конец января, 2 курс
С утренним светом приходят.. совсем не размышления. Неловкость. Раздражение. Страх. То, что вчера под покровом темноты казалось естественным, правильным, желанным, сегодня заставляет прятать глаза от собственного отражения и сторониться того, кого как бы сложно сторониться по умолчанию, но Брок справляется. На тихое пожелание доброго утра он чуть ли не подпрыгивает, бормочет что-то нечленораздельное, хмурясь, вскакивает с кровати и скорее выбегает из комнаты, только чтобы не оставаться наедине. Клинтарец пытается ещё раз заговорить, мягко и аккуратно, чувствуя смятение своего человека, но натыкается на такой глухой блок, что озадаченно замолкает в непонятках: вчера эмоции наконец-то были такими.. яркими, общими. Это был именно тот самый момент! Эдди без сомнения нравилось быть с ним, нравилось думать о них, нравилось, наконец, снять хоть отчасти свои глупые запреты, нравилось его присутствие. Всю ночь он тихонько ласкался тонкими нитями к пальцам, снова и снова вспоминая каждое движение этих пальцев, весь тот жадный водоворот эмоций, что они рождали, касаясь их тела. И ту мысль, что горела в сознании драгоценного Эдди так ярко, сводя обоих с ума сильнее любых касаний: “хочу этого для нас, вместе”... Так ждал, когда его человек проснется, чтобы можно было поделиться с ним теплом и радостью и, может быть, теперь коснуться его самому, так, как в его сне... И что изменилось за эти утренние секунды, что разум хоста теперь полон молниеносно сменяющих друг друга неоформленных тяжёлых мыслей, которые симбиот опять не может уловить, понять, помочь? А его самого Эдди.. вообще не хочет чувствовать? Это причиняет боль, кажется, им обоим. Веном ещё раз пробует осторожно прикоснуться к сознанию парня, но тот вздрагивает, кривится и тихо просит: "Не сейчас, ладно? Я.. Извини, просто не трогай, идёт?" Симбиот раздраженно сворачивается где-то под желудком. Он, конечно, давно уже знает, что иногда Эдди просто нужно дать побыть одному, даже если это меньшее, чего сейчас хочется - так ему лучше думается, но… Он всё же обижен и раздосадован, и не понимает - почему сейчас?.. Он был терпеливым, внимательным, бережным, никто не сказал бы, что не был! Тогда зачем Эдди отталкивает его так, как будто симбиот сделал ему плохо?.. Это больно, и непонятно, и они могли сейчас хотя бы поговорить об этом глупыми человеческими словами, раз уж его хост снова отчего-то прячется от эмоций, но.. Ладно. Хорошо. Как скажет. Раз не сработало ни его терпеливое ожидание, ни осторожное, сдержанное, искреннее участие в нужный момент в том, о чем сам Эдди думал и чего хотел уже совершенно явно - Веном теперь послушается только его слов, раз, видимо, только они имеют значение. И больше не потревожит своего носителя ничем, как бы ни хотелось, пока тот сам не захочет, не позовёт, не разберётся уже, в конце концов, что все-таки действительно нужно ему от их связи!***
Эдди ненавидит подобные состояния. Ему хватило полугода отторжения себя самого, своих желаний, чтобы снова влезать в это всё, имея ещё и читающего мысли соседа в голове. И он рад бы объясниться с собой, а потом и с симбиотом, но не может понять, что скребёт на душе с самого пробуждения, заставляя нервно вздрагивать при любой мысли о произошедшем. Ситуацию осложняет то, что накатывающие воспоминания пронзают его не только неловкостью, но и искрами возбуждения. Бесспорно, его никто не заставлял и ему нравилось. Хотя бы в этом уже можно себе признаться, что уж теперь. Он определенно хотел.. чего? Был ли это секс? Всё-таки это было нужно? И они.. просто переспали? Но нет, так это не ощущается. Да и по сути он ведь просто.. Тогда что это? Странная форма желания публичности? Могло бы быть, но... Его второй не смотрел на него со стороны, не это возбуждало до дрожи в коленках. А то, что клинтарец чувствовал его, чувствовал всё вместе с ним... Это казалось очень важным. Одно тело, два сознания, как же сложно... Парень выдыхает сквозь зубы, пряча лицо в ладонях. Старается переключиться на лекцию, надеясь, что мозг сможет дать ответ, если отвлечься от вопроса ненадолго. Впрочем, ответ не приходит ни сейчас, ни после занятий. Брок до вечера шатается по коридорам и территории, чувствуя себя все тяжелее. Ко всему прочему добавляется чувство вины: симбиот ничего ему не сделал, а Эдди за что-то на него