перо, дождь и книга.

      Вы знаете, что такое боль? Это дождь, почти ливень, бьющийся о стёкла, просящий пустить, безжалостно падающий на землю, разбиваясь на миллионы маленьких капель. Он льётся — даже не капает — застилая собой весь обзор куда-то вглубь, далеко. Он словно слёзы беспощадно бежит, принося ни то облегчение, ни то ещё больше того разъедающего чувства, что поселилось где-то в солнечном сплетении. Это перо, резко скользящее по шершавой бумаге и выписывающее какие-то важные слова. А важные ли? Важно ли вообще что-либо сейчас? Не знает. В голове туман, пустота. Ему не хочется улыбаться, он не хочет улыбаться кому-то, кроме него. Слёзы падают на ещё не высохшие чернила, заставляя те медленно поползти в стороны, будто давая шанс их остановить, но Александр просто выкидывает бумагу. Медленно встаёт и берёт книгу. Они любили её читать, вместе, проводя пальцами по страницам, вбирая каждое слово, жадно и любопытно. Только они так умели. Но теперь умеет лишь он. Медленно сползает по стене, упираясь в колени книгой. Читает, читает, пока глаза не застилает пелена слёз. Мысли путаются, исчезают и появляются. Лицо горит и дорожки солёной воды быстро скатываются куда-то за шиворот, обжигая кожу. Если бы он знал, он бы приехал, призвал, а может в последнюю встречу всё-таки сказал бы вновь как любит. Эта невыносимая боль и тягость обволакивают сердце и, кажется, грудную клетку, не давая вздохнуть. Он тонет и для этого ему совсем не нужна вода. Его персональный ад. Котёл, наполненный слезами и сожалениями. Мелькают воспоминания, мелькают планы, которым не суждено сбыться. Это всё похоже на плохую шутку. Не смешную комедию чей автор никогда не отличался чувством юмора. Глупую мелодраму, собравшую в себе самые пропитые обороты. Но нет, это не сон, не шутка, не рассказ. Это его жизнь, его история и от этого в горле скатывается ком, а по спине бежит холод. В комнату стучат, но он не спешит открывать, по ту сторону и не настаивают, медленно отдаляясь от двери. Александр пытается вздохнуть. Полной грудью, легко, но ничего не выходит, и он лишь хрипит, вытирает, даже не влажные, сырые глаза. Голову сдавливает в тиски, он тяжело выдыхает, осматриваясь. Рядом лежит книга, потрёпанная, от воспоминаний которой начинает болеть голова. За окном идёт дождь, медленно стихающий и не спеша скатывающийся по стеклу. И только одна строчка была запачкана пролившимися чернилами. 'Мой дорогой Джон...'