Любовные игры синдар третьей эпохи

Река блестела на солнце, словно была не водой, а рыбами — множеством рыб с серебряными спинами. Гэлион подумал, что если бы в Лесной и правда водилось столько рыбы, ему не понадобилось бы закупать ее на стороне, и Барду-лодочнику никогда бы не пришлось подниматься вверх по течению от северных окраин Долгого озера. Нет уж, пусть Лесная и дальше плещет в берега прозрачными струями и раз в месяц исправно доставляет эсгаротскую лодку к крохотной пристани ниже лесного дворца. Со дня случайного знакомства с Бардом Гэлион не оставлял надежды перевести это знакомство в нечто более близкое. Не настолько уж нужна ему была эта торговля, чтобы ради нее рисковать местом дворцового виночерпия, понемногу сбывая дорвинионское вино в Эсгарот в обмен на крупную, истекающую жиром при жарке, тающую во рту рыбу, которую привозил Бард. Такая водилась только в глубинах Долгого озера, и Бард умело насаживал ее на свой гарпун. Гэлион и сам с удовольствием бы на него насадился, но лодочник не понимал никаких намеков: не то вправду не замечал, не то просто не любил эльфов, несмотря на пресловутую эльфийскую магию. — Помоги, — попросил Бард. Гэлион охотно шагнул к нему и помог сдвинуть на середину большую бочку, где сейчас вместо рыбы, переложенные соломой, лежали бутыли с вином, густо припорошенные поверх мальками. Его пальцы коснулись пальцев Барда. Гэлион постарался продлить это случайное соприкосновение, а, убирая руку, скользнул по ладони с легкой лаской, но Бард даже не взглянул, только поблагодарил кивком и, пообещав прибыть к следующей луне, оттолкнулся веслом от причала. Гэлион с сожалением смотрел ему вслед. Он никогда не видел нуменорцев, и ему представлялось, что они были вот такими же — высокими, суровыми и безразличными к рядовым синдар. — Кто это был? Вопрос прозвучал так неожиданно, что Гэлион, оборачиваясь, оступился и едва не свалился в реку. Король Трандуил смотрел на него, хмуря брови, и яркий день потерял в глазах Гэлиона не меньше половины своего блеска. — Прости, государь. — Он склонил голову, пряча лицо. — Я не ожидал тебя здесь увидеть. — Я тебя тоже. — Трандуил шагнул ниже, на пристань, вглядываясь в речной блеск. Лодка еще чернела на водной глади, будто скол на хрустале. — Так кто же это был? — Это… это ветер в ивах, — непослушными губами проговорил Гэлион. — Всего лишь весенний ветер. — Всего лишь ветер? — повторил Трандуил мягко. — Всего лишь… ветер? — И словно гроза обрушилась на голову виночерпия. — Я знаю тебя без малого две тысячи лет, Гэлион! Когда ты начал считать меня слепым и глухим? По-твоему, я не отличу скрип весла от шелеста ив? Лодку от плавучей коряги? Блеск винных бутылей от блеска рыбьей чешуи? Отвечай мне, Гэлион, или ближайший месяц ты проведешь не в своем винном погребе, где так хорошо устроился, а в темнице под ним! Гэлион побледнел. Трандуил не любил угрожать попусту, так что выбор был очевиден. — Это Бард-лодочник из Эсгарота, — неохотно признался он. — Он привозит мне рыбу. Эльфы Дорвиниона любят озерную рыбу и готовы платить за нее дороже, чем за нашу, речную. Он замолчал. Трандуил тоже молчал, ждал. — Взамен я отдаю ему немного вина, — чуть слышно продолжил Гэлион. — Не королевского, нет! Но богатые жители Эсгарота готовы отдать немного золота за настоящее эльфийское вино. — И поэтому оно у нас так быстро кончается. — Трандуил в задумчивости потер губы, кольца на пальцах сверкнули, словно молнии, и последовал гром: — Что ж, раз тебе так не хватает приключений, Гэлион, пожалуй, я переведу тебя на лето в плотогоны. Ты разленился во дворце, а мои воины должны быть всегда готовы вступить в бой. Гэлион представил, как будет вынужден оставить свой уютный погреб, где бочки с вином громоздились вдоль стен, а в плетеных корзинах, как на параде, стояли пузатые бутыли, и начать жизнь плотогона. Ночевки на реке или в трактире на берегу, если повезет, еда всухомятку, переправы через пороги, где недолго наткнуться на орков или иных хищных тварей… Он давно не бывал в сражениях и не собирался менять звон застольных чаш на звон мечей. Но Гэлиону было хорошо известно, что с Трандуилом бесполезно спорить, даже когда тот в добром расположении духа. Да, дорого обошлось ему желание снискать расположение Барда. — Как прикажешь, государь, — понурившись, ответил он. — Я могу вернуться во