злится, гонит от собственных мыслей, но иначе не получается. Наконец, вернувшись в комнату, измотанный, парень падает на кровать, успев стянуть с себя только обувь и джинсы и вырубается почти мгновенно, всё же произнеся в пространство тихое: "Спокойной ночи." Ему снятся долгие, мягкие прикосновения в чернильной темноте. Он знает, что это кто-то, кто не обидит, кто-то нежный, кто-то, кто любит. Эдди снится чья-то поглощающая сознание любовь - безликая, охватывающая, пульсирующая - он чувствует её буквально кожей. Писк будильника вырывает его из сна, от которого снова не хочется просыпаться. Он ловит отголоски эмоций, которые боится больше не почувствовать, и вдруг замирает, кажется, нащупав ответ. Веном чувствует его, да. Но это не взаимно. То есть, он часто ощущает слабое тепло в груди, слышит все эти "Ты мой, Эдди", "Мы - одно", "Я рядом", и чёрные щупы касаются его временами так.. нежно. И это всё волнующе, безусловно. Услышав такие слова от человека, он давно уже не сомневался бы в определённом интересе к себе, но в случае с инопланетным мозгом - как было понять, о чем речь?.. Как знать, что все эти заявления, обещания - не просто дружеская преданность, не недозированная забота, которую легко перепутать с большим, особенно так.. желая большего? Недаром говорят про красоту в глазах смотрящего. Эдди не понимал раньше эту фразу. Теперь понял. И он отчаянно хочет знать: что в этой зубастой голове на самом деле? И не просто спрашивать и слышать ответы - они всё только путают, он уже понял это, ведь так сложно объясняться словами с тем, кто слушает чувства.. Он хочет чувствовать своего второго в ответ. Хочет “слушать” его так же, как симбиот слушает его самого, хочет ощущать напрямую, когда клинтарец радуется, расстроен, зол или весел. Хочет понять всю глубину эмоций в космической башке, чтобы узнать - что его второй на самом деле чувствует к нему? Чтобы наверняка, напрямую, без намёков и собственных домыслов. И прошлой ночью он надеялся подспудно, что доступная людям форма единения друг с другом поможет и им сблизиться, но не телами, а сознаниями. Позволит почувствовать от симбиота что-то в ответ… Однако инопланетный разум остался закрытым. Не может или не хочет открыться?.. Придал ли клинтарец хоть какое-то значение такой его.. откровенности или просто впитывал ощущения тела?.. Нужна ли пришельцу близость такая, которая.. которая так нужна ему самому? Способен ли он понять и разделить то, что в душе, а не просто... приятные фишки чудного человеческого тела. Конкретно с ним или вообще… Эдди впервые позволяет глубокому, холодному страху всплыть на поверхность, впуская в мысли то, что так давно запихивал подальше, не желая об этом думать, и что так прочно засело занозой внутри, заставляя придирчиво рассматривать и на всякий случай отпихивать любой подозрительный проблеск тепла, с которым тянулись к нему чёрные щупы и рокочущий низкий голос, потому что - ведь так легко было с самого начала ошибиться, повестись на слова и романтику "избранного", но что если на самом деле не так уж он важен и нужен, как говорят об этом слишком уж убедительно-приятные человеческие слова из зубастой космической пасти? Или и важен, и нужен, пусть, но.. иначе. Просто не так, как это бывает у людей. Просто тело, в котором приятно находиться, просто друг, с которым приятно говорить. А он, не зная, не спрося, уже успеет тут напридумывать себе.. Уже давно успел. И ему было так спокойно и приятно просто дрейфовать в собственных предположениях и надеждах, не позволяя приближаться друг к другу, чтобы не пришлось выяснять возможно болезненную правду, пока случай не вынудил выбрать. И он выбрал трусливую ложь. Сам всё за всех придумал и сам всё рассказал, убеждая прежде всего себя, что так и надо, только бы не заглядывать глубже в собственную башку, не признавать своей тяги к космическому монстру, чтобы не пришлось задаваться вопросом - а есть ли что-то в ответ?... И ему всё ещё до жути страшно, но страх отступает перед злостью на себя самого за всю поспешность чувств, за все ожидания, которые, может быть, и вовсе не имеют под собой оснований, за трусость, с которой он предпочитал уживаться бок о бок, за то, что клинтарец, из каких бы он там побуждений что ни делал - хотя бы всё делал по-своему искренне, а вот сам он никакой не “смелый, сильный, идеальный”, а