобы Чонгук прожил ещё один год без души, Чимин, тебе лучше поторопиться!       У него есть дело. Только он может провести ритуал, и это должно произойти сейчас.       Чимин кивнул сам себе и почти насильно разжал руку Чонгука на своём запястье. Он задержал её на мгновение, когда поднялся на дрожащие ноги, а затем отпустил. Он не мог смотреть на Чонгука, пока уходил, игнорируя его громкие мольбы вернуться, чтобы закончить этот разговор. Чимин слышал, как Юнги что-то говорит Чонгуку, и его голос звучал более по-человечески, ниже. Должно быть, он трансформировался, чтобы удержать Чонгука на месте — грубая сила оборотня против твёрдой, как камень, решимости вампира.       Когда Чимин подошёл и открыл маленькую дверцу клетки, курица слабо закудахтала, три маленьких красных глаза моргали, уставившись на на него. Он просунул руку, обхватил курицу за жёлтые лапы и осторожно вытащил её из клетки вверх ногами. Чимин получил пару вполне заслуженных сердитых ударов клювом по руке, но принёс птицу обратно к пентаграмме. — Чимин-хён! — Чонгук всё ещё пытался привлечь его внимание, всё ещё под весом Юнги. — Обещаю, мы поговорим после, — уверил Чимин, отвлекаясь на жертвоприношение курицы быстрым ударом своего атама. Руки у него дрожали, ноги тоже. — Обещаю. — Чимин, поторопись! — крикнул Юнги сквозь стиснутые зубы.       Он нарисовал на себе кровью курицы руны, уселся на край пентаграммы и поместил тушку курицы между ног Чонгука.       Глубокий вздох. Его магия заструилась вокруг него, ярко-розовая.       Пришло время шоу.

***

      Демон, стоящий перед Чимином, — темная змееподобная фигура, окружённая чёрным туманом демонической силы. Он смотрел на него любопытными проницательными глазами, словно пытаясь разгадать загадку внезапного вызова Чимина, явно слегка оскорблённый, если можно истолковать то, как сузились его глаза. «Имя», — прошипел он. Демоны никогда не теряют времени даром. Пак Чимин, скромный прислужник Абаддона. Я слышал о тебе. Цель этого грубого пробуждения? Душа Чон Чонгука.       Какое-то время демон молчал, как и демон Хосока, взвешивая неуважительную просьбу Чимина.       Перед демоном проплыл маленький шар света. У него был цвет, но по какой-то причине Чимин не мог его назвать. Это был цвет неба днем и волн Пусана летом, и Чимин знал, как он называется, не так ли? Тогда почему он не мог даже подумать об этом? Ты принес редкую жертву. Моя просьба неподобающа, — проговорил Чимин. — Я принес с собой благодарственный подарок в надежде изменить приговор.       Демон снова замолчал, оценивая ценность трёхглазой курицы. Редкие существа с настолько высоким уровнем демонической энергии, что один экземпляр мог удовлетворить на нескольких лет даже Левиафана. Для церемонии Хосока они предложили обычного козла, которого демон низшего ранга принял в мгновение ока.       Левиафан был не настолько щедр.

***

      Было такое чувство, что он ждёт ответа целую вечность. Чимин не знал, сколько прошло времени — может быть, дни, месяцы, годы. Левиафан не сводил с него глаз, но они не были сфокусированы на ничтожной фигуре Чимина.

***

      Он почувствовал, как его магия исчезает вокруг него, медленно погружая спящего в столь необходимый покой, но Чимин не позволил. Он закрыл глаза и сконцентрировался, используя дополнительную магию, которую он получил в Чеджу, чтобы продолжить церемонию.

***

      Его глаза закрылись, его разум блуждал. Он был уже не совсем в сознании, но Левиафан по-прежнему молчал.

***

      Чимин терял надежду. Он наблюдал, как светящийся шар цвета неба и моря танцует между ними, словно пытаясь решить, куда ему направиться.       Он танцевал очень долго.

