***
— Дима, отличные новости! — сообщил Голованов, когда Красавченко зашел в кабинет начальника. — Только что звонили из больницы! Володе стало лучше. Появились рефлексы, а главное — его сняли с аппарата искусственного дыхания! — Голованов говорил очень быстро — видимо, эмоции взяли верх. Появилась надежда. Впервые за месяц. — Это и правда отличные новости! — Дима тоже не мог сдержать эмоций и чуть не заплакал. — Можно я к нему поеду? Буквально на час! Я должен его увидеть! — Черт с тобой. Иди. Только недолго, ты мне еще нужен будешь. Красавченко, похоже, не слышал того, что сказал Голованов. Едва получив разрешение, он побежал в кабинет, достал из ящика очередную книгу, схватил с вешалки плащ и побежал к машине. В больнице он оказался через час. Показал охране документы и прошел внутрь. В палате было все так же, только трубки в горле Кузи уже не было. Ее заменила кислородная маска. Аппарат ИВЛ был отставлен в сторону и теперь не было устрашающего звука его работы. — Ну привет, Кузя, — ласково сказал Дима, садясь на стул. — Доктор сказал, что тебе лучше. Пожалуй, это лучшая новость за последние недели. Совсем забыл! — Дима хлопнул себя по лбу. — Я же еще книгу принес. Почитаю тебе, пока вредные доктора меня не выгнали снова. — Он похлопал по руке Кузю и внезапно почувствовал, как тот сжал пальцы Димы. Настолько слабо, что капитан не был уверен, что это и вправду было. Открыв книгу на первой странице, он приступил к чтению. Читал он около часа и, наверное, читал бы еще столько же, если бы не услышал тихий голос: — Дима, заткнись. Голова болит… — Кузя закашлялся. От неожиданности Красавченко уронил книгу на пол и перевел взгляд на Кузю. Его глаза были открыты, и он мутным взглядом смотрел на друга, словно не понимал, что происходит. Только кислородная маска была немного сдвинута. Кузя попытался ее снять, чтобы было удобнее говорить. — Кузя… — одними губами прошептал Дима и, вскочив с места, выбежал в коридор. — Врача! Скорее! Он очнулся! Врач вместе с медсестрой прошли в палату, попросив Диму выйти, пока они будут осматривать больного. Красавченко нехотя вышел, хотя не хотел оставлять Кузю одного. Просидеть в коридоре пришлось без малого час, прежде чем доктор и медсестра покинули палату. — Я могу зайти? — тут же спросил Красавченко. — Недолго. Минут десять, не больше. Больному сейчас нужен покой. И еще — у парня частичная амнезия: он не помнит, к примеру, имени своего отца, а также обстоятельств травмы. Вы попробуйте с ним побеседовать, позадавать наводящие вопросы. Вас, насколько я понял, он помнит. Вы ведь Красавченко Дмитрий? Красавченко кивнул и вернулся в палату. Кузьмин лежал, прикрыв глаза, но с лица исчезла та маска, которая была на нем в течение всего месяца, что он провел в коме, но на ее смену пришла гримаса боли. Кузя глазами словно просил Диму помочь. — Кузя, я так рад… — Дима не смог сдержать эмоций и расплакался, рухнув на колени возле кровати и уткнувшись лицом в живот Кузи. И он тут же почувствовал, как друг осторожно гладит его по волосам. — Дим, не плачь, все же хорошо. Только у меня очень болит голова… — совсем тихо сказал Кузьмин. — И я совсем не помню, что произошло. — Надо ребят обрадовать. — Дмитрий поднял заплаканное лицо на Кузю и ободряюще улыбнулся. — Они будут рады, что ты очнулся. — Каких ребят? — спросил парень. Он постепенно осознавал, что не помнит почти ничего: ни кем работает, ни друзей, даже где живет. Ему стало страшно. — Ты что, никого не помнишь? Ни Тимура, ни Павла Ильича? А Тоху и Борисыча? Как так? Кузя лишь слабо покачал головой, но тут же почувствовал, как Дима сжал его руку. — Главное, что ты жив. А память… вернется, Кузь. Парень слабо кивнул и снова прикрыл глаза. Сил больше не осталось. Ужасно хотелось пить. Красавченко, словно прочитав мысли, смочил тампон в бутылке с водой и осторожными движениями принялся смачивать губы Кузи. Доктор пока, к сожалению, не разрешил давать ему воду. — Мужчина, вам пора, — сказал доктор, вернувшись в палату. — Завтра придете. Если хуже не станет, дня через два переведем в общую палату.***
Домой Дима впервые за долгое время приехал в хорошем настроении. Подумать только, Кузя пришел в себя! Он жив! Дома он схватил на руки Дашу и закружил ее по комнате, счастливо смеясь. — Даш, представь, Кузя в себя пришел! Он поправится, он будет жить! — Рада за него, — ответила Даша. В голосе были нотки равнодушия, но Дима привык. Все-таки она никогда не ладила с Кузей. Но они терпели друг друга ради Димы. Дима отпустил Дашу и сел в кресло. — Правда, мы надеялись, что когда он очнется, сможет рассказать, кто его толкнул, но он ничего не помнит о том дне. Так что будем ждать и искать. — Так, может, он сам упал? — предположила Даша? — Такое в голову не приходило? — Юрьич сказал, что нет. Его толкнули. Не факт, что умышленно, но то, что он упал не сам, — очевидно. Мы найдем эту мразь, это лишь вопрос времени. Сейчас главное — вылечить Кузю. Даша ничего не ответила. Она молча легла в постель, терпеливо ожидая, пока Дима уляжется. Красавченко, прижав к себе Дашу, впервые за долгое время смог спокойно уснуть.***