просто маленький завравшийся, запутавшийся… И ему просто нужно знать. Но Эдди не может ни поделиться пойманными, наконец, мыслями с клинтарцем, ни вообще достучаться до него - симбиота будто нет на месте. Это заставляет Брока накручивать себя ещё сильнее весь долгий день, за который он успевает двадцать раз передумать, придумав кучу аргументов за то, чтобы забить, не влезать, свыкнуться и оставить всё, как есть, ведь если он поднимет тему - это может окончательно разрушить их союз, каким бы кривым он сейчас ни был, и вернуть его в глухое одиночество, ну или, как минимум, ещё поубавить степень доверия, потому что если тебя отошьёт с твоими запросами и глупыми человеческими привязанностями тот, кто с тобой 24 на 7 и никак иначе, то как вообще потом?.. И тридцать раз убедить себя, что им нужно объясниться, что хватит сидеть и бояться, что хуже уже быть не может и нужно просто хотя бы вывести этого паразита на откровенный разговор, а дальше… уже будь что будет, правда в любом случае позволит доверять друг другу больше, может как-то и разберутся... Веном не проявляется даже малейшим чувством голода, но парень все равно упорно жуёт противно-сладкие шоколадки, не желая доставлять своему второму дискомфорт, даже несмотря на то, что у них, вроде как, вышла размолвка. ("Точнее, ты загнался, Эдди," - ехидно добавляет внутренний голос. - "И всё ещё трусишь как последний...") В маленькую комнату он возвращается глубоким вечером, совершенно на взводе: тревожась за другого, который молчит уже второй день; боясь разговора, который, он решил, всё же должен состояться; скучая, в конце концов. Сильно. Да, чёрт, он не знает, как быть, если из его жизни исчезнет насмешливый голос, влезающий в самое неподходящее время с ехидными комментариями. Или рокочущий заботливо и тепло. Но и как жить с постоянным тяжёлым комом нераспутанных, сильных, совершенно определённых чувств в груди к этой чёртовой клыкастой заразе - не знает тоже. Оба они, комок и зараза, вместе там, хах, что-то не помещаются. Парень вдыхает на пороге глубоко, как перед прыжком в воду, застывает на секунду, делает шаг, закрывая за собой дверь. Зовёт тихо, переживая, что не услышит ответ. Клинтарец отзывается спустя пару секунд нейтральным: "Я здесь, Эдди." Не показываясь, впрочем. Ладно, это уже что-то. Брок усаживается на кровать, не включая свет, довольствуясь отсветом яркого уличного фонаря, сцепляет и расцепляет пальцы нервно. Начинает, с преувеличенным интересом разглядывая собственные руки: "Ты.. Спасибо, в общем, что дал подумать, хотя я не должен был отталкивать. Давно уже. Наверное. Не знаю. Про то утро, после того, как.. ну.. в общем, ты понял, - мне всё ещё сложно думать, что все мои мысли сразу становятся не только мои, понимаешь? Особенно когда это про нас. Про нас я иногда думаю такую чушь, иногда просто не знаю, что именно думаю, и если в этот момент ещё вспомнить - боже, он ведь видит все эти идиотские штуки в моей башке, это… иногда сложно. Но по-другому я не хочу, нужно просто время, наверное, привыкнуть. Но я на самом деле не о том, я.. Я скучаю, очень, хорошо? Эти гребаные дни… Не только эти два, но и вся неделя до, я как будто снова был один, хоть ты и был здесь. Но всё было ужасно, и я сам всё это сделал, да, и я просто.. Я не хочу, чтобы так. Я вообще не хочу без тебя. Точнее, я хочу с тобой.. всё," - он чувствует, как сердце набирает темп, стуча отчётливо. В груди почему-то становится больно. - "Помнишь, я тогда задвигал всё это про друзей, неуместность и всё такое? Так вот, фигня это всё. Уже тогда я.. И надо, может, было уже тогда найти смелость, но я только сейчас.. Чёрт, не могу найти слов, поэтому просто скажу как есть. Я.. люблю тебя, наверное. Нет, не так. Просто - я тебя люблю." Эдди выдыхает с нервной усмешкой, зажмурившись на секунду: вот, сказал, что теперь?.. И продолжает торопливо, не давая себе передумать: "И я хочу.. Хочу большего, чем, знаешь, дружба. Чёрт, ты должен был это знать, я уверен, что ты знаешь, ты ведь хренов рентген в моей голове… Но я не знаю, что ты.. Я не слышу тебя так, как ты меня. Не чувствую. Даже этой ночью.. Ты понимаешь. И я не уверен… Так чего ты хочешь от меня, Веном?" - это звучит почти отчаянно. - "Как ты хочешь быть со мной? Зачем я тебе нужен? Что ты вообще чувствуешь?" Он не замечает, как к концу сбивчивой