***

Принято.       Шар света осел в ладони Чимина, такой неожиданно тёплый.       Чимин просто хотел умереть, он хотел лечь и умереть. Всё что угодно, только не это ощущение пустоты. Он не чувствовал ни своего тела, ни своей магии. Он был истощен.       Левиафан исчез, оставляя Чимина с трепещущей душой в руке.       Душой Чонгука.

***

      Он вернулся. — Чимин! — Голос Юнги звучал так далеко, хотя он был рядом с Чимином.       Чимин не отвечал. Он смотрел на облако дыма, которое осело над трёхглазой курицей и унесло её. «Хорошая плата», — прошептал ему на ухо холодный голос.       Чимину казалось, что он умирает. — Чимин! — Юнги-хён.       Чонгук смотрел на него сквозь полуприкрытые, ничего не выражающие глаза. Он сидел в центре пентаграммы, держа в руках шар света. Это был цвет зубной щётки Чимина, цвет волос Тэхёна летом. Это был цвет тех маленьких ягод, которые любил Чимин, цвет гортензий и императорских бабочек.       Что это за цвет? Какой?       Он всё никак не мог подобрать слово. Чонгук поднял шар света к губам, открыл рот и позволил ему проплыть вовнутрь. Свет охватил всё его тело, купая его в ярком сиянии.       Глаза Чонгука вновь обрели свой обычный блеск. Как две чашки кофе «Barbera» с одной ложкой сахара и без молока, как любит Чимин. Глаза рассеянно заозирались вокруг, пока не заметили перед собой Чимина, который, вероятно, выглядел сейчас настоящей развалиной. — Хён! — воскликнул он.       Все кричали, а Чимин просто упал. Он так хочет пить, он так голоден. Он так чертовски устал.       Он хочет спать.       Чонгук был уже на ногах, а Юнги встряхивал Чимина, задавая ему вопросы.       Так устал.       Чимин закрыл глаза.

