Ночной гость.

Антон очень устал, часы показывали час ночи, а он все никак не шел спать и стоял около стола у стены в темной комнате. Этой темной комнатой была его спальня, он часто репетировал именно здесь, именно по ночам, когда за окном не так громко шумят машины, когда не так светло. Он часто смотрел в это самое окно, оглядывал стол, но ничего нового на нём каждый раз не замечал. Тот же стакан воды, тот же текст, тот же томик «Дум» Кондратия Рылеева. Шагин вспомнил, как хвастался тем, что у него он выпущен именно в 1825, да и всё ещё на некоторых встречах с друзьями он рассказывал про него с большим огнем в глазах. Правда сейчас этого огня никак не добиться, хотя он очень нужен, а актер сейчас стоял напротив зеркала и пытался идеально отыграть перед ним несколько своих реплик и прочитать стих вышеупомянутого поэта, так как он играет его в одном фильме и должен заново вжиться в роль ради важного интервью. Оно даже не завтра, но Шагин уже хочет чтоб все было идеально. Он выпрямляется, набирает грудью воздух и начинает с чувством — насколько это возможно при его усталости — читать небольшой стих, но где-то на словах про вертлявых муз он остановился и отчаянно вздохнул, поднес ватные ладони к лицу и стал потирать переносицу, жмурясь. Он медленно стал опускаться в свое кресло, но вдруг за спиной прозвучал неожиданно-звонкий голос, и мужчина подпрыгнул от испуга. -…ужасно, просто слушать больно, — первую часть фразы Шагин не услышал, но казалось, что она и не настолько сильно нужна для понимания смысла. — Кстати, здравствуйте, — А незваный ночной гость медленно мерил комнату шагами и сверлил спину хозяина квартиры взглядом, ну по крайней мере Антон этот взгляд точно чувствовал и понимал. — И вы называете себя поэтом и актёром! Позор! — восклицал мужчина за спиной немного испуганного артиста, но не чтобы оскорбить, а чтобы просто упрекнуть. Шагин обернулся и увидел своего почти живого товарища-поэта, который совершенно бесцеремонно ворвался к нему посреди ночи и сразу стал унижать. Антон лишь однажды решил ради интереса и забавы попробовать вызвать дух Рылеева, но кто же знал, что это правда сработает. Кондратий, полностью недовольный тем что его потревожили, хотел начать возмущаться, но Шагин прервал его своим вскриком. Спустя ещё несколько громких звуков, глаз с пять копеек размером и попыток убедиться в том, что с головой у последнего все хорошо, они всё-таки попили чай — Шагин пил чай, а Рылеев пытался взять кружку в руки — и провели оставшийся вечер за рассказами Кондратия про себя и декабристов. С того момента Бес (как его иногда называл Антон) почти прописался в квартире актёра, приходил почти каждую ночь или иногда днём. Он даже позволял себе красть некоторые вещи, шутить на тему того, что Шагин живой и ему нужно спать, но при этом сидел рядом со спящим Антоном с видом крайне зачарованным и мог рядом с ним хоть до утра пробыть, иногда аккуратно щёлкал его в такие моменты по носу и улыбался. Оба чувствовали тягу к друг другу и уют рядом, но оба поначалу не хотели это замечать, а после попросту не признавали и подавляли. Поцелуи в щеку Антон оправдывал тем, что видел такое в исторических фильмах, а это значит, что так делать можно и ничего такого в этом нет. Рылеев не протестовал, но хихикал и иногда сам специально подставлялся под поцелуи, сам же не мог иногда подавить в себе приступы нежности и невзначай касался ладоней или волос Шагина, но никто из них вслух не решался говорить про чувства. В молчании и тихой неизвестности им было лучше. — Вы стихи зачем учите? — Рылеев, гордый даже сейчас и со сверкающими глазами, всё-таки подошёл к Антону и встал напротив, завел свои руки за спину, сцепляя их в замо́к. — Простите, а как давно вы здесь? — поинтересовался вполне логично артист, на что Кондратий рукой показал жест «немного». Шагин всё-таки упал в кресло и снова устало вздохнул. — Так вот… У меня интервью через несколько дней, я стихи… — У вас что? — перебил его призрак и явно задумался — Простите, я никогда не слышал этого слова. — пояснил он спустя секунду и опустил взгляд в пол. — Беседа про разные вещи, ну в этот раз про тот сериал. Мне будут задавать вопросы, а я буду отвечать. Ну и хочется как-то вые… Просто показать, что я очень люблю этого персонажа и чувствую его, — Антон коротко улыбнулся, когда чуть не выругался при Рылееве. Не очень хотел сейчас вот так выражаться при госте, а ещё его мозг теперь даже ругательства считал смешными из-за своей усталости. — Вас то есть. В комнате