тирады сжимает пальцы в кулаки, больно впиваясь ногтями в ладони. Секунда кажется непозволительно долгой, а потом перед замершим в ожидании ответа парнем из чёрных нитей, протягивающихся из его тела, начинает медленно формироваться... что-то незнакомое. Эдди, глупо приоткрыв рот, завороженно наблюдает, как перед ним проявляется высокая широкоплечая фигура, вроде бы мужская, бесполая, в странноватых жгутах чёрных мышц. Веном, впервые показавшийся в полной форме, опускается перед человеком вроде как на корточки, складывая когтистые лапы на одно колено, смотрит опаловыми глазами пристально, наблюдая за реакцией. "Охренеть.." - выдыхает Брок. Клинтарец немного наклоняет зубастую голову набок, в жесте читается: "уточните, пожалуйста". "Ты красивый!" - выдаёт парень, даже не задумываясь, что этот "красивый" ночной кошмар большинство не захотели бы видеть не то, что в нескольких десятках сантиметров перед собой, а вообще никак. "И пугающий. Не в смысле страшный, а в том смысле, что.. внушительный, мощный. Впечатляющий, очень." Он ничуть не кривит душой, восхищённо рассматривая существо, к которому очень хочется прикоснуться, до дрожи, до учащенного дыхания. Узнать, какие на ощупь мышцы чёрных рук, почувствовать острые когти, которые, он почему-то верит, не причинят вреда, на своей коже. Парень чувствует, как вспыхивают горячей волной скулы от близости такой странной нездешней силы и сердце заходится в частом ритме. Но не решается протянуть руку. "Ты спрашивал, чего я хочу, Эдди," - голос из клыкастой пасти звучит глухо, вызывая безотчётную дрожь. "Быть вместе. Едиными. Во всех смыслах. Заботиться. Защищать. Касаться. Ласкать. Говорить. Чувствовать тебя. Заполнять тебя. Сливаться в одно. Чувствовать на двоих. Боль, удовольствие, радость или печаль, неважно. Но не одиночество, не пустота, для нас обоих. Держать твои чувства. Держать наше тело. Стать ближе, как могут люди. Только ещё ближе, как люди никогда не смогут. Делать тебя счастливым. Не уходить. Быть вместе большим, чем был один или с кем угодно до. Быть нами. Всегда и во всём. Ты назвал это любовью. Значит, и я люблю." Чёрные лапы осторожно касаются всё ещё сжатых в кулак пальцев, тянут безвольную ладонь к себе, поглаживают легко. Именно так, как Эдди представляет себе этот отчего-то очень желанный для него жест. Он тёплый и шелковистый, надо же.. Брок не замечает, что дышит будто после марафона, а сердце стучит метрономом в ушах. Он весь сейчас в кончиках собственных пальцев, чувствующих чужое.. нет, их тепло. Он слышит слова, верит им безоговорочно, но всё же.. "Покажи мне.." - произносит Эдди тихо и чётко, не отводя взгляда от совсем не непроницаемых, как могло бы показаться, глаз. Веном будто вздыхает, хоть это и невозможно технически, а дальше.. Это похоже на лавину. Или большую волну. Но не разрушающую и холодную, а обнимающую, горячую, затапливающую нечеловеческой нежностью, любовью на грани боли, обожанием, тёмной страстью, только мой, забрать у целого мира, охватить собой, стать одним, только мы... Эдди приходит в себя.. переполненным. Его бьёт крупная дрожь, он замечает, что вцепляется пальцами в чёрную широкую ладонь до побелевших костяшек. "Да как ты вообще жил с этим? И давно?" - вопросы срываются сами собой, потому что это больше, чем он мог вообразить, и все человеческие признания бледнеют на фоне этого потока, и даже его сон не может сравниться с этой нереальной реальностью.. И кто же знал, что в чёрной башке.. такое?.. И совершенно невозможно охватить всю эту бездну чувств человеческим разумом, по крайней мере, вот так, сходу. "Давно. Уже когда первый раз стали.. Мы." - клинтарец, кажется, сейчас неспособен выражаться яснее. Тёплые щупы расползаются по спине, впервые не встречая ни малейшего сопротивления, лишь ощущая нескрываемую сейчас щемящую тягу навстречу, желанность касаний, желание стать ближе… Охватывают подрагивающие плечи, поддерживая. Виновато продолжает: "Извини, Эдди, не могу показать не полностью... Это тяжело для человека - вот так, сразу, но тебе было нужно, ты попросил. Теперь ты знаешь. Я закрою связь, если хочешь." "Нет!" - Эдди страшно даже представить, что долгожданный момент прервётся и он снова останется в слепом окружении только своих слишком тяжёлых для него одного эмоций. …держать твои чувства… да, кажется, только вместе мы