***

      Чимин проснулся так же, как и после своего первого ритуала привязывания души: от поцелуя в уголок губ.       Он закряхтел при пробуждении, крепко зажмуривая глаза от слепящего света, льющегося на него, и постепенно начиная ощущать свои конечности. Чимин провёл пальцами по мягким простыням своей кровати — своей кровати? Как он вообще сюда попал? — пошевелил пальцами ног и вытянул руки и ноги, издавая тихий стон неудовольствия.       Он чувствовал себя совершенно разбитым. — Хён? — Чонгук был очень тих, его голос звучал лишь чуть громче шёпота. Он находился где-то слева от Чимина, и тот чувствовал его колебания и беспокойство, как если бы они были его собственными. — Хён.       Когда Чимин наконец открыл глаза, его лицо осторожно обхватили руки, а мягкие длинные пальцы принялись ласкать кожу.       Синий. Вокруг Чонгука — яркая, красивая синева. Когда карие глаза Чонгука встретились с глазами Чимина, синева засияла, как пламя, танцующее от восторга. Чонгук наклонился ближе, руки все ещё так же бесконечно нежно прикасались к лицу Чимина, большие пальцы любовно ласкали уголки губ, где он оставил свой поцелуй.       Сработало. Это сработало. Всё отчаяние тех последних секунд, когда они смотрели друг на друга, прежде чем всё стало черным, растворилось внутри Чимина, как пыль на ветру. Он вздохнул, его уставшие глаза требовали, чтобы он закрыл их, но ему так не хотелось отводить взгляд от Чонгука и его ауры, доказательства того, что его истощение того стоило.       Чонгук… Его губы сложились, чтобы произнести имя, но голос подвёл. — Не говори пока, хён, — попросил Чонгук, на его красивом лице читалось беспокойство. — Ты всё ещё слаб. Намджун-хён сказал, что тебе, возможно, придётся отсыпаться ещё пару дней.       Намджун? Разве он не должен сейчас быть в том же положении, что и Чимин, пытаясь оправиться от церемонии, которую провёл для Сокджина? — Что… — Чимин пытался мысленно донести свой вопрос так сильно, как только мог, и ему удалось.       Чонгук немедленно ответил: — Они поговорили с Сокджин-хёном, — пояснил он всё ещё дрожащим голосом. — Они решили… дать друг другу немного времени. Год.       Значит, Намджун не стал привязывать душу? — Они решили попробовать в следующий Хэллоуин, — улыбнулся Чонгук. — Что было просто подарком судьбы, снова сыгравшей в нашу пользу. Если бы Намджун-хён был занят, Юнги не смог бы позвать его на помощь.       На вопросительный взгляд Чимина Чонгук поспешил объяснить, что произошло. Чонгук тоже потерял сознание через несколько секунд после Чимина, и Юнги позвонил Намджуну практически в истерике. Намджун и Сокджин поспешили к ним и помогли отвезти их обратно в квартиру Чимина, где стараниями Намджуна оба были вылечены. Чонгук очнулся два дня назад и с тех пор сидел у постели Чимина. — Ты вернул мне мою душу, хён. Я это чувствую, — признался Чонгук. — Впервые за столетия я словно чувствую себя собой. Это странное чувство, но оно совсем не нежеланное, — он сглотнул, глаза были полны эмоций. — Спасибо, хён.       Когда Чимин заговорил, его голос был едва слышен.  — Не за что, Чонгук-а, — он пристально посмотрел на него, наконец-то в состоянии сказать то, что держал в себе в течение полутора недель. — И прости меня. За Чеджу. — Ты прощён, — отозвался Чонгук. — Как же иначе? Я понимаю, почему ты так поступил. — И всё равно это было паршиво с моей стороны. — С этим я не буду спорить.       Их губы растянулись в идентичных улыбках. Мгновение спустя улыбка Чонгука стекла, скривившись в гримасе, пока он смотрел на Чимина. — Я так… хён, я так боялся, что ты умрешь, — Чонгук нервно сглотнул. — Когда ты вернул душу Хосока… ты напоминал труп, когда я увидел тебя после, лежащего на кровати, бледного и опустошенного.… Я действительно думал, что ты не проснешься, я думал, что потерял тебя. Вот почему, когда ты спросил меня, хочу ли я привязать мою душу, мне пришлось отказаться. Я не хотел причинять тебе столько боли из-за чего-то настолько эгоистичного.       