Ты готов к новому опыту, гэгэ?

АААА! Сяо Чжань выныривает из слишком яркого в своей жути сна и молча пялится на противоположную стену. Ночь. Тишина. За спиной тихо посапывает фигурант и главный виновник слишком реалистичных снов — его муж, Ван Ибо. Как всегда, закинув на Чжаня руку и ногу. Полежав пару минут, Чжань понял, что не уснет, и ужом выполз из кровати прямо на пол, чтобы не разбудить младшего. Босиком прошлёпал на кухню. Сейчас его спасет только что-то крепкое. И горячее. Он залезает в холодильник, скрупулёзно проверяет срок годности молока, сощурив глаза. Очков здесь нет, а линзы как порядочные уложены на ночь в контейнер. Молоко оказывается свежайшим (спасибо их помощникам и неважно из чьей команды, Чжань сам уже не помнит, чья была очередь покупать им продукты) и он щедро наливает целую кружку и ставит в микроволновку. Звякнувший сигнал вытягивает его из сонного марева, куда опять стремятся его мозги и он почти на автомате находит Несквик и плюхает в кружку три ложки какао. Размешивает и делает первый глоток, блаженно жмурясь. И совершенно не пугается, и даже не удивляется, когда его талию обхватывают горячие руки и чужой голос томно хрипит на ухо: — Ночной доЖор? — Ммм, — соглашается Чжань. — Опять плохой сон приснился? — даже не спрашивает, а утверждает голос за спиной, и Ибо тянется через его плечо к кружке с какао. Чжань вздыхает, но покорно подставляет кружку, чтобы его львёнок сделал шумный крупный глоток и обнял его покрепче. — Не то, чтобы плохой… Скорее сумбурный, — он пытается подобрать слова. Ибо усаживает его на стул и сам усаживается рядом, привычно развернув свой спинкой вперед. Сяо Чжань любуется мужем. Тот в растянутой спальной футболке, свободных трусах, взъерошенный и с полузакрытыми сонными глазами. — Красавчик, — со смешком выдает Чжань и делает ещё один глоток. — Сам не лучше, — парирует Ибо. — Так что там со сном? — Да фигня полная. Я уже когда просыпался, подумал, что это какая-то дорама. Вроде корейская. Ты — пограничник на китайской границе. В форме и с автоматом. А я — не пойми кто. То ли заблудившийся крестьянин, то ли нарушитель границы, то ли вообще шпион. В общем, падаю я на тебя с дерева и валимся мы с тобой на землю. И ты тяжёлый такой. Чжань опять отпивает из кружки и снова мысленно погружается в свой сон. — Дальше кадры мелькают нашей жизни. Ты меня укрываешь по каким-то хибарам и съёмным квартирам, мы вечно от кого-то убегаем. А последний кадр — нас с тобой обменивают на границе. Ну, знаешь — две полосы, КПП, суровые военные с автоматами. И тут я понимаю, что сейчас мы расстанемся и никогда друг друга больше не увидим. И вою, просто натурально кричу и рвусь к тебе. И ты тоже рвёшься, а нас не пускают. И я нечеловеческими усилиями как-то умудряюсь вцепиться в тебя и держу изо всех сил и съезжаю к твоим ногам. И просыпаюсь. — Да. — Ибо непроизвольно выпячивает нижнюю губу, обозначая, как впечатлил его сон. — И что — так и не потрахались ни разу? — Ибо! — рев оскорблённого в лучших чувствах Чжаня слышно на всю квартиру. Хотя возмущается он привычно, прекрасно зная реакцию своего приземлённого мужа. — Ладно, ладно, — откатывает назад Ибо. — Поцеловались хотя бы? Чжань честно пытается вспомнить, но не вспоминает. — Нет, наверное. Он просяще смотрит на Ибо, как будто это его вина, что в сумбурном сне не нашлось место поцелуям. Ибо потягивается так, что футболка обтягивает всю его накаченную грудь. — Неправильные у тебя сны. Надо вот так! И в одну секунду вздёргивает Чжаня со стула, прижимает спиной к себе железным хватом вокруг груди, а к голове жёстко приставляет два пальца, имитируя пистолет. — Все пять шагов назад, иначе я сначала убью его, а потом себя! И никаких сведений вам уже не получить. — Какие сведения, ты чего? — хрипит полузадушенный Чжань, мозг которого отказывается что-либо понимать в четыре утра. — А заложникам слова не давали! Ему ладонью закрывают рот и Чжань понимает: если он будет трепыхаться — пистолет выстрелит. Поэтому он покорно подчиняется, когда Ибо укладывает его животом на стол и стягивает трусы. — Если мы и будем сниматься вместе в одном фильме, гэгэ, — объясняет ему Ибо, задирая его же футболку куда-то под горло, — то только в высокорейтинговом с порно-сценами. — Тебе никто не даст снимать такой фильм, а! — выдыхает Чжань, потому что Ибо заходит в него без растяжки, понадеявшись на их недавний, пять часов назад, секс. И оказывается прав, но в заднице все равно тянет. — У нас столько денег, гэгэ, что мы сами можем снять всё, что угодно. Ибо никуда не спешит, медленно вставляя своему мужу на всю длину и так же медленно вынимая. — Только этого никто никогда увидеть не сможет, — Чжань ёрзает и прогибается, подмахивая мужу и пытаясь подставиться так, чтобы он задевал ту самую точку. — А если увидят — мы станем самыми богатыми людьми в мире, гэгэ. Представь, сколько людей мечтают увидеть, как мы занимаемся сексом? — Ты извращенец, Ибо, — категорично заявляет Чжань и, найдя удобную позу, упирается руками в стол, — трахай, давай, как следует. Ибо за его спиной коротко ухмыляется и берется за дело как следует, жёстко и ритмично вдалбливая обожаемого супруга в стол. Уже через несколько минут кончают оба с почти одинаковым стоном на двоих. Ибо окончательно снимает с Чжаня трусы и обтирает ими обоих, а тот даже не протестует (почему именно его трусами?), а растекшейся медузой лежит на столе. — Хорошие у тебя сны, гэгэ. Творческие. — Ибо подводит итог их ночным бдениям и целует в макушку. — А теперь — баиньки. Уже в постели, в качестве маленькой ложки, Чжань сонно думает, что и во сне бы не отцепился от своего диди. Ни за что.