1 глава
7 ноября 2020 г. в 19:12
Андрес ненавидел, что оказался здесь, даже после того, как в него стреляли, и он думал, что собирается сделать один хороший выстрел в грудь, который быстро положит конец. Он был жив. Застрял в тюрьме военного госпиталя. Там, где они не щадили затрат, заставляя людей оперировать его так часто, как они считали нужным. Убедиться, что они всегда были мужчинами, что имело смысл, поскольку они исследовали его как можно больше, узнавая о его многочисленных женах и любовниках; которые все были женщинами. Насколько они знали.
Он глубоко вздохнул, чего он не мог сделать, пока они не осознали, что его легкие были на самом деле главной причиной его болезни. Не то чтобы у него была болезнь матери, но лекарства, которые он принимал, заставляли его легкие отказывать.
Хотя это заставило его поклясться, что он всегда получит второе мнение, если когда-нибудь выберется из этого места.
Он вздохнул, он был в своем кресле. Он был слегка набит, что удерживало его в ресторанах, которые он никогда раньше не видел. Поднимая ноги так, чтобы его вес приходился на кончики пальцев ног, его спина была привязана, чтобы она оставалась прямой, никогда не касаясь спинки стула, и его руки держались по бокам.
Они никогда не делали ничего больше, чем пытались определить имена людей с ним. Те, о которых они ничего не знали, кроме каких-то расплывчатых описаний их лиц и кодовых имен. Они зашли достаточно далеко, чтобы сказать ему, что благополучно возьмут их всех, если он сообщит им их имена. Убедитесь, что они не пострадали. И он знал, что это ложь, они сказали, что он в порядке. Что ему помогли.
Даже если бы они дали ему только достаточно обезболивающего во время его исцеления, чтобы снять остроту, говоря ему, что он мог бы получить больше, если бы он просто рассказал им несколько секретов. Но три года этого, и они не приблизились к тому, чтобы узнать то, чего еще не знали. Они не понимали, что, хотя они и казались совершенно незнакомыми людьми, они так или иначе стали семьей.
Однако его всегда мучила мысль о том, что они найдут Мартина. Он был сильным. Он переживет это, потому что он не имел никакого отношения к тому, что они сделали на Монетном дворе. Но если они причинили ему боль, Андрес мог видеть, как он кричит все, что они хотели знать, поэтому они не причинили ему вреда.
Он не провел ни дня с тех пор, как не думал о том, что они с ним сделала. Зная, что он послушал своего брата, совершил ошибку, которую он снесет в могилу, и, к сожалению, теперь он понятия не имел, когда это произойдет.
Вошел охранник. Он был худшим в этом месте, достаточно грубым, чтобы ранить, но не оставил следов. Это был тот же человек, который отвечал за соблюдение правил личной гигиены. «По ошибке» порезал кожу вокруг ушей, на щеках и натер кожу так сильно, что порвались швы. Но он ничего не мог сказать.
Его выпустили из кресла, и он не смог растянуться, прежде чем наручники были надеты на его руки, обвязывая его талию и связывая его ноги. Он глубоко вздохнул, ощутив вкус слегка теплого влажного воздуха, к которому тоже привык. Он начал идти по коридорам, проходя мимо других мужчин и женщин, которых вели одновременно. Он действительно не смотрел на лица, но его глаза продолжали метаться вверх. Как будто они знали, что есть причина, по которой он должен был насторожиться.
Наконец его отвели в следующую комнату, где ему предстояло взять интервью.
Женщина, Сьерра, была на самом деле беременна. За то время, что он был там, он наблюдал, как растет ее живот, и ему стало противно, что женщина, которая упивалась причинением людям боли, чтобы получить их ответы, рожала ребенка. Она просто собиралась принести в мир что-то вроде него или того хуже.
Писк кроссовок заставил его поднять глаза. И он увидел его. Вытаскивают из комнаты. Они замерзли. Он видел его. Меньше на вид. Его глаза были глубокими и испуганными, его волосы были жирными и вялыми вокруг его лица, его загорелая кожа была почти серой. Прямо перед ним стоял Рио. Это означало, что они поймали одного из них, надеюсь, только одного из них.
Он слегка расширил глаза, надеясь, что Рио поймет, о чем он его спрашивает. Знайте, что он спрашивал, были ли здесь другие. Он быстро покачал головой, и Андрес не знал почему, но его взгляд метнулся на охранника, держащего Рио. И он был новеньким. Новое, но в некотором роде знакомое. Он почувствовал на себе глаза и рискнул еще раз взглянуть, они расширились, и это было почти так, как если бы он знал его.