повисла тишина, а Антону воздух стал казаться густым, но это было даже приятно сейчас. Гость молчал и был как-то особенно серьёзен, за окном все так же чуть стихло, а теплая атмосфера вкупе со всем этим давала Шагину возможность немного отдохнуть от лишних звуков и чуть задуматься, но ненадолго. Кондратий быстро подошёл ещё ближе, схватил мужчину за плечи, поднял с кресла, резко развернул лицом к зеркалу и спиной к себе и взял в руки листок со стихом. Артист совершенно ничего не понял, но когда призрак громко и четко сказал ему «читай», то он был немного даже ошарашен и словно очнулся. — Придется тебя учить… — усмехнулся он и стал смотреть на Шагина в зеркало, в котором он сам не отражался. Резкие переходы на «ты» уже никого из них не смущали, это иногда даже давало сильный вес словам и просьбам, как и сейчас. Антон постоял в раздумьях ещё несколько секунд, а затем неуверенно набрал воздуха в грудь, начал читать: «Хоть Пушкин суд мне строгий произнес, И слабый дар, как недруг тайный, взвесил…» Рылеев кивал и следил за мимикой Шагина. «Не от того, Бестужев, ещё нос Я недругам в угоду не повесил.» Кондратий внимательно слушал, а после протянул руку к руке мужчины, что сейчас активно то поднималась, то опускалась в такт словам. Призрак своей прохладной и лёгкой ладонью взял запястье рассказчика и чуть поднял его руку, сгибая. — Так вы будете выглядеть не таким деревянным. Двигайте руками поактивнее, Тоша — сказал он где-то рядом с ухом Шагина, от чего последний вздрогнул и прервался, при этом очень надеясь на то что стук его сердца не раздавался по всей комнате. «У него то точно таких проблем не возникает» — пронеслось у него в голове и он улыбнулся. — Читайте же! Повторяйте первое четверостишие, работайте сначала над ним, а там уже над оставшимися будет гораздо легче работать. — потребовал автор стиха. Антон был недоволен, но вздохнул и начал читать снова, но в этот раз стараясь действительно не выглядеть «деревянным». Возражать Кондратию Фёдоровичу — себе дороже. «Хоть Пушкин суд мне строгий произнес И слабый дар, как недруг тайный, взвесил, Не от того, Бестужев, ещё нос Я недругам в угоду не повесил.» — Тоша, душа моя, может быть ты хотя бы попробуешь читать хорошо? — спустя несколько минут повторения одинаковых строчек Кондратий прервал его снова и криво улыбнулся. Разумеется он понимал, что Шагина это может выбесить, но сейчас он не выглядел способным на злость. — Плохо получается? — скорее безэмоционально ответил мужчина и хотел было снова сесть, но Рылеев положил руки ему на плечи и поднял его обратно — Кондратий Фёдорович, дайте мне отдохнуть, ну видите же, что я не могу больше повторять одни и те же слова! — возразил он и отцепил от себя поэта. — Могли бы сейчас тихо сопеть в кровати, а вместо этого до часа ночи стояли перед зеркалом и пытались отрепетировать вообще не нужное вам на этом… Ну, то странное и вычурное слово… Стихотворение. А если начали, то следовало бы и закончить! — Рылеев вглядывался в лицо Шагина и бесстыдно рассматривал его — Умойтесь, взбодритьесь, а потом продолжим. — Да к чёрту, я так смогу прочитать… — с лёгким недовольством ответил Антон. Ему захотелось прочитать этот чёртов стих и просто пойти спать, наплевав на гостя. Он снова развернулся к зеркалу и стал громко читать, уверенно настолько, насколько он сейчас мог. Он жестикулировал, пытался отдаться этому стихотворению, четко произносил слова. В этот раз Рылеев смотрел на него с неподдельным удовольствием, но все равно постоянно словно хотел прикоснуться к нему и прервать, хотя всё же не делал этого до самого конца. «Слетит порой толпа вертлявых муз, И я вдруг сделаюсь поэтом!» Антон завершил и поклонился сам себе. Кондратий за спиной тихо засмеялся и пару раз хлопнул в ладоши, но даже в этот раз, когда актер чуть ли не задохнулся перед своим отражением, он нашел к чему придраться. — Браво-браво, но вот на словах про любовь к общественному благу вы будто погасли, мой милый друг, а это только середина стихотворения. — Кондратий на пару секунд опустил голову на плечо Антона, но поднял, как только почувствовал напряжение последнего — Давайте снова. — Кондратий Фёдорович! — схмурился артист — Давайте будем честны, я прочитал идеально! — Нет, вы в некоторых местах были недостаточно эмоциональны. — Да какого хе… — хотел было простонать Шагин, но его прервали. — Не сквернословьте! Вы не перед своим другом. Я великий поэт, а не товарищ по бутылке. Как вы можете переходить на такой язык при мне! — Рылеев не считал