Когда на следующее утро Красавченко приехал в больницу, чтобы повидать Вову перед работой, он обнаружил в палате Голованова. Тот сидел возле кровати больного, что-то показывая на телефоне. Сам Кузьмин наполовину сидел, наполовину лежал на постели и с живым интересом рассматривал то, что ему показывал начальник. — Андрей Борисович, здравствуйте, — Дмитрий поприветствовал начальника. — Что это вы делаете? Голованов отошел ненадолго от Кузи и шепнул: — Моя дочь прочитала в Интернете, что человеку, потерявшему память, нужно показывать фотографии, рассказывать о событиях, которые происходили до амнезии. Тогда он быстрее все вспомнит. — И как? Помогло? — поинтересовался Дима. — В общем-то да, — ответил подполковник. — Начинает понемногу вспоминать ребят. Пока только отдельные детали, но ведь вспомнил. Как, например, он Снегурочкой был с Пашей. — Ну и отлично. Завтра надо еще принести. Жалко, что я старый телефон потерял, не успел еще фотографии с облака в новый закачать. — Вот тебя он как раз и помнит, — ответил Голованов, поворачиваясь обратно к Кузе. Когда мужчины вернулись к койке, Кузя уже успел уснуть. Дима подошел к нему, и заботливо поправил сползшее одеяло и погладил его по руке. — Ну все, Дим, идем. Не будем мешать. Пусть Володька сил набирается. Я тебя сегодня пораньше отпущу, чтобы ты вечером поехал повидался с ним. Дима согласно кивнул. Будить Кузю ему не хотелось, поэтому он ушел из палаты вместе с Головановым.***
В целом рабочий день пролетел быстро, и после окончания смены Дима поехал в больницу, надеясь, что получится с Кузей пообщаться подольше. Однако, зайдя в палату, он обнаружил, что та пуста, а койка застелена свежим бельем. С трудом поборов панику, он нашел лечащего врача Кузи. Тот успокоил: — Мы не успели сообщить. Кузьмина два часа назад перевели в общую палату. Нейрохирургическое отделение. Пятый этаж. Номер палаты уточните там. — Не рано? Он только из комы вышел. — Дальнейшее пребывание здесь негативно повлияет на эмоциональное состояние парня. Всю необходимую терапию он получит в отделении. Вы не переживайте, там хорошие доктора. Они контролируют ситуацию. Убедившись, что все хорошо, Дима поднялся на нужный этаж, спросил у медсестры на посту номер палаты и прошел в нее. Эта палата существенно отличалась от палаты реанимации. Она была такой же небольшой, но в ней было шесть коек, четыре из которых были заняты. Все больные были, судя по всему, достаточно тяжелыми, однако стерильностью подобной той, что была в реанимации, даже не пахло. «И доктор еще что-то говорил про эмоциональное состояние» — подумал Дима, протискиваясь между койками к нужной. — Дима! — Кузя счастливо улыбнулся, когда увидел друга. — Я утром приходил, но ты этого не помнишь, наверное. — Дима сел на стул и взял Кузю за руку. — Ну как ты, дорогой? — Без уколов очень болит голова. И… очень пить хочется. Доктор разрешил… Красавченко взял с тумбочки бутылку воды, перелил ее в стакан и, осторожно приподняв голову Кузи, принялся его поить. Парень сделал несколько жадных глотков, после чего опустился обратно на подушку. Его глаза начали закрываться, но он всеми силами боролся со сном. Хотелось подольше побыть с Димой. Ведь Красавченко, не заходя домой после работы, пришел в больницу явно не для того, чтобы смотреть, как он спит. — Я хочу домой, — тихо сказал Кузя. — Здесь страшно. — Я знаю, Кузь. Потерпи немного, тебя еще подлечат и потом домой. — Красавченко снова взял его за руку и осторожно погладил ее. В этот момент в палату вошла медсестра. Дима ее узнал. Он видел эту женщину на следующий день после того, как Кузя оказался в реанимации. Тогда она была очень подавлена, и Красавченко не решился с ней заговорить. Она лишь поблагодарила мужчину за то, что тот присмотрел за ее дочерью. — Дмитрий, — медсестра улыбнулась, — вот так встреча! Это, значит, ваш друг? Рада, что он выкарабкался. Мы тогда так и не познакомились. Меня Рита зовут, я закреплена за этой палатой. Кузьмин почувствовал, что голову пронзила резкая боль. Последнее, что он услышал, — голос медсестры: — Врача, срочно! — затем раздался звук удаляющихся шагов. — Я расскажу все Диме! Он должен знать! Я не позволю им манипулировать. — Ты не посмеешь! Он никогда тебе не поверит! Отойди с дороги. — Ну уж нет, Даша. Я звоню в полицию. Дима все узнает, узнает, кто ты такая! — С дороги уйди! — не своим голосом закричала женщина. Она резко толкнула парня. Тот вскрикнул, пытаясь удержать равновесие, но не смог. Последнее, что он почувствовал, — это сильная боль в области затылка, а дальше темнота… — Кузя, ты в порядке? — Дима испуганно потряс его за плечи. — Да. Дим, я кое-что вспомнил. Какая-то женщина, мы с ней поссорились. А потом… она столкнула меня с лестницы.