Жарко

Жарко. Жарко. Боже, почему ему так жарко! Тоя чувствует, как пот стекает по лицу крупными каплями. Волосы неприятно липнут ко лбу. Одеяло давно валяется на полу, кондиционер работает на полную мощность. Но это не спасает. Ни черта не спасает. Жар не проходит ни на минуту, скорее даже усиливается. Угораздило же его заболеть летом. В самый разгар невыносимого зноя, когда температура бьет все рекорды. Тоя закрывает глаза и пробует дышать через рот, но воздух в комнате сухой и холодный: в горле тут же пересыхает, и тело трясет от жуткого кашля. Глаза слезятся. Больно, и становится очень жалко себя. Но нет! Он не заплачет. Тоя обещал, что больше никогда, никогда, никогда, никогда не будет плакать. И он выполнит обещание. Простая болезнь не может сломать его, не может помешать стать сильнее. Он должен со всем справиться и все выдержать. Если ему тяжело переносить высокую температуру своего тела, то как, скажите на милость, он собирается управлять бушующим пламенем? Если Тоя справится с собой, он справится с чем угодно. Тогда он сможет удивить даже его! Тоя вытягивает вперед руку и разглядывает бинты на ней. В последний раз ему удалось продержаться на сорок секунд дольше. Атака вышла ярче и мощнее. Перед тем, как потерять сознание, он чувствовал, как пламя съедает руку. Но взамен приносит облегчение. Еще немного, и его пламя сможет уничтожить что угодно за долю секунды! Да, доли секунды ему вполне хватит. Расплата в виде ожогов, даже в виде потерянной руки, Тою нисколечко не пугала. Если он сможет управлять своей причудой, пусть пламя забирает и вторую руку. Ничтожная цена за признание, за то, чтобы избавиться от сочувствия в глазах окружающих. Бракованный, сломанный мальчик. Вот кто он такой. Так думали все, но не Тоя. Если чего-то очень сильно-сильно захотеть, если приложить нужную долю старания, то все получится. В ожоговом центре, где Тоя, считай, прописался, врач пугал его жуткими диагнозами, грозил заражением крови, проблемами с костями и кожей. Вопрошал, строго глядя Тое в глаза: — А если бы пострадало лицо? То что тогда? Ты на всю жизнь остался бы изуродованным! Тоя хотел было сказать врачу, что в его классе учится мальчик, у которого вместо головы собачья морда — и ничего, отлично себя чувствует, но вовремя прикусил язык. Тон врача вообще не терпел никаких возражений. Молчание и игнор — вот лучшее оружие в борьбе с такими умниками. Нацуо после, когда они ехали домой, задавал дурацкие вопросы: — Больно? А у самого глаза светились не то от беспокойства, не то от интереса. Тоя лишь пожал плечами и отвернулся к окну, оставив любопытного братца без ответа. На самом деле больно не было. Обжечься о вскипевший чайник и то больнее. — Все потому, что при сильных ожогах сгорают нервные окончания. Тебе очень повезло, молодой человек, что в нашем медицинском центре тебе могут оказать быструю помощь. Теперь ты понимаешь, насколько это опасно? Тоя не понимал. И ему не было страшно. Он просто хотел побыстрее вернуться домой, чтобы узнать, как на его успех отреагирует отец. Но он, кажется, даже не заметил Тою. Вернувшись с работы, прошел мимо, приказав Шото через тридцать минут ждать в тренировочном зале. А я? Эй! Посмотри на меня! Я рядом! Как же я? Тоя даже сделал шаг вперед: он собирался пойти вслед за отцом, поговорить с ним. Но Фуюми ухватила Тою за рукав. — Не надо. Папа и так не в духе. Будет злиться. Помнишь, что он сказал тебе в прошлый раз? — Что я слишком слабый. Сестра виновато улыбнулась и отвела глаза. Они все, абсолютно все так делали. И не могли понять — даже мама не понимала, — что такого Тоя нашел в отце? Снова кашель. Тоя свернулся калачиком. Больно. Если пламя способно выжечь нервные окончания до такой степени, что боль уйдет навсегда, то было бы здорово окунуться в него с головой. Погрузить и тело, и душу. Пламя делало Тою по-настоящему счастливым. Такое ослепительно прекрасное. Один раз схватив — уже не забудешь. Никто из них больше не способен ощутить того, что ощущал Тоя. Поэтому и отца никто больше не понимал так, как он. Если Тоя сам станет пламенем, на жару ему будет все равно. Снизу доносились крики родителей. Опять ругаются. Тоя прислушивается. Так-так-так. Малявка Шото снова плохо себя ведет. — Он еще совсем ребенок! Ну и что? — думает Тоя. — Ну и что? — отвечает отец. Тоя нежно улыбается. Шото просто повезло. Он случайная комбинация ген, удачная мутация. Про мутации Тоя узнал на уроках биологии и находил задачки