и правда сможем всё это удержать… "Нет, пожалуйста, оставь, это.. Не отключайся сейчас.." "Не сможем сразу так все время, Эдди," - мягко хмыкает симбиот. - "Слишком большая нагрузка на твоё сознание, надо привыкнуть, постепенно. Но пока это нужно - хорошо." Брок пользуется моментом. Берёт когтистую лапу в свои руки, ощущая от клинтарца что-то похожее на.. умиление? "Хрупкие пальцы, Эдди. Весь хрупкий." - мысленно рокочет Веном. Парень вспыхивает смущением, бурча под нос: "И ничего я не.. " Симбиот просто прикладывает его ладонь к своей. Ну, да, с точки зрения хищных инопланетных сладкоежек, человеческие габариты явно будут поскромнее их собственных. Особенно тонкого, не слишком высокого подростка. Эдди осторожно надавливает кончиками пальцев на пальцы, что почти в два раза крупнее, чувствуя себя, на самом деле, от этого контраста крайне волнительно. Ему нравится быть меньше, ниже, хрупче своего.. любимого? Он нервно усмехается произнесенному, пусть только в мыслях, слову, чувствуя пробежавший по позвоночнику жар, и тут же чувствует ответную волну эмоций. Обоюдная связь похожа на качели, думает он. Запущенное кем-то ощущение перетекает от одного к другому, постепенно затухая, множится и троится. "Значит, давно, хах.. И почему раньше не сказал мне?.." - тихим шепотом, боясь спугнуть удивительный, нереальный момент. - "Ты же видел, не мог не видеть.. Не чувствовать.. Меня.. И как я.. Чего хочу.." "Видел много сомнений, Эдди. Много страха, много боли. Всегда сложные мысли, разные, много скрытого. Ты пугался, чувствуя меня, путал эмоции. Нельзя влиять на твой разум. Нельзя принуждать, склонять, подавлять. Нужно ждать и давать выбор. Видел чувства, слушал слова, давал решать тебе. Поступал правильно, не как захватчик и.. паразит. Боялся разрушить нашу связь." "М-м.." - Брок дёргает уголком губ в мягкой усмешке, легонько поглаживая чёрные пальцы и тихо сходя с ума уже от этой незатейливой ласки. - "Вот же ты.. И я тоже… Да мы, оказывается, стоим друг друга - оба смелые, да только не в том, в чем надо было.. А в этом - те ещё идиоты, да?.. Ходили, блин, по кругу… Это нельзя, то нельзя.. Хах.." И, ощущая некоторую степень согласия клитарца с "идиотами", ведёт кончиками пальцев вниз, к центру чёрной ладони, вычерчивая какие-то замысловатые линии, слушает, как отдаются его прикосновения через их связь. Всё это кажется таким.. невинным и в то же время интимным. Огромная инопланетная махина рядом с ним просто позволяет ему чувствовать, впитывать, балансировать на тонкой грани чувственности. Это как-то правильнее, что ли, чем девчонки, непременно набрасывающиеся сразу с мокрыми поцелуями и лезущие в штаны. Этого момента у них больше не будет, поэтому он так ценен. Но прикосновения из нежных и легких постепенно выплавляются в страстные, горячие. Провести по тёплым когтистым лапам с нажимом, чуть царапая короткими ногтями, переплести пальцы до глубины, сжать сильно, ощущая вибрацию чёрной шкуры, обжигаясь снова и снова повторяющимися по их связи доказательствами, что чувства и желания - на двоих, что всё по-настоящему, что его второго ведёт сейчас совсем не логика, исследовательский интерес, желание помочь, банальная общность тел или чёрт знает чего ещё Эдди там всё это время боялся. Что клинтарцу совсем.. не всё равно. Он будто видит, как невидимая нить между ними раскаляется в красный, натянутая до звона. "Что.." - Эдди облизывает пересохшие губы, сглатывая. - "Что теперь?.." Шёпотом, гипнотизируя взглядом сцепку их рук. Клинтарец медленно и очень плавно для существа его размеров перетекает ближе, оказываясь зубастой пастью возле щеки парня, и произносит в их общем сознании рычаще и глубоко, задевая кончиком горячего языка шею: "Всё, что захотим, любовь моя." Это будто ломает стену медленной нежности, выплёскивая волны страсти, желания, нетерпения, до дрожи в пальцах, до бешеного пульса. Эдди, задохнувшись, вцепляется в широкие плечи, делая, наверное, больно, тянется к клыкастой морде, целуя в угол челюсти, опасно рядом с частоколом острых зубов, не зная, как по-другому. Веном отстраняется, успев напугать парня, что тот что-то сделал не так, но спустя секунду тонкий кончик горячего длинного языка проводит по губам, щекоча, лаская, касается кромки зубов, вынуждая приоткрыть рот, скользит внутрь, сцепляясь с совсем не таким гибким, но