вычитание

***

      они слишком разные. вот серьезно, вдумайтесь только — импульсивный, эгоистичный Фрейзер, который задрал нос к верху так сильно, что не видит куда идет, попадая туда, куда явно не собирался — впросак, и достаточно тихий Борис, спокойно шагающий по жизни со своим специфическим чувством юмора с сильными этническими оттенками из-за большого «послужного списка» мест, которые когда-то назывались им домом.       Фрейзер не впирал Борисовские приколы про хлеб и сахар, не понимал почему нужно derjat' hvost pistoletom и нахрена Борису хранить деньги под матрасом, если можно кинуть на карту, ну, или, там, в кошелек.       но как бы дерьмово ни шло понимание некоторых моментов друг в друге, им было круто рядом. вместе. Уилсон становился более спокойным рядом с рассудительным, если так можно его описать, Павликовским, который свисая головой с кровати, стабильно час в день уже на протяжении недели читал «Идиота». сам он идиот, — как-то буркнул про себя Фрейзер, но сам же себя отчитал, мол, да кому ты врешь.       Павликовского же все это по началу немного раздражало (иногда даже сильно), но одновременно с этим интересовало — Фрейзер по неведомым причинам притягивал его как магнит другого полюса (и он точно красный — южный!), поэтому Борис ничего не мог с собой и со своей кошачьей природой сделать, начав с ним общаться.       общаясь уже два месяца, они набегами атаковывали библиотеку на военной базе, зачитываясь вусмерть стихами; рассматривали звезды, пока лежат на газоне между чужими домами при полной луне, на небе ни облачка за все эти дни, а автоматическая поливалка неожиданно включалась — каждый час, — и они смеялись, размазывая мокрую землю об руки и штанины друг друга.       Бориса бесил Фрейзер, а если точнее, то Уилсон будто камень о камень бил, создавая искры и распаляя Павликовского, который, в принципе, и так не был ледышкой, но не по сравнению со вторым.       при их почти первом (и не только первом) знакомстве Борис знатно так въебал Фрейзеру, разбив тому губу, за огрызания в свою сторону и сторону любимого бордового свитера, подаренного отцом — да мне насрать, что на дворе июль! пошел нахуй. — но сейчас они лежат в лодке, Бориса немного укачивает, и он почти спит, развалившись в лодке среди упаковок сока и крошек от печенья, расстаяв в природной тишине, нарушаемой лишь течением речки, как вдруг чувствует железный вкус. вкус запекшейся крови на нижней губе Фрейзера, целующего его пока они лежат валетом, кажется слишком знакомым, будто он прикасался к этим разбитым губам всю эту и прошлые жизни, и Павликовский улыбается, чмокая уголок губ. он притягивает пытающегося встать чтобы размять конечности Фрейзера за затылок и вновь целует, посасывая нижнюю губу, из которой снова начала идти кровь, но никто из них на это не обращает должного внимания, ведь они всего лишь слишком увлеченные процессом подростки.       — мы же друзья? — Фрейзер отодвигается на пару миллиметров, но рука на его затылке снова давит, притягивая.       — ага. — поцелуй.       — точно? — языком по не́бу.       — да точно-точно, зуб даю. — ну вот, снова что-то непонятное. нафига ему его зуб?       — это игра на вычитание, фрейз.       — выживание. — поправляет он.       — ага, именно.