И в каждой песне

Очередной саммит проходил в Лондоне, столице того самого мага-не умеющего-колдовать. Если быть точнее, собрание уже подходило к концу. Америка кричал всем, что он герой и всех спасёт, Италия плюнул на все правила приличия и продолжал свою любимую сиесту, Япония то и дело краснел, Германия с интересом изучал какие-то бумаги, Франция о чём-то мечтательно вздыхал, а сам Англия хмуро сверлил взглядом стол. Что делал Канада никто не замечал. Россия, в пол уха слушая речь одной небезызвестной личности, смотрел в окно на постепенно стихающий дождь. Когда поедатель гамбургеров соизволил замолкнуть, Иван быстро поднялся со своего места, быстро попрощался и поспешил свалить отсюда, второпях позабыв свой ноутбук. Вышеупомянутый предмет заметил Италия, всегда каким-то чудом просыпающийся ровно под конец мировой конференции. Продрав глаза, Варгас издал удивлённое «Ве-е-е» и легонько толкнул локтем Германию. — Дойцу-у-у, Россия забыл свой ноутбук! — все страны с интересом уставились на указанную Италией вещь. — Готов спорить, там есть планы по захвату мира! Но не бойтесь, герой разгадает все коварные замыслы Империи зла! — Альфред кузнечиком подпрыгнул к месту русского и, не забыв схватить ноутбук, уселся в кресло. Все столпились вокруг него. Каждому хотелось узнать, что же затевает этот Брагинский. На главном столе было много папок с самыми причудливыми названиями: «Дела государственной важности, то бишь бесполезные», «Санкции против меня от того идиота», «Просто весёлые истории из жизни» и много других, но особое внимание привлекло название «Песенки про страны». Искренне возмущенный «идиотом» Джонс открыл папку и нажал на себя любимого. Заиграла музыка. Америкою быть довольно глупо. Глупа американская мечта. Там Моника известнее Колумба, Как первооткрывательница рта. Америка – вселенский отморозок, Кровавый нефте-газо-паразит. Но по оптимистическим прогнозам: К ней скоро астероид прилетит. Альфред поперхнулся воздухом от страха и возмущения. Это он, герой, нефте-газо-паразит? А какой астероид должен прилететь? Почему он не знает об этом? Впадает мир в истерику, А раз такое дело, Колумб, закрой Америку, – Она мне надоела! В бикини из курортов и круизов, И в топике из НАТОвской брони Американцы новый мутят кризис, Когда у них критические дни. Америка могилу миру роет, Но и сама схлопочет по рогам. И если промахнется астероид, Тогда её размажет ураган. Не вынеся подобных издевательств, Джонс поспешил переключить на следующую песню про Англию, в отместку последнему за истерический хохот над воспитаником. Зарой меня в песок из дней, Но небо – тысячи огней Прольют свой свет, и ты пролей, Хоть каплю слёз на кладбище кораблей. Прогнили ржавые борта, И в трюмах только темнота, А толпы крыс и семьи змей Командуют на кладбище кораблей. Там, где кончилась надежда, Там, где не было любви, Если будет хоть возможность, Ты лови её, лови. Разбитый маленький буксир Мне рассказал про дивный мир: Где грохот волн и блеск лучей, Где он не знал про кладбище кораблей. Я жду, когда придёт волна И оторвет меня от дна, Порвутся цепи якорей, И я оставлю кладбище кораблей. Артур давно не был на корабле в море, но часто вспоминал свою пиратскую жизнь, а по ночам ему, бывало, снилось море. Бесконечная гладь солёной воды тянувшийся до горизонта – вот, о чём он действительно скучал. Песня пробудила в нём смешанные чувства и Англия глубоко задумался, глядя в пустоту. Пожав плечами, Америка нажал на следующую песню про Германию. Запел красивый