Размышления ни о чём

На улице стояла осень. Нет, не та красавица осень, которая одета в яркие красные, оранжевые и жёлтые цвета. Нет. Эта осень была унылой, угрюмой, от неё веяло старостью и неизбежностью бытия. Если бы времена года можно было представить людьми, проживающими обычную жизнь, как и остальные люди, то про эту осень можно было бы сказать что она умирает - что смерть дышит ей в затылок. Моросил дождь. Этого и следовало ожидать - с самого утра было сыро, и птицы летели очень низко по отношению к земле. Дул холодный ветер, который срывал остатки цветастого одеяния деревьев и кустов, оставляя их совсем голыми. В некоторых местах грязь тоже давала о себе знать, ведь сегодняшний дождь - не единственный в этом месяце. Сколько не говори и не рассуждай о погоде, на работу ходить надо, и это неотъемлемое правило. Йокогаму затянуло в суровые тяжёлые тучи. Видимо, к середине дня моросящий дождик превратится в настоящий ливень. В агенстве, благодаря погоде, работа кипела над бумагами, нежели над нераскрытыми преступлениями. У Рампо с утра заканчивались чипсы, и великий детектив уже начал косо поглядывать на своих коллег, ища потенциальную жертву, которой придётся по такой погоде бежать в ближайший магазин сладостей или супермаркет. Куникида активно работал над бумагами и счетами, стараясь не отвлекаться на каждую новую кипу бумажной работы, которую так мило предоставляло ему начальство. Йосано копалась в историях болезней, распределяя медицинские данные сотрудников по ящикам. Кенджи ушёл на задание, которое ему поручили фермеры - дождь мог усилиться, а защитить урожай без него не успеют от водной напасти. Наоми и Харуно занимались документацией, только-только пришедшей на адрес агенства. Танизаки и Ацуши сортировали папки с раскрытыми делами. Директор сидел в своём кабинете и пил чай. На месте не было одного сотрудника. Одного очень увлекающегося суицидом и играми со смертью сотрудника. Дазай несколько дней подряд уже не появлялся в агенстве. Однако никто особого значения этому не придавал - наверняка горе-суицидник опять где-то в канаве валяется или плывёт в омуте холодных вод. Но на самом деле Осаму все эти дни коротал в компании одной небезызвестной русской личности, которая несмотря на тёплую погоду упрямо носит свою любимую белую ушанку на голове. Да, вы всё верно поняли - Фёдор был так любезен, что позволил бывшему мафиози укрыться от этой серой реальности в своём доме, на окраине города. И Дазай не был против. Наоборот, он сам попросил своего потенциального врага разрешить погостить у себя столь неотразимому маньяку-суициднику. Что же они делали всё это время? Казалось, что такие невообразимо умные и хитрые люди, как лисы, к тому же враги, не смогут ужиться и дня в крохотном доме. Ан нет. Вдали от суматошного города, в месте, где природа буквально укрывает тебя покрывалом жизни, несмотря на мрачную погоду, эти двое нашли внутренний покой и решили позабыть на время о распрях между собой, дабы в полной мере насладиться тишиной и спокойствием, прерываемым лишь лёгким звоном сервиза русского. Этот день ничем особо не отличался от остальных дней, проведённых вместе с заклятым врагом, но вот Фёдор, сидя на плетёном стуле, напротив Осаму, потянулся за своей чашкой чая, и испив немного, решил задать давно интересующий его вопрос: - Дазай, как ты думаешь, что такое любовь? Как ты бы мог её описать? Услышав такие неожиданные от своего оппонента слова, Дазай ненадолго замер, не успев сделать глоток свежего утреннего чая, и посмотрев на собеседника, немного вздохнул с лёгкой улыбкой: - Не ожидал от тебя такого вопроса, Фёдор. Ты не заболел? - Нет, я абсолютно здоров. - ответил русский, не меняя своего пустого лица и взгляда. - Ты не ответил на мой вопрос. Осаму, сидящий на таком же плетёном стуле, как и собеседник, поставил чашку с чаем на стол, подпёр рукой подбородок и, прикрыв глаза, начал говорить: - И впрямь сложный вопрос... Ну, могу сказать, что любовь — это сильная привязанность к чему-либо или к кому-либо, это чувство, которое делает приятно душе и телу. Фёдор окинул безразличным взглядом присутствующего, и тихо