дворец? — Иди, — бросил Трандуил. — И передай своему лодочнику, чтобы больше не показывался в наших краях. Гэлион стал подниматься по узкой тропинке, кусая губы от досады на так невовремя появившегося короля, а Трандуил остался стоять на пристани. Река плескалась почти у ног, чистая, текучая, вольная. Он отвык видеть ее так близко — всегда из высоких окон дворца, или с балкона, или с моста. Он отвык от своего Лихолесья, помня только о необходимости охранять его, защищать и заботиться о его процветании. Он не помнил даже, тепла или холодна в это время года речная вода. Трандуил обвел глазами прибрежные кусты, простор речной излучины, высокое мягкое небо в пятнах облаков. Он так давно этого не видел… Гэлион и не понимает, как ему повезло. Сплавляться на плоту, петь у костра, когда на небе проступят первые крупные звезды, видеть, как грубеет весенняя листва, слышать колыбельную волн… Если бы он мог оказаться на месте виночерпия… До нелепости странная мысль вдруг посетила его. Он догнал Гэлиона у входа во дворец. — Я передумал. Не говори ничего лодочнику. Когда он вновь будет здесь? — Через месяц, как взойдет новая луна, — ответил Гэлион. — Но, государь, прошу, не бросай его в темницу. У него трое детей, они пропадут без отца. — А их мать? — Она давно умерла. — Гэлион действительно переживал за Барда. Тот был хорошим человеком, хоть и нарушал законы своего бургомистра. — Хорошо. — Трандуил смягчился, видя его искренность. — Я не трону твоего друга, обещаю. — Не друга, — не подумав, поправил Гэлион. — Вряд ли он считает меня своим другом. — А ты его? — Трандуил вгляделся в давно знакомое лицо и неприятно рассмеялся. — Ах вот оно что! Ты надеялся рано или поздно получить от лодочника не только рыбу! — Не смейся, государь. — Гэлион покачал головой. — Если бы ты знал его так, как я… — В плотогоны, — подтвердил прежнее решение Трандуил. — Река — отличное средство от любой болезни и от душевного нездоровья в том числе. Осенью ты вернешься во дворец другим, Гэлион. Гэлион незаметно вздохнул. Он не хотел меняться. Он всего лишь надеялся получить немного ласки и тепла. Винный погреб хорош, слов нет, но в конце концов устаешь общаться с одними только бутылями. Однако будь с ним Бард, голоса бутылей казались бы музыкой. Через несколько дней Гэлион ступил на плот, и река подхватила его, чтобы унести за десятки лиг от дома, в далекий Итилиэн, где им предстояло обменять эльфийское вино на кхандские пряности и жемчуг из Линхира. Лихолесье, винный погреб и Бард остались без присмотра.

* * *

В последующие дни король еще не раз спускался к воде по крутой, убегающей из-под ног тропинке. Река звала его. Текучая вода была словно нить, выводящая из снов Лихолесья. Трандуил окунал в воду пальцы, будто пытаясь ухватить эту нить, но она ускользала звонкой капелью, и эльф чувствовал странную досаду оттого, что не мог ее удержать, как удерживал в своей власти самоцветы и мелкий речной жемчуг. Случайно забредшая в голову мысль обживалась и крепла. Обозначенный Гэлионом месяц шел к исходу, и когда безлунные ночи стали изнывать в ожидании рождения новой луны, он принял решение. — Куда ты собрался? — спросил Леголас, увидев, что отец снял расшитые серебром и смарагдами одеяния и облачился в наряд, больше подходящий охотнику или травнику, проводящим в лесу дни напролет. — В Ривенделл, — ответил Трандуил, затягивая широкий пояс с укрепленными на нем метательными ножами. — В Ривенделл? — Леголас изумленно вскинул брови. — Если я скажу, что верю тебе, ты вправе будешь счесть меня глупцом. Скажи, ты для чего-то хочешь оскорбить владыку Ривенделла, явившись к нему, как бродяга? — Для всех я буду в Ривенделле, — с нажимом повторил Трандуил. — На деле мне нужно встретиться с Гэндальфом Серым так, чтобы об этом не знал никто, даже птицы в небе. Несколько дней Лихолесье будет держаться на твоих плечах. Справишься? Глаза Леголаса невольно вспыхнули. Трандуил редко покидал лесной дворец и всякий раз устраивал свое отбытие так, что Леголасу, на словах остававшемуся наместником, порой не случалось отдать ни одного более серьезного распоряжения, чем приказание накрыть к трапезе или запереть ворота на ночь: Трандуил заранее успевал позаботиться обо всем. Но на этот раз, Леголас знал, государь не делал каких-то особых распоряжений. Дворец и королевство действительно оставались