Чимин приподнял бровь, и Чонгук закусил губу. — Я знаю, — продолжил он с гримасой. — Но я пытался найти альтернативу. Мне следовало догадаться, что я не смогу найти никого, кто мог бы сделать это так же хорошо, как ты. — Прекрати пытаться очаровать меня, — прервал его Чимин, краснея.       Он снова изучал лицо Чонгука, и ему казалось, что он действительно видит его впервые, как будто его образ всегда был запечатан фильтром, который не позволял Чимину видеть его таким, какой он есть. Теперь он выглядел цельным и живым, таким, какой он был в странном сне Чимина в Чеджу.       Чонгук бросил на него нарочито застенчивый взгляд из-под ресниц. — Не понимаю, о чём ты. — Итак, ты обратился ко мне, потому что не смог найти никого, кто мог бы это сделать. — Я знал, что процесс займёт три месяца, — начал Чонгук. — Но я провёл весь август и сентябрь в поисках кого-то, кто мог бы сделать это в этом году, и никто не смог. У меня не было иного выбора, кроме как приехать в Корею. Я пришёл к тебе, потому что не смог бы прожить без тебя ещё сто лет.       Чимин судорожно вздохнул, сердце пыталось вырваться из грудной клетки. Он чувствовал слишком много всего сразу. — Что ж… — проговорил он дрожащим голосом. — Ты действительно пробыл здесь целых два дня? — Я чувствовал, что Сокджин хотел приказать мне лечь спать, но не сделал этого, — Чонгук нежно покачал головой. Синее облако над его головой счастливо кружилось вокруг его тела. — Кажется… он действительно держит обещание, которое дал мне.       Чимин вспомнил голос Сокджина, то, как он кричал: «Он мой ребенок!». Он был рад, что Сокджин встал на путь перемен, особенно потому, что Намджун и Чонгук любят его, и все они заслуживают лучшего. — Намджун-хён и Юнги заходили, чтобы проверить нас двоих, не волнуйся. Они просто ушли, чтобы перекусить, — Чонгук успокаивающе провёл пальцами по волосам Чимина. — Мне, наверное, стоит сходить за…       Глаза Чимина широко распахнулись. Он изо всех сил попытался сесть, но надёжные руки Чонгука внезапно оказались прямо на его плечах, удерживая его и укладывая подушку ему под спину, чтобы он мог лечь у изголовья кровати.       Чимин обхватил обеими руками запястья Чонгука, чтобы остановить его. — Не… не уходи, — выдохнул он, быстро дыша через рот. — Не надо… Чонгук!       Чонгук успокоил его тихими заверениями. — Хорошо, хён, конечно, не уйду. Я никуда не пойду, если ты этого не хочешь. Обещаю… — Не обещай мне ничего, — попросил Чимин, всё ещё держа Чонгука тисками. Его глаза впились в глаза Чонгука, требуя, чтобы тот понял. — Не надо. Просто останься, хоть раз. Прекрати бросать меня!       Тяжёлое дыхание Чимина осталось единственным звуком в комнате, напоминающим белый шум перед взрывом. Он выдержал взгляд Чонгука со всей силой, на которую был способен, наблюдая, как на лице Чонгука зеркально отражается его собственное желание.       Триста лет поцелуев и свиданий по всему миру пронеслись между ними, триста лет любви, грусти, когда они не были вместе, и радости, когда они снова встречались. Так много обещаний, которые ни один из них не выполнил, так много глупостей, которые удерживали их от того, чтобы просто сесть и поговорить об этом как взрослые, которыми они собственно являлись. Все они привели к этому моменту в спальне Чимина, где он так много времени провёл в слезах из-за сложностей их отношений и из-за того, что он не мог контролировать их.       «Подарок судьбы, снова сыгравшей в нашу пользу», — так сказал Чонгук. И как это было верно. Может быть, им не суждено было исправить всё за всё то время, что они провели вместе, может быть, это всегда должно было произойти в этом году, в этот самый момент.       