женский голос. Ты же помнишь? Верю помнишь, что любил меня, Были вместе мы день ото дня, Но оказалась слишком я бедна, Для тебя, принца. Знаешь, больно. Это больно, будто в сердце нож, Когда прямо ты к скале идёшь И в объятья скоро упадёшь К Богу Рейна... Я пою даже тихой ночью, Каждому о том, чего он хочет. Сколько лет, никто не знает точно, Только песни мои смерть пророчат... Ну давай же! Сделай к бездне ещё один шаг! Знаю, жалости я лишена, Потому что отдана душа Богу Рейна. Посмотри же! Посмотри, теперь богата я. У меня дворец из хрусталя, Много золота и янтаря В водах Рейна. Людвиг облегчённо выдохнул. Он то уже надумал себе что-то на подобии песенки про Америку. Но нет, женщина пела про Рейн – реку, которая течёт в Германии. Переварив слова песни, все стали слушать дальше. В ноль часов двери лет распахнутся вдруг, Я войду, разорву ваш привычный круг, Уведу, украду чудо грешных рук, Казанова. Карнавал, карнавал в этот поздний час, Настоящий скандал среди знойных глаз, Это я всё смешал, заморочил вас, Казанова. Снова заводит меня Танец ночного огня. Я – одинокий бродяга любви Казанова, Вечный любовник и вечный злодей сердцеед. Но соблазнять не устану я снова и снова, Так и останусь, бродяга, один, Казанова. Не надо быть особенно умным, чтобы понять, про кого эта песня. — А здесь Иван не прогадал, — ухмыльнулся Артур, с издевкой смотря на Франциска. Бонфуа предпочёл проигнорировать англичанина и лишь фыркнул про «не понимаете вы мою чуткую натуру». Следующая песня была про Италию. На твоих ресницах иней, И часы пробили осень, Полночь скроет в небе синем Рейс «пятнадцать-сорок восемь». Ты печаль уже не прячешь Под вуаль улыбки нежной: Улетает русский мальчик, Ждёт его ноябрь снежный. Поздний вечер в Сорренто Нас погодой не балует, Вот и кончилось лето, До свиданья, Италия. Мы с любовью прощаемся, Наша песня допета, И над нами склоняется Поздний вечер в Сорренто. Мы уже почти чужие, Словно это всё приснилось, В синем море ностальгии Всё, что было, растворилось. Почему же губы ищут На твоих губах приюта? Но из глаз беды лучистых Звонко капают минуты. Поздний вечер в Сорренто Нас погодой не жалует, Вот и кончилось лето, До свиданья, Италия. Мы с любовью прощаемся, Наша песня допета, И над нами склоняется Поздний вечер в Сорренто. Песня была душевной. Очень. Страны молчали, и никто не решался нарушить тишину. В том же молчании Япония покраснел и немного отошёл, так как следующая песня именно про него. Что-то ему подсказывало, что ничего хорошего там не будет. Странное чувство покоя, В прошлом тебя уже нет. В будущем ты превращен В нескончаемый свет. Луч восходящего солнца Должен врага ослепить, Время найти свою цель И в атаку идти! Страж Империи, На далёком стыке двух миров, Страж Империи, Часовой невидимых постов, Страж Империи Во мраке и огне, Год за годом в битвах На святой войне. Всё хладнокровие предков Небо вдохнуло в тебя, Смерть – это отдых души В непрерывных боях. Меч самурая с тобою, Сердце и разум чисты, Воина к свету ведёт Древний путь пустоты. Страж Империи, На далёком стыке двух миров, Страж Империи, Часовой невидимых постов, Страж Империи Во мраке и огне, Год за годом в битвах На святой войне. Худшие опасения Кику не подтвердились. И хорошо, а то ещё умрёт от культурного шока. — А здесь есть и про другие страны. — сообщил всем Америка кликая на Китай. Мы прилетели в Китай не случайно, В сказочный мир нас мечта позвала. Было вокруг всё овеяно тайной, Это великая чудо-страна. Море цветов. И экзотика – царица