Кратосархат

Солнце стремительно движется к горизонту, когда я берусь приводить себя в порядок. Смерть — это вам не пирушка в честь свадебного обряда друга или рождения близкого родственника. Нельзя натянуть на себя абы что и выглядеть посредственным пугалом. Торжеству подобного масштаба следует соответствовать. Первым делом расчесываю волосы. Никогда не грезил о длинной шевелюре, но в моем теперешнем положении выбирать не приходится. Волосы нэкрэсов не берут ни ножницы, ни мечи, ни топоры. Знаем, проходили. Слишком они жесткие и прочные. Можно, конечно, выдирать волоски из головы по одному. Но, во-первых, это займет у меня слишком много времени, во-вторых, лысым я быть не хочу, и, в-третьих, отрастут волосы очень быстро. Спасибо и на том, что их рост прекратился после того, как длина доползла до поясницы. А то я уже думал ехать в столицу ксифэсов, чтобы заказать у них меч из их прославленной магической стали. Говорят, оружие из нее способно перерубить что угодно. И ограбить кого угодно, ибо стоимость одного клинка так высока, что мне проще повеситься на собственных волосах, нежели купить инструмент, чтобы избавиться от них. Кстати… на волосах своих я еще ни разу не вешался и считаю это ужасным упущением. Запомню эту мысль и позже обязательно реализую. Сами по себе ксифэсы не воители — это одна из причин, по которой их представителей нет в крепости. Вторая причина — агафэсы. Прямых стычек между ними никогда не происходило, но молчаливая война длится столетиями. Все потому что у высоких и худых, будто тростинки, ксифэсов в основном рационе значится мясо птицы. Существует легенда, якобы однажды лучшие друзья агафэс и ксифэс вместе отправились к стальным горам за магическим сырьем для оружия и оказались в каменной ловушке. Агафэс погиб первым, а ксифэс, пытаясь выжить, съел своего собрата и осознал, что вкуснее мяса он еще никогда не пробовал. И будто бы с тех времен ксифэсы свой рацион пополнили еще и агафэсами. Легенды легендами, а лучшие оружейники нашего небольшого мирка действительно не гнушаются агафэсского мяса. На их рынках вполне можно встретить свежеотпиленную конечность агафэса в качестве редкого деликатеса. Справедливости ради замечу, что ксифэсы пусть и не приехали сами, но выслали нам в качестве подмоги несколько сотен единиц первоклассного оружия. Жаль, среди них не оказалось ни единого клинка из магической стали. Я бы не отказался чуть-чуть укоротить дурацкие космы, которые надоели мне хуже горькой редьки. Иногда я заплетаю их в косу, но сейчас, когда в крепости модрэсы, делать это строго воспрещается. Оскорбятся наши нежные незабудки. А спутаю в локоны — оскорбятся не менее нежные ромашки, то бишь пратусы. Так что приходится довольствоваться тем, что есть. А есть у меня в арсенале побрякушек для волос только небольшая заколка, которую я сделал из черепа и ребра бродячего кота. Замечу, у кота я спросил разрешение. Животные, в отличие от людей, не трясутся над своими останками. Наоборот, рады помочь даже после смерти. Кот, до того не один месяц скитавшийся по округе города, в котором я нашел его кости, после моей просьбы растворился в воздухе. Возможно, он хотел быть кому-то полезным при жизни, и именно это желание удерживало его среди живых. А исполнив его с помощью вашего покорного слуги, животное, наконец, смогло упокоиться. Но это лишь предположение. Быть может, причина кроется в чем-то другом. Собираю передние пряди волос в хвост выше затылка. Скручиваю их. Прикладываю кошачий череп и сквозь пустые глазницы просовываю ребро, фиксируя волосы. Держится идеально. Затем берусь нанизывать на волосы бусины. У каждого агафэса есть свои родовые четки, о которых я ранее уже упоминал. Обычно родители делают их для своих детей, часть