И Чонгук доказал ему это. — Я не брошу тебя, — пообещал Чонгук, и на этот раз Чимин верил ему всем своим телом и душой. Больше не было сомнений, больше не было этого пронзительного голоса, твердящего ему, что у них нет надежды. — Чимин, я не уйду. Даже если Сокджин передумает и вернется к своим манипуляциям, даже если Юнги вышвырнет меня из этой квартиры…       Чимин всхлипнул. — Вообще-то я плачу здесь большую часть аренды!       Чонгук крепко прижал его к груди, всё его тело вздрагивало, когда он прятал лицо в шее Чимина, позволяя своим слезам орошать воротник его белой рубашки. — Ты оставил своё сердце здесь со мной в последний раз, и я возвращаю его тебе, — произнёс Чимин сквозь слезы, вцепившись пальцами в рубашку Чонгука. — На этот раз ты береги его и никуда не уходи. Неужели это так трудно сделать, Чон Чонгук?       Чонгук рассмеялся, уткнувшись в кожу Чимина, прекрасный звук прорезался сквозь беззастенчивые всхлипы Чимина. — Я останусь здесь с тобой, хён. На всю оставшуюся жизнь, если ты этого захочешь. К чёрту Сокджина и его обязанности, я возвращаюсь в Сеул ради тебя. Навсегда.       Однако у Чимина были другие планы. Он покачал головой, откидываясь назад, чтобы прижать их лбы друг к другу. — К чёрту Сеул. Если мы останемся здесь, нам придётся общаться с Сокджином, когда он в конце концов переедет к Намджун-хёну, а я не хочу видеть его по крайней мере ещё лет сто. Давай вернемся в Пусан. Давай купим огромный великолепный дом. Как у Намджун-хёна. Я устал от этой уродливой квартиры и хочу вернуться с тобой домой.       Чонгук поцеловал его в ответ — мягкое прикосновение губ, которое должно было передать многое: извинение, одобрение идеи Чимина и его чувства. Это было настолько очевидно, что Чимин молча упрекнул себя за то, что верил в обратное.       Он неторопливо ответил на поцелуй, постепенно переводя его в более страстный, чувствуя потребность в том, чтобы Чонгук оказался на нём, обнажённый и счастливый. Чимин прижался языком к холодным губам Чонгука, делясь своим влажным теплом с Чонгуком, когда он углубил поцелуй, наклоняясь всё ближе к Чимину.       Только когда настойчивая рука Чимина проскользнула под рубашку Чонгука, тот резко вздохнул и разорвал поцелуй. Они тяжело дышали друг другу в рот, ощущая дыхание друг друга на своих губах. — Хён, тебе нужно отдохнуть, — пробормотал Чонгук. Вопреки его словам его собственная рука отыскала своё излюбленное место на изгибе талии Чимина под рубашкой, намеренно оставаясь там. — Чонгук, пожалуйста, я всегда уступаю тебе, — Чимин поцеловал мочку его уха и впился зубами в мягкую плоть, чтобы услышать, как у Чонгука перехватывает дыхание. — Ты мог бы тоже уступить мне иногда. — Я не уступаю? Хён, это наглая ложь… — Шшш. Пожалуйста.       Чонгук прикусил острым клыком его нижнюю губу. — Ладно, — он слизал крошечную капельку крови, вытекшую из укуса. — Ты победил. Ты всегда выигрываешь.       В отличие от их бешеного секса в Чеджу, в этот раз они не торопились. Они медленно и осторожно снимали одежду, следя за тем, чтобы ни один из них не поморщился от боли, пока они раздевали друг друга. Чонгук как можно аккуратнее уложил Чимина на кровать, получив поцелуй в знак благодарности. — Ты так красив, любовь моя, — проговорил Чонгук, и эта нежность так легко слетела с его языка, что член Чимина начал пульсировать в ответ. — Красив во всём, мой Чимин. — Чонгук, — простонал Чимин, пока Чонгук поцеловал его в шею, лизнул соски Чимина, спускаясь всё ниже, ниже, ниже. Он оставил особенно яркий засос прямо над пупком Чимина.       Чимин уставился в потолок, чувствуя, как ловкие пальцы Чонгука обхватывают их эрекции. — Я… — начал он, чувствуя себя глупо из-за того, что боится снова произнести эти слова, обнажиться ещё больше. — Я просто…       Чонгук, похоже, отключил чтение мыслей. Он с тревогой взглянул на Чимина. — В чём дело? Ты в порядке? — Я хочу… — Мы можем остановиться, если тебе нехорошо. — Нет, просто позволь мне… — Хён, у нас вся жизнь впереди. Это не обязательно должно случиться именно сейчас. — Нет, именно сейчас! — взорвался Чимин. Он обнял его за шею и тянул вниз, чтобы поцеловать, пока Чонгук не перестал сопротивляться. — Я пытаюсь сказать тебе, что люблю тебя, чёрт возьми! Дай мне закончить!       