Но он не подумал об этом, потому что пришло время разобраться с худшим человеком в этом месте. Он был готов.
Она села, глядя на свои ногти, когда он сидел привязанным к своему стулу. «Я полагаю, вы видели ту маленькую штуку, которую зовете Рио». пробормотала она, все еще не отрываясь от своих идеально накрашенных ногтей. «Он не более полезен, чем вы. Но я могу испытать на нем гораздо больше, чем на вас, с меньшим риском того, что он просто умрет из-за меня. Она говорила так, будто это ее больше раздражало, чем расстраивало.
"Я знаю." Он ответил: «Но я хотел бы знать, что мы собираемся попробовать сегодня». Она сломала ему пальцы только для того, чтобы они полностью зажили и начали снова. Прекратил прием обезболивающих на неделю. Закачал немного газа в маску, отчего он так сильно в панике рассмеялся; он потерял сознание на полу с криком, что он лжет. Ее больше раздражало то, что она не могла попробовать то, что, по ее мнению, сработало. Ходили по нему кругами, заставляли его чувствовать, что он медленно тонет, и заставляли думать, что его близкие были рядом с ним. Но почему-то он никогда не называл их настоящих имен, только домашних.
«Видите, вот в чем проблема». Она наконец повернулась и посмотрела на него: «Что мне еще нужно для тебя? Его будет легче тормозить. Я действительно могу допросить его, не разбираясь с беспорядком в его теле ». Она щелчком открыла папку на столе. Провела пальцем по списку, некоторые из них были выделены крестиками рядом с ними. Других нет. Она остановилась на одном. «О, я могу попробовать что-нибудь новенькое. Наконец-то они позволят мне попробовать еще раз ».
Она махнула рукой, один мужчина подошел, прочитал тот, на котором опирался ее палец, и вышел из другой двери. Тот, что был спрятан за большим двусторонним зеркалом на стене. Скрывается какой-то политик или руководитель чего-то. Люди, которые хотели знать, как они это сделали и где другие.
"Как ребенок?" - легкомысленно спросил он. Смотрел, как ее взгляд опускается на живот, где ее рука отдыхала и тянулась навстречу его.
Она пожала плечами: «Время от времени кайфует». Ее лицо осветилось, когда дверь снова открылась и въехали колеса тележки. «Это действительно моя любимая вещь. Вы и этот Рио так хорошо на это реагируете, что проблема заключается в том, чтобы просто попытаться вытащить из вас правильные вещи. Кажется, нам нужно думать о том, что мы хотим знать ». Но он не мог пошевелиться, так как это было привязано к его лицу.
Он мог попробовать это на вкус. Горький и холодный.
Все, что он мог видеть, это нацеленные на него пистолеты, слышал, как Найроби кричит ему, чтобы он ушел, а Хельсинки утаскивал ее. Он посмотрел на девушку, которую назвал своей женой, и встал за ружье. Он все это пережил. Это было так ясно и вспомнил боль, которую он чувствовал, когда его сердце начало замедляться. Помнит, как просыпается с криком от боли.
Когда все, наконец, закончилось, он чувствует подбородок на груди, и он оттягивается. Ее глаза - кинжалы, пронзающие его. Как будто она не может понять, что он кричал. Механизмы работали в ее мозгу, проходя через все, что она слышала. Ее пальцы постукивают по ее животу. «О…» Это затянулось.
«Вы не знаете имен друг друга». ее рот скривился в акульей улыбке: «Это умно, названо в честь городов. Но я сомневаюсь, что они имеют к вам какое-то отношение, скорее всего, выбраны случайно. Она ерзает на своем месте, перемещая газету, которая у нее есть: «Мы знаем, что Москва и Осло, как вы их назвали, мертвы, мы слышали от нескольких заложников, что Москва назвал Денвера его сыном». Он напевала: «Осло был близок с Хельсинки. Эта Моника исчезла, и они не знают почему. У нас много информации, но мы ничего не можем использовать ». Она встает и машет рукой, чтобы его убрали.
Она начинает идти к двери, чтобы уйти, когда замирает. Все ее тело перестает двигаться. Скорее всего, она что-то услышала через наушник, который ей пришлось носить совсем недавно. Она наблюдает, как ей протягивают телефон, как она кивает и кладет другую руку себе на шишку.
