— Ну почему ты, как все нормальные дамы, не заведёшь себе питомца? — Ирэн обмахивается веером, надувая губы, будто в обиде. — Словно приютов мало!
Приютов много, а желания брать ответственность за чужую жизнь — как раз мало. Шиа не понимает, как объяснить эту элементарную истину младшей. Двоюродная сестра, в целом, не до конца понимает, что выросла в отличных от жизни старшей условиях.
— Только подумай! Питомцы могут быть и для здоровья полезными. Вот как давно у тебя было соитие?
Хоть Ирэн и показывает, что может знать больше всех и умничать, но она достаточно молодая семнадцатилетняя особа, которой сложно даже выговорить слово «секс».
— Это тебе повезло с рождения, — Ю Шиа качает головой, смотря через зеркало на кузину. — А моего питомца у меня забрали сами Боги.
На второй месяц от рождения в знатных семьях принято дарить перевёртышей — верных слуг, которые впоследствии имеют право стать самыми близкими друзьями, либо даже второй половиной. Обычно они старше лет на пять своего хозяина и отлично понимают свою миссию в жизни человека. Все считают это честью — стать домашними питомцами людей.
У Шиа тоже такой был: она росла с ним, делила сон, еду, байки бабушки о диких. Тех, что скрывались в лесах, сообща живя в поселениях. Тех, чья животная ипостась вызывала страх. Тех, которыми пугали маленьких детей. А Ван уверенно сообщал ей, что защитит ото всех, стоит ей только наказать ему это сделать. Только Ю знала — он опекал её не по долгу, а по собственному желанию. И в один момент, когда ей было всего восемь лет — полностью исполнил свои слова.
Защитил.
Погиб, опекая её.
— Вот поэтому я и говорю, что тебе стоило бы завести нового! Нет, правда, замуж ты не собираешься — тебе все не такие. Питомца заводить не хочешь — большая ответственность. Да маменька с папенькой когда услышат, со смеху попадают! Они же уже даже на перевёртыша согласны — лишь бы внуков им подарила!
Ирэн удаётся увидеть только поджатые губы кузины в отражении зеркала, поэтому и решает, что слишком долго загостила в загородном доме семейства Ю. Пусть Шиа сама разбирается со своей проблемой. Младшая ни капли не стеснялась бродящего за ней перевёртыша — девушки, ставшей ей куда ближе сестры и часто заменяющей мать даже сейчас.
Шиа провожает повозку взглядом из окна, параллельно осматривая окрестности. Всё в снегу, одним большим покрывалом укрывшим землю. Словами не передать насколько красивое зрелище перед глазами, но девушка даже не задумывается об этом, всё ещё обдумывая разговор с кузиной. Всё ещё вспоминая взгляд Айрин, перевёртыша сестры — у них даже имена похожи — который ей, Шиа, сочувствовал.
Девушка выходит из мыслей только поздним вечером, когда в дверь раздаётся сильный стук, сопровождаемый низким рыком. Только тогда к ней приходит осознание, что на улице поднялась метель. Помнится, когда-то именно в такую же, год назад, на её порог пришёл он.
Хван Хёнджин.
Тогда она сильно удивилась, как перевёртыш живёт без хозяина, почему один гуляет по окрестностям, но ничего не спросила. Просто впустила в дом, дала обогрев и ночлег, только поутру решившись спросить, как и что произошло.
До сих пор помнит, как сердце вытанцовывало чечётку, грозясь вырваться из груди от жалящего страха. Даже вмиг потяжелевший взгляд напротив и собственные ледяные подушечки пальцев, которые пыталась отогреть. Только это было бесполезно — их холод был больше похож на лёд в самых дальних уголках королевства, где всегда свирепствовал мороз.
— Неужели только из-за того, что я «дикий», как вы нас зовёте, ты меня боишься?
Парень только фыркнул тогда, и Шиа заметила пролёгшую впадинку меж его бровей. Девушка даже не думала встретиться когда-нибудь лицом к лицу с кем-то таким.
Это страшно.
Неправильно.
Противоестественно.
Таких, как он, отлавливали и пытались всеми силами приручить, хоть уже и взрослых. О детях речи не шло, ведь именно их никогда и ни одному человеку не удавалось поймать. Вот и бились со слишком крупной особью для обучения тонкостям служения человеку. Слишком сильной, дабы не убить всех по малейшей прихоти. Слишком гордой, чтобы подчиниться. Именно такими их всегда описывала бабушка, рассказывая, как однажды повстречала дикого перевёртыша. Оборотня, как они сами себя называли.
Но Хёнджин, сидящий перед ней, выглядел младше неё года на три, а может и больше. В его глазах не читалась угроза, только мимолётный интерес и небольшое раздражение. Уже позже он рассказал ей, чем последнее было вызвано.