целиком и полностью под его рукой, впервые за без малого три тысячи лет. — Можешь не сомневаться во мне, отец. — Леголас вскинул голову. — Все будет, как должно. — Вот и прекрасно. — Серый, как ольха, плащ скрыл ножи за поясом и статную фигуру. Сейчас светлый и грозный владыка, как никогда, походил на обычного лесного эльфа, что промышляет охотой и даже не помышляет об иной, более высокой судьбе. — Кстати, Тауриэль я отправил с отрядом к северной границе. Орки копошатся. Пусть присмотрит. И пошел к выходу, не обращая внимания на негодующий блеск глаз сына. Трандуил не знал, когда именно Бард прибудет навстречу с Гэлионом, и приготовился к долгому ожиданию. Однако едва тонкий серп луны утратил золотое свечение, с реки донесся плеск весла. Вскоре из белого предутреннего тумана вынырнула черная тень лодки, управляемой уверенной рукой. Трандуил поднялся, шагнул вперед. Бард вгляделся и выставил багор, не позволяя борту коснуться пристани. — Кто ты? — отрывисто спросил он. Трандуил успокаивающе поднял руку. — Я Химлинг, охотник. — Он улыбнулся. Имя себе он выбрал без раздумий, уверенный, что лодочник из города людей знать ничего не знает об истории эльфийских родов. — Гэлион попросил встретить тебя. — А где он сам? — спросил Бард, не спеша доверяться незнакомцу. — Он чем-то рассердил короля, и тот отправил его с плотогонами в Итилиэн, развеяться и вспомнить, что он воин, а не только виночерпий. — Судя по тому, что я слышал о вашем короле, рассердить его проще, чем насадить червяка на крючок. — Бард улыбнулся. Трандуил скрипнул зубами. Представляя свой недолгий побег, он совершенно не задумывался о том, с кем окажется рядом. — Жаль. Я привык к Гэлиону. Неплохой человек, даром что эльф. — Да ты, я посмотрю, всех эльфов недолюбливаешь, не только короля, — обронил Трандуил. Бросить бы лодочника в темницу на неделю и посмотреть, как он заговорит после… Но это означало, что придется вернуться во дворец, к трону, короне и блистающим одеяниям, от которых он безмерно устал. И Трандуил сдержался, кусая губы. — Не злись, — заметил его усилия Бард. — Я не только эльфов — я и людей не слишком люблю. Они пропитаны слабостью, как фитиль свечи жиром. — А ты не такой? — не удержался Трандуил. — А тебе какое дело, Химлинг? — сверкнул глазами Бард. Туман осел на его длинных волосах мелкими каплями. — Лучше показывай, с чем пришел. — Как обычно. — Трандуил сбросил траву с ряда винных бутылей. Бард пересчитал, кивнул и принялся выкидывать на берег крупных остроносых рыб, щетинившихся игольчатыми плавниками. Пока Бард укладывал в освободившуюся бочку бутыли, перекладывая их травой, Трандуил наполнял две заранее припасенные корзины, укутывая влажным мхом тускнеющую чешую. Он никого не предупредил, что рыбу надо забрать, и теперь ему вдруг стало жаль, что прекрасные рыбины и усилия Барда пропадут напрасно. — Готово, — сказал тот, накрывая бочку крышкой и вдвигая на место. Силы в его руках было достаточно. Трандуил коснулся губ пальцами. Начиналось самое важное. — У меня есть еще кое-что, — сказал он, вынимая отдельно стоявшую бутыль. — Это особое вино. Королевское. Не исключено, что именно его недостача привела Гэлиона к печальной участи плотогона. Бард заинтересованно глянул на бутыль. — У меня как раз есть кому ее продать, — заметил он. — Дочь одного из самых зажиточных эсгаротцев на этой неделе выдают замуж. Отец заплатил бы, не скупясь, за такое вино. Но мне нечего дать тебе за него — ни рыбы, ни меха у меня сейчас нет. — Я могу назвать свою цену, — неспешно проговорил Трандуил, — и если ты согласишься… — О чем речь? — голос Барда стал жестким. — Я нарушаю закон, потому что считаю его несправедливым, но у меня есть понятия о чести и совести. — Я хочу, чтобы ты взял меня с собой, — перебил его Трандуил. — Хочу проплыть по реке, увидеть Долгое озеро, город людей. Хочу вспомнить, как выглядит мир вне Лихолесья. — И все? — Бард был удивлен и явно не верил. — Разве ты никогда не покидал пределов своего края? — Покидал. — В голосе Трандуила прозвучало больше искренности, чем он хотел. — Но это было так давно, будто и не было вовсе. — Несчастные бессмертные, — с ядовитым сочувствием произнес Бард. — Все-то вам не так, вечные нелады со временем. Было бы вам обернуться некогда, не вздыхали бы по пустякам. — Так ты согласен на мою цену? — сквозь зубы бросил