Она дергается и поворачивается к нему лицом. «Найдите здесь что-нибудь, чтобы показать новости». Она шипит, ее глаза широко раскрыты и неистовы.
Он снова садится на свое место, пристегивается ремнями и наблюдает, как въезжают еще один стул и кладут на стол ноутбук. Он сидит и смотрит на нее, слушая, как ее ногти стучат по клавишам чуть более грубо, чем он ожидал. Дверь открылась, и Рио вошли обратно. Глаза расширились и испугались, как и у него первые восемь месяцев.
Она повернула ноутбук к ним, ожидая, пока Рио пристегнут ремнями. Она нажала на ключ, и он начал играть.
Андрес знал, что его глаза широко раскрыты, повсюду красное море и люди в масках Дали. Были крики и протесты, но затем он увидел, как он сосредоточился на Банке Испании. Он сохранял спокойствие на лице, вытянул спину и не сводил с нее глаз. Они выполняли свой план, но у них тоже не было причин. Они не знали, что он еще жив, и не могли сделать все это для Рио.
Могли ли они?
Он почувствовал, как его челюсти сжались, в то время как новости говорили обо всем до сих пор. Как им удалось попасть в банк. Что требовали, чтобы они выпустили заложников. Они делали это, чтобы поймать Рио, он сглотнул, и его голова упала на грудь. Затем начинает играть песня, и начинают петь фальшивые голоса, глаза Рио фиксируются на нем в ту минуту, когда он начинает смеяться. Они поют «Белла Чао».
«Мы даем им то, что они хотят. Рио уезжает, и он не скажет им, что ты здесь. Она улыбается: «Теперь он хорошо обученный щенок». она проводит пальцем по его щеке. Рио отпрянул, и все его тело сильно затряслось.
Его челюсть щелкнула, когда он закрыл ее, он наблюдал, как они вытащили Рио и начали выводить его за дверь, которую использовали люди, которые были наняты для разговоров с ним. Но они не уловили этого легкого движения его губ, которое давало ему понять, что другой знает, где он. Он медленно перевел взгляд на нее, наблюдая, как она провела пальцами по своему животу, а затем улыбнулась. Как гадюка, готовая ударить, и впервые за несколько месяцев у него упал живот, и он позволил этому проявиться на своем лице.
Хотя это был его план и надежда Рио сказать остальным, что он жив и здоров, не совсем страдает. Он просто надеялся, что они могут сделать что угодно. В этот момент он пожалел о своей смерти, потому что, если ему приходилось сидеть и наблюдать за людьми, он считал побег своей семьи, и ему просто приходилось наблюдать. Этого было бы достаточно для него, чтобы окончательно потерять тот маленький кусочек рассудка, который он пытался удержать.
Они сидели молча.
Просто смотря трансляцию новостей. Слушая, как протестующие говорят о том, как они относились ко всем людям, которые были частью этого. Посмотрел на их знаки и увидел фотографии его лица. Осло и Москва тоже были на плакатах, они стали мучениками, и люди праздновали то, от чего они отказались, чтобы показать, насколько чертовски современное общество. Это было море красных масок и масок Дали, криков и полицейских, отталкивающих людей, не заботясь о том, насколько они ранены.
Он сжал руки на столе и смотрел, как вертолет вошел в кадр. Посмотрите на замешательство на лицах репортеров. Послушайте, как в толпе стало тихо, а также взгляды полиции. Для них это был полный шок, не говоря уже о тех, кто знал, что это происходит.
Он смотрел, как тело бросали в людей, тянувших к себе Рио, у него пересохло во рту, когда он увидел, как двигается один из них. Он знал это тело, как свое собственное. Тем не менее, он чувствовал его вкус на языке и то, как его тело двигалось по нему. Но ему нужно было сохранять хладнокровие, они не могли отследить, кем он не был, когда он не мог ничего сделать, чтобы спасти его.
Он смотрел, как Рио подъезжал к Хельсинки, смотрел, как они замерзали. Лицо в маске повернулось к нему, и он мог сказать, что им говорят, лица метались вокруг, пока Мартин не остановился на камере, и внезапно все, что он мог видеть, было его лицо в маске. Он поднял руку и показал им средний палец, и ничего не оставалось, как рассмеяться.
Вся эта ситуация, казалось, заставила Сьерру сидеть в своем кресле, ее брови нахмурились, а ее идеально накрашенное лицо слегка опустилось. Как будто она думала, что ее план сработает идеально, но тогда она не знала их так хорошо, как думала. У нее была информация, которую они собрали, но у нее не было того, как они были связаны планом и как семья.
