***
Это следовало заканчивать. Хотя бы для своего морального здоровья. Мысленно Маринетт пару раз прокляла Лилу и смачно ругнулась на себя. Ей не стоило идти на поводу Росси. Не стоило наступать на горло своим убеждениям. Не стоило пытаться вытеснить одним человеком другого. Хотя бы ради себя самой. — Ну, что скажешь? Нино подвинулся ближе, а Маринетт тут же скользнула по скамейке чуть дальше. Замолчавший наушник в ее ухе неприятно натянулся. Маринетт поспешила вынуть «капельку». — Красивая песня. Наверное. За мыслями о том, как бы мягче отказать, Дюпэн-Чэн пропустила всю композицию. Ни слов, ни мелодии, ничего, что так или иначе могло бы отложиться в голове, Маринетт не ухватила. Черт, Дюпэн-Чэн не в силах была назвать даже пол исполнителя. «Да и пел ли там кто-то один?» Нино улыбнулся, а Маринетт с трудом сдержала слезы. Ей отчаянно не хотелось ничего говорить. Она вообще надеялась, что все решилось еще тогда, в океанариуме. Но нет. С тех пор Нино затих, чтобы вновь напомнить о себе спустя несколько месяцев. Появился он ровно тогда, когда Дюпэн-Чэн поделилась страшной тайной с Лилой. Буквально вечером того же дня Лейф пригласил одноклассницу в городской парк. Было ли это совпадением или делом рук Лилы? Скорее всего, и да, и нет. Маринетт не удивилась бы, узнай, что эта прогулка всего лишь комбинация природной неудачи и благих намерений итальянки. Вечерний воздух обжигал щеки, над головой шуршали голые ветви деревьев, а за спиной трещали кованые фонари. Небо успело сменить несколько оттенков голубого, когда солнечный шар неуклонно скрывался за хребтами многоэтажек. До наступления полной темноты оставалось всего ничего. — Знал, что ты заценишь. — Нино откинулся на спинку сухой скамейки. — Эта певица некоторое время встречалась с солистом… Так-то Лейф был приятным собеседником, но сегодня настроения слушать его разговоры не было. Маринетт пальцами вцепилась в рукава пальто. — Знаешь, мы могли бы и созвониться. — Дюпэн-Чэн зябко съежилась. — Тут холодно… — Ну, это да. — Тут же безмятежность растворилась. Нино нервно заерзал на мете. Наушники-капельки тут же оказались намотаны на палец. — Но я… С ужасающей точностью Маринетт поняла, что же будет дальше. Всем своим естеством швея отчетливо поняла, что вот оно. Ее первое признание в любви. — Я просто хотел увидеть твое лицо! По толщине намек мог соперничать с кожей слона. Маринетт поджала губы. Радостнее от услышанного Дюпэн-Чэн не стала. К стыду за свое безразличие примешалась противная злость на свое сердце. Маринетт показалось, что она виновата за все грехи мира. Захотелось исчезнуть из этого места и никогда-никогда не появляться, а также вычеркнуть номер Нино из всех своих контактов, удалить его из соцсетей и перевестись в другой лицей просто ради того, чтобы не пересекаться с ним взглядами. Тишина выдалась оглушающей. Чужие разговоры померкли, сделались пустыми и едва осязаемыми. Покачивание голых деревьев действовало на нервы, не хуже скрежета мела по школьной доске. Маринетт покосилась на Нино. Тот сцепил пальцы рук и нервно постукивал носками кроссовок друг о друга, терпеливо ожидая ответ. Наверное, время для него остановилось. На мгновение Дюпэн-Чэн захотелось сказать «да», просто для того, чтобы избавить его томительного ожидания, а себя от чужого разочарования. В голове тут же вспыхнул сценарий, близкий к сюжетам мелодрам — классический путь от хорошего, пусть и нелюбимого человека до любви всей жизни. Маринетт присмотрелась. Нино был хорошим парнем. Действительно хорошим. Где-то, в глубине души, Дюпэн-Чэн искренне хотелось, чтобы за эти секунды все