Трандуил. Желание засадить рыбака в темницу крепло с каждым его словом. — Конечно, согласен. Кто ж откажется от бутыли королевского вина по дешевке? Только одно условие. — И какое же? — спросил Трандуил, ожидая чего угодно. И услышал в ответ: — Не мешать мне. — И не собирался. — Он прыгнул в лодку, прижав бутыль к груди. Палубный настил качнулся под ногами, Трандуил тоже покачнулся и был пойман сзади в крепкие объятия. — Осторожнее, — сказал Бард, тут же выпуская его и отбирая бутыль. — Разобьешь — сразу высажу на берег, добирайся назад, как знаешь. Трандуил не стал отвечать. Он вспоминал, когда к нему в последний раз прикасались чьи-либо руки. Они обнимались с Леголасом перед долгой разлукой и при встрече — и, пожалуй, все. Трандуил был уверен, что большего не нужно. Сейчас ему казалось, что он ошибался. Ему не хватало не только реки, ветра, одежды, которую не жаль порвать или запачкать. В нем давно перестали видеть того, кто может оступиться, упасть, совершить ошибку. Того, кто тоже иногда нуждается в помощи, в протянутой руке. «Такова участь королей», — сказал бы отец. Участь? У Трандуила дернулась щека. Нет такой участи, которую нельзя переломить. — Эй. — Глаза Барда смеялись. — Хватит размахивать бровями. Берись за руль, а я попробую подстрелить что-нибудь на обед. Плыть по течению было легко — знай следи за мелями и водоворотами да отводи крупный плавник с дороги. Но от непривычных усилий к полудню заныла спина и плечи. Трандуил дышал полной грудью. Воздух Лихолесья был напоен цветами и травами, но слишком неподвижен. Здесь, на реке, он то и дело менялся, то донося сладкий аромат медоносных лугов, то запах тухлой рыбы — видно, где-то на берегу рыбаки потрошили и солили улов, то дыхание сырых болот в низинах. Вблизи болот Бард подстрелил пару мелких уток. Стрелял он, конечно, не так, как эльфы, но для человека неплохо. Трандуил едва не позволил лодке увязнуть в тине, наблюдая, как Бард натягивает тетиву и выпускает стрелу в полет, но вовремя спохватился и выправил руль. Лодка качнулась, стрела прошла мимо цели, и Бард бросил на него досадливый взгляд. — Я не обещал, что справлюсь с этой рухлядью, — заметил Трандуил. — Эта рухлядь служит мне уже много лет и ни разу не подводила, — вспылил Бард. — Не нравится — берег к твоим услугам. — Прости. — Трандуил не искал ссоры. — Я не подумал, что это может тебя обидеть. — Я знаю. Не похоже, чтобы ты вообще когда-то думал о других, — кивнул Бард. Трандуил хмыкнул. Он начинал понимать, почему градоначальник так не любит этого лодочника. Они высадились на берег за полдень, чтобы поесть и отдохнуть. Бард развел бездымный костер, быстро ощипал и выпотрошил птиц и нанизал тушки на гибкие прутья тальника, росшего у самой воды. Он давно сбросил старую куртку, в которой был с утра, а сейчас снял и длинную безрукавку, оставшись в одной рубашке — ветер с реки не долетал сюда, а от костра шел ровный сильный жар. Устроив голову на сложенной одежде, он закрыл глаза и, кажется, задремал. Трандуил время от времени бросал взгляд на его лицо, даже во сне напряженное и хмурое. Сколько ему лет? Если бы не эта постоянная озабоченность, Трандуил сказал бы, что его проводник еще молод по людским меркам. Гэлион говорил о троих детях… Нелегко, наверное, и воспитывать, и содержать их, не имея никакой помощи. Тут не то что эльфийским вином начнешь приторговывать, а на многое другое пойдешь. Но Трандуил почему-то был уверен, что Бард, как бы трудно ему не приходилось, никогда не шел на сделки с собственной совестью. Может быть, как раз из-за этого упрямства, крупными буквами записанного в резких чертах… Ему показалось, что утки запеклись слишком быстро — так спокойно было сидеть здесь, на берегу, вблизи спящего человека, чувствуя себя не королем, не владыкой Трандуилом, а охотником по имени Химлинг, у которого наверняка была совсем другая судьба. Они плыли, обмениваясь редкими замечаниями, пока солнце не опустилось к деревьям. Река заалела, стала из хрустальной рубиновой, от воды потянуло холодком. — Туда, — сказал Бард, высмотрев что-то на берегу. — Вот к той раздвоенной иве. Держись левее, там удобно причаливать. В указанном месте в самом деле обнаружился длинный пологий песчаный язык, куда они вытащили нос лодки. Дальше нашлось и старое костровище, выложенное камнями, с котелком и охапкой хвороста рядом. — Я