С корабля на бал

Сигаретный дым стелется на потолок, тонкой струйкой сбегая из квартиры через щелку приоткрытого окна, после чего также спокойно и медленно опускается на пол и почти незаметно рассеивается по квартире, отчего остается только запах табака. Сигарета смотрится шире бледных пальцев, коими была зажата. Поэтому даже зажимается с трудом. Кто посмотрит на такие руки и запястья, сразу же задастся вопросом, а ест ли этот парень вообще, а даже если и ест — то что. Если посчитать, то сигарет в день уходит больше, чем какой-либо пищи, что находилась в холодильнике. Тесная кухня выглядит тускло; освещение обеспечивает лишь уходящее за горизонт солнце; дело близится к сумеркам. Возгласы дворовых мальчишек, смех компаний на скамейках, беседы сверчков — составляющие тишины летнего вечера одного из тысячи спальных районов серой России. В душе наступает тишина, умиротворение с пребыванием в организме яда в виде пара. Такие вечера были удовлетворением для самой души русского. Ибо выходил он на улицу редко…И это не из-за того, что он боялся возлюбленного. Он больше боялся того, что потом его будут обсуждать из-за всякий ссадин, царапин и ранений. А любимый человек будет ругаться. Любимому будет стыдно. Ведь парнишка всем рассказывает, какая у них прекрасная совместная жизнь в одной квартире. Мужчина упустил тот момент, когда сигарета стала для него чем-то большим, чем свертком бумаги с табаком внутри. Сейчас никотиновая трубочка — это то, что помогает сплюнуть горький комок сожаления и напряжения, поднявшийся из груди к горлу, перекрывая кислород и мешая дышать. Это то, что мужчина берет сразу же, когда на душе становится как-то тяжело и тревожно, будто бы вот-вот и произойдет что-то. А ведь происходит. И поэтому даже какое-то удовольствие не спасает его, не хочет… Сливовые глаза поблескивают в силу яркости заката и прозрачных слез, вот-вот покинувших уголки мокрых очей. Последний луч солнца бегло заглядывает в окно пятиэтажки, освещая фигуру на подоконнике и сразу убегает, лишь затронув синеву на бледной коже: из-под обвисшего свитера на теле, показывались многочисленные синяки и ссадины. Фёдор опускает голову, рассматривая контраст чуть ли не черной синевы и белой кожи, рассматривает грызанные им ногти и моментально этому кусает пораненную губу, делая глубокий, такой успокаивающий вдох и сразу же после этого выдох, задерживая дыхание, чтобы прийти в себя. Федор совсем не поменялся. Такие же длинные волосы. Такая же бледная кожа, такое же худое тело… Но испорченные участки не дают ему покоя и он уже и сам не помнит, когда в последний раз смотрел на себя в зеркале и улыбался красоте. Сейчас на тумбочке с зеркалом стоят лишь мази, бинты, какие-то крема, чтобы снять боль или опухоли. Давно он возлагает надежды на лучшее в сторону виновника его повреждений; давно он попал в яму абьюза, после начав копать ее самостоятельно, пока не появилась вода и он не начал тонуть. И было ли желание прекратить все это? Были только мысли и надежды на какой-то свет в будущее… « Как я... - Фраза была брошена в пустоту, после чего сказавший эту фразу слегка катится по стене и сплетает собственные пальцы, губы поджимая. - Дошел до этого...» - Голова запрокидывается назад, тело расслабляется, безжизненно замирает в тишине. В мире очень миллионы девушек и парней, которые страдают от рук абьюза. Кто-то может выбраться. Кто-то действительно берет себя в руки и становится таким же холодным, несмотря на то, что любит, только для того, чтобы спасти себя и свою шкуру. Просит помощи. А кто-то просто не выдерживает и все заканчивается самоубийством. А может и не самоубийством, а убийством. Эти два человека любят друг друга. Возможно. А может это просто привязанность, спасение, а для кого-то удушение. Но каждом есть свой плюс. Свой плюс, который никто не поймет, пока сам не почувствует на своей же коже. Днем Федор думает план побега, пока его любовник отсутствует, а