проговорил: - Чувство...? Дазай, открыв глаза и повернув голову к окну, повторил: - Да, чувство. Что-то не так? Фёдор секунду мялся, и начал говорить о том, что волновало его разум уже некоторое время: - Знаешь, совсем недавно я задумался: правильно ли мы трактуем чувства? Возьмём к примеру, писателей. Вот пишет человек: моя обида настолько глубока, что её можно было бы сравнить с самым тёмным омутом холодных вод, настолько холодных, как кровь в моих жилах. Нет, я думаю, что чувства на самом деле нельзя сравнивать с чем-то, ведь так человек может заблуждаться в истинном направлении своей души, человек может запутать себя и окружающих. Ведь сравнение своих чувств с неодушевлёнными или одушевлёнными предметами человек придумал, дабы понятнее передать информацию о своих чувствах другому человеку. Обмен информации, а столько простора в таком способе. Таким образом, мы можем говорить, что наше сердце мечется и рвётся, как разъярённый гепард, что наша любовь поднялась выше небес, облетая облака, что наша ярость подобно вулкану, и прочая чепуха. Однако такой способ плох тем, что человека так легче подкупить, и легче обмануть. Ведь если он слышит сравнение — значит, что человек, говорящий это, искренен, на всё сто уверен в чистоте и правдивости своих слов и чувств, и это огромное заблуждение. Когда брюнет наконец закончил, Дазай, оторвав пустой взгляд от рассматривания пейзажей за окном, посмотрел на Фёдора, не скрывая своё удивление: - С каких пор ты стал задумываться о таких вещах? Совсем на тебя не похоже. Услышав это, русский одарённый лишь тихо рассмеялся, и поставив свою чашку на стол ответил: - Да так, просто ночные мысли перед сном. У тебя бывало такое? Осаму, перед тем, как ответить задумался на долю секунды, после чего дал положительный ответ в виде кивка. После этого оба замолчали и стали пить уже немного остывший чай в полной тишине, нарушаемой капающими звуками дождя за окном. Когда чай закончился, и заняться было нечем, Дазай всё-таки решил вновь поднять тему любви, которую начал Достоевский: - Знаешь... Насчёт любви... Если так подумать о чувствах, о которых ты разглагольствовался, получается, нельзя точно сказать, что это такое, но тем не менее все это даруют кому-то и все хотят заполучить это? Получается, что любовь это что-то из разряда "иди туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю чего" ? Такой вопрос немного озадачил Фёдора. Ведь он вроде бы задал детский и примитивный вопрос, а Дазай уже тот час превратил его слова в настоящую философскую тираду. Слегка поправив свою шапку-ушанку, брюнет всё же ответил: - Думаю да. Я не философ, чтобы что-то доказывать или спорить с кем-то на такие темы. Но Дазаю этого было мало, и он, решившись и дальше упиваться новой открытой точкой в душе Достоевского, продолжил: - В таком случае, выходит, что любовь - мусор? Ибо если ты привязан к чему-то или к кому-то, тебя проще пошатнуть, к примеру, отнимет кто-то твою любовь либо ещё что-то случится и всё, здравствуй депрессия или чего похуже. Но почему её тогда так превозносят? Фёдор уже понял, что попал в мышеловку, даже нет, он сам её себе поставил, но русский всё-таки ответил, пожимая плечами: - Ну, видимо любовь — одно из чистейших и приятнейших чувств, раз человечество так тянется к ней. Я не особо развит в таких вопросах. На этом аргументы или ниточки, затягивающие разговор, у Дазая кончились. На этом их небольшой и вдумчивый разговор был прерван. Посидев так ещё какое-то время, Фёдор всё-таки решил встать, и пойти прогуляться по дождливой Йокогаме. Главное, не забыть зонтик. Только брюнет собирался выходить из комнаты, как Дазай решил поговорить уже об интересующей его самого теме: - Если человек идиот — это потому, что так думают о нём другие и он сам, или это потому, что он таким и является. Пусть все могут считать этого человека идиотом, но на самом деле внутри этого идиота живёт гений, и если никто этого не видит и не замечает, да и сам человек забывается, не помня на самом деле, кто он — идиот или гений, значит этот человек ещё и великолепный актёр, который достоин Оскара. Услышав такие интересные