по генетике весьма ироничными, примеряя к ситуации в своей семье. Скрестили как-то белую ледяную зайчиху и красного огненного зайца. Через сколько попыток они выдадут удачное потомство? Ну, либо с первого, либо с последнего раза. С первым разом получился полный фейл. Мама не хочет признать: проблема не в том, что Шото — ребенок! — С дороги, женщина! Не зли меня. Проблема в том, что Шото — идиот. Все вокруг идиоты! Как они смеют восхищаться каким-то стремным Всемогущим, когда их отец — герой по имени Старатель. — Мама, я не хочу! — Шото! — У тебя есть другие дети. Ими и занимайся, а этот мой! Тоя кусает губы. И в школе тоже самое. На прошлой неделе он сильно подрался с одним уродом из параллельного класса. Все потому, что урод, не стесняясь в выражениях, потешался над Старателем. Мешал его имя с дерьмом, рассказывая насколько Всемогущий круче. Всемогущий то! Всемогущий се! Вы видели его выступление на рейтинге героев? Тошнит. Дураки помешались на клоуне с идиотской улыбкой. Их Всемогущий - фальшивка. А вот Старатель был и остается настоящим! Пока крики внизу превращаются в истерику, Тоя, поддавшись всеобщему настроению, злится. Злится и не замечает, как от его тела начинает исходить пар. Он приказал уроду, оскорбившему его отца, заткнуться. Он подрался с ним, но бой оказался абсолютно не честным. Любителей Всемогущего оказалось слишком много, и Тоя проиграл говнюкам в сухую. Если бы не Нацуо, который, схватив палку, смело кинулся спасать Тою, эти придурки точно макнули бы его головой в унитаз и обоссали бы на прощание. Нацуо, младший братик Нацуо, уже выше Тои на полголовы. Мама, говорила, что Нацуо ростом точно пошел в отца. А Тоя, глядя в зеркало на отражение, ненавидел все, что там видел. Побелевшие на макушке волосы еще больше делали его похожим на мать. На Фуюми и на Нацуо. На тех, кому не повезло. На тех, кто отцу не подошел. Шото — идиот. Ему так бесконечно, сказочно повезло! Какой же он идиот! Ну почему именно он? Ему же никогда не принять отца. Не полюбить так сильно пламя. Тогда почему? Почему? Почему? Почему?! В комнате уже практически нечем дышать. Злость перерастает в отчаянье. У Тои кашель, у Тои температура, Тое максимально хреново. Кровать под ним тлеет, матрас, пропитанный холодным потом, неприятно чадит. Внизу плачет мама. Внизу плачет Шото. Вот если бы Тое так повезло, сейчас бы никто не плакал! Ни мама, ни Шото, никто. Возможно, Шото им даже никогда и не понадобился бы. Ты все портишь, братец. Ты яблоко раздора. Если бы ты не родился. Если бы не ты! Чертова генетическая лотерея. Дверь в комнату слетает с петель. Отец стоит на пороге, и по его лицу невозможно что-то понять. Он в три прыжка оказывается перед Тоей и выдергивает из охваченной пламенем кровати. Держит на руках, тормошит. — Какого черта ты делаешь? — Тоя! Мама у входа прижимает руку ко рту. Зайти внутрь задымленной комнаты она не решается. Никто не решается. Только отец, он, как и Тоя, огня не боится. — Я не знаю. Правда не знаю. Оно само. Дурацкое оправдание и еле слышный лепет. Тое становится стыдно за себя. — Он болеет, — отвечает вместо него мама. — Вечно ты пытаешься оправдать слабаков. Отец морщится. Эти слова адресованы не Тое, но задевают именно его. — Я не слабак. Говорить нормально мешает горло. Поэтому он не уверен, что отец его слышит. — Я докажу. Я не слабак. И сочувствие, с которым смотрит на него отец, хуже самых горьких и обидных слов. Нет. Не надо. Только не ты. — Я ведь уже предупреждал тебя, да? Не говори это. Пожалуйста! — Ты не создан для того, чтоб быть героем. Прекрати вредить себе и окружающим. Не надо. Остановись. — У нас есть Шото. Он справится с этой ролью лучше, чем ты, Тоя! Отец снова встряхивает Тою, потому что того тошнит и мутит. Потому что крик, как и слезы еще могут застрять в глотке, но наружу рвется пламя. Пламя, которое обжигает даже отца. От неожиданности он разжимает руки, и Тоя падает на пол. — Ты жалок. Ты не можешь контролировать свою силу. Как ты планируешь спасать людей, когда для самого себя представляешь опасность? Рядом садится мама. Она обнимает, от нее веет холодом. — Уходи! Ты сказал, что эти дети мои! Поэтому уходи, я сама о нем позабочусь. Тоя смотрит на то, как отец разворачивается и уходит. Идет к своему драгоценному Шото. Больно. И жарко. В груди все онемело. — Мам? — Да, милый? — Жарко. Почему мне так жарко? И больно. — Потому что он разбил нам сердце, — отвечает она и плачет, крепко прижимая Тою к себе.