бусин мастеря самостоятельно, а часть выуживая из собственных четок, которые в свое время им сделали их родители. Я на такие четки права не имею. Начну носить, и придет время оскорбляться агафэсам. Но мои мать и отец все равно с каждым соколом отправляют мне по одной бусине. Только все их они мастерят сами. Родовые четки отца из зеленых камней: нефрита (плодородие), изумруда (удача), демантоида (здоровье) и циркона (благодетель). У матери из голубых и синих: топаза (любовь), аквамарина (счастье), шпинели (смирение) и танзанита (нежность). Мне же они присылают бусины из белого опала (стойкость), черного и белого жемчуга (сила и терпение), черного оникса (контроль) и розовых морганита (воля) и рубеллита (свобода). У некоторых рас эти камни считаются драгоценными, но на земле агафэсов этого добра как грязи. В одном из писем мама написала, якобы розовые камни — к моим глазам. Мам, ты действительно полагаешь, что кто-то посмотрит на мои глаза или камни? Ох уж эти родители… Не могут смириться с тем фактом, что жить их неродному сыну в гордом, невыносимом одиночестве до самой столь желанной, но столь далекой смерти. Закончив с волосами, приступаю к наряду. Поправляю густые сборки на вороте белой сорочки. Заправляю выглаженные черные брюки в высокие тяжелые ботинки на шнуровке. Накидываю на плечи истерзанный временем кожаный темно-серый плащ и любуюсь на себя в небольшое зеркальце, через самую середину глади которого проходит толстая трещина. Заключаю, что для смерти я выгляжу великолепно. Даже лучше, чем мог бы. Помирать однозначно не стыдно. Чуть подумав, на воротник цепляю брошь из черного нефрита, которую мне сделала мама в виде черепа нашего любимого домашнего ястреба. Птица жива и здорова, но мама решила, что мне как нэкрэсу обязательно понравится черепушка. И она оказалась права. Признаюсь, симпатично. Провожу пальцами по черной глазной повязке с вышитым гербом агафэсов и невольно вспоминаю о доме. С одной стороны, мне очень жаль, что сегодня по-настоящему умереть не получится. С другой — родители жутко расстроятся, когда узнают о моей смерти. Лучше бы их сперва к этому подготовить. Знать бы еще как. Начать за месяц до события слать шутливые письма с надписями вроде «Лучший сын — мертвый сын»? И почему мне кажется, что я не облегчу положение, а лишь усугублю его? Но как бы я ни любил родителей и как бы ни желал им счастья, умереть я хочу еще сильнее. И потому я слегка обеспокоен тем, что если прямо сейчас упущу свой шанс, потом кратос убивать меня может и не захотеть. Это стало бы провалом века! Постойте. Когда я успел свято уверовать в то, что Джаэр вообще на это способен? О нет, я не заметил, как моя надежда превратилась для меня в неопровержимый факт! Плохо дело. Теперь если что-то пойдет не так, разочарования не избежать. Что ж… оно станет далеко не первым в моей жизни. И если кончина мне не грозит, то и не последним. Соберись, Ксэт. Не впадай в уныние сильнее обычного. Ограничивайся привычным унынием с щепоткой черного юмора! Не размазывай сопли по лицу, чтоб тебя. Умирать прямо сейчас все равно будет весьма неуместно. Парц прав, раз родился, неси за это ответственность. Даже если ты далеко не незаменимый боец. Нэкрэс-то я весьма посредственный. Мое наличие не дает такого уж весомого преимущества перед эгриотами. Слишком много надежд на меня возлагают. Больше, чем я способен оправдать. Как можно рассчитывать на бойца, который находится в бесконечной агонии? Я будто варюсь в котле с неповторимым отваром, включающим в себя как физическую боль, так и моральную. Каждый прожитый день мучительно невыносим и невыносимо мучителен. Левая рука отваливается. Зубы шатаются. Того и гляди лишусь второго глаза. Бедро хрустит, как жареная кукуруза на