ночью… а ночью тяжело дышит, царапает и без того красные плечи и выгибается в спине, которая болит от ударов, что производились, не объясняя свой поступок еще вечером по приходу. Ему не нравилось это. Но и прекратить по щелчку пальцев он не мог. *** Практически в полной тишине слышались лишь сбитое дыхание, всхлипы, шорох. Парень лежал в углу комнаты, на ледяном полу, свернувшись в крохотный комок и смотря мутным от слёз взглядом куда-то вперёд на тёмный силуэт. Боль во всём теле была невыносимой, хотелось выть, рыдать, чтобы приглушить это, чтобы хоть кто-то услышал и помог. Нет. Нельзя шуметь. Нельзя казаться слабым. Брюнет должен терпеть это. Он сильный. Он справится. Рано или поздно, но справится. - Вы только посмотрите на него, бедный-бедный Фёдор! Ну и чего ты валяешься? Вставай! - Тихо и недовольно хмыкнул мужчина , в один миг оказываясь рядом с брюнетом. Дрожь. Тишина в ответ его не устраивает, он, хмыкнув, резко ударил ногой Фёдора в живот, отчего из уст парня вылетел скулёж от боли. Бедный Достоевский скрутился от резкой боли, едва слышно заскулив и сразу попытавшись подняться. Первая попытка не увенчалась успехом, и завалился обратно на пол, тихо всхлипывая. Брюнет никогда не любил показывать свои слабости, никогда не любил казаться беспомощным. Он оперся руками о стену и, глотая слёзы, поднимался на ноги, что сейчас так дрожали от слабости. Опиравшись спиной на стену, он поднял холодный взгляд на свой «предмет любви» и едва слышно шмыгая носом, выжидаемо смотрит. Грубые и большие руки сжимались на чужом горле, сейчас только тихое кряхтение и всхлипы брюнета разбавляло тишину их квартиры. Фёдор цеплялся за чужие плечи с каждым разом ещё сильнее, с каждым сильным нажатием на горло из уст парня выходил новый, ещё пока не громкий хрип, а вместе с ним и кашель от першения в горле. По его щекам текли горячие слёзы, он видел лицо своего «любимого» человека, который так сильно сжимал его горло, на его лице были лишь злость и ненависть. Он снова сорвался на невинного человека, на человека, с которым прожил столько лет. Столько счастливых лет... - Х..-.х-ва..-.кха.-.. ватит..- Еле проговорил Фёдор, сжимая плечи ещё сильнее в надежде, что мужчина придёт в себя и остановится. Воздуха уже слишком мало. Казалось, ещё чуть-чуть и рука шатена полностью перекроет дыхание, а следом пойдёт и потеряла сознание. Он смог остановиться, но мучения на этом не закончены, его «любовь» решает на этом не заканчивать, а наоборот, огонь и азарт внутри все кричат, что хочет большего. Он резким движением берёт за талию брюнета и переворачивает на живот, не давая передохнуть партнёру, а наоборот, сжимая за шею в стену сильнее. В один миг возлюбленный откидывает брюнета на кровать, их кровать , на которой они проводили милые вечера в обнимку, а сейчас же... Сейчас на ней происходят муки. Он не останавливается на начатом, он продолжает. - Б-блять, прошу тебя, хватит...- Тихо говорит брюнет, вжимаясь в простыни; его бёдра болят, невыносимо. Пальцы настолько слабы из-за боли в запястьях, что уже даже простынь сжать чертовски больно. - Я не давал тебе право на слова, молчи и терпи. Ты заслужил. - Резким рывком подтягивая чужое тело к своему паху и прогибая ещё сильнее чужую спину. Стон боли пронзает уши отчего хочется большего. Почему он это заслужил? Что он уже сделал не так? «Я делал так, как он сказал. Тогда почему я должен терпеть это из-за дня в день?» Брюнет задавался этими вопросами каждый раз, когда попадал под горячую руку «возлюбленного». Он буквально умирал, каждый удар, каждая жаркая ночь, каждая трата нервов сокращала его жизнь. Он был тяжело болен, никто кроме его близкого друга не знал об этом. Брюнет скрывал эту болезнь от всех, не хотел, чтобы кто-то знал. Лекарства, которыми он будто только и питался, не помогали, только приглушали боль. Каждый день он думал о том, как в один день просто умрёт от рук любимого человека, отчего на душе становилось ещё хуже, всё внутри сжималось, хотелось кричать и реветь. - Тебе же нравится, хватит сопротивляться. Скажи... - Он ещё сильнее прижимает парня к кровати, шепча на ухо. - Просто признай это. Нет, ему не нравилось, ему было невыносимо больно. Он устал терпеть это. - Прекрати, мне бол...