Актриса одной роли

Мэдисон падает в мыслях, дно казалось бы найдено и её сейчас пробьёт на чих, но этого не происходит. Что только она не делала, чтобы перестать чувствовать эту оглушительную пустоту внутри неё. Дешевый алкоголь, травка первого сорта, а теперь и наркота. Монтгомери ожидает прибытия хоть каких нибудь эмоций, хотя бы боли... всё лучше этой дыре внутри неё, разрастающейся, со скоростью раковой опухоли. Но как всегда приходят лишь смутные галлюцинации. Внушительный вдох и очи, обрамлённые вульгарно накрашенными ресницами, тушь которых уже давно размазалась падают, будто бы их концы были покрыты свинцом. А дальше мрак, кажущийся лишь двумя ничтожными секундами. Яркие вспышки, изредка появлялись, заставляя худощавое тело, больше напоминающее бездушную куклу или неудачный эксперимент Виктора Франкенштейна, разрисованный шрамами хаотично вздрагивать. Губы, поцелуй, оттягивает нижнюю губу. Чувствует металический вкус на конце языка и расплывается в кроваво дурманящей улыбке, слыша тихое «больная». Глаза закатываются и Мэдисон понимает, что под кайфом, по правде это единственное, что понимает ведьма. Она судорожно смеётся, подобно умалишённой, снова впиваясь в желанные губы. Шелковистые локоны, в которых изредка проскакивают огненные пряди, веером рассыпаются по подушке, когда Юная Бенсон обессилено падает в омут соблазн. — Ты же знаешь, кто доставлял тебе то удовольствие на наших тройных встречах. — Шепчет Мэдисон, оставляя на безупречно нежной коже Зои такие же безупречные фиолетовые розы, в будущем оказавшимися всего лишь сильными засосами. А ненасытные поцелуи проделывают мокрую дорожку всё ниже и ниже. — Тот мертвый мальчишка никогда не будет трахать тебя так, как делаю я. — Осторожней, Мэдисон, или я решу, что ты ревнуешь. — Шепчет Бенсон, возбужденно ёрзая под светловолосой бестией. Мэдисон хохочет, так громко, как только может, всё вокруг потеряло смысл, если он разумеется был. Стены давили её, потолок падал и с таким же успехом поднимался, будто бы всего лишь пугая. Одинокая, полу тусклая лампа мигала. Всё в этом мире против неё и это так, черт возьми, комично. Она смеётся, смеётся с мира, смеётся с пустоты, смеётся с себя, такой жалкой. Мечта о розовом, успешном будущем увяла так же быстро, как и та белая роза, подаренная пухлым Томми Андерсоном в пятом классе, единственным мальчишкой, чьи намерения выходили за грани всего лишь секса. Тогда, красавица-блондинка лишь рассмеялась ему в лицо, но сейчас этот дерьмовый момент бестактно всплыл где то из глубины её засраной, прогнившей насквозь души. Мэдисон не придала значения небольшой тряски, пока не поняла, что вовсе не благодаря полученной дозе она чувствует это. Кровать парила, видимо благодаря переизбытку чувств Бенсон, от столь ярко накатившей на неё эйфории, а точнее всего лишь сногсшибательному оргазму, ведьма подняла их в воздух. Но Монтгомери этого не видела, продолжая своим язычком усердную работу под одеялом, заставляя Зои задыхаться от наслаждения, потеть и издавать райские для ушей звуки. Когда абсолютно все считают тебя всего лишь безмозглой, грязной шлюхой, нет ничего лучше, чем доказать всем их правоту. А раз всем нужен лишь секс, то почему бы не трахнуть свою лучшую подругу? Даже когда её бездыханное тело забрал себе тот извращенец-дворецкий, ничего особого не изменилось, она всё так же прибыла в своём амплуа лишь куклой для дрочки похотливых людей вокруг или клишированной дурочкой-шлюшкой из Голливуда с трусами на ниточке. Актриса одной роли. Логика Мэдисон парадоксальна, как и она сама. Вспышки умерились и вот теперь она получала удовольствие, пока чьи-то аккуратные пальчики усердно делали плавные движения у её клитора, срываясь на ускоренный ритм. Камера всегда была её злейшим врагом и лучшим другом одновременно. В 5 лет первые пробы — камера приветливо улыбалась, а беззубая Мэдисон по-детски смущалась её вниманию. В 7 лет первая роль — камера была там, но девочку та уже не смущала, напротив, вдохновляла. В 12 лет камера стала лучшим другом, преследующим её везде. А в 19 она насмехалась над ней. Или ей так только казалось... истинные смешки издавала стая голодных животных, набросившихся на впервые за свою жизнь беспомощную Мэдисон. Она думала, что станет звездой, станет актрисой. Что её мечты и старания с младенчества окупятся, но нет, её лишь насильно поимели, но не только те мальчишки, жизнь была куда грубее. Не было сил даже на слёзы, Мэдисон умерла ещё тогда, да и понимание происходящего пришло куда позже, когда те силуэты потных подростков ушли, оставив её давится в собственной блевотине от происходящего. Поджав под себя ноги, не в силах встать, чьи то нежные руки провели по её волосам; грязный блонд. Именно эти руки безжалостно имели её в данный момент, заставляя тело сгибаться в дурманящих рассудок конвульсиях. *** Мэдисон устало приоткрывает веки, пару мгновений в непонимании уставившись в потолок. Всё, что помнилось ей вчера, казалось скомканными сновидениями, хотя на деле же это было всего лишь галлюцинацией. Монтгомери присела на кровать, запуская пальцы в растрепанные волосы, массируя виски, жмуря глаза, пытаясь хоть что-то вспомнить. Ей в лицо, как будто песком щедро сыпанули или же это просто затянутое похмелье. В любом случае итог один: множество воспоминаний слились воедино, в одно целое, представляющее собой её жизнь, с перебивками на влажные фантазии, с участием малышки Бенсон. Неожиданно девушка услышала еле слышное сопение и развернувшись, брови Мэдисон удивлённо потянулись к переносице, отчего между ними образовалась еле заметная складка. К слову единственное место, где та могла появится на теле без грамма жира. Рядом с ней лежала Зои, одеяло слегка спадало, отчего Монтгомери отчетливо видела спокойно поднимающуюся и так-же опускающуюся, ровно дышащую обнаженную грудь бывшей подруги. Кажется не всё вчера было всего лишь иллюзиями, вызванными от кокаина, смешанного с метадоном, прошедшими сквозь фильтрацию её больного воображения...