Она понятия не имела обо всем, что могло помешать ее планам.
Из окна позади них раздался резкий звон, и она встала, глядя на него, прежде чем выйти из комнаты, чтобы узнать, что произошло. Репортер, за которым он смотрел, прижал палец к ее уху и начал рассказывать, как они ведут прямую трансляцию изнутри. Как один из захватчиков собирался выступить перед публикой.
Он замер, гадая, кого они могут использовать. Они бы не хотели, чтобы это был кто-то неизвестный или Токио, она была красивой и умной. Но холод в ее глазах никогда не умерился, он был ярким и сверкающим. Он наблюдал, как экипажи изо всех сил пытались вывести видео на экран. Лицо в маске сидело на стуле в окружении других лиц в масках, там же сидел Рио, его разбитое лицо становилось более очевидным из-за окружавших его лиц в масках.
Дверь распахнулась, и Андрес собрался с силами, чтобы его вырвали из кресла, и потащили обратно в свою комнату. Но вместо этого она подошла к просмотру видео. Ее глаза были широко раскрыты и бешено, по лицу струился пот.
«Как видите, наш дорогой Рио вернулся». Он слышал его улыбку под маской: «У них есть свой мужчина. Но все же мы выяснили, что он не единственный из наших, который у них есть ». Он берет лист бумаги: «Как вы можете догадаться, мы так же шокированы. Учитывая, что он был смертельно больным человеком, которого якобы застрелили. Но затем Рио сообщил нам, что он был у них все время, и если это то, что они сделали с Рио за то короткое время, когда он был у них. Что они могли сделать с Берлином? Он повернул простыню и увидел его лицо.
«Теперь вы можете задаться вопросом, что мы могли бы сделать с имеющейся у нас информацией?» Медленное дыхание: «Ну, Алисия Сьерра, что мы могли сделать? У нас есть информация, и хорошо, что у вас есть тот, кого мы хотим вернуть ». Тут все закончилось, телефон начал звонить, повсюду был шум. По коридору послышались бегущие шаги, затем выстрел и еще один.
Андрес не мог оторвать глаз от Сьерры, которая, казалось, замерзла всего на секунду, прежде чем она встала и поспешила к двери. Звук скользящего затвора заставил его замереть. Потому что, хотя они знали, что он у них есть, это не помешало бы им избавиться от всех остальных в этом месте. У них не было доказательств этого места или того, что произошло за пределами Рио, он был так уверен в этом.
Поэтому он сел на стул с прямой спинкой и ждал, пока стреляющий войдет в его комнату и прикончит его, поскольку это была единственная логическая идея, которая у него была. Они избавлялись от тех, что были здесь, чтобы никто не мог сказать, было ли это на самом деле. Избавьтесь от тех, кто был обузой. Глубоко вздохнув, он закрыл глаза. Он собирался умереть с пустой головой.
Его руки сжались, когда дверь распахнулась, тяжелые ботинки устремились к нему по полу. Одна рука захлопывает ноутбук, другая лежит на его плече. Его руки не были скованы, а через голову грубо натянута рука.
Казалось, время летит так быстро, что его грубо уводили прочь. Воздух на секунду стал свежим, прежде чем грубые руки отбросили его назад. Он лежал замерзший, так как его руки были скованы перед ним наручниками и прикреплены к его ногам. Он не мог двинуться с места и заставил себя сохранять спокойствие, потому что закрылось то, в чем он находился. И он был уверен, что его похоронят заживо. Он чувствовал грохот шин под собой, чувствовал, как материал, покрывающий его лицо, был влажным, а воздух становился только горячее с каждой минутой, когда он был там.
Проглотив весь страх, который быстро и грубо пробивался вверх по его горлу. Он чувствовал, что его вырвет от страха перед происходящим. Его плечо ударилось о бок, когда его вытащили, он был уверен, что слышит тихий гул толпы или машин, на которых он действительно не мог сосредоточиться.
Он закрыл глаза, даже несмотря на то, насколько было темно, как каждый вдох был влажным и горячим. Он чувствовал себя так, словно смерть обвила пальцами его горло, наконец, взяв его, когда он, наконец, смог жить. Когда у него была возможность стать тем стариком, пьющим вино на своем винограднике. Но когда жизнь была когда-нибудь справедливой.
