Сын маминой подруги

Стоял аномально жаркий июнь, когда Антон приехал в свое родное захолустье. Его оставили у обочины, не удосужившись даже заехать на автобусную стоянку. Так он и стоял в клубах пыли, держа в руках огромную дорожную сумку и смотря на скривившуюся советскую вывеску с названием своего города. Он вдохнул пыльный воздух, свободной рукой вытер пот со лба и улыбнулся. Тот факт, что он ехал в вонючем душном автобусе со старикашкой, который то и дело тыкал его своими острыми локтями, обтянутыми обвисшей старческой кожей, не испортил Антону настроение. А все потому что летняя сессия закончилась раньше, чем наступил день рождения матери. Парень поудобнее схватил сумку, поправил лямку рюкзака, чтобы тот не свалился с плеча во время ходьбы, и направился в сторону дома. Антон только что окончил первый курс, чему несказанно радовался. Шастун боялся, что его отчислят после первого семестра; университет сильно отличался от школы, где учителя за тобой бегают и помогают. Теперь Антону приходилось бегать за преподавателями, стараясь не только не попасть на допку, но и не потерять стипендию. В общем и целом, на этот раз его пронесло, и парень мог на два месяца забыть обо всей этой беготне и насладиться каникулами и летом. — Антоша! — воскликнула женщина и кинулась обнимать сына, как только Шастун открыл дверь своим ключом. Антон широко улыбнулся и обнял мать, опуская сумку на пол. В начале первого семестра парень часто приезжал домой — каждые две недели, — чтобы увидеться с семьей и друзьями. Но после первой сессии Шастун сократил свои визиты в родные просторы до раза в месяц. Он хотел влиться в студенческую жизнь и осознавал, что вечно цепляться за прошлое не получится, поэтому всякий раз ему было совестно приезжать так редко, но с другой стороны ему необходимо было научиться жить во взрослом мире самостоятельно. Палка о двух концах. — Я соскучился, — искренне признался Антон, отстраняясь. — Ну проходи, чайник уже вскипел, — женщина ускользнула на кухню, пока Шастун снимал обувь. Наевшись до отвала маминой стряпней, Антон чувствовал себя еще счастливее. Он лениво мешал ложкой сахар в кружке, пока мама колдовала над овощами. — А кто придет на твой день рождения? — спросил Шастун, одним глазом смотря в телевизор, другим в телефон. Шло какое-то юмористическое шоу с заплесневевшими шутками, но Антон не отвел взгляда от экрана. Он давно не смотрел телевизор. — Ну как обычно уж, ты, папа, бабушка, Светка… да и все, наверно, — ответила мать, не поворачиваясь в сторону Антона, — а, Арсений еще приехал. Помнишь его? Шастун был благодарен, что его мама стояла к нему спиной, потому что парень выпучил глаза и побледнел. Конечно, он помнит Арсения. Как же он мог забыть свою первую любовь? Арсений был сыном подруги его матери и был на три года старше самого Антона. Они росли вместе в силу того, что их мамы дружили. Шастун помнил, как они вместе гоняли по гаражам, как прятали бездомного котенка, которого Антон притащил домой втайне от родителей, как воровали малину с чужого огорода. Все было прекрасно до того момента, пока не начался пубертатный период. У Арсения появились новые друзья, знакомые, первые влюбленности в девчонок. Антону было всего лишь двенадцать лет, когда внутри него зародился страх потерять своего лучшего друга. Но пятнадцатилетний Арсений не погрузился в свое новое окружение с головой, он всегда находил время для мальчишки, они все также проводили вместе время. Антону было тринадцать лет, когда он понял, что начинает влюбляться в своего лучшего друга. Это было странно и неправильно, но Шастун не мог ничего с собой поделать. Ему пришлось рьяно сражаться со своим сердцем, а потом с разумом, чтобы проиграть и принять неизбежное — он любит Арсения. Антон боялся влюбляться. Он смотрел все эти романтические сопливые фильмы с мамой и видел, как страдают от любви, знал, что любовь часто приносит боль и пустоту. Но любовь к Арсению была совершенно другой — она не давила его как букашку ботинком, она не подавляла его, не причиняла боль; она была