больно...- Через тяжёлое дыхание и болезненные стоны произнёс Фёдор. Ещё чуть-чуть и он был готов сорваться на крик. Прекратить? Как говорится, надежда всегда умирает последней. Возлюбленный только сильнее начал вбиваться в брюнета, сжимая чужие запястья до синяков. Конец. Он устал от этого всего, он хотел быть во времени, когда у них были нежные и милые отношения, свидания, походы в кино, но не его истерзания почти каждую ночь, из-за которой он и встать не мог. Он сейчас лежал рядом с человеком, из-за которого хотелось только умереть, ему не хотелось жить, когда рядом он. Руки дрожали, слёзы вновь текли по щекам, нельзя шуметь, ничего нельзя. Брюнет ловит свой шанс, шанс побыть одному. Встаёт с кровати, направляясь в ванную комнату, где проводил почти всю ночь в тишине и покое. Парень смотрел на себя в зеркало - мерзость. Его жизнь пошла под откос: шея, плечи, запястья, всё тело было в синяках, укусах, кровоподтеках, засосах, царапинах. Уродство. - Ненавижу...- Шёпотом поговорил брюнет. - Ненавижу, ненавижу, ненавижу.... «Я сильный. Я справлюсь.» Эту фразу брюнет повторял изо дня в день каждый раз, когда на него снова срывались, снова делали больно, врали. *** Все бы ничего, но от звука царапающего замочную скважину ключа хотелось оглохнуть и забиться куда-то в пещеру, где его не услышат и не увидят. Чувство неопределенного страха и фантомной боли расцветало в груди вьющимися розами, заставляя сердце сжиматься, чтобы их острые шипы не так глубокого проникали в душу. Достоевский спешно просовывает сигарету в щелку окна; с наигранной радостью, за которой скрывается опасение, смотрит в проем меж кухней и коридором. - А ты вернулся раньше, чем говорил. - Уголки губ, сидящего с трудом, поднялись в знак приветствия мужской фигуры, появившейся в дверном проеме. По улыбке было трудно определить, насколько ему ужасно. А если всмотреться в глаза мужской фигуры, то можно увидеть ночные избиения в зеркале. И от этого проходит дрожь по коже. - Хотел подловить тебя. Вдруг ты тут безобразничаешь. - мужчина хихикает, приближаясь к Федору, легко целует того в лоб, после с брезгом отстраняясь. - Федор? - Да? - Курил? - Ам-м? О чем ты? Я же давал обещание, как я мог.. - Не паясничай. Пауза и секундное молчание. - Я не курил. - Врешь. Стоящий моментально меняется в лице, на котором сейчас играет истинное недовольство. А может даже и злость. Казалось бы, брюнету будто бы нравится, когда его бьют и кричат на него, что он не слушает и не выполняет того, что ему говорят. Шатен даже не думает о том, что говорит или делает. В его глазах появляется только власть и чего-то другого ему не нужно более. - Мы же договаривались, Федор. - Я не вру. Вместо ответа звучит хлопок широкой ладони о бледную щеку. Доврался. Гримаса виновного застывает, принимая стыдливый вид, но все портит оскал, что так настораживает мужчину. Такое поведение со стороны любимого заставляло думают, что он виноватый. Но если начинать копать саму ситуацию, то можно понять, что Федору нужна помощь и он совершенно ни в чем не виноват. - Это ещё что? Неужели протест? Бунт на корабле, да? - Усмешка, с которой Федора приподнимают за воротник свитера, явно войдя в азарт, раз токсичностью от него так и несет. Понурый Достоевский размышлял о своих действиях; напряжение росло, эмоции били через край и подавлять их было ужасным трудом. «Какой год длятся эти отношения? Что произошло, что из милого дуэта вышло это? Я же дорожил им, что пошло не так? Куда мы завернули…» *** Федору всегда казалось , что всеми такой любимый «конфетно-букетный» период не закончится и они будут жить также, как и с самого начала: в любви и