— Твоё сердце было слишком громким и быстрым при этом. Это резало слух, нуна.
Шиа знает, что тогда вела себя максимально странно, но в тот момент, после его признания о собственном происхождении, была готова поклясться, что её убьют.
Но ничего не произошло, а парень стал всё чаще захаживать к ней, когда никого из приходящих работников не было дома. Словно ему было интересно, как устроена жизнь обычных людей, которых он никогда не видел. Шиа только искоса смотрела, как он приживался в её доме, заполняя его какими-то своими мелкими вещами и собой. Ровно так же, как и её чёртовы мысли. Но она держалась.
Пока что.
Ей стоило взглянуть в глазок, чтобы не стоять с открытой дверью, впуская в дом холод; чтобы не пялиться на израненного парня; чтобы не глупить, а впустить его быстрее в дом.
На её пороге стоит Хёнджин.
Рана на губе, разбитый нос, уши в грязи и какой-то бордовой смеси, и тело, прикрытое простынёй, которая пропиталась красным. Шиа забыла снять её вчера вечером с верёвки, да и после отъезда кузины тоже. Придя в себя от вида окровавленной простыни, девушка судорожно отходит назад, пропуская Хёнджина внутрь. Ей бы понять, что произошло, но дикий медленно и уверенно заходит внутрь. В какой-то мере они оба считали этот дом принадлежащим ему.
Тоже.
Уже.
Шиа закрывает дверь и спешит быстрее в гостиную, где оставлена аптечка. Свечкой, которую она держала в руках всё это время, и которая чудом не погасла от ветра, когда девушка открыла дверь, Ю зажигает другие.
— Лакомка.
Тихое привычное обращение, и Шиа поворачивается к парню, стоящему за её спиной. Ей уже стало родным его прозвище, которое он дал около полугода назад. Причин нет — только его объявление, что ему так нравится.
— Принесёшь что-нибудь из одежды? Штаны хотя бы.
— Разве не стоит осмотреть и твои ноги тоже? Там нет ран?
— Значит, ты не стесняешься голого мужчины? Я зря сорвал простынь с верёвки?
Хёнджин чувствует сейчас себя лучше всех, ловя розовеющие щёки взглядом. Будь Шиа не настолько смущена, заметила бы радостную ухмылку, стоящие торчком уши и весело, волнами бьющий по воздуху хвост. Но девушка только поджимает губы и старается как можно быстрее справиться со снова громко бьющимся сердцем. Она и сама его слышит. Наверняка, раздражает Хёнджина.
Вернувшись в гостиную, взгляд цепляется за спину у самого камина. Белый длинный хвост мерно качается по полу, будто подметая, а парень оборачивается, немного приподнимая брови.
— Как у тебя выходит? — Шиа кладёт вещи на диван, а сама отворачивается, словами намекая на камин, где уже можно услышать характерный треск поленьев, стоило им ощутить на себе влияние огня. — У меня никогда не получается.
— В этом нет ничего сложного, лакомка.
Парень пожимает плечами, словно разжигает камины каждый день по несколько раз. И Шиа готова поклясться, что так и есть. Только он делает это у неё в груди, снова и снова подкидывая новых дров, чтобы не угасал огонь.
— Ты был на охоте или с кем-то подрался?
Парень довольно дёргает ушами и улыбается, пока девушка не видит, успевая при этом застегнуть пуговицу на штанах. Про себя даже радуется, что в доме есть его одежда, а то неудобно было бы ходить с приспущенными брюками из-за хвоста, а свои вещи специально сшиты для удобства.
— Было бы из-за кого, нуна, — Шиа раздражённо поворачивается на эти слова, поджимая губы. — Да и толком не охотятся сейчас, зима же на улице. Так, чисто по мелочи. Мы весь скот за месяц приготовили, чтоб не голодать. Нет, выходить на охоту будем, конечно, но зимы здесь жестокие, так что лучше было запастись, — Шиа взглядом показывает Хёнджину сесть на диван, пока он говорит, и даже успевает пройтись ваткой по царапинам на лице. — Нуна, а ты чего не в городе? Новый год через несколько дней.
— С такой метелью не уедешь, — вздохнула девушка, дойдя до счёсанного подбородка. — Тебя бы стоило вымыть.
Хёнджин оттопыривает уши в стороны и, дёрнув головой, широко улыбается.
— А нуна сама мыть будет?
— Да что ты… — тут-то она и задыхается от возмущения. — Возможно, у вас это считается нормой, но это некультурно!
Хёнджин только хмурит брови, искренне не понимая, о чём сейчас сетует девушка. И всё же от громкого недовольного возгласа уши немного сникают, а хвост недовольным вьюном бьёт по бедру ровно в момент, когда Шиа аккуратно клеит ему пластырь на переносицу.