размышления от шатена, Достоевский остановился на пол пути до выхода их комнаты, и не поворачиваясь, выдал: - Думаю, также гений может притворяться идиотом, просто потому, что ему лень что-либо делать или если он разочаровался в чём-то очень сильно. Да и какая разница гению, что о нём будут думать идиоты? Да, они оба понимали, что реплика Фёдора не соответствовала тому, кто её выговорил, но Дазай не хотел на этом останавливаться, желая добить своего оппонента: - Знаешь, это напоминает одну маленькую фантазию. Представь - есть общество, где все безумны, как в Алисе из Страны Чудес, и если в такое общество попадёт посредственный человек, то все безумцы будут считать и называть посредственного человека безумцем, хотя всё как раз наоборот. А ты попробуй подставить на место безумцев и посредственности идиотов и гения. Что получится? Это был тест. Нет, скорее экзамен. Если Фёдор сейчас выдаст что-нибудь глупое, или скучное, по мнению Дазая, то можно считать, что в этой словесной войне победа в кармане Осаму. Набрав кислорода в лёгкие, Фёдор, слегка повернувшись к собеседнику и не отрывая взгляд от пола, ответил: - Гений или бы сошёл с ума, и тогда его сложно было бы назвать гением, или он бы притворился таким же идиотом, как и все - проявив тем самым способность адаптироваться и быть хитрым. Но с другой стороны, если гений притворится идиотом в данной ситуации, то это значит, что он быстро сдался. А если бы он просто сошёл с ума - это доказывало бы его верность здравому смыслу, отличным от мира безумцев. После этих слов брюнет уверенно пошагал в сторону прихожей, с сильным намерением прогуляться и освежить голову. А Дазай сидел с удивлённым лицом, которое вскоре сменилось немного досадной гримасой. Когда хлопнула входная дверь, означающая уход хозяина дома на прогулку, Дазай уселся поудобнее на своём стуле, прикрыл глаза, и сложив руки домиком, начал мысленно размышлять о некоторых вещах: " Я уже долго живу в этом бренном мире, и многое повидал. Казалось, я с самого рождения ненавидел свою жизнь и этот мир - с самого детства у меня были множественные синяки, порезы, и ранения. Сколько себя помню, мои воспоминания о родителях стёрлись, как мел с доски. Я помню только Мори, который, в каком-то смысле, заменил мне отца. Помню все свои попытки суицида. О-о-о, я бы мог написать собственную книгу на эту тему. Хотя, какой я суицидник, если до сих пор живой? Забавно. Резал себе вены, раздирал и выжигал кожу, бил себя и нарочно подстраивался под удары и ранения, давился таблетками, пытался отравиться, топился, и многое, многое другое. Я прожил такую долгую, и одновременно короткую жизнь, но ни разу до этого не встречал такого разностороннего человека, как Фёдор. Никогда бы не подумал, что такой человек как он станет разговаривать со мной о таких вещах... И всё же...".... Дазай уже хотел встать, но внезапная слабость и боль прошлись по его телу, и он упал со стула. - Хах, так это был чай..? - хрипло оскалился в улыбке Осаму. Лишь дурак не заметил бы странного запаха в чае, распивая его уже несколько дней подряд. Видимо, лишь сегодня утренний чай преподнёс шатену сюрприз. - Ха...если хотел заткнуть меня, мог бы просто сказать... - веки Дазая медленно смыкались. - Хотя, я не особо против... Перед тем, как навечно утонуть в столь желанных и долгожданных объятиях смерти, в голове у Дазая всплыло воспоминание первого дня, когда он попросился погостить у Демона-Фёдора: "- Я согласен, вот только моё гостеприимство доступно лишь малые шесть дней. Ясно? - немного язвительно улыбнулся Достоевский. -Яснее некуда! - пропел радостный Осаму". На улице дождь уже лил как из ведра, и люди в городе спешили как можно быстрее покинуть эту сырую оболочку вселенной. Фёдор стоял на холме, на котором вся Йокогама была как на ладони. Благо, он не забыл взять с собой зонт. Провожая взглядом очередную громоздкую тучу, брюнет проговорил так тихо, что даже призрак его не услышал бы: - Думаю, я даже сделал тебе одолжение. Наши размышления ни о чём привели тебя к твоей мечте, и ты ведь рад этому? Ответом ему был холодный осенний ветер, который пробирал до самых костей.