здесь. Храмы богов, Нищета и блеск, всё есть! Только тебя, Китай, я буду помнить. Ты моё сердце ранил навсегда. Окна огромных белых небоскрёбов И океана синяя вода. Солнца огонь и пальмы лес зелёный... Это Китай! Утром и ночью гудит, словно улей, Эта большая живая страна. От магистралей до маленьких улиц, Всё нам покажет-расскажет она. Море цветов. И экзотика – царица здесь. Храмы богов, Нищета и блеск, всё есть! Только тебя, Китай, я буду помнить. Ты моё сердце ранил навсегда. Окна огромных белых небоскрёбов И океана синяя вода. Солнца огонь и пальмы лес зелёный... Это Китай! — Да уж, Россия явно неравнодушен к Яо, — протянул Англия, отодвигаясь от Франции. Последний обиженно засопел. — Кто здесь ещё есть? — Пруссия. Огненный шар коснулся воды, Океану доверив свой сон, Звезд еще нет, близок час темноты, Синей дымкой укрыт горизонт. Голос грозы затерян в горах, Где проходят границы веков, Время тревог тонет в древних снегах, До рассвета еще далеко. До рассвета еще далеко… Феникс в небе ночном Вторит движенью комет, Демон или орел, Хранящий бессмертья секрет. Смотрит на мир с дивных высот, Но не вступает с ним в спор, Кто из людей видел этот полет, Счастье познал и восторг. Жить, чтоб сгореть, И сгореть, чтобы жить, Не заблудившись во тьме, Время придет, За собой позовет Феникс, рожденный в огне. «Интересно, Гилберт знает эту песню?» — пронеслось в голове Людвига, но мысль оборвал восторженный вопль Альфреда: — Да тут и Польша есть! Я бы и не спал, Только рано или поздно ли, а сон придёт. Как бы не устал, Никогда не получается наоборот. Эти миражи Исчезают и непрошенно являются. Что это, скажи, Неудобно получается. Ай-яй-яй, это парадокс, Параллельные реалии. Ай-яй-яй, чтобы я не нёс, А выходит аномалия. Ай-яй-яй, я бы и хотел, Только ты неприкасаема. Ай-яй-яй, разум улетел До неведома, незнаема. Ай-яй-яй, не было и оп-па, Ниоткуда появляешься. Ай-яй-яй, как же ты могла, Ну чего ты улыбаешься. Ай-яй-яй, то-ли я дурак, То-ли это не по правилам. Ай-яй-яй, так то оно так, Только веки закрываются и сон плывёт. Мотивчик чем-то напоминал речь Феликса, который чуть ли не везде вставлял «типа» и «тотально». Вот ни разу не обходился без этого. Джонс отчаянно пытался понять смысл. Было даже слышно, как в его голове крутятся и скрипят шестерёнки. Пока герой выпал в осадок, Кёркленд за него нажал на Беларусь. Ты всегда была весёлой И по доброму смешной. Я тебя встречал из школы, Радости делил с тобой. Ты мечтаешь стать постарше, И наступит праздник твой. Только для меня останься младшей Милой и родной. Младшая сестрёнка – Добрая душа. Грустная девчонка, Серые глаза. Кто тебя обидел, И о чём грустишь? Расскажи скорее мне, малыш. Несмотря на то, что Наташа одержима идеей женить брата на себе, он сильно любил её, как сестру. К сожалению, ей того было недостаточно. Немалое удивление вызвали два пункта: Генерал Мороз и СССР. Конечно же всем захотелось послушать про языческого бога, который одним своим упоминанием вгонял в дрожь Франциска и заставлял дёргаться глаз у Людвига. Просто февраль, холодно, Воет в ночи метель. Напополам разорваны: Сердце, дыханье, день. Как же к тебе хочется, Да занесло пути! Вот оно – одиночество! Вот он – февраль! Прости! Греюсь теплом нежности Наших с тобою встреч, Чтоб для твоей верности Искру любви сберечь! Как же к тебе хочется, Да занесло пути! Вот оно – одиночество! Вот он – февраль! Прости! Время течёт медленно, На руку злой судьбе. Просто февраль. Ветрено. Просто хочу к тебе! Как бы ни было странно, но