Хван без лишних слов поднимается со своего места и уверенно дефилирует в направлении второго этажа, в то время как Шиа изо всех сил старается не проследить взглядом его спину и красивейший пушистый хвост. Девушка ещё долго сидит на одном месте, буравя взглядом аптечку и рядом с ней лежащие, уже грязные и не такие пушистые, комочки ваты.
Очнуться приходится, когда она слышит второй хлопок двери, обозначающий освободившуюся ванну. Подхватив свечку в желании отправиться спать, девушка ловит себя на мысли — ведь перевёртыш пошел купаться в полной темноте — и лишь поджимает губы.
В коридоре второго этажа темно. Сквозь стёкла оконных рам в дом вплывает ночь. Ни души, только странный звук, исходящий из её комнаты, похожий на утробное рычание. Становится даже немного боязно, что мальчишка обратился пантерой и поджидал её. Может, в этот раз он пришёл сюда всё-таки её убить?
В груди всё резонирует, рвёт и расшатывает грудную клетку в поисках выхода. Шиа максимально тихо подходит к своей комнате и аккуратно заглядывает внутрь, готовая в любой момент броситься бежать. Хотя вряд ли ей бы это помогло. Она отлично знает, насколько Хван может быстро бегать, ведь он прирождённый хищник.
На её кровати, застеленной махровым нежно розовым покрывалом, лежит Хёнджин, уткнувшись носом в мягкий ворс и утробно урча.
— Насколько я помню, в этом доме у тебя есть своя комната.
И как она могла испугаться это мурчащее создание, ловящее кайф от простого лежания на её махровом покрывале? Уши Хёнджина встрепенулись и урчание в секунду прекращается. Закушенная губа и медленный подъём говорят о создании образа более грубого и взрослого парня. Только миг безнадёжно утерян. Перевёртыш даже прокашливается, а после уши вниз опускает — вину ощущает слишком ярко.
— Просто оно очень мягкое и тёплое. Я люблю, когда тепло.
— Как ты умудрился искупаться в темноте?
Шиа подходит ближе и, стоит свету свечи попасть на тело Хёнджина, девушка не может заметить ни единого синяка или царапины — парень полностью здоров.
— У меня идеальное зрение. А ещё слух и нюх, и это вне зависимости от освещения.
Девушка ставит свечку на прикроватный столик и садится рядом с Хёнджином, осматривая парня. И как она могла об этом забыть? Сама же знает, ведь он не раз так делал.
— Если ты не подрался и не охотился, что случилось?
— Возвращался из соседнего поселения, — Хёнджин поворачивается всем корпусом к Шиа, показывая свою заинтересованность беседой. — Случайно встретил медведя, пришлось бежать. Как раз началась сильная метель, смог оторваться, но до поселения было далеко. До нашего дома было ближе.
Парень сокращает расстояние между ними, принюхиваясь, пока Шиа сосредотачивается на принадлежности дома.
Наш.
Ноздри Хёнджина становятся шире с каждым вдохом и приближением к лицу девушки, а уши забавно отворачиваются назад.
— У тебя так вкусно пахнут губы. Почему они блестят?
Парень широко улыбается, находясь даже не на расстоянии вытянутой руки, а скорее двух пальцев. Шиа сглатывает, чувствуя странное наваждение внутри. Ей бы не ощущать коварное сердце, не слышать глухих стонов о рёбра, не умолять ретивое остановиться, чтобы снова не так громко и предательски. Расширенные зрачки напротив смотрят ниже, в район губ. Хёнджин не сказал ей ничего необычного, а сердце бьётся с такой силой!
— Это банановое масло. Оно смягчает и увлажняет.
Шиа судорожно выдыхает через нос, наблюдая, как Хёнджин подвигается ещё ближе. Девушка старается сосредоточиться исключительно на переносице перевёртыша, где наискось расположила пластырь совсем недавно. Царапины уже не было, так что маленькая липучка скорее походит на украшение. Как он только умудрился её не смыть, принимая душ?
— А на вкус так же ярко?
Словно маленькие огоньки скапливаются в одном месте, том самом, где они взрываются после касания языка Хёнджина. Едва прикоснувшись, лижет, пробуя на вкус масло на чужих губах и, как домашний кот, облизывает собственные.
Хёнджин ластится прямо в эту секунду.
— Т-ты что делаешь? Ты н-нормальный вообще?
Шиа отталкивает парня от себя и отодвигается сама, практически падая с кровати. Дикий удивлённо смотрит на девушку, как-то недовольно дёргая хвостом. Разве её не всё абсолютно устраивало, когда он лизал ей губы?
— Так прикуй меня наручниками к кровати.