переменилось. В идеальном мире ее сердце сделало бы ту-дум, к щекам прилил румянец, а в голове щелкнул невидимый рубильник, отвечающий за розовые очки. Но, увы, реальный мир до идеала был также далек, как Маринетт от Китая, поэтому Нино остался Нино. Добрым славным малым, который, тем не менее, не вызывал симпатии больше дружеской. — Ты тоже мне нравишься. — Дюпэн-Чэн набрала воздуха в легкие. — Ну, знаешь, прямо каксамыйлучшийдругбратдуховныйнаставниккоторогоуменяникогданебылохахахаха. Ха. — Я не разобрал и половины, но ты меня…отшила? То, что Нино не бросился в слезы, было приятным знаком. Или Маринетт о себе слишком много думала? В любом случае, от радости лицо ди-джея не сверкало, но и слишком скорбным не являлось. Это вселяло надежды. Маринетт кивнула в знак согласия. Нервное хихиканье то становилось громче, то тихло основательно. Нино облизнул верхнюю губу и озадаченно почесал голову. — Но ты мне как брат! — Пекарская дочь попыталась приободрить одноклассника. — Самый лучший брат! Братище! Бростер! Брателло! Братишка! Последнее, судя по всему, оказалось лишним. Длинная черная тень легла на юношеское лицо. В глазах исчез привычный задорный блеск, отчего Маринетт съежилась, словно от холода. — Все настолько дохло? — Даже голос, и тот упал до странного баса. — То есть? — Просто друг еще может на что-то надеяться. Брат — нет. О таких тонкостях Дюпэн-Чэн не задумывалась, но, в любом случае, это было к лучшему. Маринетт криво улыбнулась. Что «сестра», что «просто друг» вызывали у швеи одинаковые мрачные ассоциации. — Я всегда мечтала о таком классном старшем брате. — И это не было ложью. — Да понял я, понял. — Нино разочарованно вздохнул. — Могу вообще отбросить все надежды? — Мне жаль. — Да расслабься ты. — Лейф отмахнулся. — Сделаем вид, что ничего не было. Кстати, у меня тут есть билеты на Стоуна. Может сходим, так, по братско-сестрински? В некотором роде эта реакция стала отдушиной. Маринетт буквально смогла вздохнуть с облегчением. Улыбнувшись, швея отрицательно кивнула. Щеки ее зарделись. И все-таки, да, она не могла так поступить с Нино. В голове замаячило то воспоминание, где Клод звал ее на концерт Стоуна. На сердце стало легко и радостно. — Прости, меня уже пригласили. — Два облома подряд. Бьешь мне сердце. — Нино встал со скамейки и протянул однокласснице руку. — Тогда давай по кофе и прогуляемся у пруда? Не поверишь, я нарыл на барахолке несколько дисков. Никогда не слышал об этих группах, но эй, тебе они могут зайти. Маринетт согласно кивнула. Что-то ей подсказывало, что больше к этой щекотливой теме Нино не вернется. Все же разговаривать с ним о музыке было на порядок приятнее, чем копаться в чувствах. Другом Лейф импортировал куда сильнее, чем потенциальным возлюбленным. «И все же мне нужно будет позвонить Клоду касательно концерта».Глава девяносто пятая: Повседневное.
17 июня 2022 г. в 22:00
— Тебе не кажется, что это ненормально?
Адриан посмотрел на взмокшие носки ботинок и пожал плечами. Февраль подходил к концу. Со стороны теплых стран уже повеяло весной. Снежные завалы потихоньку уменьшались в размере. Девственная белизна исчезла, превратив некогда сверкающие сугробы в сборище прошлогодней мерзости. Но, с другой стороны, идти вдоль луж было довольно весело. Не опасаясь за целостность одежды, Адриан упорно шел по воде, подвергая обувь и брюки испытаниям климата. Зачем именно? Агрест толком не знал, но по привычке своей сваливал на подростковый бунт. Не говоря уже о том, что занятие это было весьма забавным. До странного приятно было чувствовать, как сточная вода подтачивала швы обуви.