таким же горячим и влажным человеческим языком. Проникает дальше, глубже, вылизывая изнутри, становясь шире и толще, заставляя обхватывать губами. "Хрупкий," - снова хмыкает тепло на краю сознания низкий голос. - "И маленький." Эдди несильно царапает чёрную шкуру на широких плечах в отместку, не прерывая самый странный и самый возбуждающий в его жизни поцелуй. Потому что кроме как на поцелуй, это немного похоже на.. другое. Тем более, что симбиот, уловив какие-то отголоски его мыслей, начинает плавно и ритмично скользить языком внутрь и наружу, совсем немного, но этого хватает. Брок чувствует, как скулы заливает волной смущения от собственных ассоциаций. Он не будет врать себе, что никогда не думал об этом. Что не хотел бы попробовать. Думал и представлял, с человеком, конечно. А в их реальности всё оказалось куда интереснее фантазий. Причиной ли тому гораздо более подвижный, чем некоторые части человеческого тела, и весьма чувствительный язык клинтарца, отчего ощущения от поцелуя по связи растекаются совершенно фантастические, или общий накал ситуации, но когда Веном, наконец, разрывает поцелуй, Эдди дышит хрипло и тяжело, не отцепляясь пальцами от чёрных плечей, чувствуя, как кровь пульсирует в ушах и предельно твёрдом члене. "Хах… Ещё немного," - криво улыбается парень, выдыхая, - "И нам бы пришлось ограничиться только этим, знаешь ли. Я не то, чтобы многое могу выдержать спокойно, а это было.. Почти слишком.." "Чувствую тебя," - мурлычет симбиот самодовольно, - "Помнишь? Контроль оставь мне, Эдди, и не думай." Тонкие щупы ползут по разгоряченной коже под одеждой, сливаясь в островки черноты и расщепляясь, лаская бережно, позволяя восстановить дыхание, дожидаясь, пока немного спадёт опасно близкое к грани возбуждение. Задирают вверх край футболки, тут же оплетая тонкой сетью рёбра, сражаются с застёжкой джинсов, преуспевают в этом непростом деле, тянут одежду прочь с тела, заставляя парня приподняться с кровати и поднять руки. "Красивый!" - воодушевленно рокочет Веном, отбрасывая ненужные куски ткани куда-то в темноту комнаты. - "Эдди.." Оставшегося совершенно беззащитным перед нечеловеческой мощью Брока охватывает нервная дрожь. Он вдыхает рвано, когда над ним, обнаженным, распаленным, нависает чёрной громадой фигура клинтарца. "Не причиню боли, Эдди," - успокаивающе звучит в сознании. "Даже если я попрошу?" - неожиданно для самого себя, с усмешкой. Симбиот тихо фыркает, толкая парня спиной на кровать. Перетекает следом, покрывая собой горячую кожу, мягко лижет-целует в ключицу, в шею, в краешек пухлых губ, слизывая первый стон, ведёт когтистыми лапами вверх от плоского живота, царапая рёбра несильно, задевая острыми когтями твёрдые соски, сжимая между чёрными пальцами, заставляя вскидываться навстречу прикосновениям. Эдди пытается закусить ребро ладони, чтобы быть тише, но Веном перехватывает движение, цепляя щупом запястье, потом второе, заводя руки за голову, фиксируя прочно. "Стены!" - отчаянно шепчет Брок, стискивая зубы от новых прикосновений к чувствительным местам, - "Ммм.. Тонкие.." "Наши соседи бывают громкими, Эдди," - хмыкает клинтарец. - "Хочу слышать тебя. Помню, где приятно." "Огоньки" на теле снова мелькают на секунду перед внутренним взором, но теперь он не знает, куда именно в следующий момент скользнут тёплые щупы, сколько одновременно горящих в ожидании точек они охватят. От этого всё и так в разы острее, но чувствовать, как удовольствие от каждого прикосновения удваивается в потоке общих эмоций - это вовсе за гранью. Чёрные пальцы, ласковые нити и чертовски горячий язык гладят его так осторожно и несмело, будто изучают, до конца ещё не веря, что - можно сжимать в объятиях крепко, можно ласкать упоенно, и от этого лишь бережно покрывая все тело невесомыми поцелуями: прикрытые веки, губы, ключицы, тонкую кожу внутри на бёдрах, поджавшийся низ живота. Заставляя задыхаться, дрожать, стонать тихо, на выдохе, не разрушая момент, и только выгибаться вслед в молчаливой просьбе о большем. Но осторожной нежности хватает ненадолго. Он узнает всё о любимом теле после: исследует каждую впадинку, оближет каждую торчащую под тонкой кожей косточку, изучит, и не один раз, от чего драгоценный Эдди дышит особенно часто, стонет особенно сладко, от чего так приятно поджимаются и немеют пальцы их ног, как проникнуть