В этом не должно было быть никакого подтекста, но мозг Шиа решает иначе. Ей даже кажется, она замечает едва промелькнувшую хитрую ухмылку и как дёргается мускул на щеке. Боги, да он с ней заигрывает, что ли?
Но в глазах видны огоньки злости, отображающие пламя свечи.
— Завтра же отправишься обратно в своё поселение!
Девушка поднимается с кровати и подходит к шкафу, доставая оттуда вещи для сна. Обернувшись, Шиа замечает, как перевёртыш, не сдвинувшись со своего места, потягивается в плечах, словно они у него затекли. Хёнджин хмурится и жмурит глаза, точно пытаясь найти правильную точку в позвонке или под лопаткой. Через несколько секунд в полной тишине комнаты раздаётся характерный хруст, от которого кривится Ю и облегчённо вздыхает Хван.
— Лопатка встала на место, — радостно сообщает Хёнджин, открывая ониксовые глаза. — Лакомка, можно я буду спать с тобой?
— Будешь спать в своей комнате, — девушка категорично качает головой в ответ. — Сам же выбирал себе место ночлега.
Хёнджин без лишних слов, дуя губы, но сохраняя максимально гордый вид, плетётся к выходу из комнаты и аккуратно закрывает за собой дверь. Только тогда Шиа может спокойно выдохнуть и лечь спать.
Как это и бывает обычно совместным утром с Хёнджином, девушка сонно плетётся на кухню, всё ещё ощущая после сна странное тепло и защищённость. К ней уже давно не приходят кошмары, хотя когда перевёртыш не ночует в доме, они иногда возвращаются. Шиа достаёт с верхней полки упаковку овсянки и ставит на плиту кастрюльку с водой.
Ю погружается в свои мысли, продолжая резать овощи для салата, и совсем не замечает, как в проходе на кухню появляется Хёнджин. Она о нём только думает, вспоминая прикосновения языка к её губам. Перевёртыш обычно вёл себя максимально сдержанно рядом с ней, хоть и любопытствовал по любому поводу, стараясь изучить её мир, для него непонятный. Его глаза вчера смотрели так пристально. Хорошо, что Хван не мог читать мысли, да и вообще его не было сейчас рядом, иначе бы ей снова стало стыдно за громкое сердце.
Шиа приходит в себя, когда краем глаза замечает сварившуюся кашу. Именно поэтому тянется рукой к полотенцу, которое должно быть сзади неё. И не находит. По этой причине ей приходится повернуться и только в этот момент заметить Хёнджина, стоящего в проходе, с самым любопытным взглядом. Столкнуться с ним глазами.
А парень, кажется, только что споткнулся. Хотя нет, совсем не кажется. Её взгляд, направленный на него, заглядывающий в самую глубину его малюсенькой вселенной. Именно об этот взор он и споткнулся. Совершенно случайно. Там, где глаза Шиа смотрели с таким трепетом, с цветущей улыбкой, отражающейся в карамельном взгляде. Хёнджина улыбкой. Словно у дурака какого-то или маленького котёнка, наблюдающего за своей красивой хозяйкой.
За
своей Шиа.
В этот момент обоим вспоминается, как Хёнджин прошлой зимой вернулся таким же утром с радостным возгласом:
— Я кролика принёс.
Хёнджин тогда поднял выше свой улов, который крепко держал в ладони. Тут-то и разбилась тарелка, которую Шиа держала в руках. Девушка вскрикнула, а парень от неожиданности отошёл назад, поднимая трубой хвост и загибая назад уши. Что он не так сделал?
— Т-ты хочешь, чтобы я сама его разд-делала? З-зачем ты убил ж-животное?
Помнится, Хёнджин опустил взгляд на мёртвую тушку и удивлённо похлопал длинными ресницами. Шиа не ела мяса? Или ей просто боязно было его разделывать? Да, точно, она ведь об этом упомянула в вопросе, поэтому Хёнджин снова улыбнулся, найдя ответ в своей голове, и перевёл взгляд на девушку.
— Я могу приготовить сам, только расскажи, где кастрюли и где газ открывать!
Теперь же Хёнджин прячет улов за спиной, боясь напугать девушку. Знает, как она это не любит. Зато за этот год крепко привязал к своей памяти, что его готовка ей нравилась. Даже очень.
— У тебя ведь каша сварилась уже.
Замечает, словно просто мимо проходил, и улыбается широко, наблюдая, как девушка спохватывается и спешит выключить огонь. Такая милая и забавная. Хёнджин снова ощущает это странное чувство собственности, словно она его и ничья больше. Это даже радует, поэтому, хмыкнув, уходит в другую кухню, чтобы разделать тушку кролика.