— Ты про ручьи или толпы недовольных?
Скопившийся народ у мэрии находился в возбуждении. Несколько десятков людей с транспарантами окружили небольшую площадь, скандируя эко-активистские лозунги. Голоса неизвестных были сильны, но безразличие городской администрации оказалось сильнее. В любой иной момент Сезер с великой охотой влилась бы в ряды протестующих, но сегодня ее настроение находилось не на той высоте. Да и рядом идущий Адриан вряд ли бы присоединился к выступлению против отца друга детства.
Алья отрицательно кивнула. Сражаться с Адрианом касательно ходьбы по лужам было также бессмысленно, как уговаривать солнце не подниматься вверх. Сезер, во всяком случае, сначала пыталась оттащить одноклассника от маленьких рек, что бежали от тротуара до проезжей части, но Адриан оказался сильнее. Больше похожий на лесного эльфа, Агрест упорно шел к грязной воде, чтобы сильнее обмочить наверняка уже сырые ноги.
— Я про это говорю. — Журналистка мрачно взглянула на новоявленный памятник, стоящий близ здания мэрии. Чужая протестная акция перетянула все внимание на себя, оставляя творение талантливого скульптора Тео в тени, а зря.
Скульптор постарался на славу. Герои замерли в динамичных позах. Каждый, казалось, выглядел круто, но все же было видно, что над Нуаром поработали особенно хорошо. Не смотря на то, что скульптура начиналась там, где заканчивалась голова Альи, Сезер видела едва ли не каждую складочку на латексном костюме защитника с бубенчиком на груди. Это и поражало, и вводило в уныние. На что только не тратят деньги из городского бюджета! И ладно бы, окажись этот монумент подарком для кого-то важного полезного, но нет. Все сводилось к кучке бесполезных подростков в карнавальных масках.
Алье искренне хотелось сказать, что она не завидует этим ребятам, чьи лица оказались отлиты из металла, но это было не совсем так. От этого понимания злость на героев лишь усилилась. Вольпина, единственная девушка команды, вовсе казалась Алье уродливой жабой в цветущем саду, хотя, фактически, она ничего толком не сделала. Это непонимание терзало душу сильнее, чем тайна личности.
— А… — Адриан наступил носком ботинка на группку грязных пузырей, что плавали на поверхности. Глаза Агреста равнодушно скользнули по металлической копии прославленного трио. — Да, выглядит не очень.
И Алья начала завидовать опять, но на сей раз зависть эта коснулась именно Адриана. Та простота, с которой Агрест сделал замечание, даже немного ранила. Адриан не мучился моральными дилеммами и совершенно не беспокоился, что именно о нем подумают. Он просто высказал свое мнение, даже не сделав скидку на талант скульптора.
— Они меня злят. — Коротко отчеканила Сезер. За сталью ее голоса, впрочем, крылось что-то похожее на отчаяние. — Но я не знаю почему.
Общая бесполезность, сомнительность деятельности и цикличность всего происходящего в счет не шли. Это, конечно, раздражало, но не так сильно, как что-то еще. Некая неправильность, сокрытая на той глубине, куда человеческому глазу просто не дотянуться, назойливым жуком жужжала у самого уха. По ощущениям это напоминало гипс. Алья как-то ломала руку и та страшно чесалась под компрессом, но ничего конкретно с этим сделать журналистка не могла. Пришлось мучиться до самого снятия. Тут была та же история. Невидимая кожа остро зудела под натиском отвратительной тайны, чья разгадка мелькала где-то там, вне зоны досягаемости Сезер.
— Меня тоже.
— Нет, ты не понимаешь. Они мне не нравятся. Я их не люблю. Но я даже не могу сказать конкретно, почему так вышло.