Мир не рухнул, никто не умер, только Чонгук смотрел на Чимина так, словно тот только что признался, что всё это время был вампиром. Он что-то пробормотал, его челюсть отвисла, когда он разевал рот, как золотая рыбка. Чимин действительно лишил его дара речи.       Несмотря на шок, член Чонгука продолжал пульсировать у живота Чимина, всё ещё возбуждённый.       После паузы, длившейся как будто вечность, Чонгук наконец осознал, что ему сказал Чимин. — Повтори, — попросил он глубоким голосом, наклоняясь и задевая носом подбородок Чимина.       Чимин сделал глубокий вдох: — Я тебя люблю.       Рука Чонгука снова вернулась к их членам, ритмично надрачивая их и заставляя Чимина задыхаться. — Чимин, — Чонгук вжался в него, касаясь губами пульсирующей точки на шее. — Чимин, я люблю тебя. Я тебя люблю.       Эти слова, слетая с его губ, звучали так сладко, как бальзам, льющийся на многочисленные раны, оставляемые на сердце Чимина каждым уходом Чона. Слова унимали его боль, заставляли Чимина чувствовать, что он летит высоко, как будто всё наконец-то стало правильно, как и должно было быть.       Он обхватил сильными бедрами талию Чонгука и приподнял их, желая разделить это чувство с Чонгуком, но этого было недостаточно. Чонгук провёл большими пальцами по головкам их членов со стоном в ключицу Чимина, мягким хриплым вздохом, на который Чимин ответил собственным.       Они явно хотели большего. — Ты хочешь меня, — удивленно отметил Чимин. — Действительно хочешь.       Чонгук оторвал голову от плеча Чимина, чтобы нежно поцеловать его, гораздо более сентиментально, по сравнению с ленивыми толчками его бёдер. — Всегда, хён. Я так долго тебя люблю.       И поскольку Чимин никак не мог насытиться его сладкими словами, он, положив одну руку на поясницу Чонгука, уточнил: — И как долго? — Ты возненавидишь меня, если я скажу «с нашей первой встречи», не так ли? — хихикнул Чонгук. — Нет, — возразил Чимин, другая рука скользнула между их телами, чтобы обхватить руку Чонгука, останавливая его. — Потому что у меня это случилось тогда же.       Глаза Чонгука превратились в сверкающие галактики, его губы напоминали огненное кольцо. Он задохнулся, когда Чимин повёл руку Чонгука ниже, мимо яичек, к своей самой интимной части, месту, которое он на протяжении многих лет делил только с Чонгуком, не желая никогда никого другого. — Пожалуйста, — проговорил Чимин, захватывая его губы и язык. — Ты мне нужен.       Чонгуку не надо было повторять дважды. Чимин воспользовался магией, чтобы вытащить бутылку смазки из-под кровати — они не удержались от хихиканья, когда она упала на голову Чимина, — и Чонгук перехватил инициативу. Он обмакнул пальцы в прозрачный гель с ароматом ванили и прижал их к колечку мышц Чимина, чтобы услышать, как тот выдыхает его имя. — Чонгук, — произнёс Чимин, вкладывая в его имя гораздо большее. В нём звучало «пожалуйста, поторопись», в нём звучало «я люблю тебя». Он откинул голову назад, когда один из тонких пальцев Чонгука мягко нажал на тугое кольцо мышц, пока тот не сводил глаз с лица Чимина, проверяя, нет ли каких-либо признаков дискомфорта. — Дай мне знать, если будет больно, любовь моя, — попросил Чонгук, и Чимин не смог сдержать откровенно смущающий высокий стон, который последовал за этим ласковым словом. Ему слишком сильно нравилось это обращение, и он уже мог сказать, что Чонгук постоянно будет его использовать.       Чимин прикрыл лицо руками. — Тебе нравится смотреть, когда я веду себя по-дурацки. — Почему? — удивился Чонгук, второй палец присоединился к первому, просто массируя ободок. — Я вижу, тебе это тоже нравится. С этого момента я буду называть тебя разными красивыми именами, милый. Я буду целовать тебя каждую ночь и называть своей любовью, своим всем. Я буду трахать тебя каждый день и шептать все те слова, которые я украл у поэтов и писателей и которые тебе всегда нравилось слышать в моём исполнении.       