каждый раз здесь останавливаюсь, — пояснил Бард, принимаясь чистить выловленную днем рыбу. — Удобно. Это ведь не берег, это островок. Там, за деревьями, — протока, глубокая, и течение быстрое. Так что крупные звери сюда не попадают, зато дичи полно. — Ты, похоже, знаешь Лесную лучше любого эльфа, — заметил Трандуил, глядя, как привычно и ловко управляется Бард с готовкой. Догорающий закат и разгорающийся костер бросали теплый отблеск на его лицо. Сейчас он выглядел моложе, чем при безжалостном дневном солнце — резкие черты смягчались, морщины у глаз скрадывались. Но, отнимая возраст, эти тени лишали лицо человека и чего-то важного, какой-то части, без которой оно становилось проще и не так сильно притягивало взгляд. — Приходится. — Бард завернул рыбу в широкие листья и пристроил запекаться на горячих камнях, разгребя угли. — Я всегда был хорошим лучником. А чем еще заниматься лучнику в мирное время, как не охотой? Если бы еще не… Он не договорил, но Трандуил и так понял. Если бы не нужда обходить закон, чтобы дать семье шанс выжить… Он не стал продолжать расспросы. Они не торопясь поели — рыба показалась Трандуилу более вкусной, чем приготовленная на дворцовой кухне, — и Бард подвинул ближе к костру охапку веток. — Остров уединенный, — сказал он, — но караулить все же надо — орки порой появляются здесь, а им протока не помеха. Кто первый? — Ложись спать, — не задумываясь ответил Трандуил. — Ты и так сегодня взял на себя все хозяйственные хлопоты. Я останусь в дозоре до утра. Эльфы все равно спят с открытыми глазами, так хоть польза будет. — Ты уверен? — спросил Бард. Трандуил видел, как ему хочется принять это предложение. — Да. Отдыхай. Я разбужу тебя с первыми лучами солнца. — Лучше пораньше, — пробормотал Бард, устраиваясь у костра. — Я обещал, что не буду задерживаться. Он заснул мгновенно, хмуря во сне брови, как и днем. Трандуил присел чуть поодаль, у корявого ствола древней ивы. Он слушал реку, лес, облака, пробегавшие по небу с запада на восток. Ночь вливалась в него, наполняла покоем и безмятежным светом невидимых за листвой звезд. Слова сами пришли на язык — не о боях и подвигах, не о давних и великих событиях, не о судьбах героев, живших прежде, а о листьях, цветах и звездах, что ночами бродят по земле, выбирая себе эльфа по нраву. Это была старая дориатская колыбельная, незатейливая, известная каждому. Трандуил пел негромко, чтобы не разбудить спящего, и звезды, казалось, замерли, чтобы дослушать до конца. Трандуил был бы не прочь остановить ночные часы, чтобы дать Барду отдохнуть подольше, но край неба вскоре засерел. Рассвет был близок. — Ты хорошо поешь, — сказал Бард, когда они, умывшись и перекусив остатками рыбы, вывели лодку на середину реки. Холодный утренний ветер забирался под одежду, отбирая тепло, и Трандуил поежился. — Ты раньше не слышал, как поют эльфы? — Нет. Откуда бы? Но у тебя получается очень красиво. — Ты считаешь, красота важна? — Трандуил бросил быстрый взгляд на Барда. — Не знаю, — пожал плечами тот. — Наверное, она чего-то стоит, раз из-за нее порой так сжимается сердце. — Наверное, — согласился Трандуил. — А что ты думаешь об уродстве? — Мне еще не приходилось сталкиваться с настоящим уродством, — ответил Бард, — но мы подплываем к Эсгароту, а там нас встретит кое-что, близкое к этому. Альфрид вечно подкарауливает меня. Я высажу тебя вон у тех свай — там есть небольшой помост, — отведу лодку к дому и вернусь за тобой. Помост и в самом деле был — две доски, крест-накрест приколоченные к свае, скользкие от воды. Бард развел руками, извиняясь. — Человек тут долго не простоит, но, говорят, эльфы выносливее людей. — Правильно говорят. — Трандуил окинул взглядом свое временное убежище. — Продержусь сколько надо… но ты все-таки постарайся побыстрее. — Конечно, — торопливо кивнул Бард. — Я спущу тебе лестницу во-о-он оттуда. — Он указал на чуть заметный люк рядом с одной из свай. — Сразу поднимайся. — Не задержусь. — Трандуил спрыгнул на помост, утвердился на узких досках и кивнул. — Жду. Когда лодка исчезла из виду, он прислонился к свае. От воды тянуло сыростью, волосы напоминали клок соломы, одежда пропахла рыбой и дымом костра, а доски под ногами выглядели не более надежными, чем тонкий лед на озере. Трандуил закрыл глаза и подставил лицо солнцу. Он сотни лет не ощущал себя более живым.