зубах. И даже повеситься спокойно не дают! И нужна мне такая жизнь, спрашивается? Ни черта не нужна. Мне все это наскучило. Я хочу, чтобы мое существование в этом мире, наконец, завершилось. Хочу искренне. Но сперва, дело, Ксэт. Поможешь другим расам разобраться с эгриотами, а затем помирай, сколько твоей душе угодно! И уж я оторвусь по полной, не сомневайтесь! Выхожу из комнаты со смесью предвкушения и назойливой неуверенности в правильности своих действий. Боюсь поддаться искушению и позволить себе умереть. Чувствую себя подобно сошедшему с пути иэтрэсу, который решает вернуться к нормальной жизни и потому терзается неконтролируемыми плотскими желаниями. Иэтрэсы — раса миролюбивых древесных знахарей. Знают, куда и на кой черт приложить лист желтой смородины и в каких пропорциях смешать крысиные резцы с ядом смертогрифов, чтобы больной пошел на поправку. Иэтрэсы не подвержены ни единой заразе, потому могут посещать даже города, закрытые из-за эпидемий. Самые действенные лекарства знахарей содержат в своем составе их собственную слюну, прозрачно-желтый сок, что струится по их венам вместо крови, или листья, что заменяют им шевелюру. В нашей крепости тоже есть один иэтрэс. Представители данной расы вообще найдутся в любом городе и деревушке. Исключением являются разве что закрытые поселения кратосов, но, я уверен, парочка иэтрэсов обжились и у них. Своих территорий у этой расы нет. Они предпочитают или оседать, где придется, или вести кочевой образ жизни. Их главная цель — помогать окружающим. Потому они ревностные пацифисты. Им везде и всюду рады, ибо хороший знахарь — залог успеха любого поселения. Вот только в стычках, подобных нашей с эгриотами, толку от них будет мало. Они, конечно, могут вытянуть с того света пару наших солдат. Но с таким же успехом они могут спасти жизнь и нашим противникам. Иэтрэсы лечат всех без исключений, потому ставить их в список рас, противостоящих эгриотам, никто не рискнет. Наш иэтрэс совершенно точно не придет в восторг, если мы приурочим его расу к войне. Но как бы ни были чисты помыслами наши миролюбивые знахари, и им не чуждо оступаться. Иэтрэсам строго запрещено употреблять лекарства, созданные с участием слюны, сока или листьев других иэтрэсов. (А еще под строжайшим запретом уподобление другим расам и обмен жидкостями со своими сородичами. Под обменом подразумеваются поцелуи. Размножаются иэтрэсы посредством спор, поэтому гениталиями природа их обделила.) Тех, кто этим правилом пренебрегает, знахари называют «сошедшими с пути». И немудрено, так как у иэтрэса подобное снадобье (или поцелуй) вызывает временное наркотическое опьянение, за которым следует сильная зависимость. Попробовав раз, иэтрэс уже не сможет остановиться. Лишь единицы справляются с тягой и возвращаются на «истинный путь», большинство же продолжают употреблять запрещённые лекарства и сгорают за несколько лет. В прямом смысле слова. Начинают медленно тлеть живьем, а после очередной порции наркотика вспыхивают как факелы и погибают. И почему я не родился иэтрэсом? И не могу сгореть? Закрываю дверь в свою комнату и поднимаюсь вверх по лестнице, на ходу застегивая на груди ремень, который удерживает косу за спиной. Сперва я думал пойти налегке, но справедливо подметил, что кратос может отказаться нападать на безоружного. Они же до оскомины принципиальный народ. Так что приходится тащить косу с собой. Помашу ей в воздухе ради приличия, а потом нечаянно выроню. Ох, беда, какой я неуклюжий! Заброшенная тренировочная площадка в полуверсте от крепости. Использовалась она агафэсами еще полвека назад. Когда я приближаюсь к назначенному месту, кратос меня уже ожидает, опершись спиной о покосившуюся, выцветшую на солнце мишень. При виде меня он