***
Даже сидеть с ним за одним столом — жарко. Хёнджин словно издевается над ней в этот раз, рассматривая её губы, глаза, скулы. Казалось, даже за тем, как она пережёвывает — наблюдает. От этого становится жарко, удушающе.
— Ты в своё поселение не собираешься?
Не выдерживает, мерно перемещая вилкой кусочки мяса из одной стороны тарелки в другую. Спрашивает и только потом думает о взгляде, с которым он на неё смотрит. Каждый раз, когда Шиа задаёт этот вопрос. Вязкий, с огоньками злости, точно она у него спрашивает «не он ли убил дядюшку Джерри на прошлой неделе?». А Хёнджина вопрос раздражает, ведь подтекст он понимает: его в который раз выгоняют, с таким безразличием в словах, в голосе.
— Не уверен, что нужен там сейчас кому-то.
— С чего такая уверенность? Как же брат?
Да, Шиа даже знакома с его братом лично — он пришёл как-то за Хёнджином прямо к ней в дом. Знатно она тогда испугалась, а мужчина только хитро щурил глаза, поглядывая на младшего. Тогда-то Ю и узнала, что Хван брат вожака одного из поселений диких.
— Потому что, — Хёнджин вздохнул, опуская глаза, — он занят парой, как и все в поселении.
— А ты?
Хёнджин дёргает ушами, не понимая на что сейчас намекает Шиа?
— У меня пара не в поселении.
— А где? — Шиа смотрит на него во все глаза, пока Хёнджин молчит, пытаясь понять, чего от него ждёт девушка. — Как дикие вообще выбирают пару?
—
По стуку сердца, — хмыкает как-то зло перевёртыш, видя, что девушка его не понимает. — Твоё, например, постоянно слышно. Даже в поселении, когда нахожусь, — такое громкое.
Шиа тяжело сглатывает застрявшую где-то на уровне гортани надежду, в которую страшно верить, но так хочется хоть раз услышать. Хёнджин перед ней дует губы и не понимает, чем заслужил такие вопросы в свою сторону, пока девушка переводит дыхание.
— Вот как, — кивает Шиа, ловя взгляд перевёртыша. — Поэтому почти переехал в этот дом?
Шиа так и не получает ответа, тихонько вздыхая.
***
Хёнджин пропадает ровно в одиннадцать утра за день до празднества Нового года. Просто уходит и оставляет за собой шлейф недосказанности и обиды. Обиды, колющей в рёбра, перебирающей каждую косточку, словно пальцами играя на рояле свою грустную мелодию.
Шиа все дни раздумывает о выборе пары у перевёртышей. Домашним выбирать не приходилось — за них это решал хозяин. Но Ван как-то рассказал Шиа, она хорошо запомнила тот вечер у камина в этом же доме, что они влюблялись в души, спрятанные в глазах. Могли долго присматриваться, возможно, глупо себя вели, считая это ухаживаниями. И самое главное: ластились, игрались, лизали щёки, глаза и губы шершавыми языками, будучи в животной ипостаси, словно проверяя на вкус и запах совмещение душ. Всё должно было быть поэтапно.
Присмотреться.
Выяснить ответные чувства.
Проверить совместимость.
Сделать своей парой.
Всё просто. До жути просто и одновременно сложно до того же самого ужаса. Холода, леденящего в артериях и не позволяющего отказаться.
Шиа пыталась провести параллель с поведением Хёнджина в последние дни, но оно никак не вязалось. Не вязался его привычный приход к ней, и его жесты и действия по отношению к ней. Кроме только одного момента в этой спальне…
А если он проверял? Если её постоянного стука сердца ему с головой хватило, чтобы сделать попытку, снять пробу и в течение года приходить сюда, быть таким наглым и тёплым? Слизать с её губ трепетное дыхание и банановое масло, готовить им на двоих. Шиа уже была почти уверена: тепло, согревающее её по ночам не от одеяла — от Хёнджина.
Поэтому в конце дня, останавливая размышления и откладывая книгу, Шиа хмуро наблюдает за довольной моськой Хёнджина, на удивление сегодня пропавшего дольше обычного. А ведь девушка могла сейчас спать, уже ощущая тепло, исходящее от жаркого перевёртыша, при этом делая вид, что ничего не знает, но она в двенадцатом часу ночи читает книгу. Почему? Потому что один наглый дикий кот упетлял на улицу, а бродить за ним по сугробам в темноте Ю не решилась. Да и мало ли, решил после их беседы вернуться в поселение.
И вот сейчас Хёнджин довольно улыбается и отряхивает с волос снег. Всего пара снежинок — а сколько усердия! Вы только посмотрите, и мордочка счастливая, словно сметаны дали, и хвост уже десятую заводную мелодию насчитывает, и уши призывно в стороны топорщатся. И все это на пороге её спальни, на том самом покрывале, которое она позавчера отдала ему, а он его практически рядом с её постелью постелил вместо своей комнаты.