* * *

— Эй! — позвал голос сверху. — Ты там как? Химлинг? Трандуил поднял голову, с трудом разогнув затекшую шею. — Как рыба в твоей бочке! Где лестница? — Вот, держи! Сверху свалился большой ком. Трандуил едва увернулся, чуть не упав в воду. — Не задел тебя? — спросил Бард с беспокойством. — Вчера ты грозился высадить меня на берег при малейшей возможности, — рассмеялся Трандуил, — а сегодня беспокоишься о синяках. Похоже, я тебе нравлюсь, Бард! Тот не ответил. Дождался, пока Трандуил поднимется, споро свернул лестницу, подвесил на крюке, захлопнул люк. — Иди за мной, — негромко произнес он, — и чем тише, тем лучше. Стража сегодня лютует, меня два раза останавливали по дороге сюда. Поэтому я так задержался. Трандуил кивнул, показывая, что все понял. Они прошли одну улицу, другую, свернули в третью… и Бард толкнул его в какую-то узкую нишу, запечатал собой, шикнул, призывая к тишине. Послышались шаги — тяжелые, уверенные, шаги людей, имеющих право ходить по этим улицам. — Ты кто? — прозвучал такой же уверенный голос. — Покажись! Бард высунулся из ниши. — А, это ты, Бард, — чуть смягчился голос. — И чем ты там занимаешься? — А что, уже и нужду справить без дозволения бургомистра нельзя? — Бард вроде шутил — но одновременно в его голосе проскальзывало раздражение. — Третий раз за полдня меня спрашивают, кто я и чем занимаюсь. Что бы мы делали в нашем прекрасном Эсгароте без такой бдительной городской стражи?! Вот сейчас он точно напросится на арест, подумал Трандуил. А вместе с Бардом арестуют и его. Он едва не рассмеялся. Король Лихолесья в эсгаротской тюрьме! — Еще раз попадешься сегодня на пути — проведешь ночь в темнице, — ответил невидимый стражник. — Там и подумаешь обо всем! А за мое теперешнее добродушие за тобой должок, так и знай. Сапоги протопали по настилу. Стража, не доходя ниши, свернула куда-то в сторону. — Крохоборы, — сквозь зубы прошипел Бард. — Ничем не брезгуют, прихвостни бургомистровы! Его лицо было на расстоянии ладони. Трандуил не помнил, как у людей принято ухаживать за тем, с кем захотел лечь в постель. Кажется, он никогда и не знал этого. — Тебе известно, что ты нравишься Гэлиону? — спросил он без обиняков. Глаза Барда блеснули. — Знаю. Избегать его знаков внимания порой утомительно. Трандуил посмотрел, как шевелятся его губы, качнулся вперед, мягко и уверенно поцеловал. В поцелуй тут же затянуло, словно в водоворот, и Бард вроде бы не возражал, но он все же отстранился. — Меня ты не отталкиваешь. — А ты не такой, как Гэлион, — выдохнул Бард. В нише стало еще теснее. Локоть ударился в стену, когда Трандуил сгреб в горсть длинные темные волосы. Бард вдавил его в стену всем телом, прижимался, тяжело дышал, целуя так, будто бился насмерть, и, кажется, готов был взять его прямо здесь, посреди улицы. И Трандуил не возражал. Химлинг не возражал. Он был охотником и высоко ценил простые радости жизни. Пустота показалась ему внезапно разверзшейся пропастью. Бард отступил назад, огляделся. — Пойдем, — сказал он. — Не здесь же. Выдернул Трандуила из ниши и, вопреки собственным словам, снова поцеловал, коротко и болезненно. Они почти бежали по улице, доски настилов качались под ногами — или это только казалось? Еще мост, еще канал, поворот, и наконец Бард остановился перед какой-то дверью. — Мой дом, — сказал он предостерегающе. Трандуил ничего не понял, и только когда из открытой двери послышались радостные крики, вспомнил: дети. Он совсем забыл о них. Он обо всем забыл. При виде гостя крики улеглись. Бард быстро захлопнул дверь, выглянул в окно. Судя по лицу, никакой угрозы не обнаружилось. Он повернулся к домочадцам и улыбнулся — будто солнце после долгой зимы. Потом перевел взгляд на Трандуила, и словно костры вспыхнули в ночи. Жар коснулся лица, скатился ниже, к груди, к животу. — Нам с господином эльфом нужно поговорить, — сказал Бард. — Вы не присмотрите за тем, чтобы нам никто не мешал, да и вообще не узнал бы о том, что у нас гость? — Конечно, пап, — опередил сестер младший, не похожий на Барда лицом, но такой же серьезный и деловитый. — Я буду на лодке. — Мы закроем дверь снаружи и прогуляемся на рынок, — сказала старшая из девочек. — Узнаем, о чем говорят сегодня, кроме свадьбы Эльгред. — Сигрид, — окликнул ее отец. — Если будут заказы на вино, скажи, чтобы подходили вечером. А если встретишь кого-нибудь из семьи Эльгред, дай понять, что у меня есть для ее свадьбы нечто особенное. Пока Бард раздавал поручения, Трандуил разглядывал