выпрямляется и двигается к центру площадки, высвобождая из ножен сабли. Странно. Я надеялся, что он придет с каким-нибудь особенным оружием. Обычными саблями золотую гарпию не убить. А меня — тем более. И он, полагаю, прекрасно это осознает. Быть может, дело не в оружии? Руны? Заклинания? Ядовитые снадобья? Интрига, которую сегодня я, увы, развеять не смогу. Я тоже высвобождаю косу, посильнее сжимаю рукоятку с твердым намерением честно драться первые секунды три. А затем планирую хорошенько насадиться животом или грудью на острые лезвия кратосовского оружия. И все. Прощай, мерзкий мир, скучать не буду. Ты тоже соскучиться не успеешь, так как вернусь я быстро и еще более недовольным, чем до смерти. Джаэр встает в боевую стойку. Я следую его примеру. — У меня будет просьба, — сообщаю я кратосу, жонглируя косой. — В случае если ты можешь убить меня по-настоящему (в этом я до сих пор полностью не уверен), давай отложим это до лучших времен, — говорю я нехотя. — Как только разберемся с эгриотами, я весь твой. Сам приду. И делай со мной, что хочешь. А пока ограничимся старым добрым членовредительством. — Весь мой? — произносит Джаэр, почему-то акцентируя внимание на незначительном. Глаза его будто вспыхивают золотом. Он не двигается с места, но я вижу, насколько напряжено все его тело. Он готовится наброситься на меня. — Ну да, — поудобнее берусь за черенок косы обеими руками. — Сейчас умирать никак нельзя. Я еще могу пригодиться. — И делать смогу, что захочу? — да-да, знаю, звучит неправдоподобно, но я приду на плаху вприпрыжку. Честное слово! — Да, — терпеливо подтверждаю я. — Хоть голову руби, хоть сердце выковыривай. Я за любое умерщвление, если от него будет толк. — Никто не говорит о смерти, — раздается тихое. В смысле? Как минимум о ней говорю я. И буду признателен, если прямо сейчас о ней заговоришь еще и ты! Будь добр, сделай мне такое одолжение! — Разве не для этого ты вызвал меня на бой? — хмурюсь я. Немедленно признавайся, что хочешь меня убить, или я за себя не отвечаю. — Нет, не для этого, — холодно бросает Джаэр. И эти слова подобны удару под дых. У меня словно земля уходит из-под ног. Перед глазами все начинает кружиться. В ушах нарастает гул, а во рту появляется неприятная сухость. Погодите. Что это значит? Как же так? Этого быть не может. Это неправда. Несправедливо. Нечестно. Все должно было разворачиваться иначе. Надежда. Хрупкая и еле зримая. Разбивается о камни реальности. На мелкие кусочки. В пыль. К горлу подкатывает ком, и я впервые за очень долгое время чувствую почти неконтролируемую потребность разрыдаться. От всей души, чтобы мои разочарованные всхлипы слышала вся крепость. Чтобы душераздирающий вой мой напугал всю местную фауну. Чтобы слезы текли по щекам не хуже лесных ключей с питьевой водой. Но это не то, что следует демонстрировать абы кому. Потому беру себя в руки и заменяю одну отравляющую эмоцию другой. Гневом. Яростью. Бешенством. Внутри меня всё аж клокочет от злости. То есть мало того, что Джаэр, судя по всему, окончательно убить меня не способен, так выходит, умертвить он меня не планировал даже на пару минуток? И начерта тогда все это, спрашивается? Я тут как дурак лохмы свои расчесывал! Рубашку гладил! Напялил дурацкую брошь! И ради чего? Чтобы остаться живым?! Ух, как я зол! КАК Я ЗОЛ! И как же мне себя жаль. Лезвие косы ударяет по выставленной вперед сабле и вызывает сноп искр. Я ощущаю несильный толчок, от которого отлетаю от кратоса на аршин и приземляюсь на ноги. Не планировал он меня убивать, гляньте-ка на него! Посмотрим, как ты заговоришь, когда твоя собственная жизнь окажется на волоске! Раскручиваю косу над головой, готовясь к новому удару. Жалею, что не взял с собой Пшёнку. Тело жутко ноет, а