— Эдит!
Я беспомощен. Беспомощен. Кому может помочь призрак, оцепенело стоящий на месте? Я могу лишь видеть ее взгляд, миг ее взгляда, обращенного на меня из-за плеча Люсиль. Правильно, Эдит. Прости, Эдит. Мне жаль, что она причинила тебе так много боли. Что я допустил, чтобы она сделала тебе больно. Заставь ее обернуться, она безумна, она обернется, если ты скажешь ей, что я здесь. Пожалуйста, Эдит, я не хочу, чтобы ты умирала, я хочу, чтобы ты жила дальше, не привязанная к этому проклятому поместью, как к нему привязаны мы. Ты действительно просишь ее обернуться, следуя не моей просьбе, но моему обещанию. Я обещал помочь, Эдит. Мне жаль, что, будучи мертвым, я на самом деле не могу ничего сделать, только отвлечь Люсиль. Я стою за ее спиной, смотря не на нее, но на тебя. Твои руки обагрены кровью. И я виноват в этом, черт возьми! Но призрачное тело не позволяет мне ничего сделать, ни защитить тебя, ни закончить этот кошмар, я могу лишь посмотреть на Люсиль, мысленно говоря ей последнее, что могу сказать, прежде чем исчезну. Моя маленькая осуждающая исповедь. Люсиль, что ты сделала с нашими жизнями? С нашим прошлым, с нашим будущим, с нашей матерью? Мы — мертвые тени, застрявшие во времени в этом доме, вместе с призраками прошлого. Наша любовь исказилась и законсервировалась, наши одержимости были готовы погубить нас, но, знаешь почему я не смог позволить тебе погубить Эдит ради меня? Потому что она заставила меня почувствовать себя живым. Я забыл, каково это, быть живым. Это удивительное чувство.***
Я бы не сказал Люсиль, что влюбился в Эдит с первого взгляда. Я бы не сказал Эдит, что не играл роль в больном спектакле Люсиль, когда мы только познакомились. Наша первая встреча и связь, которая между нами возникла, то была банальная симпатия, которую можно испытывать к другим людям, не обязательно перетекающая в романтические чувства. Она была взаимна, такая искренняя. Есть нечто особенное когда кто-то смотрит на тебя с похожей симпатией. Не с благоговением. Не с восторгом. Не с страстным влечением, а именно с симпатией. Это то приятное ощущение, когда чувствуешь в человеке хорошего друга. Оно было как дрожащий отблеск свечи, чье мерцающее тонкое тепло оказалось для меня жаром, особенно по сравнению с могильным холодом, в котором я жил. Я не знаю, обманывал ли я себя или сестру, когда говорил, что Эдит — просто хороший выбор, а не что-то особенное в том или ином плане. Наверное, нас обоих. Я же знал, что Люсиль сделает с ней, но я не смог удержать себя от того, чтобы продлить наше общение на более долгий срок, сделав нас друзьями. Эдит стала дорога моему сердцу. И я стал дорог ей, хотелось ли мне разбивать ее душу тем отказом? Я ведь мог на этом все и закончить, сыграть роль, которую дал мне ее отец, до конца, и не возвращаться, сберечь ее таким образом... Я уговорил Люсиль уехать в одиночку. Я не смог уйти от Эдит, даже зная, что обрекаю ее на гибель. Когда мы поженились, я силился уговорить себя, что это рядовой случай, не больше, и не меньше, что я рассказываю ей про поместье так увлекательно не потому что хочу поделиться своими чувствами и сделать ее жизнь хоть ненамного приятнее до ее смерти, а потому что так надо, чтобы она верила мне. Но за всем этим притворным притворством, лжи Люсиль, общая память с которой держала меня с нею крепко связанным, я ощущал себя между двух огней, оба из которых меня могли бы сжечь, и я не знал, что лучше, старая память или новая жизнь. Я слишком погряз в прошлом, чтобы отказываться от него. Чем дольше я общался с Эдит, когда она стала моей женой, тем чаще я задумывался над тем, как я себя чувствую рядом с ней. Меня приводило в восторг и пугало то, каким я становлюсь рядом. Я хотел быть собой прежним, бесстрастным, как и с теми, кто был до нее... Хотел ли? Эдит же была другой, наша любовь была взаимна. Искренняя, как та дружба между нами, хотя я не знал, что делать с Люсиль, хотевшей ее смерти. Я не знал как объяснить Люсиль все это, подсознательно догадываясь, что она просто не захочет меня понимать. Ее счастье не включало в себя других людей. Уж точно не так, чтобы они были близки мне. Раньше меня это не волновало, потому что ни с кем сближаться я не желал, но теперь передо мной был другой случай и Люсиль... мешала моему счастью? Мое счастье стало включать в себя Эдит. И поэтому я не мог позволить ей погибнуть. Я попытался сделать все что мог, даже несмотря на то, что уже было поздно. Я сказал ей не пить чай. Я не убил доктора. Я сжег бумаги с ее подписью. Единственное чего я не смог — убить Люсиль, и именно поэтому она сейчас стоит перед сестрой, а я стою рядом. Я сделал это все из-за того, что хотел искупить свою вину перед Эдит, моей милой Эдит, которая не заслужила всех этих несчастий, которые я позволил ей испытать.***
И за все это, Эдит, я хочу извиниться, даже несмотря на то, что уже поздно и мой язык не повернется сказать тебе то, что я хочу сказать, а мое тело не позволит тебя коснуться в последний раз. Я не жалел ни о чем так сильно, как о том, что отрекся от своих обещаний Люсиль слишком поздно, позволив ей довести тебя до такого состояния, заставив тебя пролить свою и ее кровь. Я ведь знаю, что мог избавить тебя от этого, убив ее за тебя. Мы могли бы продолжить жизнь, я бы перестал быть пленником прошлого, мы были бы счастливы. Твое прикосновение ко мне буквально обжигает меня и я смутно надеюсь, что этот жар останется со мной навечно, но спустя мгновение рука начинает проходить сквозь меня. Я плачу, Эдит, даже если этого не видно. Я хочу задержать это мгновение, и я исчезну, ощущая его. Эдит, я люблю тебя и... прости меня. Пожалуйста.