его дом. Ему не приходилось бывать в жилищах рыбаков Эсгарота. Казалось, здесь лишь на минуту прекратили работу: на столе лежало какое-то шитье, по стене тянулись сети, частью зачиненные, у окна стояла коробка с крючками и лежал моток лески. Взгляд Трандуила скользнул по вязанкам чеснока и лука и замер. Дверь захлопнулась, и тут же сильные руки обняли его со спины, отвели волосы, поцелуй обжег шею. — Что это? — спросил Трандуил, оборачиваясь и вскользь проходясь губами по колючей щеке. — Почему у тебя под потолком висит черная стрела? — Губы заныли, остро нуждаясь в дальнейших прикосновениях, в укусах, в чужих губах. — Какая тебе разница? — Бард расстегнул его пояс, уронил на пол, ножи тяжело стукнули о доски. Зубами потянул завязки плаща. Руки были заняты — вытягивали из-за пояса рубаху, гладили спину, бока, бедра. — Ты потомок Гириона. — Трандуил оттолкнул его, сдернул через голову так и не поддавшийся усилиям Барда плащ, стянул рубаху и снова приник к нему — полуобнаженный, разгоряченный. — Потомок того, кто не смог убить дракона. — Тебя сейчас это волнует? — Бард целовал его шею, завороженный тем, как быстро появляются багровые следы на тонкой коже — словно морозные ожоги, вылизывал и снова обжигал, оставляя неровные пятна на плечах, груди. — Нет… — Голос сорвался. — Я хочу тебя, кем бы ты ни был. Это было правдой. Трандуил не помнил, когда хотел чего-либо — или кого-либо — так сильно. Руки тряслись от нетерпения, пока он расстегивал, развязывал и расшнуровывал, освобождая тело Барда от тяжелой человеческой одежды — а, освободив, поразился его красоте, так похожей и непохожей на эльфийскую. Бард сглотнул, когда он, в свою очередь, освободился от всего, что его скрывало. Темное пламя желания в глазах человека странным образом льстило королю эльфов, словно он и в самом деле был всего лишь Химлингом, охотником, и никогда не знал иной участи. Бард шагнул к нему, обнял, вжимая в себя, целуя до темноты в глазах. Толкнул к широкой, покрытой плотным покрывалом лавке, вмиг уложил на спину, прижал к изголовью запястья, целуя с неослабевающим пылом, терзая губы, язык. Его колено вклинилось между бедер. — Подожди, не так, — между поцелуями проговорил Трандуил, пытаясь перевернуться, но Бард удержал его. — Пожалуйста, — умоляющий шепот отозвался жаром в груди. — Хочу видеть твои глаза… И Трандуил не смог возразить, надеясь, что все обойдется. Раздвинул ноги, развел колени, принял в себя шершавые, жесткие пальцы рыбака, привыкшие к тяжелой работе, насадился на них, как рыба на крючок, застонал. Его стон тут же перехватили, выпили до дна, продолжая растягивать, разминать, готовить. Горло вздрагивало под поцелуями, губы сохли, освобожденные от захвата руки намертво вцепились в плечи Барда. — Хватит… возьми… И тот взял предложенное, вошел сразу и до конца, пронзил его, словно копьем, ладонью зажимая крик. Трандуил зажмурился, привыкая, и подался навстречу, торопя, требуя больше, чем получил. Он принимал Барда — принимал всего, во всем его человеческом несовершенстве, со всем его жаром, силой, страстью. Он не помнил, Химлинг он или Трандуил, но сейчас он был самим собой, без фальши, без маски, без капли притворства. Шептал что-то, кричал вполголоса, тянулся к жестким, торопливым губам, без слов требовал не сдерживаться, брать все, что позволено и не позволено, хотел отдать себя — полностью, ничего не оставив на дне, раскрыться, не думать, не помнить прошлого. Видел, как искажается страстью лицо Барда над ним, и, запустив руку в волосы, дернул на себя, прижался к губам, завладел его ртом. Бард застонал, сжал рукой напряженную плоть, вонзился в его тело с оттяжкой, с хрипом раз, другой, содрогнулся, изливаясь внутрь. Трандуил поймал его плывущий взгляд, толкнулся в сжатую ладонь, отдаваясь ей, позволяя забрать все, — и освободился, потерял себя среди миров, отпуская все наносное, оставаясь еще более обнаженным, чем мгновения назад… — Трандуил! Имя вернуло его в мир грубым рывком. Бард выпрямился, его глаза смотрели с гневом и отвращением. Вмиг похолодевшими пальцами Трандуил коснулся щеки — обнаженных сухожилий, обнаженного мяса. Потомок Гириона увидел след дыхания того, кого не смог убить его предок. Круг замкнулся. Они одевались быстро и молча. Трандуил старался не думать о том, какие мысли бродят сейчас в голове Барда — он слишком хорошо представлял это. Нужно было как можно скорее уйти из этого дома. Кое-как застегнув пояс и забыв о плаще, он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Во