Это звучало так идеально, что Чимин, попавший под очарование Чонгука, не был в состоянии сдержать всхлип. Ему приходилось проглатывать мириады нежностей, которые заставили бы его испариться в ничто от простого смущения. — Значит, ты специально старался быть таким джентльменом… ах… для меня?       Чонгук поцеловал его в то время, как третий палец присоединился к первым двум. Вместе они обнаружили то маленькое местечко внутри Чимина, которое заставляло его кровь петь, а сердце сходить с ума. — Если не для тебя, то для кого, хён? Конечно, не для Сокджина. — Мы можем не говорить о нём, когда ты собираешься трахнуть меня?       Чонгук обвёл языком сосок. — Думаю, я с этим справлюсь.       Чимин потянулся за бутылочкой смазки, выдавил большое количество в ладонь, а затем обхватил член Чонгука, отчаянно желая, чтобы его взяли как можно быстрее. Это было ужасно долгое ожидание, которое ему хотелось стереть из своей памяти. — Нетерпеливый, — Чонгуку едва удалось выбраться. Чимин ритмично надрачивал его член, доводя Чонгука до полной твёрдости под его уверенной ладонью. Он прикасался к нему сотни раз до этого, он знал, что заставляет Чонгука ощущать себя тикающей бомбой в ожидании взрыва. — Хён… блять… если ты… чёрт… если ты продолжишь, я кончу ещё до того, как мы доберемся до самой интересной части. — С тобой мне хорошо в любом случае, Чонгуки, — признался Чимин, откидывая голову на подушку, тыльной стороной ладони потирая свой напряжённый член. — Мой Чонгуки. Мой.       Чонгук зарычал — он на самом деле издал грёбаный рык — и наклонился, оказываясь на коленях. Его бледный торс, мускулистые руки и твёрдый член делали его похожим на древнюю статую, лучшего, хорошо одарённого Давида. Чонгук в течение секунды обводил взглядом Чимина, затаив дыхание, а затем просунул обе руки под его ноги, сгибая их в коленях и поднимая так, чтобы его пульсирующее колечко оказалось на виду. Возможно, Чимин нашёл слово, способное превратить Чонгука в полнейший беспорядок, точно так же, как на Чимина действовало «любовь моя». — Я готов для тебя, — подтолкнул его Чимин, убирая руки, чтобы заменить их своими. Он раздвинул колени ещё шире, позволяя Чонгуку смотреть столько, сколько он хочет.       Приятно было являться предметом восхищения этих нежных карих глаз, а в данный момент — тёмных озер похотливой черноты.       Чонгук обхватил свой член и направил его головку к ожидающему входу Чимина. На короткое мгновение они оба задержали дыхание, не сводя глаз с единственной точки соприкосновения, словно ожидая, что что-то прервёт этот момент.       Но Чонгук был прав: Чимин всегда был чертовски нетерпелив, и он хотел Чонгука сию же секунду. Он прижимался всё ближе, пока Чонгук не проскользнул полностью внутрь, и они оба застонали. Растяжка была немного болезненной, но Чимину хотелось большего, хотелось, чтобы боль поскорее превратилась в удовольствие.       Чонгук чертыхнулся себе под нос, медленно, раздражающе медленно, толкаясь в Чимина до конца. Полностью погрузившись в него, он прикрыл глаза, пока Чимин обхватывал его ногами, удерживая там, где они оба хотели быть. — Всё хорошо? — уточнил он у Чимина. Волосы упали Чонгуку на глаза, когда он приподнялся, опираясь на локти. Он поцеловал Чимина в губы и ждал, все ещё самый терпеливый из них двоих.       Чимин ласкал его щеку, ухо, затылок. Зарылся пальцами в тёмные короткие волосы. — Более чем. — Дай мне знать, когда привыкнешь, чтобы я мог двигаться. — Ладно. Сейчас. — Уверен? — Да. — Хорошо, — проговорил Чонгук, оставляя влажный поцелуй на шее Чимина, отдавшийся повсюду удовольствием. — Тогда держись, любовь моя.       И Чимин держался. Он держался за него жадными ногами и руками, оголодавшим сердцем, которое никогда больше не отпустит его.       