— Я ель принёс! Голубую!
— Ты спать не собираешься?
Отчитывают, словно нашкодил, как в детстве. А теперь ругают, чтоб неповадно было! Но парень так старался, самую красивую ель выбирал. Маленькую брать не хотелось, а высокую было бы неудобно наряжать, ведь Шиа была точно ниже. И Хёнджин представлял, как она сама звезду на самый верх надевает.
— Сейчас, обращусь только.
Совсем поник, поэтому тяжело вздыхает. Ель он уже успел поставить в гостиной рядом с камином. Шиа слышала шум именно оттуда. Ей всё ещё до конца непонятно, почему парень решил отмечать с ней, а не с братом в поселении; почему ластится именно к ней, а не общается с девчонками, близкими ему по происхождению; почему ведёт себя, как домашний кот. Точнее, Шиа понимает, но боится ошибиться в своих мыслях. К ней в голову даже закрадывается лихая мысль, что диким он только прикидывался, ведь она в этой ипостаси его не видела. Только котёнком, разве что.
— Погладь.
Он сидит уже рядом с ней, на одеяле, ещё не обратившись. И голову подставляет доверчиво, едва ушами подрагивая, чтоб Шиа похвалила, тем самым выводя её из мыслей, как из непроходимого леса. Хёнджин чувствует, девушка меняется, сейчас она не оттолкнёт его, поэтому мурчит громким трактором, стоит получить желаемое.
— Давай нарядим ель утром, а ночью встретим Новый год? — как никогда аккуратно и как можно тише. Вот так, молодец, Хёнджин. — Я хочу встретить его с тобой.
Полностью улёгшись на кровать, а головой на колени Шиа, перевёртыш поворачивает голову к её лицу. За аппетитные щёчки хочется куснуть, а ещё лучше промазать. Куда-нибудь в район губ. И там и остаться. Хёнджин даже плямкает несколько раз, после облизываясь, и Шиа на звук переводит взгляд вниз.
— А если я тебе не подхожу?
Хёнджин тепло растягивается в улыбке и, почуяв тепло и доверие, поворачивается на бок, лицом к животу девушки, обнимая её руками. Забираясь крепкими ладонями под спину. Утыкаясь носом в пахнущее цветочным мылом ночное платье.
— Я сам выбираю, кто будет хозяйкой моей души.
***
Шиа смотрит только на родинку Хёнджина — она у него прямо под нижним веком. А ещё где-то на границе сознания она понимает насколько большие у него ладони, хотя сам он довольно тонкий и грациозный, что абсолютно неудивительно, ведь он из рода кошачьих. А ещё у него холодные пальцы, бродящие по её животу и бёдрам, слегка царапающие отрастающими когтями кожу. Нет, он их не выпускает, но во взгляде читается желание надавить сильнее.
Если опустить взгляд, можно даже заметить, как Хёнджин тяжело дышит, приоткрыв рот, и заметить клыки. Они острые и по ним хочется провести языком самолично, а не просто наблюдать, как это делает он. Парень опускает лицо к шее девушки, слегка царапая кожу зубами и сразу проходясь широкими мазками языком. Пальцы сдавливают женское бедро с внутренней стороны с каким-то особым удовольствием, а уши дёргаются на тихий стон.
Стоит Шиа ощутить, как Хёнджин проходится кончиками клыков по ключицам и поднимается к яремной вене, девушку выгибает в спине от странного наваждения. Тело будто просит опуститься ниже.
— Хёнджин-и.
Шиа раскрывает глаза, тяжело дыша и слыша собственное сердце в висках. И в секунду заливается краской, видя перед собой удивлённого перевёртыша, немного дёргающего ушами. Ей просто снился сон, который она приняла за реальность. И, Боги, Хван всё слышал. То есть, она простонала на самом деле, да?
Хёнджин щурится, вспоминая происходившее буквально пять минут назад. Он проснулся от того, что живот девушки, на котором он лежал головой, стал странно теплеть. О чём-то подобном ему рассказывал брат, говоря, что так можно уловить чужое возбуждение. Потом он услышал тяжёлое дыхание и прерывистый стук сердца, успев даже испугаться, не задыхается ли Шиа.
Парень поднялся и приблизился к лицу девушки, немного принюхиваясь, улавливая странный необычный запах, напоминающий возбуждение, поэтому с интересом продолжил наблюдать за ней. А потом у него самого сердце сделало кульбит, останавливаясь на несколько секунд вместе с дыханием.
Шиа простонала его имя.
— Я… прости, я…
— Ты возбудилась, лакомка.
