«сейкатсу» - в каждом действии

      Тсукишима попал. Очень хорошо, здорово и надёжно влип.       Его влюбленность, вполне закономерная влюбленность в Ямагучи — это только полбеды. Хотя, назвать Тадаши бедой — язык не поворачивается. Проблемы, как таковой, нет — в кого еще, как не в лучшего друга детства, с которым он проводит большую часть своей жизни, Кей мог влюбиться? Скажите спасибо, что не какой-то там Куроо за тридевять земель.       Проблемой становится эту самую влюблённость скрывать.       Учитывая его распорядок дня, Кею становится все сложнее и сложнее себя контролировать.       Тренировка, Ямагучи, школа, Ямагучи, тренировка, Ямагучи, дополнительные занятия, Ямагучи, дом. Не то чтобы Тсукишима недоволен таким графиком… Просто, ну. Ему немного тяжело. Совсем чуть-чуть.       У Тадаши самый вкусный в мире чай. В этом Кей убеждается каждый раз, когда остается у него с ночёвкой или просто так. При этом, сам Ямагучи чай на дух не переносит.       — Кошмар, Тсукки, как ты это пьёшь? , — он кривится, отворачиваясь от столика.       — Ртом, возможно? , — язвит Кей в шутку, усмехаясь. Ямагучи усмехается тоже.       Конечно, все это для Тсукишимы не проходит просто так. Он приходит домой, падает на кровать, и лежит, и это так неправильно-неправильно-неправильно, ну ведь просто невозможно испытывать такой трепет, такую щемящую нежность каждый гребанный день. И долбанную тоску из головы не вытравит ничего, она слишком мала для болезни, которую можно вылечить, но чуть больше и сильнее чем грусть, которая боится громкого, чистого смеха. Тсукишима отмахивается, жмурится, руки уберите, я в порядке, мне зашибись, одиннадцать сердечных приступов из десяти.       С таким даже не к доктору — сразу на крышу. Это все просто совпадения. Впрочем, Кей туда даже не собирается.       По жизни плохо всегда, но без Тадаши — в разы хуже. Тсукишиме не нужна разлука, чтобы понять это, он и так знает; — ещё он все-таки верит, что это взаимно, и что Ямагучи с ним как-то легче. Терпимее, что ли.       По утрам Ямагучи ждет его около его дома. Кей смотрит в окно и, несмотря на пылающую грудь, нехватку воздуха и ночную истерику, улыбается.       Хината его откровенно раздражает. Слишком громкий, слишком энергичный, слишком мелкий и при это слишком заметный, господи, как вообще последние два качества сочетаются вместе, у него что, талант?       Хината — одно большое «слишком».       И когда Ямагучи начинает сходиться с Хинатой, по Тсукишиме будто проезжается асфальтовый каток.       У Кея над головой неоновой ярко-красной вывеской переливается «Что???».       — Прости, Тсукки, у нас не получится встретиться на выходных, я уже договорился с Шоё, что мы пойдем с ним в кино. Ты точно не обидишься? , — Тадаши смотрит виновато и теребит край свитера. Кей, стараясь не выглядеть расстроенным, наигранно-равнодушно отвечает:       — А я должен? Иди, куда хочешь, — и утыкается в страницы какой-то третьесортной фантастики.       -Да, конечно, Тсукки, — Ямагучи вспыхивает и уходит в неведомом направлении.       Дождавшись, пока шаги друга стихнут, Кей убирает книгу в сторону и роняет лицо в ладони.       Идиотизм какой-то. Клинический. Он ведь даже Тсукишиме не нравится — это что-то иное. Не любовь с первого взгляда, нет, совсем нет — трижды «ха», столько же под рёбра отвёрткой, не зависимость, не сопливый бред, а что-то неловкое и до ужаса пугающее, глупое, ни к месту и ни ко времени. Мимо.       Как пуля, что у виска пролетела.       А потом оказывается, что стреляли не на поражение, и вообще не в тебя, и вообще холостыми, и вообще не стреляли. И живи теперь с этим недосквозным чувством неполноценности, и скучай по свинцу в мозгах, и на коленях ползай и проси: «Попади в этот раз, прицелься хорошенько, пожалуйста. Мне очень надо»       — Эй, Тсукишима, осторож., — кричит Хината, но слишком поздно. Мяч на высокой скорости врезается прямиком в голову Кея, и тот падает на пол. Перед глазами все плывет, и у Тсукишимы просто нет сил подняться. Бессонная неделя, огромное домашнее задание, подготовка к итоговым работам, и добавьте еще безответную влюбленность в лучшего друга — вот вам легчайший рецепт ада.       Хината подскакивает к нему на пару с Ямагучи и начинает судорожно извиняться.       — Тсукишима, ты вообще живой? — Шое машет ладонью перед его лицом и после протягивает руку, — Вставай давай!       И тут Кей делает невозможное.       Он хватает Хинату за руку       Хватает.       Хинату.       За руку.       Может, он слишком сильно ударился?       Тсукишима встает, и Хината резко отпрыгивает от него, и во второй раз лопочет сожаления.       Кей бросает полумертвое «Заткнись», поднимает разбитые очки с пола, и думает, как ему до дома добраться. Странное чувство где-то внутри, на задворках сознания, он отметает тут же — нет времени, сил и желания с этим разбираться.       По линзам тонкой паутинкой во все стороны ползёт трещина. Нет, с этим уже не ходить, с этим в оптику и отдать последние карманные.       Упс. Какая случайность. Прискорбная случайность.       Руки из задницы у этого Хинаты. Оторвать да выкинуть.       Впрочем, особого раздражения Тсукишима не чувствует — что странно, он уже давно должен был закатить истерику. Эй-эй, давай, просыпайся, монстр глубины! Сделай хоть что-то!       Кей не делает ничего.       Домой он идёт до ужаса медленно, врезаясь в каждый камень и ветку на дороге. Ямагучи не шутит, не говорит даже, и Тсукишима ему признателен.       Когда Кей собирает седьмой бордюр пяткой и чуть не пропахивает носом асфальт, Тадаши протягивает ладонь. Тсукишима смотрит мутным взглядом долго-долго, и принимает ее.       -Ты как? , — спрашивает Ямагучи, уводя немного левее — огибает яму на тротуаре. С дорогами в Мияги тяжко — как и во всей Японии.       — Ничего не вижу, — Кей усмехается язвительно, мол, а ты как ожидал.       — Ну, это ясно, — посмеивается.       Хватается за любую мысль и продолжает диалог. Только не молчи, не молчи, пожалуйста.       Ямагучи рассказывает в подробностях остаток тренировки, что Тсукишима пропустил. И его ладонь такая тёплая-тёплая, твёрдая от постоянных тренировок, и так хорошо сейчас идти, полностью доверяясь ему, и так хорошо понимать, что не бросят, как слепого котёнка, на произвол судьбы. Ну, дороги, то бишь.       Кей думает «Я тебя не заслужил»       Тадаши говорит, говорит, говорит — Тсукишима не слушает. У Тсукишимы опять в голове бардак.       Что же это было такое? Что же это за чувство такое, тяжко- терпкое, знакомое до одури, но как новое? Господи, будто Кею раздумий мало на злобу дня. Увольте, не желаю.       До дома он доходит спустя час.       Следующие два дня он проводит дома — очки — в ремонте, линзы Тсукишима не носит — слишком много возни. Чтение для него закрыто на семь замков — как ни старайся, не увидит. Чертово зрение.       Чертов Хината.       Тсукишима наощупь включает проигрыватель — его можно слушать, и садится на холодный пол. Телефон несколько раз подряд вибрирует, Кей извиняется мысленно — не ответит. Физически не сможет.       Пять плейлистов, шесть часов в одиночестве — и в дверь кто-то звонит. Тсукишима встаёт быстро, ко входу чуть ли не бежит, вдруг мама со спасением вернулась.       Он открывает дверь и видит перед собой — ну, как перед собой, на сорок сантиметров ниже — рыжее пятно.       Проходит секунда, две, три. Кей захлопывает дверь.       Что за? Зачем он пришел? Опять извиняться? Так вроде ещё вчера все выяснили. Обижаться Тсукишима не намерен — смысла не видит. Да и ничего другого тоже.       — Тсукишима! , — с той стороны барабанят в дверь, — Эй, ну открой!       Громко, думает Кей.             -У меня вообще-то, есть соседи, — язвит он, открывая дверь и облокачиваясь на неё спиной, — Так что перестань орать и говори, зачем пришёл.       «И вообще, откуда он взял мой адрес?»       — Я принёс всякой фигни по мелочи, и хочу извиниться ещё раз, — Хината чуть не плачет, — Я могу все возместить! , — вскидывает голову.       — Господи, сказал же, все нормально, — Тсукишима вздыхает устало, и отходит от косяка двери, пропуская Шоё в квартиру.       Тот залетает, как к себе домой, кидает пакет на стул и падает на диван.       — Знаешь, — говорит Хината, — Дайчи- сан так за тебя испугался! Видел бы ты его лицо!       Видел бы он хоть что-то.       Пару часов они разговаривают. Вернее, Хината треплется об утренней тренировке, а Тсукишима пытается слушать.       — О, точно! , — Хината подрывается с места, в три шага доходит до пакета, который он принёс, и достает из него какую — то коробку, — Ямагучи сказал, что ты любишь клубничные десерты, поэтому я принес немного.       — Этому Ямагучи следует поменьше трепаться о том, что я люблю, — отвечает Кей с деланной злостью, но в груди все равно становится тепло — Ямагучи помнит, — Спасибо, — он забирает пакет и уходит к столу.       Хината уходит уже под ночь, оставив после себя какое — то необъяснимое чувство пустоты. Кей отмахивается, но навязчивые мысли никак не хотят уходить.       В какой момент он перестал испытывать раздражение по отношению к нему? Тогда, когда Шоё с Ямагучи стали ближе общаться? Когда и почему? Неужели он.?       Ох.       Ох блять.       Кей ложится в кровать, но царство Морфея не спешит принимать его в свои объятия — мол, подумай, дружочек, подумай и реши, что с этим делать. Будешь хорошим мальчиком — получишь конфетку. Целую гору конфет с самой горькой начинкой.       Остаток ночи Тсукишима проводит в самокопаниях без сна. Со звоном будильника Кей понимает — день будет отвратительным.       Утренняя тренировка не помогает проснуться ни на йоту, так что Кей выходит из раздевалки во все таком же полусонном состоянии. Ямагучи скользит по нему встревоженным взглядом, и спрашивает, все ли в порядке.       — Все замечательно, просто не выспался, — говорит Тсукишима.       «Я влюблен в тебя и в Хинату, и без понятия, что мне с этим делать» — остаётся невысказанным.       Ямагучи кивает и уходит в сторору Шоё, начиная безудержно болтать. Сердце у Кея заходится в тупой пульсации.        Когда он выходит из здания, солнце клонится к горизонту. Кей проходит за угол школы, направляясь к спортзалу. Подходя ближе, он слышит знакомые голоса. Пытаясь оставаться бесшумным, Кей осторожно выглядывает.       Ямагучи обнимает Хинату. Он что-то неразборчиво говорит, Кей не может понять ни слова, но одно ясно, как день - Хината плачет. Горько, громко всхлипывая и размазывая слезы по щекам. У Тсукишимы грудь - на куски просто, сердце мечется от ревности к жалости и обратно.       Вдруг Ямагучи наклоняется и целует его.       Кей застывает и роняет телефон из рук. Тадаши и Хината оборачиваются на звук разбивающегося стекла.       Тсукишима молча подбирает телефон и разворачивается в сторону ворот. Слышит позади себя "Тсукки, подожди!", и переходит на бег.       Дожили.       Ни Ямагучи, ни Хинате его не догнать, и волноваться не о чем, но Кей продолжает бежать, и его легкие горят, а ноги покашиваются, и он не собирается останавливаться.       Он запинается обо что-то, очень некстати лежащее на дороге, и падает навзничь, разбивая колени и локти, и сдирая ладони. Тсукишима почти не чувствует боли. Та, что в сердце - в мириады раз сильнее.       Кей переворачивается на спину и закрывает голову ладонями, пачкая лицо. Нет сил даже расплакаться.       Теперь у него нет и шанса.       По-хорошему, его и не было никогда. И Хината, и Ямагучи заслуживают куда большего, чем холодного, саркастичного и безэмоционального Тсукишиму - например, друг друга.       Кей не помнит, как добрался домой. Где - то на фоне слышны причитания матери, но он слишком устал, чтобы реагировать на это, так что даже не отвечает. Тсукишима падает на кровать лицом вниз, ощущая наконец подавшую себя боль в разодраных конечностях. Он проваливается в беспокойный сон, так и не переодевшись.       На следующее утро Кей не идет в школу, прося мать не задавать вопросов. Та кивает и, поцеловав его в лоб, хлопает дверью.       Тсукишима заваривает себе чёрный кофе без сахара, и долго наблюдает за тем, как пузырьки быстро плавают в кружке, и весь мир за пределами коричнего-карамельных разводов на ее стенках кажется таким пугающе-бессмысленным, неправильным до ужаса, что хочется выть, ломая от бессилия пальцы.       Он садится за стол - делать что-либо в тишине оказывается так одиноко, что даже шум за окном утихает, погружая кухню в пустое безмолвие. Сидит, не двигаясь, минут десять, забывая про кофе. В итоге, когда он выходит из прострации, эта смесь становится холодной и горькой, но Тсукишима, давясь, все же пьёт.       Хочется почувствовать хоть что-то, кроме опустошения.       Слёзы уже иссякли, веки и крылья носа приобрели болезненно-красный вид. Да и Кей уже не в состоянии себя жалеть. Он вообще не в состоянии.       