легкой, щекотливой, приятной. Антон мог бы сравнить это чувство с весенним воздухом — свежий, наполненный жизнью, мягкий. Арсений всегда ассоциировался с весной. Когда Антону было пятнадцать лет, он вдруг осознал, что его сказка подходит к концу. Арсений тогда уже был в выпускном классе — готовился к ЕГЭ и поступлению в Питер. Шастун не знал, что предпринять. Парень прекрасно понимал, что дружба на расстоянии, как и отношения, чушь. Да, они бы переписывались, возможно, созванивались, но постепенно это бы сошло на нет. Страх двенадцатилетнего Антона потерять друга вернулся, и Шастун отчаянно не мог смириться с этим фактом. Когда Арсений поступил в университет и уехал, он поначалу часто писал другу. Антон радовался, что про него не забыли, однако потом Арсений все чаще начал пропадать, забывал писать и звонить. Антона это сильно расстраивало, хотя Попову он этого, конечно же, не говорил. Шастун начал ревновать, парень часто задавался вопросом, чем же так занят его предмет воздыхания. Может, он нашел себе новых друзей? Или девушку? Обида разрывала парня, и однажды в порыве чувств Антон начал писать письмо. Настоящее письмо, в котором он написал обо всех своих тайных чувствах, обидах, страхах, которые он испытывал к старшему парню. На тот момент они не списывались с Арсением уже целую неделю. Он писал долго и много, что-то зачеркивал, что-то обводил. На сайте университета Шастун нашел адрес общежития, в котором жил Арсений. На следующий день Антон отправил письмо, стараясь сделать это как можно быстрее, чтобы не передумать. Он долго ждал. Ждал, что ответит Арсений. Но парень будто бы не знал ни о каком письме, он также непринужденно общался с Антоном, и Шастун подумал, что либо его письмо потеряли, либо он указал неправильный адрес. В конце концов, когда паузы между их сообщениями стали длиной в месяцы, Антон прекратил все это. Он не обозначал, что это конец, просто перестал проявлять инициативу в их переписке, Арсений будто бы и не был против. Вскоре Шастун забыл и про письмо, и про свою юношескую влюбленность. Все шло своим чередом: учеба, друзья, родители. Мама иногда интересовалась, как там дела у Арсения, но когда узнала, что они больше не общаются, с удивлением спросила «почему?». Антон устало пожал плечами и продолжил ковыряться в тарелке, намекая своим видом, что он не особо хотел говорить на эту тему. Мама перестала спрашивать, но иногда вскользь упоминала об Арсении в разговоре, когда рассказывала о тете Свете, маме Арсения и своей подруге, с которой мать Антона до сих пор поддерживала хорошие отношения. «А Арсений вон учится на отлично», «А Арсений поехал на месяц на стажировку в Финляндию», «А Арсений устроился на работу»… и так далее и тому подобное. Мать рассказывала о делах чужого ребенка с таким энтузиазмом, будто бы это был ее собственный сын. Ах да, правило сына маминой подруги. Вот теперь вы примерно представляете, с каким выражением лица сейчас сидел Антон. Во рту резко пересохло, каламбуры телевизионной передачи превратились в белый шум. После того как Арсений уехал покорять культурную столицу России, с Антоном они не виделись. И Шастун понятия не имел, как реагировать на привет из прошлого, свою первую любовь и некогда лучшего друга. — … Он только что окончил университет, с красным дипломом, между прочим! — услышал он мать, которая тем временем повернулась к нему лицом, чтобы взять со стола луковицу, и заметила растерянность на лице сына, — Все в порядке? Чего я так волнуюсь? — думал Антон, — Прошло уже четыре года. Четыре года! Я уже совсем не тот влюбленный идиот, я это переживу. — Да, — ответил парень, — просто замотался с дороги. Мать, удовлетворившись ответом Антона, повернулась обратно к столу, на котором подготавливала ингредиенты для праздничного ужина в честь дня рождения. А Антон старался убедить себя в том, что в присутствии Арсения на дне рождении матери нет ничего особенного, они перекинутся парой вежливых фраз, узнают, как дела друг у друга и на этом все. Антон в это почти поверил, но чувство тревожности его все равно не отпустило.