У всего должна быть причина. Этакая закономерность, предрекающая многое. Так, во всяком случае, говорила мама, и в словах ее был смысл. Первые шестнадцать лет правило работало до скрежета идеально, но на семнадцатом году что-то пошло не так. Алье не нравилось ни чувство беспричинной злости, ни собственная зависть, ни, прости господи, противное ощущение чего-то, что могло зваться ущербностью. У Альи никогда не было проблем с самооценкой, но, тем не менее, проклятый монумент поставил это достижение под угрозу. На фоне металлическим гигантов Сезер чувствовала себя непозволительно крошечной. Что физически, что фактически. Это чувство давило на нервы с силой автомобильного пресса.
— То же самое. — Адриан все также беспечно рассекал лужи носками обуви. В грязных водах забавно плясали масленые круги. — Мне нравится Пчелиный Король, а остальные — нет.
Он не мучился неправильностью собственных чувств. Не пытался докопаться до истины. Это и восхищало, и вызывало легкое раздражение. Подобно ребенку, Адриан не сидел долго на одной теме, а перескакивал на следующую, едва появлялась возможность.
— Но все же это ненормально. — Алья спрятала руки в карманы. Парижские улицы страдали от холодных ветров, а журналистка забыла перчатки дома. — То есть, нельзя же просто так брать и не любить что-то просто так?
— Не просто так. — Вода в лужах прекратила плескаться и Адриан остановился. Повернув голову к памятнику, Адриан снова пожал плечами. — Мне, честно говоря, кажется, что все они не на своих местах.
Забавная мысль. Где-то о таком Алья даже читала. Ни названия феномена, ни направление журнала Сезер вспомнить не смогла, но главную мысль журналистка все же сумела выудить. Даже самые прекрасные предметы будут смотреться отталкивающе, если их расположить неправильным образом.
— Думаешь, композиция стала бы лучше, окажись Вольпина позади?
«Она не заслужила места в центре!»
Адриан сощурился, пригнулся, обошел монумент и опять пожал плечами.
— Было бы лучше, не будь этой шутки вообще. — Наконец, спустя несколько минут мозгового штурма, заключил Адриан. — Они все словно не на своем месте. Тебе так не кажется?
Алье потребовалось некоторое время, чтобы угрюмо признать:
— Кажется. Но я не завидую.
И, к великому облегчению, Адриан просто усмехнулся. В его глазах не было ничего, что хоть отдаленно могло показаться осуждением. Шумно втянув носом запах улицы, модель снова посмотрел на памятник. Внутренне Адриану стало даже немного страшно из-за того, что его чувства так сильно перекликались с чувствами Сезер. Но, с другой стороны, если в этом мире был хоть один человек, на чьей душе скребли невидимые кошки, значит, Агрест не был одинок.
— Тут бы здорово смотрелся кто-нибудь другой.
Будь его воля, Адриан бы вычеркнул Пчелиного Короля. Да, этот герой был симпатичен модели, но все же, он не дотягивал для того, чтобы стоять здесь, едва ли не в центре города. Следом за первым героем стоило бы убрать и саму Вольпину. На ее замену требовалось взять какую-нибудь другую девушку. Менее игривую, менее фотогеничную, менее… Вольпинистую что ли? Про себя Адриан прыснул. Придуманное определение его странно рассмешило. Впрочем, едва глаза Агреста скользнули к личной головной боли по прозванью Кот Нуар, как Адриан помрачнел. Этот тип напрашивался на что-то более серьезное, чем просто стирание из истории. Эту подделку хотелось показательно разбить, остатки закопать и больше никогда не вспоминать о типе, что скрывался за кошачьей маской.
Этому городу требовался другой кот. Не домашняя вылизанная киса с милым ошейником, улыбающаяся в центре композиции, а бродячий свободный котяра. Герой должен быть свободным, а не прилизанным. Смотря на Нуара, чье лицо казалось вроде смутно знакомым, но при этом чужим, Адриан безнадежно ловил себя на мысли, что этот человек не тот. Он тянул скорее на чужака, который затесался в узкий кожаный костюм по странной прихоти, но уж точно не героя.
— Мне кажется, что здесь хватило бы и двоих. — Алья тряхнула волосами, а после продолжила движение. Про себя журналистка ругнулась. Кусок металла занимал слишком много места в голове. — А, и еще, Адриан, а тебе достанется за это?
