Мир и покой Зимнего сада

Заухали совы, солнце опустилось за горизонт, тьма окутала землю покрывалом, сотканным из звёзд, демоническое королевство Сосны-под-зимним-дождём пробуждалось от сна. Уцуро-сама вышел на энгава, под ногами его стелился серебристый туман. Шинске-сама курил какой-то диковинный табак, и черный дым расползался, терялся в приятном полумраке. Уцуро-сама уселся рядом, набил собственную трубку табаком. Присутствие Шинске-самы благотворно влияло на нервную систему, только вот он снова уходил вчера в мир людей. Уцуро-саме казалось, что он придаёт преувеличенное значение нашествию искусственных низких созданий из глубин Пустоты. Разве они могут причинить ему или его владениям вред? Нет! Ну, сожрут пару сотен людей, подумаешь, какая проблема! Для них, повелителей Зимнего Сада, эти жизни… даже сравнить не с чем, настолько это несущественно. Ну, пусть будет пыль у дороги. — Ты нашёл, что искал? — спросил Уцуро-сама, потягиваясь и откладывая трубку в сторону. Подле Шинске-самы стояла чашка с вороньим глазом. Уцуро-сама зачерпнул пригоршню черных ягод, и с жадностью, ему не свойственной, проглотил все десять. Для человека такого количества вороньего глаза было бы достаточно, чтобы скончаться на месте. Вот и еще одно отличие демонов и людей. — Согласись, что нам с тобой сейчас лучше держаться вместе, и не ссориться по пустякам, — продолжил Уцуро-сама, кладя руку с длинными черными когтями на колено Шинске-самы. Шинске-сама слегка улыбнулся. — Я уже извинился за то, что ушёл тогда с вечеринки. Почему ты всё ещё сердишься? Нельзя было откладывать, иначе бы он… Он осёкся, потому что Уцуро-сама непроизвольно сжал руку на его колене, и когти вонзились в плоть, скрытую тонкой тканью нижнего кимоно. Кровь хлынула, но Шинске-сама и не подумал возражать: сам понимал, что это справедливо. У Уцуро-самы было три сердца, и все бились, бились, бились о ребра. Он чувствовал снова этот знакомый ненавистный запах смертного. Шинске-сама тогда вернулся быстро, но всё же истратил силы и кровь для спасения пыли. — Ты опять давал свою драгоценную кровь тому человеку, — сказал Уцуро, ловко маскируя своё неудовольствие под лёгкой насмешкой. — И что же, у тебя еще что-то осталось? — Как видишь, да, — ответил Шинске-сама. — Хочешь, чтобы она вся вытекла? Уцуро-сама выдернул когти и облизал. Кровь Шинске-сама как всегда была великолепна на вкус. Когда демоны пьют кровь друг друга, это может означать только одно. Но если демон дает свою кровь человеку, как это понимать?! — Теперь я не смогу танцевать, — со смехом заметил Шинске-сама: он уже привык к таким выходкам своего учителя и не воспринимал их, как зло. Этим он показал Уцуро-саме, что все еще воспринимает реальность как положено, что не могло не радовать. — Зато сможешь играть, — ответил Уцуро-сама. Он очень любил слушать игру Шинске-самы на сямисэне из проклятого сандалового дерева и кожи паука-оборотня. Человеческая кожа не годилась для изысканной музыки демонических королей Зимнего Сада. Шинске-сама встал, и, проходя мимо Уцуро-самы, коснулся окровавленной рукой его рожек: весьма интимный жест. Уцуро-сама и хотел бы верить, что он одумался, но не мог. Нужно было пресечь это с самого начала, но кто знал? Уцуро-сама был древним демоническим королем, может быть самым древним на Земле. Он видел, что Шинске-сама увлекся каким-то человеком, но не придал этому значения. В конце концов, многие демоны развлекались с людьми для остроты ощущений. Вот только они не спасали их и не выдавали им кровь как лекарство. Шинске-сама делал непонятные вещи, чувствовал неясные чувства, и совсем отбился от основ демонической этики отношений. Уцуро-сама привык относиться к нему снисходительно — он был его любимым учеником, к тому же их отношения вышли на новый уровень после того, как они обменялись кровью. Уцуро не собирался делить Шинске-сама ни с кем, и уж тем более, с каким-то смертным.