— Костя, я два часа тебя ждала, а ты так и не приехал! — возмущённо-расстроенно произнесла Соколова в трубку, как только гудки перестали раздражать своим присутствием вместо голоса любимого человека.
— Юлечка, ну что ты ругаешься, через пятнадцать минут буду. Жди! — послышался в ответ довольный голос Лисицына, но вдруг звуковой сигнал сообщил обоим абонентам о параллельном входящем звонке, — Минутку, — бросил Костя, переключаясь на другую линию, а Юля в глубине души уже понимала, что это значит.
Только увидев имя беспокоящего его человека, Костя с замиранием сердца прошептал «Рогозина», и, как бы ему не хотелось сбросить звонок, он нажал кнопку ответа. Начальство всё-таки!
— Да, Галина Николаевна, — нарочито-бодрым голосом начал он.
— Зудин напал на Никифорова. Срочно езжай к нему. — без лишних сантиментов отдала приказ полковник, и тут же отключилась, даже не слыша его растерянного:
— А..?
Выражение лица майора сложно было передать, ведь где-то на другой линии «висела» Соколова, которой он обещал быть через пятнадцать минут. И как теперь ей сказать, что ему надо мчаться совсем в другую сторону? Ладно, лучше горькая правда — быстро и резко, как срывать пластырь. Константин Львович вдохнул поглубже, собираясь с силами, переключаясь на Юлю.
— Костя, ну ты там? — тут же пролетел сквозь расстояние её голосок, — ну давай скорее. Через пятнадцать минут я начинаю раздеваться, — соблазнительным шёпотом добавила она, чтобы ускорить его появление, в собственной, между прочим, квартире. Она ожидала услышать хоть какую-то реакцию, ведь увидеть у неё шанса не было, но в ответ было только молчание.
— Кость? — позвала она, слегка смутившись.
— Юль…тут такое дело… — только успел произнести Лисицын, но по его виноватому тону женщина уже всё поняла. Она до последнего надеялась, что это кредитный менеджер из банка, бабушка или просто ошиблись номером. Но очевидно, это был звонок из ФЭС, — Зудин напал на Никифорова, и Рогозина послала меня к нему на помощь… Юль, ты же понимаешь…
— Конечно, это же наша работа, — выдохнула Соколова разочарованно, устало падая на диван, — Я так понимаю, ты задержишься?
— Я быстро, честно… Одна нога здесь, другая там… Я мигом! — воспрял духом Костя, не уловив опасных ноток в голосе девушки.
— Нет уж, пожалуйста, возвращайся целым, — усмехнулась Соколова, а после добавила серьёзным голосом, — позвони там, по обстановке.
— Конечно! Жди меня, и я вернусь… — его голос был так полон энтузиазма, что майор не удержалась от улыбки и, отключая вызов, услышала где-то на заднем фоне завывшую сирену.
Юлия откинулась на диван, прикрывая усталые глаза. Да, день выдался суматошный, но у них были
такие планы на этот вечер, или скорее ночь. С их работой трудно было строить отношения: ну кто ещё будет столь терпеливо ждать тебя с выездов и терпеть звонки в любое время суток, после которых надо было сломя голову нестись на место очередного преступления, и в дождь, и в снег, и в град? Она понимала специфику их профессии, да и Костя был давно с ней знаком, поэтому войти в эти отношения, особенно спустя столько времени невидимой борьбы друг за друга, было не сложно. Но вот сохранить их? В сущности, тоже не было невыполнимой задачей, ведь они работали в одном месте, довольно часто виделись, а с тех пор, как она стала оставаться у Лисицына почти на постоянной основе, проблем в нерабочем общении не было почти никаких. Разве что, отсутствие самого банального — времени. И всё-таки, что-то внутри не давало расслабиться и элементарно наслаждаться тем, что имела. Ах, этот невообразимый «синдром отличницы»!
Горестно вздохнув — пока никто не видит — Юля поднялась и лениво поплелась к столику, где «дышало» вино, и с остервенением впихнула обратно пробку, срывая на ней свою кратковременную вспышку злости. Усмехнулась, глядя на незажжённые свечи и бессмысленно щёлкнула зажигалкой, наблюдая за вспыхнувшими искрами, а после — дрожащим огоньком. Чуть ослабила нажим — и огонёк погас. Может, они с Костей тоже такие — просто вспышка, которая хотела бы стать костром, пожаром, семейным очагом, а по факту — его пустая квартира, в которой она чувствует себя так…одиноко?
