Дочь Императора

— Они насмехаются над нами, — буркнул сержант и отставил фляжку. — Я надеялся, что это будет ветеран. А это… Нет, ну ты видел, Фру, малявка с бантиками. — Я не Фру, — лениво, скорее, по привычке огрызнулся крепкий гвардеец. — Франсуа, запомни, сержант, пока я не написал это на твоём лбу. Послышался смех. Кто-то поддел сержанта, что тот, скорее всего, просто перепутал, перебравши вчера дармовой выпивки. Франсуа не упустил момента вклиниться в перебранку и тут же добавил: — Ставлю новую батарею против двух протухших, что у сержанта до сих пор плывёт в глазах. — Будешь должен, — без улыбки ответил сержант. — Пойдем-ка. Смеркалось, но воздух все еще был напоен теплом летнего дня. Два оранжевых солнца Тайриса скрылись за горизонтом, и далекие холмы на западе слабо алели. По заставе вспыхивали огни, сменялись часовые, а сержант тащил за собой Франсуа, скрываясь за цистернами с прометиумом и оцинкованными ящиками. Он сильно рисковал, нарушая распорядок, однако позволить кому-либо сомневаться в своих словах не мог. Сержант был старый и прожжённый вояка, из тех людей, для которых авторитет — не пустой набор букв. Сегодня сомневается верный гвардеец, а завтра будут перешептываться сопливые новобранцы? Ни-ког-да. — Гляди, Фру, гляди. Может, у тебя тоже поплыло в глазах? Та, кого сержант окрестил малявкой, была едва ли не выше самого Франсуа, но перехваченные лентами светлые, чуть волнистые волосы гвардеец видел своими глазами. Глухой капюшон скрывал её лицо, и виднелся лишь подбородок и тонкие губы, растянутые в ледяной усмешке. Девушки с бантами так не улыбаются. Она стояла под прожектором и что-то спешно заполняла в поданном ей лейтенантом планшете. Потом вернула его и пошла в направлении бараков. Вещей с собой у неё было до неприличия мало — тощий, видавший виды рюкзак на плече, в котором едва ли лежали запасные ботинки, и плащ. — Ты уверен? — осведомился Франсуа, когда девушка с бантиками скрылась в сумерках. — Если я ошибаюсь, то две свежие батареи твои, — сказал сержант. Утром Франсуа встретил сержанта загадочным подмигиванием, намекая на должок. Про спор их еще никто не знал, и потому на гвардейца с удивлением косились остальные, пока сержант с непроницаемой физиономией делал вид, что любопытных взглядов не замечает. К обеду ничего не прояснилось. Франсуа переходил от намеков к действию, и сержант мысленно прощался с двумя новенькими батареями и собственным авторитетом, как получил приказ явиться к лейтенанту. Прибывшая вчера девушка и лейтенант уже ждали его. Сержант окинул её взглядом исподлобья, ожидая увидеть обтягивающий кожаный костюм ассасина или, на худой конец, платьице. Этого окажется достаточно, чтобы наградить Фру двумя батареями и почетным пинком, но на ней был мешковатая, проверенная временем и машинным маслом куртка, такие же штаны и тяжёлые ботинки. Одежда, одинаково бывшая в ходу как у Имперской Гвардии, так и у наёмников и всякого сброда с подульев. — Это инструктор рукопашного боя, сержант. По направлению господина полковника и рекомендации господина Х. На застывший в глазах сержанта вопрос «Зачем?» лейтенант ответил протянутым планшетом. Тот прочитал его и аккуратно положил на стол, делая вид, что все понял. — Меня зовут Весна, — сказала девушка и протянула сержанту руку. Он пожал ее, отметив, что кожа на руке жесткая и грубая. Совсем не подходящая для девочек с бантиками. И детский голос, подумал сержант, покинув помещение. В мозгу четко, как хороший пикт, запечатлелось лицо с круглыми, слегка удивленными глазами. Железными глазами, впаянными в череп тонкими скобами по всей окружности. Глаза затмили все. Они не прибавляли девушке привлекательности, и наверняка когда-то милое личико теперь казалось удивленной маской с подвижным ртом. Сержант задумался. Он все еще ощущал прикосновение твердых шершавых пальцев и вспоминал свое отражение в железных глазах, как в зеркале. Возле казарм за ним увязался Франсуа. Ему не терпелось получить обещанные батареи, но странное выражение на лице сержанта удерживало его от вопросов. Так он и тащился следом, пока сержант быстрым шагом не пересек поле, где утрамбованный песок стал тверже камня, и не приблизился к медблокам. Старший медик у крыльца раскуривал папиросу и весьма оживился при виде хмурого сержанта. — Ну, как? — весело спросил он, пуская клуб дыма. О споре сержанта с Франсуа не был наслышан