рту было горько, как после отвара ивовой коры. Кажется, выход к мосту — в той стороне. Он поспешил туда, не думая о стражниках. Тем, кто встретится сегодня на его пути, не повезет. Он не думал, что будет делать без лошади и без лодки, хотел только как можно скорее оставить стены Эсгарота. Он напрасно покинул Лихолесье. Застывшая в янтаре пчела не должна выбираться наружу и притворяться живой. Это не для него. — Постой! Зачем Бард догнал его? Впрочем, это уже не имело значения. — Подожди! Трандуил остановился — не хотел, чтобы Бард привлек к ним чье-нибудь внимание своими криками. Неосторожен, лезет на рожон — ведь свернет себе шею рано или поздно, а жаль. Жаль… Трандуил стиснул кулаки. Не хватало ему еще жалеть человека. Так и до жалости к себе недалеко. — Чего ты хочешь? — спросил он у приблизившегося Барда. Это больше не был Химлинг — это был Трандуил, король лесных эльфов, владыка Лихолесья. Но Бард словно бы не заметил разницы. — Извиниться? Но тебе не за что просить прощения. — Да я и не собирался. — На нем была только рубаха, не заправленная под пояс, — видно, выскочил в спешке. Чего он еще не успел, чего ему не хватило? — Только мне вдруг показалось, что ты ничего не понял, Трандуил, или понял по-своему. А я так не хочу. Не хочу, чтобы ты думал обо мне хуже, чем есть на самом деле. — Кто сказал, что я буду думать о тебе? — спросил Трандуил, холодом заменяя недостающее в голосе равнодушие. Напрасно — Бард все равно не слушал. — Уверен, что меня оттолкнуло твое лицо, да? — В сгущающихся сумерках его глаза казались чернее ночи, ярче звезд. — Меня оттолкнула твоя ложь, Трандуил. Я ненавижу, когда мне лгут. Ты выдавал себя за другого, ты лег со мной под чужим именем. Если бы не эта случайность, если бы Гэлион когда-то не рассказал мне о твоей особенности, я никогда бы не узнал, кто ты, верно? Король Лихолесья решил поразвлечься и выбрал себе рыбака из Эсгарота — прихоть на одну ночь, не заслуживающего даже знать, кто снизошел до него. И кто перед кем должен извиняться, скажи мне, король Трандуил? Гнев вскипал в Трандуиле, пока Бард произносил эти несправедливые, обидные речи — и выплеснулся черной волной. — А разве вел бы ты себя так с королем? — проговорил он, глядя Барду в глаза. — Разве может король рассчитывать на то, что легко получить любому охотнику, — помощь, дружеское расположение, немного тепла? И разве тебя привлекло бы мое истинное лицо? Он рассеял чары, обнажая искаженную плоть, смеясь обожженным ртом над тем, во что превратился. Когда Бард опустит взгляд, победа в споре останется за ним. Трандуил ждал. А Бард все смотрел, и гнев уходил из его глаз, разглаживалась жесткая складка у губ. — Эльфы почитают совершенство прекрасным, — проговорил он. — А мне оно кажется пугающим. Совершенство мертво, Трандуил. А ты жив. И если ты позволишь… Он позволил. Стоял посреди чужого города, позволяя лодочнику из рода людей целовать его искалеченное лицо, и не думал ни о чем, кроме того, где они будут ночевать. В доме дети, а он не хотел терять ни минуты. — Я знаю один пустующий док, где мы иногда оставляем слишком приметные грузы, — будто прочел его мысли Бард. — И если ты обещаешь не быть сегодня безупречным владыкой… — Обещаю, — перебил его Трандуил. — С тобой я не владыка, Бард. С тобой я таков, какой есть. — Идем, — кивнул тот. — Не хватает вот именно сейчас попасть на глаза страже. Эту ночь я меньше всего хочу провести в тюрьме. Я хочу провести ее в тебе, — добавил он, и пламя посильнее драконьего обожгло Трандуила от этих слов.

* * *

Трандуил смотрел в открытое окно, под которым бурлила Лесная. Бард должен был приехать через неделю. Они собирались к северным пустошам — разведать обстановку, поохотиться на орков, если встретятся на пути, как в прошлый раз. Леголас говорил, что опрометчиво ехать в эту глушь вдвоем, настаивал, чтобы он взял хотя бы небольшой отряд. И он был прав — но он ведь не видел, как его отец целуется с лучником, опьяненный битвой, воткнув в землю окровавленный меч. Так что выбор между безопасностью и свободой был нелегким. — Государь! — от двери окликнула его Тауриэль. — Что еще? — отозвался он недовольно. — Мы поймали гномов в лесу. — Гномов? — изумился он. — И где же они? — Внизу, под охраной. Ты придешь? — Да, — с досадой проговорил Трандуил. Гномы всегда оказывались невовремя. Может быть, от этих будет хотя бы не слишком много вреда… Он бросил последний взгляд на реку и направился к лестнице.