Хёнджин вмиг широко улыбается, довольный своим открытием, и целует девушку в нос, после наблюдая за реакцией. Шиа глупо хлопает ресницами и краснеет. Хван слышит, как её сердце бьётся с его в унисон — быстро и громко.
Перевёртыш опускается к губам, срывая вдох и сразу забираясь языком внутрь, проходясь им по нёбу, а потом дотрагиваясь до кончика чужого. Играет, закрывая глаза, и с внутренним чувством победителя ловит кайф от осознания ответа. Шиа ему отвечает. Неумело, но, как никогда в жизни, правильно. Точно сложившийся паззл, где не хватало всего одной детали.
Девушка чувствует, как что-то мягкое и пушистое, откидывая одеяло, опоясывает её бедро, поднимая ногу в колене, тем самым давая Хёнджину удобнее устроиться. Хван опускается поцелуями к подбородку и медленно переходит к ямочке за ухом.
— Подожди.
Шиа усилием воли вырывает себя из сладкой истомы и упирается ладошками в грудь Хёнджина. Парень всё ещё смотрит на неё затянутым поволокой взглядом, но немного трезвеет, больше не видя ответа в глазах. Всё меняется в секунду, потому что перевёртыш убирает хвост и опускает обиженно уши. Даже зрачки у него расширяются, словно он маленький ребёнок, которому не дали сладкого.
Но Шиа остаётся непреклонна и, выворачиваясь из объятий, спешит в ванную, оставляя Хёнджина одного.
Впоследствии Хвану приходится наряжать ель самому, пока Ю готовит на кухне блюда к столу. В полночь они отпразднуют, а потом можно будет выйти на улицу. В городе точно будут салюты, поэтому даже из сада их дома можно будет насладиться этим зрелищем. Они не разговаривали с того момента, как Шиа сбежала в ванную. Ей было стыдно, а Хёнджин ходил поникший, даже как-то уже не с таким энтузиазмом наряжая ель.
Хёнджин отходит только к ночи, когда на часах остаётся пятнадцать минут до полуночи, в то время как Шиа сидит в гостиной за накрытым на двоих столом. Это больше походит на свидание, нежели встречу Нового года.
Хван, уже сидя за столом, рассматривает девушку в свете камина и свечей, создающих романтичную атмосферу. Где-то там, в городе, люди выходят на улицу, водят хороводы, катаются на коньках, пока Хёнджин с Шиа чувствуют неловкость повисшей тишины.
Парень рассматривает хрупкую девушку перед собой, вспоминая насколько у неё вкусные губы, насколько вкусная она вся.
Такая дробящая его душу.
Взгляд цепляется за родинку на щеке и Хёнджин зависает, изучая её и рассматривая. Он бы с радостью эту родинку сейчас поцеловал. Каждая из её родинок кажется ему его личным сверхбыстрым отправлением к высоким звёздам.
Если коснуться этой маленькой точки губами, он сможет оторваться от земли и улететь?
Шиа видит, как взгляд напротив темнеет с каждой секундой, и сама бегает по чужому лицу глазами в попытках найти ответ. Его взор никогда не казался ей настолько тёмным и завлекающим в свои сети, как в этот момент. И она бы сорвалась и поцеловала его сама, но боится.
— Хочешь, поедем завтра в город кататься на коньках и пить твой любимый глинтвейн?
Да, Хёнджин выучил её пристрастия за год. Ему всегда был противен запах и вкус мандаринов, потому что очень резкий, но она их любила. А он любил её запах — цветочно-фруктовый, пусть и явно на основе сладких и горьких апельсинов. А после утренних поцелуев Хёнджину кажется, у девушки на коже есть привкус алкоголя, так сильно бьющего в голову и не дающего трезво мыслить.
Его личный сорт валерьянки.
Как-то брат привёз из другой страны интересный крепкий напиток, назвав его ликёром. У него был такой же аромат, как у Шиа. А сегодня Хёнджин осознал, что и вкус тоже.
Куантро.
— Ты же знаешь, что это невозможно. Ты дикий.
Хёнджин хмурится, наблюдая за грустнеющим взглядом, и поджимает губы.
— Я разрешу надеть мне ошейник, если ты только будешь от этого счастлива.
Девушка удивлённо хлопает ресницами, ощущая до боли сжавшееся сердце. Хёнджин пойдёт на это только для того, чтобы порадовать её? Шиа это не нужно. Она и так с радостью согласна провести все зимние дни с ним, не прибегая к тому, что дикие считали унижением.
Ю не успевает сказать и слова, как Хёнджин задаёт вопрос, уничтожающий её изнутри. Потому что перевёртыш — сильный и смелый, каким она его знает — показывает весь спектр своего страха.
— Это очень больно?