только глухой и ленивый. — Все отлично, — кисло ответил сержант. — В моем кармане уже почти лежит батарея. Франсуа сзади поперхнулся на вдохе и одарил сержанта таким несчастным взглядом, что медик расхохотался. — Что сказал лейтенант? И что там эта… с бантиками? — Лейтенант, кажется, доволен. А её зовут Весна. Медик выплюнул папиросу и уставился на сержанта так, будто видел его впервые. — Весна? Постойте, вы сказали Весна?! Вы что, шутите? Сержант пожал плечами. — Для этого я бы выбрал шутку посмешнее. Она сказала, ее имя Весна. Я не стал спорить. В конце концов, это ничем не хуже Фру. — Франсуа, — проворчал сзади гвардеец. — А так же приказано получить индивидуальные пакеты на весь личный состав отделения, — невозмутимо добавил сержант. *** — Меня зовут Весна. Я — сестра-палатина ордена Эбеновой Чаши, — сказала она детским своим голосом. Аугметические, фасеточные, как у странного насекомого, глаза блеснули. — Надеюсь, мы с вами подружимся. Подружиться с ней так никто и не рискнул. Сестра каждый день обучала гвардейцев премудростям своей войны, и с тонких губ ее не сходила холодная усмешка. Лазганы она бросала под ноги и наступала на них пыльным ботинком. — Когда-нибудь оно подведет вас, и надежда будет только на нож. Сможете ли вы верно распорядиться шансом? Она стирала кровь, сочившуюся из-под врезанных в череп железных глаз, и продолжала говорить с той же улыбкой, от которой пробирала дрожь. Потом она предлагала вырвать у нее из рук деревянный тренировочный шест, и пара-тройка смельчаков была им тут же бита. После каждой тренировки Франсуа, потирая шишки, жаловался остальным на нелёгкую жизнь. Сержант над ним посмеивался, но какая-то часть его с Фру соглашалась. Это было настолько бессмысленно — пытаться отобрать палку у девчонки с бантиками. Их надули дважды, сначала показав им вместо обещанного инструктора Весну, а потом отдав отделение в её полное распоряжение. — Подстава, сержант, — вот и Франсуа, лёгок на помине. — Диверсия. Это не сестра битвы, они так не выглядят! — Захлопнись, Фру, — раздражённо сказал сержант. — Культ! — выдал очередную догадку гвардеец. — Они подменили инструктора! Я бы на твоем месте пошёл до лейтенанта. — Захлопнись, Фру, — повторил сержант. — Я уверен, что это культ твоей головы. Через неделю Франсуа, чьи бока уже устали от гуляющей по ним палки, решился на маневр. Пока Весна помахивала своим шестом перед отделением, он обошел площадку и прыгнул со спины, рассчитывая выхватить палку и огреть ею спину в заляпанной машинным маслом куртке. И он уже почти дотянулся, как Весна, сделав один, казалось бы, шаг, оказалась в стороне, и шест лег точно поперек поясницы Франсуа. Гвардеец зашипел сквозь зубы. — Хорошая идея, но паршивое исполнение, — сказала Весна и ткнула концом шеста в твердый песок. Сержант посмотрел туда, но ничего не заметил — шест указывал на голову тени. — Солнце, — пояснила Весна. — Я вижу вашу тень. Я вижу вас. Учитывайте. С того момента, как блестящий план Франсуа провалился, сержант стал замечать, что в глазах гвардейца таится злоба. Раз за разом тот изобретательно подкрадывался со всех сторон, ставил подножки, даже пытался сразиться с Весной на шестах — и всегда оказывался побежден. Сороритас терпеливо указывала ему на ошибки, а Франсуа молчал в ответ и скрывался в строю. — Не надоело, Фру? — добродушно поддел его сержант за завтраком. — Кажется, она знает свое дело. Франсуа отмахнулся. Для него Весна была ненастоящая, слишком противоречивая, сшитая из цветных лоскутков, собранная из кусков разных людей. Никак не могли быть вместе трогательные бантики и намертво впаянные в глазницы круглые фасетчатые железки, детский голосок и презрительная холодная усмешка. Он не понимал, для чего и кто её создал. — Сержант, а ты чему-нибудь научился? — спросил он. — Отменно чистить свой лазган, — ответил тот. — Туда постоянно набивается песок. Ночью пронзительно завизжали сирены. Сержанту спросонья показалось, что на заставу налетели духи, и он долго не мог попасть ногой в ботинок. Обувшись и сплюнув в сердцах, он и отделение бросились к траншеям Северной-13. Застава была ярко освещена прожекторами, и тревожно мигали огни на посадочной площадке. Сержант сунул в ухо бусинку вокса. — Северная-13, Северная-13. Граница нарушена в вашем квадрате, — сказал бестелесный голос в ухе и с щелчком умолк. Сержант до боли в глазах вглядывался