Встряхнув головой, она пробежала пальцами по выпавшим локонам и отошла к окну, за которым медленно жил вечерний город, полный машин, огней, случайных прохожих, миллионами других судеб и сотнями преступлений, на которые они должны выезжать. Нет, они далеко не искры на кончике зажигалки, а если так, то газа у них хватит на много-много лет. Уже столько времени, они вроде бы и вместе, потом врозь, и сейчас точно определив, что вместе — отступать глупо, ненужно, да и бессмысленно. Они же знают, на что шли. Если хочешь, чтобы мужчина был дома к ужину, послушно надевал выглаженные рубашки и приносил букеты цветов по праздникам и в качестве извинения возил на море — не встречайся с оперативником. Если хочешь, чтобы тебя вечно ждали как преданный щенок, заглядывали в рот, накрывали на стол три блюда и компот и нянчили вашего четвёртого ребёнка — не встречайся с оперативницей. И вроде, где-то глубоко внутри всё было правильно и так, как должно — «работа превыше всего», по крайней мере, когда у них смены, а у убийц — массовые отравления. А ощущение такое, будто из её жизни отнимают какую-то важную часть, или она просто сама её отдаёт. Всё хорошо, но чего-то не хватало, а чего конкретно — Соколова не понимала. Да и привычки не было — всё в новинку, приесться не успело, да и не могло — они друг друга прекрасно умели развлечь.
Просто всё из-за этого глупого нападения. Почему именно сегодня? Почему именно Костя должен был поехать разбираться со свидетелем или подозреваем? Хотя, если не он, то она, ведь они — после стольких раздельных дежурств и несовпадения графика — снова на деле вместе. Зачем тогда они договорились устроить эту встречу? Да вроде она освободилась раньше обычного, и может у них там какие-нибудь десять тысяч дней со дня знакомства или ещё какая-то глупая дата, и почему у двух взрослых людей романтические ужины, плавно переползающие в страстную ночь, должны вообще быть запланированы, оговорены с учётом всех форс-мажоров?
— А вот потому, что стоишь ты сейчас одна у окна, Юленька, как Ассоль, и ждёшь своего Грея, — пробормотала себе под нос женщина и с досадой отвернулась, задёрнув штору. И вроде ведь понимает, не осуждает, не злится даже, а обида какая-то есть. Глупая, нерациональная, детская. Это словно ешь торт, оставляя украшенную кремом и шоколадом верхушку на самый последний момент, быстро запихивая в себя плохо пропитанный бисквит, да ещё и с черносливом, а в итоге, когда ты уже предвкушаешь, как сейчас возьмёшь ложечкой целую гору взбитых сливок, тебя вытаскивают из-за стола и отправляют спать или ещё куда, так и не позволив насладиться до конца, удовлетвориться нежным вкусом, чтобы было о чём вспомнить, о чём мечтать…
Сигнал смартфона вырвал Юлю из мыслей о том, с каким бы тортом она могла сравнить Лисицына, и женщина быстро метнулась к игравшему аппарату.
— Да? — произнесла она, пытаясь скрыть переполняющее чувство надежды.
— Юль, тут труп похоже, — вот так, без какого-либо предисловия, выдал Костя. Она вздохнула.
— Ясно, — буркнула она, чтобы хоть что-то сказать, — Никифоров?
— Нет, Зудин. Ещё не понятно толком, я скорую вызвал, но, мне кажется, не довезут, так что… Сама понимаешь, мне нужно остаться, осмотреть место преступление, поболтать с этой неудавшейся жертвой, в общем… — досада в голосе Кости была слышна даже сквозь не очень хорошую связь, и Юля вновь понимающе вздохнула.
— В общем, ты там надолго, — закончила она за него мысль, которая была очевидна для обоих, и даже последние крохи надежды убегали, как сквозь пальцы песок, — Мне приехать?
— Да зачем, я справлюсь, — отмахнулся майор от предложенной помощи, — Да и мотаться тебе, снова собираться.
— Ты так уверен, что я разобрана? — язвит Юля в ответ, но как-то вяло, цепляя виноградину и катнув её по гладкой поверхности столика кончиками пальцев.
— Юляшка, ну что я могу сделать? Хочешь, сейчас прям позвоню Рогозиной — а что она спит, когда мы нет? — и возьму нам отгулы, чтобы всё наверстать, их там столько накопилось.