левое запястье болтается. Следовало пройтись по нему стежками еще разок. Знаю, кратосу я не ровня. Так ровней мне быть и не надо! Размахиваюсь и ударяю косой, целясь Джаэру прямо в голову. Он легко уходит от острого лезвия, и я рассчитываю, что произведенный им контрудар отправит меня в смертельную негу. Специально открываюсь правым боком. Бей — не хочу! Но Джаэр, будто издеваясь, и не думает нападать. Наоборот, демонстративно убирает сабли в ножны. Нет, вы это видели?! Какого черта ты творишь?! Я нападаю еще несколько раз, но Джаэр уклоняется от каждой моей попытки навредить ему с раздражающей легкостью. Будто видит каждое мое движение наперед и предугадывает любой даже самый дерзкий выпад. При этом к своему оружию он больше не прикасается. — Ты драться-то со мной будешь или нет?! — психую я, пытаясь перевести дух. Запыхался, пока пытался ударить верткого кратоса хотя бы раз. Хоть царапинку бы оставить на его самодовольной роже. Черта с два! — Кажется, произошло недопонимание, — выдает Джаэр, тяжело вздыхая. У него ни намека на усталость. Такое впечатление, будто он не от лезвия косы уклоняется, а кулички лепит из грязи. — Хочешь сказать, что на заброшенную площадку ты позвал меня не для боя? А сабли освободил для красоты? — рычу я. — Нет, почему же. Я действительно хотел скрестить с тобой оружие, здесь ты не ошибся, — соглашается кратос, беся меня своим спокойствием до трясучки. — Но ты неверно интерпретировал значение происходящего, — добавляет он тихо. А мне внезапно приходит в голову неплохая идея, как можно разозлить Джаэра и заставить-таки его хотя бы вспороть мне живот. — Что-что я сделал неверно? — переспрашиваю я с улыбкой. — Интерпретировал, — произносит кратос с усилием. Все мы в крепости говорим на едином языке, но у каждой расы есть свой диалект. У кого-то, например у агафэсов, по произношению он почти неотличим от основного языка, у других, вроде кратосов, разница велика. Скажи мне сейчас Джаэр что-нибудь на своем диалекте, и едва ли я пойму и пару слов. Но, что интереснее, кратосы не могут произносить твердый звук «Р». В их исполнении он мягче и будто вибрирует. Звучит это на самом деле даже красиво. Но я слышал, что кратосы моментально выходят из себя, если подшучиваешь над их манерой говорить. Иронично, что при этом «Р» присутствует даже в названии их расы. Обычно я не любитель смеяться над особенностями ближнего своего. Но на какие только низменные поступки не пойдешь, чтобы тебя постарались убить. — Как-как? — переспрашиваю я повторно, чувствуя себя самым страшным злодеем на всем белом свете. — Ты расслышал, — слегка хмурится кратос, а я в ответ на «Расслышал» улыбаюсь. На самом деле меня смешит не то, как кратос произносит звук «Р». Меня веселит, как это произношение не вяжется с общим образом почти непобедимых и очень жестоких воинов. Слишком уж оно у кратосов… милое? — Я кажусь тебе смешным? — выговаривает Джаэр с легкой досадой. Дыхание кратоса замедляется. Взгляд становится сосредоточенней. Он неспешно двигается параллельно периметру площадки, медленно приближаясь ко мне. Я зеркалю его движения, направляясь в противоположную от Джаэра сторону и тем самым отдаляясь от него, но не сводя с парня взгляда. Остаюсь начеку несмотря ни на что. Делаю вид, будто бы мне не все равно, с какой стороны он нападет. Давай. Бей! Не стесняйся! Я весь в твоем распоряжении. Нашпигуй меня этими своими кинжалами до такой степени, чтобы я начал походить на дикобраза.  — Если и так, то что? — интересуюсь я с усмешкой. Кратос сужает глаза и внезапно нападает. Движения его, в отличие от моих, молниеносные. Я лишь каким-то чудом в последнее мгновение рефлекторно успеваю уклониться от удара его левой сабли, а острие правой задевает обушко косы. Будь они неладны, чертовы защитные рефлексы. Кратос застает меня врасплох и как результат — отбиваюсь от его ударов, вместо того, чтобы принимать с распростертыми. К счастью, мои способности ведения боя в сравнении со способностями кратоса оставляют желать лучшего. Джаэр меня подсекает. Я падаю на спину. Коса отлетает в сторону. А кратос, усевшись мне на живот, размахивается и замирает, так и не доведя удар до моего лица. Между пальцами его зажаты небольшие кинжалы. И когда только он успел их выхватить? Пара ударов таким кулаком и обычный человек уже никогда не поднимется на ноги. Я жмурюсь, готовый смиренно принять неизбежное, но пронзающая боль все никак не наступает. Проходит секунда. Две. И долго мне еще тебя ждать? Приподнимаю веко и сталкиваюсь со взглядом золотистых глаз кратоса. — Ну? — морщусь я. — Бить-то будешь или как? — Я же сказал, между нами произошло недопонимание, — рычит кратос, так и не доведя удар до конца. Кинжалы в каком-то сантиметре от моего глаза. Ситуация с каждой секундой кажется мне все абсурднее. Почему я вообще решил, что он сможет убить меня? На что надеялся?! Почему так бездумно поверил в силы человека, которого видел всего несколько раз в жизни? Что в нем такого особенного, что заставило меня наплевать на критическое мышление?! Маска гарпии? Курам на смех подобный довод. Эта драка не имеет смысла. Сердце мое начинает биться сильнее, пульсируя в груди подобно раскаленному камню. От него по всему телу распространяется жар. Чем сильнее ты на что-то надеешься, тем большее разочарование тебя постигает. Все как обычно. Ничего не меняется. — Если и так, моя омерзительная насмешка над тобой заслуживает пары ударов кулаком. Я бы такое терпеть не стал. И тебе не советую. Неужели ты позволишь какому-то мерзкому нэкрэсу унижать тебя и твою расу? Конечно, не позволишь. Я в тебе даже не сомневаюсь. Так что, почему бы тебе не довести начатое до конца? — предлагаю я, чувствуя, как настроение мое стремительно тонет в бесконечной тоске, из-за чего наступает непрошибаемая апатия. — А ты почему не защищаешься? — отвечает кратос вопросом на вопрос. — Зачем? — тяжело вздыхаю я. — Я бессмертный. Тебе меня не убить. Не этими зубочистками в твоем кулаке. — Я и не собирался тебя убивать, — рычит Джаэр. Да-да, я уже понял и успел расстроиться. Не обязательно повторять. — Начерта мы тогда вообще деремся? — ворчу я, отталкивая Джаэра и неуклюже выбираясь из-под него. — Нефиг размахивать перед моей мордой лезвиями, которые ты не собираешься воткнуть в меня, — досадливо шиплю я. — Я пригласил тебя на демонстративный спарринг, — сообщает кратос, поднимаясь на ноги и отряхивая колени. Демонстративный чего? Я сейчас сам себе голову отрублю, только бы не слушать эту бредятину. И вот на это я променял веревку, пенёк и дуб. Немыслимо! — И что я должен был вынести из этого твоего демонстративного спарринга? — хмурюсь я. — То, что я силен, — объясняет мне кратос спокойно. — Ого, — выдыхаю я без энтузиазма. — Удивительно. Кто бы мог подумать. Не ожидал. Поражен до глубины души. Кратос и вдруг силен. Где это видано, — бубню я монотонно. — Невероятное открытие. И что бы я без него делал. Сделаю вид, будто это действительно имеет ко мне хоть какое-то отношение. Хотя постой. Не могу. Знаешь почему? Потому что мне плевать и меня это, черт бы тебя подрал, не касается, сильный ты там или слабый! Боги, да хоть жабры себе отрасти, хоть научись управлять водой, хоть жарь кабанов каждый вечер пятницы, — я раздосадован собственной глупостью, затмившей мой разум и давшей надежду. Думаю, мой дух настолько измотан, что ему ничего не оставалось, кроме как применить обманку, дабы хоть на какое-то время я достиг внутреннего равновесия. Но надолго, как мы видим, меня