Утро медленно крадётся по крышам соседних невысоких домой, посылая свет, который преломляется в призме на подоконнике. В комнате по стенам пляшет радуга, следуя за движениями хрусталя.       На экране телевизора безвучные картинки старого фильма про динозавров, который Тсукишима смотрел все дни спокойного детства напролёт. Он вспоминает, как они вместе с Ямагучи впервые его увидели, и грудь пронзает болью. Кей сильнее зарывается в одеяло, прячась от мыслей.       К вечеру он находит в себе силы встать с кровати и ужаснуться при мимолётном взгляде в зеркало. Подумаешь, влюбился в двух людей, которые встречаются друг с другом. С кем не бывает?       Это на самом деле странно. Просто о господи, как это вообще получилось? Тсукишима думал два дня напролёт, и ничего, что могло бы хоть как-нибудь объяснить произошедшее, на ум не шло. И поэтому он делает единственное, что можно сделать в такой ситуации.       Он решает забить.       Вот так просто. Взять и сделать вид, что ничего не было, и «о господи, я что, влюблён в вас обоих и вы целовались у меня на глазах? да когда такое было, ну и шутки у вас».       Впрочем, Кей на своё актерское мастерство никогда не жаловался.       Весь день он ловит на себе обеспокоенные взгляды Ямагучи, и это бы бесило, если бы, блять, не грело душу. В обеденный перерыв он получает смятую бумажку прямиком в лоб, на которой неаккуратно начёркано:       нам нужно поговорить. пожалуйста, давай встретимся у школьных ворот после тренировки       Тсукишима вздыхает - поговорить с ними все-таки придётся - но записку не выкидывает, а аккуратно сворачивает и прячет во внешний карман сумки.        На тренировке к взглядам Тадаши добавляются ещё взгляды Шоё. Это, безусловно, льстит, но вкупе с Хинатой ещё и раздражает. Кей снова издаёт мученический вздох - какой уже раз за день? - и оборачивается, хватая мяч из корзины.       Не хочу       Не сейчас       А лучше - вообще никогда       Просто, блять, дайте мне смириться с этим       Остаток тренировки проходит без происшествий, и Тсукишима молча переодевается, молчальники сумку и так же молча покидает раздевалку. Сердце уже не бьется - еле стучит, да и что от него осталось-то?       Проходя мимо школьных ворот и вытаскивая большие белые наушники из сумки, Тсукишима ловит какой-то звук.       Звук, напоминающий топот.       Топот двух человек.       В следующую секунду его практически сбивают с ног, - что, опять? - но чти-то надежные руки не дают ему упасть. Руки Ямагучи. Ну конечно же.       Хината выглядывает из-за его спины и почему-то выглядит напуганным.       - Долго ещё убегать собираешься?,- лицо Ямагучи приобретает раздражённое выражение, и Тсукишима готов смотреть на злого Тадаши вечно,- Ты не думаешь, ну, что нам надо поговорить?       - О чем?- сухо бросает Кей, молясь, чтобы его бешеное сердце в груди не было слышно, - Я все уже понял, и не собираюсь вам мешать.       - Ты не понял ещё кое-чего,- вдруг подаёт голос Хината,- И мы должны тебе рассказать.       - Слушайте, я не понимаю, чего вам от меня надо, я все прекрас..- Тсукишима не успевает договорить.       Они целуют его одновременно, а Кей не в состоянии понять, что происходит.       Секунду спустя, когда их поцелуи все ещё горят на щеках, Хината говорит:       - Мы любим тебя       - Оба,- добавляет Ямагучи, и улыбается.       Возможно, это было последней каплей       Возможно, он слишком много себе накрутил, не попытавшись, не захотев разобраться.       Возможно, он слишком долго был один.       И поэтому, все эти случайности собираются воедино, и проливаются слезами на его щеки.       Слезами, из-за которых Ямагучи и Хината начинают чертовски паниковать.       - Э-эй, Тсукишима, ты что, плачешь?,- тупо спрашивает Хината, подлетая к нему.       - Что, Тсукки, почему ты, блять, мы что-то сказали не так? Прости нас, пожалуйста, Тсукки, мы..,- Ямагучи истерично запинается, изо всех сил пытаясь казаться спокойным.       А потом Тадаши и Шоё обнимают его. И Тсукишима клянётся, что это лучшее чувство в его жизни       - Спустя три минуты, когда Тсукишима успокаивается, он обнимает их в ответ и произносит, выдыхая с облегчением:       -Я вас тоже.       Теперь, Кей уверен, все будет хорошо.