— Ты с ума сошёл? — устало усмехается она, — Посреди расследования? А убийцу кто будет искать? Так она нам их дала!
— Извини, — бормочет Костя, — работа.
— Да знаю я! — вспыхивает Соколова, но тут же успокаивается, — Просто…я расстроилась.
— Я тоже, — всё ещё виновато произносит Лисицын, и они молчат некоторое время, каждый думая о том, что хотели бы оказаться совсем в другом месте с другими людьми, или хотя бы с одним человеком. Наконец, Костя нарушает паузу, тяжко вздохнув в трубку, — Ладно, ты меня не жди, ложись, завтра закроем дело и тогда…
— По-моему, у нас с тобой вечная песня такая, — грустно улыбается Юля, зная, что он всё равно этого не увидит, но сможет почувствовать.
Они молчат ещё некоторое время, и никто не хочет разъединять звонок, эту нелепую невидимую нить, которая сейчас их связывает.
— Юль, — Лисицын первым не выдерживает молчания, да и обстоятельства подгоняют его к более быстрым действиям, —
Юля, — протяжно, почти на распев, интимным шёпотом Костя мучает её имя, и Соколова прекрасно знает этот тон, от которого у неё бегут мурашки по коже.
— Прекрати, — резко, но так же тихо бросает она, и в голосе прекрасно слышна её неуверенность.
— Прекратить что? — произносит он уже почти невинно, но женщина прекрасно может представить выражение его лица.
— Прекрати ухмыляться как довольный кот, думая, что я буду тут страдать без тебя и мечтать о твоём скором возвращении.
— А ты будешь? — оживляется майор.
— Может быть, — уклончиво отвечает Юлия и нежно хихикает.
— Я люблю тебя, — выкладывает Лисицын последний козырь, после которого обычно отпадали все дальнейшие споры.
— Знаю, — срывается с губ женщины вместе со вздохом, как можно спокойней и обыденней.
— Соколова, серьёзно? — она уверена, что мужчина сейчас закатывает глаза, делая вид, будто раскусил её хитрую задумку, — Я тебе тут… А ты!
— Вот приедешь и будешь доказывать, а пока… — Юля соблазнительно ухмыляется в пустоту комнаты, но Костя точно улавливает нотки её голоса и тихо то ли хмыкает, то ли фыркает:
— Есть, товарищ майор!
— Ладно, раньше разберёшься, раньше вернёшься, — прежняя бархатистость женского голоса сменяется на деловой тон, — у тебя ключи-то с собой?
— Да.
— Я буду ждать, но ничего не обещаю. И, чувствую, завтра у нас будет полно работы, так что…
— Даже не переживай и ложись спать. Я достаточно взрослый, чтобы добраться до спальни в своей квартире самостоятельно.
— Ладно, — задумчиво протягивает Юля, а после добавляет, — И, Кость?
— М?
— Я тоже тебя люблю, — шёпотом произносит она и быстро нажимает кнопку отбоя.
Глубоко вдыхает. Да любит, конечно. Его любит, и работу тоже свою любит. Но больше
его— такого родного, предсказуемого и одновременно неуловимого. Она же сама точно такая же, а значит…
работа превыше всего, как минимум, на этот вечер.
Отложив смартфон и сладко потянувшись, Юля подходит к шкафу и с сожалением рассматривает своё отражение в зеркале. Да, пожалуй про «начинает раздеваться» она погорячилась, потому что снимать было почти нечего. Что ж, новый сногсшибательно сексуальный кружевной комплект придётся отложить на неопределённый срок, а пока…удобные трусы и хлопковая пижама. Женщина немного медлит, внутренне борясь с желание сделать несколько провокационных фотографий, но после отказывается от этой затеи, потому что: Лисицын скорее всего сейчас за рулём, а она не хочет создавать аварийную ситуацию на дороге, да и иметь подобные вещи для них довольно рискованно, так как они могут попасть в чьи-нибудь чужие руки, даже если это будут руки начальника компьютерного отдела.
Переодевшись, Юля разбирает стол, возвращая на место бокалы, убирая нехитрые закуски в холодильник вместе с вином и пряча так и не пригодившиеся свечи в ящик. Умывается, избавляясь от остатков косметики, и напоследок, обойдя и проверив газ и выключив свет по всей квартире, запирается на замок, чтобы Костя мог вернуться, не побеспокоив соседей громким стуком в дверь. Забравшись под одеяло, ещё раз набирает сообщение Лисицыну:
Лиса: «Ты скоро?»