такие выражения уж чем-то из ряда вон выходящим, но сейчас хотел показать этому человеку свое место, а то иначе его не переспорить. — господин литератор, если вы такой великий и умный, везде всё знаете и понимаете, то почему бы вам самим не прочитать? — всерьез начал злиться Антон — А я пойму к чему стремиться тогда. — Мне же не сложно прочитать. Но поймёте ли вы всё в таком настроении и состоянии? — усмехнулся он и чуть отошёл, встал посреди комнаты. Мужчина взял листок на всякий случай, прокашлялся и начал читать. С чувством, выделяя слова, взмахивая руками, меняясь в лице и горя глазами. Рылеев, обычно низкий и не совсем приметный, сейчас стал словно больше и значительнее. Он читал по-своему и это его «по-своему» действительно очаровывало и приковывало взгляд и уши только к нему. А может быть Антону так только показалось, но это всё же не отменяло того, что он с приоткрытым ртом сидел и внимал каждому слову, пока сердце пропускало удары, но, увы, стихотворение быстро закончилось, а Кондратий так же очаровательно поклонился и стал ждать реакции. — Безумно красиво. — это было всё. Мужчина больше не смог ничего из себя выдавить, он просто подтянул поэта к себе и застыл. Артист набрал воздуха в грудь и решил сказать всё как есть — Нет, это правда. Правда очень красиво. Я в восторге, я… только из-за такого вашего чтения не отходил бы от вас никогда. — Антон взял ладонь Рылеева в свою и неловко сжал её — Сейчас скорее всего не лучше время, а это не лучшее место для таких признаний, но будь я женщиной — отдался бы вам без остатка. — скомкано и словно стыдясь признался актёр — я не силён в красивых признаниях, простите… Можете смеяться, уходить, но я к вам далеко не равнодушен. Вы это знаете, я вижу, я давно себя выдал, мне теперь уже нечего терять… Можете ничего не отвечать, мне нужно было просто сказать это, — Шагин опустил взгляд и закусил губу, сжимая руку Рылеева в своей чуть сильнее. — Пол играет для вас большую роль? — почти шепотом спросил Кондратий и неловко шагнул навстречу Антону. Теперь их лица были непозволительно близко, и оба могли поклясться, что они чувствуют дыхание. Рылеев был мертв, но он словно только что научился дышать только ради этого момента. Шагин провел ладонью по ткани красивого и аккуратного, приятного пиджака Рылеева, от его пояса и до шеи, а после неуверенно накрыл его губы своими, кажется, испуганно и неуверенно, немного поглаживая рукой его шею. Кондратий переместил свою руку ему на аккуратную талию, а вторую поднес к щеке. Удивительно, что более уверенным выглядел именно призрак, а в поцелуе теперь вел Шагин. Он запустил свою руку в кудрявые и густые волосы декабриста, стал прикусывать его нижнюю губу и прижимать к себе Кондратия настолько сильно, что у того подкашивались ноги. Последний пытался взять всю инициативу и верховенство на себя, но каждый раз слабел под очередным быстрым поцелуем в кончик носа. Оторвавшись друг от друга из-за отсутствия воздуха они стояли немного не верящие, но у обоих было что-то блестящее и счастливое в глазах. — Неужели, ха… Неужели я просто должен был прочитать стихотворение?.. — решил пошутить Рылеев ещё не отдышавшись, и Шагин засмеялся, кладя голову ему на плечо. — А вы почитаете ещё? — с улыбкой на лице и надеждой в глазах спросил Антон. Кондратий потащил его на кровать, усадил рядом с собой и стал шире улыбаться. — Если вы захотите. — пожал он плечами — Но сейчас вам точно нужно выспаться. — А вы? — А я уйду, — второй раз пожал плечами поэт. — Постойте, то есть вы бросите меня на целый день после вот того что было? — спросил актер, хмурясь, быстро меняясь в лице. — Не совсем. Вы лучше ложитесь, вы устали, я вижу. — Кондратий выпорхнул их спальни, оставляя Шагина одного, да ещё и недовольным, отчасти обиженным. Он тихо выругался, всё-таки он сегодня открыл душу перед кем-то, а этот кто-то смеётся и сразу же уходит, словно обманывая. Но мужчина всё же неторопливо разделся, а во время процесса постоянно бубнил себе под нос и ругался. Поэт лег и отвернулся к стене. Не верящий в произошедшее —коленки даже лёжа дрожали, а на губах оставался необычный привкус, руки тряслись даже хуже ног, но больше всего недоумевал мозг эмоционально вымотанного поэта— и не понимающий исчезновения Рылеева. Декабрист появился так же тихо, он был с книгой в руках. Мужчина на цыпочках подошёл к кровати, не ней уже мирно сопел Антон, уселся на нее спиной к стене, с минуту посмотрел на спящего мужчину, а потом запустил руку ему в волосы и открыл «Антоновки».