Будь Шиа волком — завыла бы. Но она не знает точного ответа на вопрос Хвана. Ван никогда не отвечал на такое, хотя Ю интересовалась, и не один раз. Друг только отшучивался, мол, для него привычно и он не видит в этом ничего такого.
— Не должно быть, — совсем шёпотом.
В этот момент часы бьют полночь. Будь они в городе, из окна послышались бы крики прохожих с поздравлениями и весёлый смех.
Хёнджин тепло улыбается, словно получил обнадёживающий ответ, и поднимает бокал с игристым вином.
— Хочу каждый новый год встречать с моей лакомкой.
Шиа не верит своим ушам. Он только что назвал её своей? Это возможно? Она не ослышалась?
Хёнджин выпивает залпом содержимое и смотрит на девушку, чуть хмурясь, ведь она сидит истуканом. Титаническими усилиями и желанием запить странное чувство внутри, Шиа подхватывает свой бокал и в несколько глотков выпивает всю жидкость, немного жмурясь от лопающихся пузырьков в горле.
«Пусть Хёнджин будет рядом хотя бы как друг. Пусть просто будет рядом».
Шиа знает, что эгоистична, но ничего с собой поделать не может. Даже успокаивает себя тем, что до этого все её желания, вот так загаданные, никогда не сбывались. Но именно об этом она могла сказать — Ю хотела его исполнения.
Через пять минут Хёнджин выводит её на улицу высматривать салют. Хван отлично знает, как она его любит. Даже сейчас девушка не успевает толком натянуть шапку на голову, шарфик завязать на шее. Да даже шерстяное пальто не застёгивает до конца — в небо смотрит, в самую даль! Хвану хочется грозно прорычать, чтобы Шиа заботилась о своём здоровье, но останавливает себя.
В её глазах чётко видно взрывающиеся огоньки. Где-то там вдали, где находится город, в небе взрываются фейерверки. А у перевёртыша взрывается сердце. Только не салютом и рассыпающимися огоньками, а ударной волной сносящей всё на своём пути бомбы. По телу распространяя тепло.
Хёнджин подходит ближе к Шиа и, пока она потирает глаза, заглядывая на небо через его плечи, ворчит себе под нос и медленно застёгивает все пуговицы на её пальто. Подхватывает концы шарфа и завязывает их так, как умеет — абсолютно странным узлом, но достаточно тепло. А после забирает из холодных пальцев Ю шапку и кутает её голову в тёплый материал. При этом возится с её чёлкой, чтобы та не выглядывала и не мешала.
— Так красиво.
Хёнджин в ответ только кивает и даже не смотрит в сторону салютов. Ему и не надо, он видит нечто куда более красивое — её. Парень подхватывает её ладони в свои и пытается греть их своим дыханием, ведь пальцы Шиа неестественно холодные. Прямо как лёд.
Проходит ещё с пятнадцать минут наблюдений за искрящимися огоньками, которые сменяются различными картинками в форме цветов, животных, слов. Шиа переводит взгляд на Хёнджина и ловит себя на мысли, что хочет спать. Только чтобы он спал рядом. Вот этим обжигающим дыханием дышал не на её руки, а ей в затылок, обнимая сзади. Ей нравятся мурашки, бегущие по телу именно от его дыхания. Ей нравится осознание его заботы. Нравится тепло алкоголя внутри, дающее некое подобие свободы в собственных желаниях. Ей хочется, чтобы он её снова обнимал во сне и наяву. И ещё проснуться вместе, чтобы нос к носу, а после целоваться.
Может, она просто уже спит? Тогда она совсем не против не проснуться.
— Пойдём в дом, — Хёнджин замечает тёмный взгляд напротив. Она снова пахнет сильнее и даже не замечает, как сердце вновь бьётся громче. Оглушающе и совершенно сбивающе с ног. Или это его? — Нам нужно выспаться. Завтра нас ждёт насыщенный день в городе.
Хёнджин тепло улыбается, сильнее сжимая её ладони своими. А Шиа не может не засмеяться в ответ, замечая вновь падающий с неба снег. Прямо на нос к Хвану, из-за чего он секундно хмурится и по-кошачьи смахивает холодную снежинку, потряхивая головой.
— Лакомка, мы ведь сможем завтра в городе целоваться?
Смех прекращается. Теперь Шиа только широко улыбается, смотря на хитрые смешинки в глазах напротив. Конечно, они смогут. Если Хёнджин очень хочет. Поэтому Ю кивает.
— Славно.
Хёнджин облизывается и опускается ниже к лицу Шиа. Останавливается в считанных миллиметрах, когда наблюдает за наглой снежинкой. Та приземляется прямо на губы девушки, за мгновение тая. Хван ревностно поджимает губы и слизывает растаявший снег языком, вновь ощущая полюбившийся вкус бананового масла.
— Моя лакомка.