***

Ровно в восемнадцать ноль-ноль Антон, одетый с иголочки в глаженную голубую, как его ориентация, рубашку и черные штаны, сидел за столом на кухне и наблюдал, как его мать носится по комнате и завершает приготовление салатов. Он бы и рад помочь своей маме, только вот женщина не подпускала его ни к чему съедобному. В прошлый раз Антон умудрился уронить курицу на пол из-за своей врожденной неспособности справляться со своими длинными ногами, а всего-то надо было пройти два шага. После этого мать решила не рисковать праздничным столом и все делала сама, изредка раздавая приказы Антону и отцу типа «накройте стол», «разложите тарелки и ложки», «расставьте стулья», и то гуманитарный склад ума Антона все никак не мог рассчитать точную цифру гостей. Наконец, когда все было готово к празднованию, Шастун покусывал губу в ожидании неизбежного. Раздался звонок в дверь. — Антон, открой дверь, — сказала мать, размешивая крабовый салат. Парень сглотнул и направился к входной двери, выполняя просьбу матери и впуская гостей. — Антоша, как я тебя рада видеть! — кинулась на шею Шастуну невысокая женщина, крепко обнимая. — Вырос-то как! Для маминых подруг даже в сорок лет я буду ребенком, — подумал Антон. — Да, проходите, тёть Света, — Шастун отступил назад, пропуская подругу матери и ее спутника. — Привет, — лучезарно улыбнулся Арсений, закрывая за собой дверь. — Привет, — тихо повторил Антон, борясь с желанием откупорить бутылку вина, заранее купленного для празднования, и высушить ее. Шастун знал, что он будет нервничать, находясь рядом с Арсением. Но тут вдруг поднялся вихрь всех чувств и воспоминаний, которые были похоронены в прошлом, и не давали сделать и шага. Сердце у Антона ходило ходуном, коленки подкашивались, во рту было сухо как в пустыне. Странно как люди из прошлого могли вернуть тебя во времена, когда ты был несмышлёным и наивным, стирая одним махом все пропущенные годы. Арсений не изменился. Да, он возмужал, стал увереннее, поменялся стиль одежды и прическу. Но в остальном это был тот же красивый Арсений с его очаровательной улыбкой и смеющимися глазами. Может, на него тоже давило прошлое? — С днем рождения! — весело крикнула тетя Света с кухни. Антон так загрузился, что не заметил, как женщина успела раздеться и проскользнуть на кухню. — Давно не виделись, — сказал Арсений Шастуну, протягивая руку. Антон недоверчиво покосился на руку. Если он коснется Попова, он не рассыплется? — Да, очень давно, — заметил Антон, накрывая своей ладонью теплую руку.

***

— А у меня Антон тоже в Питере учится, — сказала мама Шастуна в середине застолья. — Странно, что вы, мальчики, там не встречались. — Да, странно, — удивленно протянул Арсений, посмотрев в лицо Шастуна. — Почему ты мне не написал, что в Питер поступил? Я бы тебе подсказал что да как. Антон сверлил глазами яблоки, красиво разложенные на тарелке вместе с апельсинами. Почему нельзя просто раствориться? Весь вечер мама заставляла Антона краснеть. Сначала она посадила Арсения рядом с Шастуном, мол, общайтесь, вам же есть о чем поговорить. Попов, как порядочный и взрослый человек, конечно же, всячески пытался участвовать в разговорах, хвалил мамину стряпню и делал комплименты хозяевам дома. Антон тем временем сидел тихо, осушал бокалы с вином, которые почему-то не помогали расслабиться, и делал вид, что слушал с интересом о каком-то там Васильиче с работы отца. Шастун никак не мог унять дрожь и учащенное сердцебиение. Он не понимал, почему все его юношеские волнения вновь начали разрывать его грудь. Антону было уже девятнадцать, он знал, что такое секс, у него было даже подобие отношений. Почему сейчас он ведет себя как влюбленная школьница? Арсений не помогал в сложившейся ситуации. Он то и дело обращался к Шастуну с вопросами, случайно трогал его колени и руки (Антон был готов умереть в эти моменты), но вел себя так невинно и непринужденно, что у парня голову сносило. В десятом часу бабушку на такси отправили домой. Но тетя Света и Арсений все еще сидели, слишком увлеченные разговорами. Антон спустя пару часов смог все-таки привыкнуть к присутствию первой любви под боком, успокоив себя, что это всего лишь один вечер, и они больше не увидятся. Это расстроило Антона, но помогло вернуть парня к реальности, и он наслаждался вечером, слушая рассказы мамы и тети Светы о молодости и вставляя свои комментарии. — Ой, нам уже пора, наверно, — сказала тетя Света, посмотрев на стрелки наручных часов. — Да куда вы сейчас пойдете? Ночь на дворе! Оставайтесь у нас, ты ляжешь в гостиной на диване, а Арсений у Антона поспит. Шастун чуть не подавился чаем от этой фразы. Тетя Света, поразмыслив пару секунд, кивнула, а мама повернулась к Арсению. — Ты же не против, Арсений? — Ничуть. Если Антон не возражает, конечно, — Арсений посмотрел в глаза Шастуну так выжидающе, будто бы Антон мог отказать в его просьбе. Будто Антон вообще мог когда-то отказать Арсению. — Нет, конечно, нет. Я не против, — ответил Антон охрипшим голосом.