в темень, но ничего не видел, кроме освещенных южными звездами далеких холмов на горизонте. Сирены умолкли резко, как и включились. Один за другим гасли прожекторы, сержант незаметно вытер пот со лба и собрался отдать приказ «отбой», как тьма завыла сотнями голосов. От пронзительного крика закладывало уши, и это были вовсе не сирены. Из ночи соткалась ободранная, взлохмаченная фигура, с покрытым язвами лицом и вытекшими глазами. Она вопила, разрывая рот и обнажая неуместно белые зубы. Ей вторило множество глоток во тьме, за спиной. Сержант вскинул лазган и прицелился. Луч пропорол человеку плечо, оставил дымящиеся раны на руках, но тот шел вперед, и глаза сержанта различали все новые и новые шеренги, возникающие из ниоткуда. За плечом сержанта послышался треск, и ему хватило лишь мимолетного взгляда, чтобы увидеть спину Франсуа. Спину бегущего Франсуа. Впрочем, времени на раздумья ему не оставили, и сержант стрелял и стрелял, пока бесполезное щелканье спускового крючка не сказало ему, что батарея пуста. Он ощупал карманы и извлек новую батарею. Ту самую, которую он выиграл в споре. В споре… Гниющая фигура уже перевалилась через линии траншей и тянула изъязвленные руки к сержанту. Он отшатнулся, лихорадочно вертя батарею в руке, но она никак не хотела вставляться. Чертов Франсуа, промелькнуло в мыслях. Визг зубьев цепного меча вывел его из транса. Он поднял глаза и увидел спину Весны в той самой неизменной куртке. Она сосредоточенно кромсала протянутые руки и сгнившие шеи. Безглазая голова упала прямо под ноги сержанта, и тот с силой наподдал ее ногой, сотрясаясь от отвращения. А потом стало тихо. В эту ночь они потеряли троих убитыми. Пятеро было легко ранены. Медик с неизменной папиросой ловко перевязал солдат и, похлопав их по плечам, раздал всю свою пачку. Сержант сунул свою батарею в карман и подумал, что если бы не Весна, он стал бы четвёртым. Потом он вспомнил о Франсуа. Его сержант нашел за бочками с горючим. Гвардеец не моргая смотрел перед собой и ничего не слышал. Комиссар погиб в ночной стычке, но никаких надежд по поводу участи Фру сержант не испытывал. Солдат будет расстрелян. Он тряс Франсуа за плечо, пытаясь привести его в чувство, сунул под нос флягу с выпивкой. Гвардеец очнулся, но не мог объяснить, почему он побежал. В памяти остался лишь страх, липкий, омерзительный, холодный. А до лейтенанта уже донесли о позорном бегстве Франсуа, и он в сопровождении офицеров и Весны, в чьей руке уже не было меча, явился на Северную-13. — Где он? — громыхнул лейтенант. Из кобуры уже показался пистолет. — Трус! — Гвардеец оставался на позиции, — внезапно сказала Весна и указала пальцами на свое лицо. — Я видела его своими глазами. Мы же остановимся на том, что я права? — Он должен быть наказан, — повторил лейтенант. — Хорошо. В таком случае я самовольно покинула поле боя, — Весна холодно усмехнулась. Лейтенант набрал в грудь больше воздуха, очевидно, собирался выдать обличающую тираду, но потом махнул рукой и отвернулся. — Мы решим этот вопрос, — посулился он. Весна продолжала ухмыляться. — Все святые ждут твоих свечек, Фру, — сказал сержант. Гвардеец не отреагировал. Он жадно припал к фляжке и осушил половину одним глотком. Сержант оставил его в медблоке, и медик, многозначительно покашливая, записал его шестым раненым. Франсуа был спасен, но сержанта тревожило, что будет с Весной. Утром тренировок не было, не видел сержант ее и днем, однако медик поделился по секрету, что транспорты еще не прилетали. Сержант нашел Весну к вечеру. Она подпирала стену медблока и смотрела на безобразно яркий закат двух солнц. Он осторожно приблизился и встал рядом, жмурясь. Железные глаза Весны оставались широко распахнутыми, казалось, она чему-то удивлялась. Хотя… эти глаза застыли в вечном удивлении с того самого момента, как их впаяли в голову. — Почему? — спросил сержант. — Это несправедливо, — сказала Весна, даже не повернувшись. Последние солнечные лучи кровью блестели на железе. — Он не заслужил такого правосудия. — А это справедливо? — Нет, — спокойно ответила сороритас. — Но не стоит ждать справедливости от мира. Этот человек… он только растерялся. Надо только взглянуть глубже, совсем немного. — Глубже? — удивился сержант. — Все так любят разрушать храмы, возведенные не ими… — пробормотала Весна себе под нос. Сержант окликнул ее, однако не получил ответа. Удивленные