Он полностью замерз, когда почувствовал, как коробка упала на землю, почувствовал, как ее тащат, и услышал чистый звук криков. Он действительно понятия не имел, что случилось, если бы его просто перевели в другое место. Другое место влажное и жаркое под землей. Слезы пошли на убыль, и его дыхание участилось, он не думал, что сможет выдержать еще один день, не говоря уже о годах. У них, вероятно, были планы сделать это, пока он не бросил их всех. Или пока он не умер.
Он ударил рукой, чувствуя, как твердый металл раскалывает его сустав. Боль только заставляла его паниковать еще больше, потому что он был еще жив и собирался испытать гораздо больше боли. Он должен был вдохнуть этот газ, почувствовать, что его руки и ноги отвалятся от холода, и, что хуже всего, ему придется ходить кругами, пока он не потеряет сознание.
Ему хотелось кричать, но влажная ткань торчала у него во рту, рука застряла в пояснице, грудь так сильно болела, и он мог слышать только приглушенную речь. Он повернулся, пытаясь сбросить сумку с головы, но чем больше он крутил и пытался, становилось очевидно, что сумка затягивается вокруг его шеи, а это значит, что он не может ее снять.
Клипы щелкали у него сбоку. Он замер, ожидая увидеть, что произойдет, если его вытащат и убьют.
"Ой." Когда он это услышал, это было так тихо, как шепот. Затем руки коснулись его шеи, другие - его рук и ног. Он не двигался, охранники, которые терпели его, были добрыми, но он не имел ни малейшего представления о том, что теперь будет. Глаза оставались закрытыми, в то время как мешок медленно снимали, а наручники с него снимали.
"Дерьмо. Что они сделали?" Голос прорезал все, его глаза распахнулись, и он зашипел. Оно было таким ярким, и его тело болело только от того, насколько напряженным он был все это время. Но он знал голос Денвера и был рад, что сначала услышал только его голос, а не громкий смех его гиены.
Нежные пальцы пробежались по его лбу, поймав шрам, прорезавший бровь, и проследили за тем, который прорезал линию волос. Он немного расслабился, но все еще не мог открыть глаза. Впервые за долгие годы к нему не прикасались, чтобы причинить боль, он должен был смаковать ее и повернуть к ней лицо. Хотя бы на секунду.
«Что они с тобой сделали?» Его голос был таким мягким, как и пальцы на его лице. "Посмотри на себя." Большой палец провел по его челюсти, и рот Андреса открылся, тяжело дыша. "Открой свои глаза." Это была нежная рука, она подняла его вверх так, чтобы коснуться царапающей щеки. Поэтому он открыл глаза, полностью сосредоточившись на нем. "Вот ты где." Голос был теплым, и он ненавидел его. Он не заслужил этого после того, что он с ним сделал.
Его трясло, и его окружали голоса. Он не мог дышать достаточно быстро. Как будто он снова тонул. Ничего не казалось правильным, и когда его подняли, он начал пинать его, они не забирали его, и он знал, что кричал это, когда они затащили его на холодный камень. Крича о том, что они не могут снова его обмануть, его суставы дрожали, когда он ударил. Он продолжал кричать, пока не стало черным.
Когда он открыл глаза, все, что он мог видеть, было море лиц, смотрящих на него. Некоторые выглядели совершенно ошарашенными, в то время как другие выглядели полными жалости, отвернувшись, он почувствовал тело, которое он опирался на дыхание. «Все будет хорошо, Берлин». Хельсинки пробормотал: «Хельсинки исправил вас, а Токио помогла изменить вас». Его взгляд упал на красный комбинезон, это было самое знакомое, что он чувствовал за последние годы.
Это был их план, он понял, где находится в здании. Пытался понять, где они были в плане и как им удалось вовлечь в план больше людей, и кто был этот Хельсинки, которому они доверяли заботиться о нем вместе с Токио.
Хотя это было быстро решено, когда к нему подошла кудрявая голова, ее рука была мягкой, когда она провела пальцами по его костяшкам. Она улыбнулась, и он все еще не понимал, как эта женщина влюбилась в Денвер, но он мог полностью это понять.
«Мы слышали от Рио, что они с ним сделали». Она вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза: «Мы видели, что они с тобой сделали, догадались, что могло случиться». Он вырвал лицо из ее рук, они никогда не пересекали эту черту. Это была пытка, но они никогда не использовали его тело, даже охранники.
«Не то. Они никогда этого не делали ».