Товарищ майор:
«Да»
Товарищ майор:
«Нет»
Товарищ майор:
«Не знаю»
Почти одна за одной приходят ответные эсэмэски и, недовольно поджав губы, Юля выключает ночник и поудобнее устраивается в кровати. Последний писк отвлекает её:
Товарищ майор: «Спокойной ночи, родная»
Юля умилённо улыбается и быстро набрав
«Хочу проснуться с тобой, ясно?», откладывает телефон и, обняв Костину подушку и уткнувшись в неё носом, закрывает глаза.
***
Константин появляется в квартире, когда часы уже перевалили за два часа ночи и почти доползли до трёх. Аккуратно защёлкнув замок на входной двери, он на мгновение замирает, прислушиваясь к звукам в квартире. Совершенно очевидно, что Юлька уже давно спит, впрочем, его этот факт нисколько не огорчает. Пусть хоть у кого-то голова будет светлая, да и можно будет её посадить за руль, а самому ещё немного вздремнуть в машине.
Не включая света в прихожей, мужчина максимально тихо раздевается и проходит на кухню. Опускает на столешницу коробку конфет и, подрезав кончики стебельков, ставит цветы в воду. Слегка озябшие белые розы в тепле быстро раскрываются, источая тонкий аромат. Конечно, Лисицын не был виноват, что их планы были нарушены столь жестоким образом, но всё равно душа требовала хоть один дополнительный повод для радости возлюбленной, и потратить лишних двадцать минут, чтобы заехать в круглосуточный цветочный — не такая уж большая цена за улыбку Юли.
Помыв руки тут же, мужчина открывает холодильник, и волна нежности пробегает внутри, когда он видит тарелку с едой, заботливо накрытую стеклянной крышкой для микроволновки. Правда, ест он, не грея, чтобы опять же не издавать лишних звуков, оберегая и без того чуткий сон Соколовой. Ест быстро, аккуратно, почти на автомате, томимый желанием поскорее забраться в кровать и прижаться к любимому человеку. Но сначала он принимает душ, умывается и только потом осторожно, с кажущейся невероятной для его телосложения ловкостью, проскальзывает в приоткрытые двустворчатые двери спальной комнаты.
Света здесь, естественно, нет, а тонкая полоса рассеянного сияния из неплотно задвинутых штор не даёт никакой существенной информации, но Костя и без того знает расположение мебели, так что добраться до кровати не составляет труда. Сжавшись почти в комок, Юля спит спиной к нему, и её волосы рассыпались по светлой подушке мягким ореолом. Поставив телефон на зарядку и заведя будильник, Лисицын наконец забирается под одеяло и обнимает тёплое тельце, притягивая к себе ещё ближе.
— Боже, Лисицын, где ж ты шлялся-то, — тихо стонет женщина, и голос её чуть хриплый со сна, — Что ж ты такой ледяной-то… — почти жалобно продолжает Юля, но всё равно не отодвигается, а, наоборот, ещё плотнее прижимается к нему голыми ногами, согревая его.
— Остыл. Без твоей любви. — с улыбкой шепчет Костя, осторожно прикасаясь губами к её шее чуть ниже уха. Она же лишь тихонько фыркает и слегка потянувшись, разворачивается к нему лицом.
Мужчина не видит, а скорее чувствует, как она взмахивает ресницами, приоткрывая глаза, и мягко целует его в губы. Явно довольная, Соколова опрокидывает Лисицына на спину, устраивается поудобнее в его объятьях и, закинув на него руку и ногу, утыкается ему в шею где-то под челюстью.
— Который час? — тихо спрашивает она, явно даже не сделав попытки открыть глаза, и её дыхание горячим следом ложится на нежную кожу.
— Три. Четвёртый. — Костя осторожно перебирает её локоны в своих пальцах.
— Хорошо, — едва слышно бормочет Юлия и, причмокнув губами, вновь медленно погружается в сон.
Лисицын невесомо гладит шёлк её волос, слушая её мерное дыхание, и не может скрыть улыбки даже во сне, потому что знает, что настоящее счастье — это после трудного рабочего дня
засыпать рядом с любимой женщиной.