Его толчки начались с малого, больше похожего на покачивание бедрами, чем на что-либо другое, но, чёрт возьми, Чимин чуть не кончил прямо там и тогда. Он спрятал лицо в шее и срывался в судорожные вздохи, когда Чонгук увеличил темп, когда его член почти полностью выскальзывал из Чимина, прежде чем ворваться внутрь, ударяя по простате.       Это было удивительно знакомо: они на кровати, позволяющие своим телам рассказывать всё, что они держали под замком в самых глубоких уголках своего сознания. И всё же это было также ново и умиротворяюще: их движения теперь вторили их словам любви и ободрения, произносимым шёпотом в плечи и шеи, в уши и души. Это было то, о чём Чимин мог только мечтать.       В какой-то момент Чимин издал особенно громкий стон, от которого рука Чонгука поспешила коснуться распухших губ Чимина. Его краткие «ахи» и «охи» ударяли по кончикам пальцев Чонгука, пока те обводили его рот, и этого было недостаточно. Его язык скользнул по губам и нашёл солёные подушечки пальцев Чонгука, влажные мышцы втягивали их в рот, пока Чонгук трахал его всё сильнее. — Чёрт, хён, — заметил Чонгук. — Тебе нравятся мои татуировки.       Чимин простонал и ответил мысленно: «Проклятье, да», — подумал он, — «конечно, нравятся».       Те же самые пальцы, которые Чимин только что благоговейно сосал, обволокли забытый член Чимина от основания до кончика, и он захлебнулся стоном.       Они оба уже были на грани. Чонгук тяжело и быстро дышал, движения бёдер становились всё беспорядочнее. Он уткнулся носом в шею Чимина, прямо над точкой пульса, чувствуя, как под кожей пульсирует кровь.       Чимин знал, что он хочет сделать. — Давай, малыш, — подбодрил он, ласковое прозвище так естественно слетело с его губ, хотя он никогда не произносил его раньше. — Давай, бери то, что тебе нужно. — Ох, Чимин-хён. — Сделай это, Чонгук, — Чимин осторожно подтянул его голову, пока не почувствовал, как клыки царапают его кожу. — Мой Чонгуки, давай, ты можешь это сделать.       Чонгук, обхватив рукой зад Чимина, погрузил клыки в яремную вену Чимина и принялся сосать.       Они делали это так много раз раньше, и всё же приятных волн ощущений, которые распространялись от шеи Чимина по всему его телу, было почти достаточно, чтобы вызвать у него оргазм. Тем не менее, хватаясь за Чонгука со всей силой, на которую он был способен, он принуждал себя ждать. Ещё нет, говорил он себе, ещё нет, давай, держись, пусть Чонгук насытится, пусть он достигнет пика вместе с тобой.       Оргазм застал их врасплох. Чонгук в последний раз сильно всосал кожу Чимина, а затем оба обмякли на грани эйфории. Они вцепились друг в друга, расфокусированный взгляд Чимина был ослеплён яркой аурой Чонгука, а его ногти впивались в лопатки Чонгука, как будто от этого зависела его жизнь.       Множество вздохов в чувствительные части тела, фантомная дрожь в ногах и обмякающие члены, а зад Чимина все ещё лениво пульсировал вокруг члена Чонгука. Бьющееся ликующее сердце колотилось между их телами и рикошетило в грудь Чонгука. На мгновение даже показалось, что сердце Чонгука ожило.       Чонгук слегка пошевелился, чтобы нежно поцеловать Чимина в губы. — Юнги и Намджун вернулись минут десять назад, развернулись и ушли. — Нам стоит провести долгую беседу насчёт того, что ты упоминаешь других мужчин, которые, кстати, тоже наши друзья, пока твой член у меня в заднице. — Хм, — Чонгук снова поцеловал его, и Чимин улыбнулся. — У нас ещё очень, очень много времени, чтобы поговорить об этом, любовь моя.       Так оно и было, правда ведь?

***

— Какой сегодня день? — спросил Чимин час спустя, всё ещё находясь в прострации.       Чонгук обнял его сзади, их изгибы идеально подходили друг к другу. — 16 ноября, — прошептал он, оставляя поцелуй на шее Чимина.       Целое столетие. Чимин спрятал улыбку в подушку. — Итак, что насчёт оплаты? — с интересом уточнил Чонгук. — Даже не знаю, — протянул Чимин, глядя на их сцепленные пальцы. — Может, твоя душа?

***