друг в друга ещё глубже, как охватить этим пьянящим чувством каждую клеточку их плоти… Для этого будет много дней и часов. А сейчас им обоим нужно другое - чтобы быстро, жадно, вцепляясь друг в друга так, чтобы не растащить, сливаясь в горячечном желании, снова и снова доказывая себе, друг другу - нужен, хочу, люблю, мой… И ласки становятся резче, сильнее, несдержаннее. Чернота теряет форму, беспрестанно урчит в голове что-то нежное, возбуждённое, непереводимое, но однозначно понятное и без человеческих слов, растекается по горящему телу пятнами, сжимает множеством щупов, лижет десятками языков, трогает сотнями пальцев, заласкивая каждый сантиметр, так, как давно мечталось, стремясь дотянуться везде, сделать как можно приятнее всей своей сутью, не упустить ни одного подрагивания мышц в нечеловеческих объятиях, держать своего человека каждую секунду, каждое мгновение, что он плавится в сети чернильных тяжей, разделяя с ним каждый миг наслаждения, что дарит им их хрупкое, непрактичное и такое восхитительное в своей чувствительности тело. Эдди стонет в голос, кусая губы, впитывая телом и разумом весь тот поток желания, страсти, любви, которому его второй, наконец, дал волю, наполняясь им до краёв, чувствуя, ощущая, как хвалёный контроль клинтарца тоже даёт сбои, как каждое касание отзывается самому симбиоту разрядом тока по их единым сейчас нервам. Глаза застилает влажная пелена, в голове стучит бешеный ритм сердца, он всхлипывает, весь мокрый, вскидывая бёдра, отчаянно желая прикосновений там, где он снова болезненно-твёрдый и набухший и где его упорно игнорирует космическая зараза. Шепчет между стонами: "Пожалуйста.. а! пожалуйста, ч-чёееерт, я люблю тебя, я так хочу тебя… нам нужно, ведь ты же хочешь, я.. а.. чувствую, потрогай меня… сделай.. это для нас.. я больше.. чёрт, больше не м-м-могу, люблю.. возьми его.. ну хва…тит.." И выгибается почти на мостик, до хруста в суставах, слыша глухое рычание наполовину с собственным стоном, когда горячий язык захлестывает давно пульсирующий на грани член, вдумчиво, неспешно скользит мягким кончиком по головке, слизывая его влагу, буквально и откровенно пробуя его на вкус.. И - он чувствует это - находя этот вкус восхитительным.. Тут же охватывает плотно, подрагивая с плотью в одном ритме, сжимая почти до боли, а в бёдра вдавливаются острые когти, стараясь удержать на месте, не давая теряющему связь с реальностью парню пораниться случайно о частокол зубов. Между пальцами проливается тёплая чернота, в которую Эдди вцепляется изо всех оставшихся сил, чувствуя дрожь черной шкуры (боже, да его трясёт вместе со мной.. контроль.. терпение.. как же.. ха.. переоценил, ч-чёрт.. да-а, да, вот так.. чёрт, быстрее..), когда язык приходит в движение, то свиваясь спиралью по всей длине, пульсируя, то дразня лёгкими касаниями их самые отзывчивые местечки, кружа по налитой головке и проходясь по нежной щёлочке на кончике, то вылизывая яйца и ствол мокро и плотно, заставляя его стискивать зубы и наслаждаясь его удовольствием.. Он выдерживает всю эту местами нестройную от бесконтрольной страсти симфонию ощущений на своём - их - теле совсем немного, становясь все твёрже с каждым облизыванием, теряя последнее самообладание от того, как настойчиво и нежно трутся тонкие нити о торчащие бусинки сосков и от того, как восхищённо и хищно рычит любимая темнота в голове его имя. И, мучительно сведя брови, подаваясь в последний раз бёдрами вверх навстречу невозможным ласкам, сдаётся наконец их общей нетерпеливости и все сильнее сжимающемуся жаркому комку внизу живота, дрожа всем телом, позволяя этому жару, наконец, выплеснуться горячими каплями на чёрную сеть щупов, вскрикнув почти жалобно, когда обоюдный, долгий, напрочь опустошающий взрыв удовольствия, перетекающий искрами своих-чужих эмоций от одного сознания к другому, накрывает их, заставляя черноту плеснуть в разные стороны от гибкого тела, на пару долгих мгновений теряя всякую форму - слишком ярко, хорошо, ново, не-вы-но-си-мо, слишком.. как и мечтаться не могло.. - и напрочь выключая свет в его замученном мозгу. Спустя минуту?.. больше?.. Эдди приходит в себя, ощущая, как клинтарец продолжает вылизывать чувственно подрагивающие места, пульсируя в общем сознании предельной нежностью и заботой, краснеет, закрывая глаза под тёплое и насмешливое: "В