***

Антон неловко стоял у двери, наблюдая за тем, как Арсений рассматривает убранство его комнаты. Плакаты, рисунки, надписи карандашом — это все Арсений видел, но это было так давно, что, казалось, он бродит по коридорам своих воспоминаний, любовно обводя взглядом каждый уголок комнаты. — Ты даже нашу фотографию не убрал? — вдруг спросил Арсений, нарушая тишину. Антон автоматически находит заветное фото на стене. На нем были запечатлены двое тогда еще мальчишек, стоявших в обнимку у причала и с прищуром смотревших в объектив фотоаппарата. Эта фотография была настолько старой, что успела выгореть на солнце. Шастун не знал, почему она все еще висела. Он часто смотрел на нее, когда скучал по Арсению, но руки все никак не доходили снять и убрать ее куда подальше. Возможно, Антон думал, что если он это сделает, то навсегда разорвет связь с лучшим другом. — Да, все забывал ее снять, — Антон почесал шею и отвел взгляд. Арсений усмехнулся и ничего не ответил, вернувшись к рассмотрению фотографии. — Где спать будешь? — поинтересовался Шастун, расстилая кровать. Когда-то это была кровать его родителей, но они купили новую и сплавили старую ему. Антон благодарил бога за то, что та была достаточно широкой, чтобы не соприкасаться с Поповым. — С краю, как обычно, — Арсений оторвался от лицезрения плакатов и начал расстегивать рубашку. Антон отвернулся и покраснел. Когда-то давно, еще в прошлой жизни они нередко оставались друг у друга с ночевкой и спали на одной кровати. Тогда никого это не смущало. Сейчас Антон, огромный голубой боров, не мог избавиться от мысли, что ему придется провести ночь с мужчиной, которого он желал, только вот не в том смысле, о котором он всегда думал. Если это такая проверка на выносливость, я сдаюсь, — подумал Антон, прыгая в кровать и укрываясь с головы до пят одеялом, и отвернулся к стене. Свет погас. Кровать рядом с ним прогнулась, а сердце пропустило удар. — Спокойной ночи, — прошептал Арсений, и у Антона по шее прошел целый табун мурашек. — Спокойной ночи, — ответил таким же шепотом Шастун, закрывая глаза и стараясь не размышлять о том, что рядом с ним лежит горячий мужчина, трогать которого категорически запрещено. Антон пытался не думать об Арсении, но выходило, честно говоря, ужасно. Только Шастун подумал, что нужно посмотреть фильм «Сердце ангела» на днях, как вспоминал, что у Арсения есть родинка в форме сердца под лопаткой. Потом у Антона возникла мысль, что нужно съездить с отцом в гараж за картошкой и прихватить вишневый компот, потому что он знал, что Арсений его любит. Вот так Шастун лежал и мучился, и ощущение чужого тела за спиной никак не помогало в сложившейся ситуации. — Антон, — вдруг раздался голос за спиной, — ты спишь? — Нет, — тихо ответил парень, поворачиваясь к Арсению лицом. В темноте был виден только силуэт гостя и блеск его глаз. — Заснуть не могу. — Я тоже, — ответил Арсений и спустя мгновение продолжил. — Ты похорошел. Антон закусил губу, не зная, что на это ответить. Но Попову не нужен был ответ. Он медленно и невесомо провел рукой по щеке Антона, спускаясь ниже на шею и плечи. Шастун не шевелился, наслаждаясь ласками. Когда Арсений начал гладить грудь Антона, парень решил подать голос: — Что ты делаешь? — отрывисто спросил Антон, но руку не убрал. — Если ты против или у тебя кто-то есть, я могу все прекратить, — рука Арсения остановилась на солнечном сплетении Шастуна, неторопливо поглаживая ямку на груди. — Нет, нет, — выдохнул Антон, и шаловливая рука начала оглаживать бока Шастуна. Антон думал, не снится ли ему это все? Вдруг это какой-то побочный эффект от алкоголя? Но Шастуну было совершенно плевать. Если утром он проснется и обнаружит, что он кончил во сне, парень постарается просто незаметно увильнуть в ванную. Но движения Арсения были такими реальными и возбуждающими, что мысли Антона вдруг куда-то разлетелись, и осталось только одно определенное