Тело позади него расслабилось, как будто он волновался, что это произошло. При этом ее лицо прояснилось: «Хорошо. Я позову Палермо, он был занят, пытаясь понять, как мы выберемся отсюда. Первоначальный план больше не работает ». Его лицо, должно быть, изменилось, потому что она встала: «Или мы пойдем к нему».
Он попытался встать, слегка прихрамывая и последовав за ней. Глаза проследили за ним, и когда он собирался уходить, заговорила одна женщина. «Кто это с тобой сделал?» Она была смелой, но он не видел смысла скрывать это.
Облизнув губы: «Наше правительство. Полиция." Он фыркнул: «Хотя все это придумала одна женщина, Алисия Сьерра. Она заставила их исцелить меня, чтобы изо дня в день ломать меня ». Когда он вышел из комнаты, за ним последовал низкий шепот. Ему нужно было не торопиться, чтобы добраться до двери, где находился Палермо, он знал по имени, что это должен был быть Мартин. Дверь открылась, и он увидел, как он отчаянно разговаривает по телефону, Рио сидела рядом с ним, а Найроби стояла, повернув пистолет к двери.
Она улыбалась ему, когда он проходил, и Палермо, как его звали, смотрел на него. Он сглотнул: «У меня есть идея, как нам выбраться». Все взгляды обратились к нему: «Не то чтобы мне было о чем думать последние три года». он попытался не обращать на это внимания, но гримаса, покрывавшая все их лица, говорила ему, что это не произошло.
Палермо подошел к нему, его рука обняла его за талию, ведя к телефону. Где он мог слышать неистовый голос своего брата, пытающегося понять, как он выжил, что, как он указал, не было самой важной темой для разговоров в данный момент. Он медленно сел в кресло, его глаза наконец встретились с лицом Мартина. Которого ему так хотелось коснуться и почувствовать. Щетина, струпья, покрывающие его глаза, сдвигают повязку, чтобы лучше рассмотреть его глаза. Те, которые были так полны боли, когда он видел их в последний раз.
Но ему нужно было сосредоточиться. Поэтому он поговорил со своим братом, который, казалось, был сбит с толку тем, что не придумал этот план. У них было все необходимое, и план побега был прост, даже заложникам было выгодно принять в нем участие. Довольно быстро было решено, что так будет только работать. Им дали график того, как они это сделают, и побег будет легко осуществлен. Но они собирались предоставить публике последнее видео, которое точно покажет, что случилось с Берлином.
Вскоре остальные ушли, чтобы сообщить другим о плане. В результате они остались в комнате наедине. Но Палермо все еще держал его за руку, потому что не мог поверить, что он там.
Тишина была оглушительной, и он просто хотел извиниться за то, что сделал. Он сунул руку в свою и потянул так, чтобы они смотрели друг на друга. «Я ни разу в жизни не сожалел, как оставил тебя». его другая рука заскользила ему за шею: «Я не могу простить себя за то, что солгал тебе. Я сказал, что не буду, но я тоже. Если бы ты был там, ты был бы мертв или там, где был я ». Его голос дрожал, а когда он моргнул, он казался влажным. «Я не могла вынести мысли о том, что с тобой случилось. Я терпеть не мог мир без тебя ».
Чья-то рука скользнула ему за шею и потянула вперед, их лбы прижались друг к другу и их дыхание смешалось.
«Я ненавидел тебя. Я хотел, чтобы ты умер. Я хотел убить тебя. Слова были резкими, но он понял: «Но я справился с этим, я встретил человека, который, как мне кажется, мог заставить меня что-то почувствовать. Но потом я увидел твое лицо и возненавидел, что у тебя все еще есть эта тяга ».
Андрес знал, что сейчас не время и не место. Он знал каждой частью своего тела, что ему действительно не следует этого делать. Не тогда, когда у Мартина был шанс на настоящее счастье с кем-то, кто никогда не разбивал его сердце, с кем-то, кто был в порядке психически и мог дать ему все, что он хотел, не заставляя его сомневаться в том, что то, что они чувствовали, было правдой.
Но когда он когда-нибудь останавливался от того, что действительно хотел? Это было не что иное, как прикосновение губ. Почти ничего и их глаза были открыты. Это было настолько далеко от романтики, насколько это возможно. Но это не помешало рыданию сорваться с губ Мартина или ему, чтобы он снова сжал их вместе, поцелуй был всего лишь простым прикосновением губ; пока он ничего не мог с собой поделать.