не хватило. — Мне кажется, или ты… расстроен тем, что я не пытаюсь тебя убить? — на лице кратоса, точнее, на той его части, которая видна из-под маски, читается недоумение. — Конечно, я расстроен! Столько надежд было на тебя возложено! И все коту под хвост! — возмущен я до глубины души. — Я что, о многом прошу? — развожу я руками. Ощущение невероятной радости До и невыносимого разочарования После осознания происходящего наслаиваются, и я возвращаюсь к своему привычному состоянию тоскливого смирения перед неотвратимостью бытия. Чтоб ему, этому вашему бытию, пусто было! — Выходит, ты пришел умереть? — уточняет кратос, а затем вновь резко оказывается рядом со мной. Свободной рукой он прижимает меня к себе, а лезвия кинжалов теперь направлены мне в живот. Но они меня не пронзают, лишь порвав рубашку слегка царапают серую кожу. И… Мы, вопреки этикету, оказываемся бессовестно близко друг к другу. — Ну, а на черта бы еще мне приходить?! — недоумеваю я, почему-то начиная нервничать из-за неуместной близости. Есть в этом нечто… жуткое. — Действительно, — произносит Джаэр мрачно, убирая кинжалы и выпуская меня из крепкой хватки. Только в глаз мой продолжает вглядываться так внимательно, будто пытается в нем что-то отыскать. Я бы посоветовал в таком случае обратить внимание на пустую глазницу. Там вполне возможно найдется пара личинок красных мотыльков. Ковыряйся сколько хочешь. Что найдешь, всё твоё. У меня этого добра и на спине более чем достаточно. — Ну так что? — разрываю я неловкое молчание. — Точно не будешь меня убивать? — Точно. — Ты хорошо подумал? — Да. — Может все же… — Нет. — Тебе что, сложно?! — взрываюсь я новым приступом негодования. — Несложно. Но эта встреча несла совершенно другой смысл. — Это какой же? — Разве не очевидно? — в его голосе я улавливаю еле различимое раздражение. — Представь себе, неочевидно. Как еще можно интерпретировать действия человека, который тычет в тебя кинжалом? Как попытку подружиться?! — фыркаю я. — Ты прав, — не ответив на мой вопрос, с явной досадой произносит Джаэр. — Происходящее действительно лишено смысла, — он убирает кинжалы в пояс на бедре. — Мне стоит извиниться. Я повел себя опрометчиво. Совершил ошибку, не взяв в расчет разность менталитетов. Сперва мне следовало объяснить значение своих действий. Но я этим пренебрег, потому произошло вопиющее недопонимание. Я прошу у тебя за это прощения, — выговаривает он и опускает голову в извиняющемся поклоне. С каждой секундой ситуация кажется все более глупой. Ясно лишь одно, убивать меня не будут. И я этому совсем не рад. — Хм… ла-а-адно, — протягиваю я, совершенно не понимая, какого черта здесь происходит. О чем он говорит? Что за разница в менталитетах? Что я понял неверно? У меня неожиданно начинает болеть голова. Слишком много вопросов и хоть бы один ответ. — Полагаю, сначала мне следует ознакомиться с литературой, посвященной нэкрэсам, и понять, как это принято делать у вас, а не навязывать правила, укоренившиеся у моего народа, — оповещает меня кратос, после чего разворачивается и молча направляется в сторону крепости. — Что именно делать? — реагирую я запоздало. Кратос успевает отойти от меня на пару саженей. Услышав вопрос, он останавливается, поворачивается ко мне и некоторое время молча буравит взглядом. — Мы не закончили, — предупреждает он. С чем тебя и поздравляю. О чем бы ты ни говорил. — Раз уж все равно пришел сюда, может, веселья ради пронзишь мое сердце саблей? — спрашиваю я, потому что тоже считаю, что мы не закончили. — Нет. — Хоть кинжал в голову метни. — Нет. — Ладно, уговорил, не люблю стрелы, но так и быть, если ты… — Нет. Упрямый баран! — Ты что развалишься, разок меня убив?! — кричу я в спину Джаэру, но ответа не получаю.