следующий раз так легко не отделаешься, любовь моя.." Фыркает, пытаясь пошевелить руками, находит их свободными и тут же порывисто обнимает чёрную фигуру за плечи, вжимаясь в тёплую шкуру, уткнувшись пылающим лицом в мощную шею. Чувствует, как когтистые лапы бережно обнимают в ответ, удерживая. Разворачивают, укладывают обратно на кровать, вжимая спиной в плавящуюся черноту собственной груди. Ощущая с некоторым удивлением, что потребность в ласках и прикосновениях, вопреки всему, никуда не пропала, Эдди посылает это робкой волной по предельно открытой сейчас связи, получая обратно захлестывающий счастьем ментальный отклик, тихое рычание на ухо, и щекотное скольжение обволакивающей чернотой по загривку вверх, как следствие.***
Эту ночь они не спят. То есть, клинтарец не спал бы и так, по умолчанию, но сегодня дело не в этом. А Эдди.. Возбужденные мозг и тело держат его на грани сна и яви, не собираясь дать расслабиться и спокойно заснуть. Да что там, они попросту не могут отлипнуть друг от друга. Веном постоянно рядом, на его коже, в его мыслях, касается бережно, гладит нервные пальцы когтистой лапой, перетекает чернотой по бёдрам, укрывает плечи тёплым коконом, проводит влажные следы по шее горячим языком. Их чувства переливаются между ними медленным сиропом: волны обоюдного обожания, любви, нужности, нежности - всё настолько важно именно сейчас, что нет никакой возможности, никакого желания ослабить связь. Брок вцепляется в сильные чёрные пальцы, притягивающие его к горячему телу, закидывает руку назад, нащупывая мощную фигуру, наполовину вплавившуюся в его спину. Его потряхивает от передоза ощущений, своих-чужих эмоций, меньше всего он хочет, чтобы наступало утро. Хочется просто лежать так, вместе телами и разумами, как не получилось бы с кем бы то ни было ещё. Когти клинтарца легко царапают ключицы, проходят по груди, Эдди тихо стонет, откидывая голову, вжимаясь затылком в частокол клыков без страха. Вспышка ощущений на секунду вырывает его из этого странного полуанабиоза, он инстинктивно тянется ладонью к вновь набухающему тугому узлу внизу живота, но запястье перехватывают тонкие нити, превращающиеся в черную лапу, переплетающую их пальцы. А там, где так хочется прикосновений, уже снова твёрдую плоть затягивает мягким тёплым коконом, легко пульсирующим, чуть сжимающим, медленно ласкающим именно так, чтобы возбуждение не спадало, но и не позволяя дойти до грани. То, что нужно сейчас его человеку. Эдди облизывает пересыхающие губы, выгибается в пояснице навстречу новым ощущениям, проводит их пальцами, будто в тонкой чёрной перчатке, по горящим соскам, втягивает воздух сквозь зубы. Переворачивается на живот, обнимая подушку, чувствуя, как по спине перетекают ласкающие, множащиеся щупы, ощущая влажные горячие прикосновения к лопаткам. Внизу от этого его маневра, впрочем, ничего не меняется - он по-прежнему охвачен ласковой, сдержанной чернотой. Кажется, спустя час непрекращающихся расслабленных поглаживаний и ласк он засыпает на минуту, тут же резко открывая глаза, как выныривая из толщи воды. Пугается до перехваченного дыхания, что всё - сон, слышит над ухом тихое, низкое, мурлыкающее: "Я здесь, любимый.." Вторично задыхается уже от облегчения и дрожи, пробегающей по позвоночнику от сказанных слов, снова включаясь в марафон ощущений, который ни на секунду не прерывает для них симбиот. Ночь невероятно, нереально долгая. Эдди не знает, то ли потому, что он периодически проваливается в короткие сны, где он то остаётся один, то по-прежнему охвачен тёплыми нечеловеческими объятиями, то ли потому, что каждая секунда вне снов наполнена мучительно-сладостной, такой желанной близостью тел и душ. Когда в комнате уже ощутимо светлеет, Веном отпускает контроль, лаская любовника резче, сильнее, вылизывая и охватывая собой дрожащее тело во всех тщательно найденных за эту долгую ночь самых чувствительных их точках, пока их вторично не накрывает быстрой, яркой, искрящейся по нервам волной наслаждения, приносящей, наконец, в сознание парня спокойную лёгкость. Клинтарец, будучи не в силах больше держать форму, растекается по коже Эдди тяжёлым одеялом, обездвиживая почти полностью, рыча в сознании веское и ласковое: "Спи." И на этот раз Брок с удовольствием следует совету, пусть до будильника и остаётся не больше часа, и засыпает без снов.