Играя со смертными

      Леголас улыбается сквозь слезы, осторожно поглаживая Арвен в своих объятиях по спине. Она обнимает его, пожалуй, слишком крепко, будто бы цепляясь за спасительную руку, единственную, готовую помочь выбраться из пропасти, в которую, она, уж так получилось, упала. И продолжает падать до сих пор.       Арвен боится, — ясно как день. Боится потерять, отпустить и вновь остаться одной в каменном чертоге.       Ее волосы подернуты теперь серебряной дымкой, но синие глаза по-прежнему такие же яркие, как и в день их первой встречи. И Леголасу отчего-то внезапно страшно, ощущать себя таким юным по сравнению с нею, даже оставаясь старше на несколько десятков лет.       Арвен не так давно исполнилось три тысячи, но она так стара. Совершенно не по-эльфийски стара в каких-то три тысячелетия, но стара по-человечески.       Она слишком хрупкая, легкая, будто туманная дымка поутру, что развеется с первыми лучами Анора.       — Ариэн там, с ладьи, должно быть довольно забавно наблюдать за нами всеми, — отстраненно думает Леголас, вдыхая слабый аромат ядовитых ландышей и молодой весенней травы, шлейфом следующий за Арвен. — Или скучно. Время идет, а истории имеют отвратительное свойство повторяться. Надоедает наверное.       Арвен смертна теперь; слишком давно, на самом деле. И Леголасу страшно понимать это. Мысль болью отзывается в его старом сердце, стучит набатом в висках, огнем пронзая каждую клеточку тела. Слишком хрупкая, будто фарфоровая статуэтка из первой эпохи. Не в своем времени, не в своем теле, не со своей судьбой, но на своем месте. Там, где должна быть.       Арвен позволила себе загореться слишком ярко, слишком горячо, обжегшись диким людским огнем. Она заигралась в игры со смертными, забывая о том, кем быть должна и кем является с рождения.       Она сблизилась с человеком, человеком великим и прекрасным, пылающим чересчур светло. И, разумеется, обожглась. И теперь медленно сгорала, пылая тем безумным пламенем, что бессмертным не свойственно.       Не пристало эльфам позволять тому огню смертных касаться их; не пристало ступать в их жизни; не пристало чувствовать, помнить не пристало. Не пристало делать все то, что Леголас и Арвен, по глупости и юности своей натворили. Не пристало не жалеть об этом.       Леголас мерно дышит, слезящимися глазами наблюдая за огненной ладьею Солнца, медленно скрывающейся за кроваво-алым горизонтом.       Не должно эльфам стареть, не должно умирать. Любить столь сильно и столь ярко не должно. Ведь любой огонь потухнет, рано или поздно, оставляя вместо себя лишь белоснежную паутинку пепла.       Так потух и Арагорн, просто истаяв в один день. Так совсем потухнет Арвен, медленно затухающая сейчас.       Так, быть может, погаснет и Леголас.       Но, наверное, лучше все же войти в огонь, обжечься, выгорая изнутри и стирая собственную сущность, чем блекло сверкать в ласковых объятиях тьмы всю отмеренную вечность, не так ли?