Агрест еще несколько секунд смотрел на героев, после чего кинулся следом за удаляющейся одноклассницей. Потребовалось несколько секунд, чтобы они поравнялись.
— Что? Прости. Не совсем понял.
— Ты весь мокрый. Тебе не достанется за это?
— А. — Адриан развел руки в стороны и взглянул вниз, прямиком на мокрые носки ботинок. — Ну да, промок немного. Скажу Натали, что не заметил лужи.
Алья скептически хмыкнула. Страшно было представить глубину потенциальной лужи, раз джинсы влажно темнели до самого колена.
— Таких луж в Париже не бывает.
— А ты видела их все?
Адриан сначала громко засмеялся, а потом резко закрыл рот. Другие люди, шедшие по своим делам, начали оглядываться. Агрест натянул на голову капюшон. Чужие любопытные взгляды проходили сквозь модель точно раскаленный нож, сквозь кусок сливочного масла. Сердце Агреста даже замерло, но никто из прохожих не сумел узнать сына именитого парижского дизайнера, чье лицо время от времени мелькало на городских билбордах. Люди видели лишь странноватого мальчишку с мокрыми ногами.
Кстати, о билбордах… Алья интуитивно схватилась за ремень школьной сумки, когда на горизонте замаячил огромный рекламный стенд. Там, ничего не замечая, группа городских работников срывала уже отсыревший плакат. Бумага запузырилась и потускнела, прямо как от действия нескольких неудачных фильтров. Адриан угадывался в изображении с трудом. Если бы не ярко-черные губы и тюбик помады, который лежал у Сезер в косметичке, журналистка вряд ли бы признала одноклассника. Адриан же, казалось, вовсе не обратил внимания на то, как грузные мужчины не без отвращения бросили ошметки бумаги в большое смердящее мусорное ведро. На место одной рекламе пришла другая. Плакат с милашкой Мирэй выглядел и свежее, и актуальнее. Что могло быть лучше рекламы зонтиков на самом пороге весны?
— Кстати, а разве у тебя сейчас не должны быть занятия с репетитором?
— Не-а, — Адриан довольно улыбнулся. Шаг его ускорился, а руки нырнули в карманы. — Отец их отменил. Сказал, что я уже достаточно умен, чтобы обходиться без географа, физика, биолога… Он уволил почти всех. Остались только учителя по музыке, китайскому и фехтованию. Еще немного и я стану почти свободным человеком. Правда здорово?
Алья обернулась назад. Новый рекламный уже красовался на столбе, а затылки рабочих постепенно исчезали вдалеке. Беззаботное замечание Адриана почему-то не радовало, а глаза Мирэй на бумаге — пугали. Журналистке почудилось, что несколько минут назад она увидела какое-то дурное предзнаменование.
— Кхм… А когда фотосессии? — Журналистка прочистила горло. Только сейчас она поняла, что не слышала жалоб Адриана на фотографов и убойный график очень давно. — Может, мне как-нибудь пойти с тобой? В качестве моральной поддержки и все такое.
— У меня отдых. — Юный Агрест показательно потянулся. — Отец сейчас немного в опале, поэтому на ближайшее время я свободен. Кстати, может, вместе в кино сходим?
Дурное предчувствие стало отчетливее. Умом Алья понимала, что эта история — не ее ума дела, но при этом сердце тревожно заболело. Адриан продолжал солнечно улыбаться, вынашивая планы на неожиданные выходные, когда Сезер мрачнела все больше. Неожиданное обилие чужого свободного времени как-то странно прошло мимо нее.
— А что случилось?
Впервые улыбка Агреста померкла.
— Да так, отец обидел Одри, а вместе с мадам Одри обиделись все те, с кем мы работали. Теперь отец сутками сидит у себя в кабинете, составляя дизайны и планируя отомстить. Ничего особенного. О, кстати, давай зайдем поесть? Я хочу вновь попробовать то буритто!