гармонии, понимая друг друга и поддерживая в трудную минуту. Ведь все начиналось хорошо. Они проводили время вместе. Строили из подушек и простыней башни, а после в них прятались, пока за окном шел дождь, и смотрели фильмы. Иногда выпивали, если у кого-то из них был тяжелый день… «Устал я, устал. Нужно ли мне это? Что будет, если я уйду? Будет ли он меня преследовать... Коля. Нет, нет, он не заслужил выслушивать это в очередной раз. Нужно молчать, нельзя.. Кто он вообще такой, чтобы превращать меня в это. Он же обещал. Поздно. Я слишком долго молчу, и если продолжу — попытка поменять что-то будет провалена. Но что же делать, я больше не могу это терпеть. Черт. Да, к черту.» - С неимоверной скоростью проносится в голове худощавого и сразу же жмурится от боли и большого количества мыслей в голове. *** Это был обычный день. Осаму, как и молодой человек, работали. Поэтому постоянно никого не было днем дома. А кто и когда придет домой, это уже такое. Иногда мог прийти Федор пораньше, а иногда же шатен. Не имело значения. Поэтому в зависимости от времени кто-то из них, но готовил ужин. В этот же день первым пришел Федор. Все, как всегда. Сначала он переоделся, оставил все свои рабочие вещи и документы на столе, да принялся на кухне готовить поесть. Так как перекусить было, то Дост решил, что еще на десерт он приготовит Шарлотку — яблочный пирог. Сделал все как следует: начистил яблоки, сделал тесто и поставил его немного, чтобы постояло. И время прошло достаточно быстро. Пришла любовь, и как раз в это время уже на столе стояло первое блюдо, а в центре на тарелке сам пирог. Ах, еще любимый апельсиновый сок обоих. Поэтому этот напиток всегда был у парней в холодильнике на случай, если прям ну очень сильно захочется. В этот день на брюнета первый раз подняли руку. Как оказалось, у мужчины что-то было не так на работе. Еще и Федор был уставший… Но он все равно был готов выслушать. Но вместо того, чтобы рассказать, что произошло, тарелка с пирогом летит в стену – темноволосый никогда не забудет того, как они потом вместе делали ремонт и полюбивший все просил у него прощения, а потом снова поднял руку, а после этой тарелки и все остальное: стаканы, вилки, ножи. - Да что ты творишь? Прекрати! Угомонись, хватит! – брюнет кричал, просил прекратить, пока один из ножей не прошелся по предплечью и не оставил за собой яро-алую кровавую дорожку. Удар по щеке, комок волос Федора… Не передать словами, какой страх тогда испытывал Достоевский. Ведь это были только первые проявления, а раньше такого не было, и он просто не знал, что делать. Терпел, прощал. А потом это просто ставало обыденные. Даже не сосчитать на пальцах, сколько всего шрамов и синяков было на теле Феди уже где-то через месяц после первого срыва. - Я все еще люблю тебя… - звучало со стороны предмета любви, пока Федор в слезах лежал на диване после потери сознания, а его раны и царапины обрабатывали. *** - Отпусти меня! Сейчас же заткнись и отпусти меня, немедленно! - Ах вот оно что?! Мышка вдруг всполошилась? - теперь уже ладонь плотно прилегает к тонкой шее, на которой и без этого красовалась цепочка тонких пальцев мужчины, зажимая его в угол, душит. Федор слабый. Федор очень слабый и молодой человек этим пользуется. Ведь Достоевский очень много раз показывает из себя такого смелого. Но… Не сможет он, не сможет. Мужчина его не отпустит, никогда. Потому что такое удовольствие задурманенного разума он получает только вместе с брюнетом. Первые секунды Достоевский делает попытки отбиться, но сила явно не его конек; кто бы сомневался; отчего пальцы с безысходностью тянутся к бутылке. Рука заносит стеклянное изделие над головой возлюбленного. Удар. На лице парня моментально появляется страх, когда тощее тело блондина тут же падает на пол и ударяется головой о входную дверь. Благо, особо не было слышно и соседи не будут бегать и смотреть вопросительно на их квартиру. Но это не самая главная забота…