Он не мог объяснить, как он обнаружил себя сидящим на столе, расставив ноги, и зажал Мартина между ног. Целовать его сильнее и страстнее, чем в ту роковую ночь много лет назад. Они шумели только для ушей друг друга, стоны и стоны от этого потрясающего поцелуя. Руки никогда не скрывались под одеждой, но комбинезоны были спущены до бедер. Пальцы только что заделы видимые шрамы, которые были у них обоих.
Они были потрясены своим воссоединением, когда Хельсинки откашлялся, а выражение лица Мартинса выдало, что именно он заставлял его что-то чувствовать после него. И Андрес почувствовал, как стыд омывает его тело, он не только что разбил одно сердце; это было два.
Было тихо, когда он вошел в комнату и начал настраивать камеру. Он действительно не сказал ни слова. Просто нацелил его на место перед столом и улыбнулся, прежде чем накинуть маску на лицо, жестом приказав Мартину сделать то же самое.
Видео получилось коротким и неприятным. Андрес медленно разделся, объясняя, что было сделано, чтобы вызвать шрамы, из-за которых его тело выглядело так, как оно есть. Рассказывая о каждой из техник пыток, которые они применили к нему.
Чего он не ожидал, когда это было сделано, так это того, что Хельсинки подошел бы, положил свои большие руки на его голые плечи и сжал. Сказал ему без слов, что с ним все будет в порядке, что он не винит его. Он молчал, но всегда мог сказать больше через глаза.
Остальное время он готовил заложников, давая всем хорошо отдохнуть и накормить. Похоже, они с большим желанием помогли, когда он и Рио вернулись, как будто не могли поверить, что сделали это с людьми. Он сидел с Рио и говорил о том, что они оба перенесли. Готовя его к выходу в мир снова.
Утром они выпустили кассету. Судя по тому, что сказал Серхио, он очень быстро стал вирусным, люди во всем мире были взволнованы тем, с чем он имел дело и через что прошли, просто чтобы получить деньги.
Все они переоделись, оставили пистолеты чистыми и сложенными в кучу. Все, что они могли оставить, было выброшено, они объединились по двое. Всем раздали ящики, золото было только в их, но в нем были и секреты из хранилищ. Которые должны были быть отправлены группам, которые могли делать с информацией, как им заблагорассудится.
По двое они ждали, чтобы открыть двери, и им сказали оставаться по двое и медленно уходить, пока все не выйдут, а затем бежать к журналистам. У Серхио и Ракель был фургон фальшивых новостей, который они тоже должны были запустить, залезть в него и ушли. Путешествие было начато. На этот раз они остались вместе, считая, что первый раз не сработал.
Глубоко вздохнув, они все вышли, толпа снаружи кричала и приветствовала, когда они выходили. Но все они сохраняли спокойствие, включая заложников, затем разделились и бросились к двум группам журналистов. Маски были сняты, когда они начали рассказывать свои истории прямо на камеры. Полиция безумно пытается пройти через них и попасть в банк, чтобы поймать преступников. У них почти не было заложников.
Они сидели в задней части фургонов, пока катились по улице, никто на них не смотрел. Когда сработало оповещение, в основном сосредоточились на своих телефонах.
Андрес прислонился к груди Мартина, обняв его за грудь, и ждал, пока они дойдут до этого маленького острова. Он почувствовал, как его губы улыбаются ему на шее, и наблюдал, как Найроби и Токио уставились на них. Улыбаясь им, Найроби взглянула на Мартина и извинилась.
Он нахмурился, но у него просто не было настроения пытаться выяснить, в чем дело. Впервые за долгие годы он почувствовал себя спокойно и в безопасности, и все, что для этого требовалось, - это обнять его руками и слушать неистовую болтовню братьев из передней части фургона. Его руки не покидали его, когда они забирались на частный самолет, ни когда он входил в небольшой пляжный домик, который его брат построил для каждого из них вокруг своего большого главного дома.
Прошло несколько месяцев, прежде чем они с Мартином сделали больше, чем просто целовались и обнимали друг друга. У него все еще были частые приступы паники, и он просыпался с криком. Остальные были менее шокированы этим, поскольку он и Рио страдали так же, как и они.
Но это была одна ночь, когда он лежал, Мартин целовал его, прижимаясь к его открытым ногам. Чувствуя жар друг друга, он не хотел просто целоваться, пока они оба не станут жесткими, и им придется расстаться и справиться с этим самостоятельно. Мартин хотел отодвинуться и обхватил бедрами бедра, заставляя глаза открываться и встречаться со своими собственными.