песня была про любовь, разорванную снегом и холодом. А ведь никто из стран никогда не задумывался, какого это, жить с таким соседом под боком? Может, в этой песне есть глубокий скрытый смысл? Когда-нибудь настанут холода, И ты опять уедешь, и тогда Тебе во след рукой – и камнем вниз, И сны сбылись, и косы расплелись. Когда настанут холода И белая дорога ляжет, Все промолчат, никто не скажет, Что с холодами не в ладах. Да дело даже не в годах, Не в деньгах, не в музейной пыли. Не насовсем, а навсегда, Недолго только жили-были. И если я однажды замолчу, Меня не передавай, я так хочу. Надеяться, держаться, дожидаться. Ах, только бы надолго не прощаться. Когда настанут холода И белая дорога ляжет, Все промолчат, никто не скажет, Что с холодами не в ладах. Да дело даже не в годах, Не в деньгах, не в музейной пыли. Не насовсем, а навсегда, Недолго только жили-были. Моя тюрьма – немое заключение, Я стану то-ли плачем, то-ли пеньем. Ворованная строчка, ты же знаешь. Удача, ты меня не покидаешь. Когда настанут холода И белая дорога ляжет, Все промолчат, никто не скажет, Что с холодами не в ладах. Да дело даже не в годах, Не в деньгах, не в музейной пыли. Не насовсем, а навсегда, Недолго только жили-были. Недолго только жили-были. Сколько тоски в этой строчке, как-будто её поёт сам Россия, и если бы не женский голос, то все бы так и подумали. Иван искренне скучал по своей большой и шумной семье СССР, но её уже не вернёшь, он остался один. А песни всё сменялись одна за другой, и вот уже последняя, про самого Россию. Век, век движется на Русь бесконечный враг, И хоть бей хоть режь его! И тем, кто не успокоится всё никак, Мы ответим вежливо! Пусть вспомнят Куликовы они поля, Да озёра Чудские! Как русская им пятки всем жгла земля, И кто такие русские! Кто такие золотые, боевые? – Русские! Кто такие мировые? – Россияне! Русские! А мы гуляем, а мы танцуем! А если плохо – сидим, горюем! Ну а если нужны стране – Оставляем жизнь на войне! Гордись! Это миру наша дала страна Репина, Чайковского! Гордись За Титова и за Гагарина, Пушкина, Высоцкого! И, если по проспектам Москвы пройдёшь, Да улочками узкими, Здесь, стен прочтёшь историю и поймёшь, Кто такие русские! Кто такие золотые, боевые? – Русские! Кто такие мировые? – Россияне! Русские! А не желаем жить «на четыре»! Готовы драться, но счастье в мире! И мы в мирной своей стране Будем новых рожать парней! Храни в сердце дух Суворова и Петра, Веру, честь, романтику! Храни наши земли: Крым, да Калининград, Сахалин и Арктику! Знай, что нужны герои родной стране Тульские, калужские! Может это ты, кто прославит вне Наше имя русское! Смотри, как над нами звезды в ночи горят Яркие да тусклые! Они помнят, как стоял насмерть Ленинград И сраженье Курское! Вы выбирайте сами, как вас встречать: Сталью иль закусками! Но не буди медведя ты, чтоб не знать, Кто такие русские! А мы гуляем, а мы танцуем! А если плохо – сидим, горюем! Ну а если нужны стране – Оставляем жизнь на войне! А не желаем жить «на четыре»! Готовы драться, но счастье в мире! И мы в мирной своей стране Будем новых рожать парней! Чтобы знали везде и все, Кто такие мы русские! Музыка смолкла. Все замерли, размышляя о чём-то своём, и в такой гробовой тишине дверь внезапно распахнулась и на пороге появился улыбающийся Россия. — Я тут свой ноутбук случайно забыл, вы его не видели? — взгляд русского упал на столпотворение стран вокруг ЕГО ноутбука. Улыбка стала намного шире, в руке из ниоткуда появился кран, а над Лондоном нависла тёмная аура.