Не трогай

Федя сидит на кровати в покоях государевых в одной исподней рубахе, выжидающе смотря на спину Ивана. Царь оглядывается, чувствуя взгляд этот. Федя выглядит сейчас как-то уязвимо, словно зверек загнанный. Ждет, смотрит, молчит. Грозный подходит и садится рядом, выжидает несколько мгновений, а после осторожно целует плечо Басманова, потом еще раз. Федор наклоняет голову набок, открывая беззащитную шею, и Иван трогает сухими губами мягкую кожу на ней, после слабо сминая в поцелуе. Осторожно ведет рукой по груди и когда тянет завязку на рубахе, понимает, что Федя замирает и едва дышит. — Душа моя, я.. - тихо говорит Иван, но в следующую секунду Федор шарахается от него как от чумного. — Не надо, — сбивчиво шепчет Басманов. — Я не могу. Пожалуйста.. В зрачках читается страх и нежелание. Словно от прикосновений Ивана ему плохо, плохо до одури. — Тише, Федя, тише, — Иван вновь тянется к нему, и у Басманова все внутри сжимается, он думает что Грозный сейчас возьмет его силой злой, разложит на постели и получит то, что хочет через боль и унижение. Но Иван берет его за руку, чуть сжимая пальцы. — Нет, — Федя резко вырывает руку из чужой ладони и стремительно вскакивает с постели. — Я не могу. Не трогай. Басманов думал, что сегодня получится подпустить Ивана к себе, но ошибся. Он не может, просто не может. Грозный смотрит на него, чувствуя удушливый спазм, застрявший где-то в глотке. Дорого поплатился Иван за недоверие свое. Уличил в колдовстве, закинул в темницу, подверг истязаниям да страху смерти, а теперь думает, что Федя легко простит его и все позабудет? Как бы не так. Прошло уже достаточно времени, но Басманов все еще не может смириться с тем, что царь его так просто поверил доносу, что как псину ненужную выкинул и умертвить хотел. Не может ласку он его принять, словно само тело ее отвергает. Воспоминания той страшной ночи, которую он в темнице под присмотром Скуратова провел, до сих пор в голове сидят. А рваный шрам на нижней губе, что Малюта на память оставил, всякий раз в глаза бросается, когда Федя свое отражение видит. Поэтому сейчас он меньше стремится в отражающие поверхности заглядывать, не то, что раньше. Но когда ловит ответный взгляд своего близнеца зеркального, то задается немым вопросом «Что же ты сделал со мной, Ваня?» Внешне Басманов изменился, тени от сна неспокойного под глазами лежат, кожа стала еще бледнее прежнего. Он больше не украшает себя перстнями да серьгами, ходит в основном в черном одеянии опричника, словно меньше взглядов к себе привлечь стремится. Ведь в прошлый раз это слишком дорого обошлось. Иван разломал все доверие по кусочкам, раздробил как скорлупку от ореха. Из-за его ошибки бирюзовый цвет глаз потух, а от пламени в груди Феди осталось лишь пепелище едва тлеющее. Раньше Федя требовал его губ, его рук, внимания тягучего, сладкого как мед. Теперь же боится, что губы эти дадут приказ жизни угрожающий, а руки сделают больно. Иван хочет рядом того прежнего Федю, с шальной улыбкой, горящими глазами, да голосом ласковым. С теми плясками, звонким смехом, нетерпением, норовом и любовью неиссякаемой. Когда он входил в покои его, то словно весну с собой приносил, заставляя забыть о мыслях невеселых, смотрел глазами своими синими и сердце Грозного учащенным тактом отзывалось. Иван хочет вновь тонуть в безумном синем море. Но море высохло, остался лишь ручеек вялотекущий, в котором жизнь едва теплится. Что толку душу травить этими воспоминаниями о былом. Когда настоящее вот оно — хрупкое, потухшее, сломанное. Прижать к себе да не отпускать, но это Федино «не трогай» до сих пор в ушах звенит. Федя садится на край постели, спиной к царю. Иван скользит взглядом по опущенным плечам и ссутулившейся спине, и ощущает, что внутри будто стая волчат воет. Практически осязаемая тишина висит между ними, словно рот обоим набили сырой землей. — Хочешь уйти к себе? — тихо спрашивает Грозный, нарушая молчание. — Да. — Ступай, я тебя не держу. Федя наспех одевается, смотря куда-то в пол, и скрывается за дверью. Иван остается один, наблюдая, как тлеет огарок свечи, стоящий рядом с кроватью.