Облизывание губ, и его рот на шее, облизывая его и отмечая его; он не мог держать пальцы подальше от волос. И он знал, что ведет себя громко, но было так приятно, наконец, позволить себе отказаться от той части, которую он так боялся сделать. Его рука так крепко сжимала подушку под головой, и он выгибал спину к губам, спускающимся по его груди. Его бедра были сжаты на талии, а его член был таким твердым в боксерах. Напрягая материал и заставляя его хотеть наклониться, схватить себя и кончить.
Но вместо этого он заставил себя держаться за подушку сверху. Любые движения бедрами, чтобы попытаться получить некоторое трение. Схватившись руками за бедра, он посмотрел вниз на розовые опухшие губы, которые были на его коже, он так тяжело дышал и свалился на кровать, когда зубы скользнули по его бедрам; пока пальцы снимали боксеры с его бедер. Бросив их с кровати, губы приблизились к тому месту, где он и жаждал, и боялся. Это было так давно с тех пор, как кто-то прикасался к нему.
Язык и пальцы схватили его, и он приподнялся на цыпочках, пытаясь приблизиться. И он услышал тихий смешок и прижатие бедер к кровати. Шум был ничем, если не грязным, притягивал его ближе с каждым влажным всасыванием рта на его член, и если он посмотрел вниз, то увидел, что другая рука Мартина касается себя.
Но это не то, чего он хотел.
Изо всех сил, которые он оставил, он вытащил его оттуда, где он втягивал его в безумие, и потащил их, чтобы они целовались. Он чувствовал, как их члены соприкасаются друг с другом, и не мог перестать думать о том, как это будет ощущаться внутри него.
"Мартин. Пожалуйста." он пробормотал между поцелуями, нахмурившись, он откинулся назад. «Мартин, пожалуйста. Я хочу чувствовать тебя." он ахнул, когда его потрясло толчком бедер. «Ты нужен мне во мне. Просто пожалуйста. Не заставляй меня умолять почувствовать, как ты кончишь внутри меня ».
Я быстро наблюдал, как он откинулся на икры, достал смазку из ящика и намазал пальцы. Они блестели в тусклом свете, его член подергивался при виде этого.
Он не торопился с каждым пальцем, растягивая и растягивая его. Убедиться, что он стонет еще до того, как он даст ему то, что он хочет. Его кожа была скользкой от пота, а его мышцы кричали от того, насколько он напряжён, просто желая почувствовать его член внутри. Заставить его кончить на весь живот.
Все его тело подергивалось от каждого шепота о том, как он был любим, оно приближалось, как пальцы. В результате он зажал Мартину рот рукой, чтобы он не кончил прямо сейчас. Улыбка на его пальцах заставила его рассмеяться, казалось, что у него ничего не было раньше.
Горение - вот все, что он мог подумать, когда, наконец, вошел. Его тело тряслось, когда он чувствовал его так глубоко внутри, это ощущалось так иначе, как в любой другой раз, когда он спал с мужчинами. Они лежали так, что Мартин держал свое тело немного подальше от себя, соединив лбы вместе и обхватив руками шею.
Никакого движения, просто ощущение того, что это, наконец, происходит, душная жара между ними и легкие подергивания бедер, пытающихся не двигаться. Просто пытаюсь сначала насладиться этим.
Но этого стало слишком много, и это было быстро. Громкие стоны и шлепок по коже, постоянный шепот о том, как они оба мечтали об этом. Мартин не мог перестать говорить ему, как хорошо он себя чувствовал, как он хотел бы быть внутри него все время, насколько он идеален для него и как сильно он его любит.
Он пришел послушать «Боже, я люблю тебя». простонал ему в ухо, он быстро услышал громкий стон и заикание бедер о его. Для мужчин их возраста голодание было слишком большим, но это не изменило того факта, что он был идеальным.
Гримасничая, он вылез из машины и перекатился на другую сторону кровати. Он не мог сдержать глупую улыбку на его лице. Он наконец понял, что такое любовь.
Наконец-то он давал себе возможность все чувствовать, с одним человеком, который его держал. Кто-то, кто любил его, каким бы он ни был. Это была способность точно так же любить кого-то. Это было похоже на то, что под его кожей бежит почти постоянный эклектический ток. Как будто они делились энергией.