глаза созерцали огонь в небе, и уши остались глухи к человеческому голосу. Он подождал еще немного и ушёл. — Завтра к вечеру будет туман, — неожиданно сказала сороритас вслед. На следующий день прибыл транспорт и унес с собой Весну, как и грозился лейтенант. Признаться, сержанту было жаль. Он не знал, какое правосудие постигнет её в Ордене, и потому понимал, что вчера видел сестру в последний раз. Было пасмурно и прохладно. Два солнца скрылись за тучами, и в низинах скапливались клочья грязного тумана. К вечеру туман выбрался из оврагов и пополз на равнины. Заставу затянула белесая мгла. Снова тревожно мигали огни на посадочной площадке, и свет трех мощных прожекторов ощупывал пространство перед траншеями. Еще два разгоняли туман внутри периметра. Сержант вновь вспомнил Весну, поправляя вокс. Туман был настолько густой, что пальцев на собственной вытянутой руке сержант уже не видел. Кому-то не повезет стоять сегодня на часах, злорадно поразмыслил он, больше для успокоения, как вязкую тишину разорвали сирены и отчаянный треск вокса. — Южная 10! Активность! — Южная 8! Активность! — Западная 5! Огневой контакт! — Северная 13! Полный контакт! Сержант бросился бежать. Он успел, чтобы выстрелом отбросить назад гниль, вцепившуюся в Ларки. Гвардеец благодарно кивнул ему и тоже схватился за винтовку. А туман изрыгал из себя все новых и новых врагов. Выстрелы могли их только задержать, но не убить. Вот кончилась батарея Фру, последняя батарея сержанта, и ему пришлось отбиваться лазганом как палкой. Стычка была быстрой и кровавой. Первым, наверное, вспомнил об уроках Весны Фру. Отшвырнув в сторону ставший ненужным лазган, он взял из руки мертвого сержанта второго отделения цепной меч и побежал вперед. Вперед, а не назад. Наивные суждения обладательницы детских бантиков оказались не столь уж и наивными. Боевая сестра действительно разглядела какую-то глубину. Франсуа знал, как искупить свой позор. Чертов Франсуа, снова подумал сержант и побежал за ним. Сквозь плотную стену тумана слышалось урчание двигателей, далекое, нереальное. Сержант был один на один с грязной холодной мглой, и мгла испускала леденящие душу звуки. Туман чем-то чавкал впереди, и сержант остановился, неслышно положил на землю лазган и вытащил из нагрудного кармана нож. Сбоку промелькнула черная тень, в ноздри ударил острый запах машинного масла и благовоний. Сержант бросился туда, но нож разрезал пустоту, а удаляющееся, едва слышное жужжание словно насмехалось над ним. Он сделал еще несколько шагов. Запах благовоний сменился запахом смерти, а машинное масло стало болотной тиной. Сержант замер, выставив нож перед собой. Кто-то шел к нему из тумана, и он слышал бряцанье железа о железо. Назад. Еще немного назад. Туман расступался перед тяжёлой поступью, и сержант видел огромный силуэт, идущий прямо к нему. Страх стиснул горло сильными ледяными пальцами. Клац. Клац. Сержант выронил нож. Перед лицом надвигавшейся смерти тело его оцепенело. Лазган валялся в грязи где-то за спиной, но и вряд ли он мог бы чем-то помочь. Гигант приближался, неся с собой запах тлена. — Смог ты распорядиться шансом? — сказал голос из мглы, и исполин рухнул на землю. Громыхнуло железо, омерзительная вонь стала вовсе нестерпимой, и сержанта скрутило в приступе тошноты. Из тумана появилась чёрная фигура, державшая в руке цепной меч. Сержант с трудом поднял голову и посмотрел в глухой шлем с выгравированной лилией. Что-то подсказало ему, что за ними скрываются фасеточные железки. И искусственный, мертвый голос такой знакомый, детский. — Весна? — хрипло спросил он. — Я — дочь Императора, — сказала сестра. — Велик собор на крови. Твой шанс еще впереди. И она, склонившись, протянула ему руку. Нет, не руку, керамитовую лапу, липкую от крови. Сержант ухватился за нее и с трудом поднялся на ноги. В ноздри проникал резкий металлический запах. Сороритас качнула головой. За ее спиной маячили такие же черные фигуры с белыми лицами, хищные, неторопливые, с цепными мечами и огемётами в своих лапах. Они шли мимо, равнодушно обтекая сержанта и Весну, как воды реки камень. Сержант огляделся. — Это… тоже дочери Императора? Весна торжественно опустила и подняла голову. — Нет храма священнее, — она чувствительно ткнула его пальцем в грудь на прощание и скрылась в тумане. Сержант остался стоять, не обращая внимания на боль в области ребер. Кажется, он понял.