желание. Тем временем Арсений подвинулся к парню ближе. Оставались какие-то миллиметры от губ Антона, когда Попова прорвало на откровения: — Я прочел твое письмо, — прошептал он, и Антона как током прошибло, но виду он не подал. Рука огладила резинку домашних тонких штанов. — Когда ты написал, что влюблен в меня, я подумал, что это несправедливо. Несправедливо, Антон, оставлять тебя с этой ни к чему не приводящей влюбленностью. Я в Питере, а ты здесь, у тебя тогда были свои друзья. Это было бы жестоко заставлять тебя встречаться на расстоянии. Мы дружить-то на расстоянии не смогли, а тут отношения. Рука скользнула под ткань трусов, оглаживая щетинистый лобок. Антон краем уха слушал раскаяния Арсения, борясь с желанием запрыгнуть мужчине на колени и грубо поцеловать. Распаленное алкоголем сознание Антона не подчинялось больше своему хозяину, теперь тело и сердце взяли верх, заставляя Шастуна только беспомощно закусывать губу. — Я притворился, что знать не знаю ни о каком письме, а ты и не спрашивал. Я решил, что будет лучше прекратить общение, пока это не зашло слишком далеко, пока не стало все запутаннее, — Арсений шептал, опаляя горячим дыханием губы и подбородок Шастуна, не рискуя смотреть Антону прямо в глаза. Рука огладила вставший член. — Но сегодня… ты так возмужал, стал таким красивым. У меня башку снесло, понимаешь? Антон шумно выдохнул, поздно припоминая, что за стенкой спят родители. Шастун поднимает голову Арсения за подбородок, притягивает мужчину ближе и впивается в губы Попова. Губы влажные, отдают алкоголем и чесноком после салатов, но такие мягкие, что отрываться от них кажется абсурдной идеей. Рука крепче сжимает член Антона, от чего парень тихо стонет в рот Арсению. Становится невыносимо жарко, и даже открытое окно их не спасает. Антон грубо хватает Попова за бедро, вжимая в себя, и переворачивает на спину, не разрывая поцелуй. Теперь уже рука Антона проскальзывает под резинку трусов и начинает аккуратно водить по стволу. Арсений не отстает, сжимает яйца, отпускает, оглаживает головку члена. Парни стараются стонать не так громко, но страсть и жар чужого тела сносит крышу, и они просто надеются, что их родители спят крепким сном. Когда, наконец, Антон кусает шею Арсения, изливаясь в оргазме, Попов думает, что своим бывшим любовникам никогда не позволил бы оставить на себе метку. Но это Антон, о котором тот грезил во влажных мечтах, и он кончает вслед за младшим парнем. Антон лежит на груди Арсения, глубоко и часто дыша и наслаждаясь пустотой в голове. Попов перебирает мокрые от пота волосы Антона и не обращает внимания на пульсирующую боль в области шеи. — Нужно как-то проскользнуть в душ, — говорит Шастун, возвращаясь в реальность. — Нужно, — вторит ему Арсений, потирая укус на шее, — но за укус ты у меня ответишь. Антон улыбается и думает, что ночь еще очень длинная.

***

Когда Шастун с утра ползет на кухню, его встречает ослепительная улыбка на удивление бодрого Арсения и копошащаяся на кухне мама. — Доброе утро, — бормочет Антон. Потирая глаза и зевая, он плюхается на стул и смотрит на Арсения. Тот как ни в чем не бывало попивает кофе и листает ленту в телефоне. — Доброе, — отвечает Арсений, поднимая смеющиеся глаза на Шастуна. — Уже день, Антон, — мать отвлекается от заваривания чая и смотрит в сторону сына с ухмылкой, — Арсений вон давно уже встал. Шастун закатывает глаза. — Для меня это утро, — Антон сдвигает брови, как ребенок, которому мать опять с утра читает нотации, и переводит тему, — как спалось? — Отлично, — бодро говорит Арсений, двусмысленно смотря на Антона, который пытается скрыть улыбку, прикусив губу. — А мне вот не очень. Всю ночь соседи что-то шумели, вздохи, ахи. Только под утро заткнулись, — пожаловалась мать Антона, заливая кипятком листовой чай. Парни переглянулись и залились краской. На шее Арсения под воротом рубашки проглядывался фиолетовый синяк.