Эйдетика.

Не стоит человеку, имеющему хоть какие-то способности мага, подходить близко к Теотиеуакану! Сгусток энергий Лимба, накопленный веками поклонений и жертв, в том числе и человеческих, легко мог свести его с ума. Опаснее был только Туле, но это уже совсем из другой оперы. А начальство, тем не менее, наседало. Москва требовала создать в этой части Мексики свою террористическую ячейку. Чтоб им пусто было! Тьфу ты! Язык мой — враг мой… — Леонид мгновенно произнес защитное заклинание. Не хватало еще, чтобы контролируемым им руководителям КПСС и КГБ действительно стало пусто. И работу по кодированию высших чиновников придется начинать сначала. Вся земля Теотиеуакана была расчерчена невидимой сеткой ритуальных дорог, по которым древние жители продвигались к Столице, совершая обряды, и принося жертвы. Для мага пересечь такую дорогу — все равно, что с размаху стукнуться башкой о стену. Во всяком случае, ощущения те же. Наставник был к имматериальным энергиям много более устойчив, но он ведь был посвящен в Тайны практически с рождения. А Леонид был неофитом, выделенным из общей массы за особые способности. Приходилось оправдывать доверие, и биться головой… Снова и снова Леонид вспоминал свою первую встречу с Магистром. Собственно, началось все задолго до самой встречи, даже задолго до того, как он стал агентом КГБ в Мексике. Началось это практически с самого его рождения… ..Никогда он не мог найти покоя! Все, чем он когда-либо занимался, становилось для него сначала объектом фанатической увлеченности, а затем — равнодушия и презрительной усталости. Отец ругался, пытался наставить отпрыска на путь истинный, но все без толку. „Ты должен успокоиться — говорил он — должен найти свое место в жизни. Иначе ты пропадешь!“ Легко сказать — „должен“. Ты должен взлететь! А как взлететь? В прыжке? С перепугу? От пинка в зад? Пустое „должен“ без указания „как“ лишь раздражает. И разрушает. В конце концов Леонид нашел иллюзию удовлетворения на факультете иностранных языков МГУ. Конечно, его манила высокая поэзия, но родители были против: особых перспектив у поэта в СССР тогда не было. В чем-то они даже правы. Стань он литератором — придется всю жизнь воспевать „коммунистическое будущее“, и вгонять свой дар в прокрустово ложе дурацкого соцреализма. Поэтому Леонид пошел не на факультет искусств, а на инъяз, закончив перед этим школу экстерном в четырнадцать лет. Можно было бы и раньше, но ведь вундеркиндам всегда приходится туго. Потом начались блистательные дни, когда он находился в центре общего внимания. Лучший на факультете, подающий надежды молодой поэт — все-таки от увлечения эпистолярным жанром он не отказался. Но дни эти перемежались беспокойными ночами. Ночами, когда он никак не мог уснуть от острого ощущения собственной ничтожности. Он так и не смог найти свое место в мире — полиглот, гений, талантливый поэт. Никто и ничто, казалось, не могло его успокоить… Никто и ничто! Кроме Нее. Давняя юношеская любовь, которая, вроде бы утихла навсегда, вспыхнула, стоило ему лишь увидеть свою Возлюбленную. Его Джульетта, его Эвридика, его Беатриче… Его единственная и неповторимая Яна. Кто же мог знать, что банальное юношеское увлечение приведет не к банальному юмористическому финалу, а породит столь непобедимые чувства? Любовь, вспыхнувшая в сердце Леонида, была определенно сильнее, чем он сам. Правда, разница в возрасте иногда может быть фатальной: ему только-только должно было исполниться четырнадцать лет, Ей — целых семнадцать. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. В конце концов, устав от насмешек, он оставил попытки добиться Возлюбленной, и с головой углубился в учебу. Закончив школу экстерном, Леня уехал в Москву, и забыл, казалось, о Ней навсегда. Отец не мог нарадоваться успехам своего единственного сына. Будущее было предопределено: красный диплом, Комсомол, горком, райком, обком… В своих честолюбивых мечтах Александр Геннадьевич доходил даже до кресла генсека. „Вот увидишь — громогласно восклицал он, обращаясь к супруге — когда-нибудь Никиту сменит Леонид! Ответственно утверждаю!“ Мать махала руками, испуганно оглядывалась — негоже, мол, испытывать судьбу такими фразами. Но отец был непреклонен. „Подобный льву!“ — отвечал тот — Так это расшифровывается! Как великий спартанский царь, победитель персов! И НАШ Леонид тоже всех победит, не будь я Александр Броневицкий!» А тут вдруг льва победила кроткая горлица. Как-то раз, возвращаясь из Москвы, Леонид нос к носу столкнулся с мечтой детства прямо на вокзале. Там, где мечта работала продавщицей билетов. Жизнь девушки, в отличие от его жизни, не заладилась. Она вышла замуж, развелась, родила, и вынуждена была искать работу, чтобы прокормить себя и свое чадо. Во всех смыслах слова это была недостойная пара для будущего генсека, подобного льву. Но ведь влюбленные — безумны! И был бурный роман. Были серенады под окнами. Ушаты холодной воды от соседей (Янина жила в общежитии железной дороги) альпинистские упраженения по скоростному влезанию в окно. Вахтеры не хотели понять чувств молодого человека, и после одиннадцати его не пускали. Были поцелуи под Луной, стихи, признания, была романтика, были дикие, ничем не обузданные чувства! Никогда юный покоритель девичьих сердец, первый парень на факультетете, не знал такого счастья. И никогда уже не узнает. Разумеется, отец был против. Ему не нужна была невестка, которая „принесла в подоле“, развелась, да еще находилась в предосудительной родственной связи с репрессированным местным дворянством. Для карьеры сына это означало закончиться, не начавшись. Так ведь и сын был весь в отца! Упрямства ему было не занимать. „Или с ней, или никак! — кричал он — Вот уйду в монастырь, будешь знать!“ Монастырь поблизости действительно имелся, а уход туда сына ответственного партработника был равнозначен семейной катастрофе. „Уйду! Уйду! Не остановишь!“ Это был первый серьезный конфликт Леонида с семьей… В конце концов отец вроде бы смирился с сыновним выбором. Он, конечно же, продолжал сверкать глазами, не пускал будущую невестку домой, но они в этом и не нуждались. Леонид настроился пойти учителем английского в местную школу, Яна продолжала работать билетершей — вместе им должно было хватить на проживание, небогатое, но удивительно радостное. Апофеозом стала вторая беременность Яны, после которой Александра Гавриловича чуть удар не хватил. С отцом Леонид кое-как помирился, и тут же умчался к любимой. Счастью его не было предела. Но был конец. Жестокий, тяжелый, непредсказуемый, словно вылетевшая из ниоткуда на перекрестке „Волга“. Водителя так и не нашли — редкость для времен, когда явной преступности, задавленной железной рукой, уже не было. Конец всему! Мечтам, надеждам, упованиям. Конец жизни, которая раз навсегда потеряла для Леонида смысл. Оставалось умереть где-нибудь в подворотне — желания жить дальше не было. Но позже оно все-таки появилось. Второй, после призрачной „Волги“, сюрприз, разрушил его судьбу окончательно и навсегда. Это случилось, когда он, оставив вуз, пустился „во все тяжкие“, и запой перемежался запоем. И появился сюрприз, конечно, в лице того, кто всегда стоял у Леонида на дороге. Отец. Третий секретарь Светлогорского горкома КПСС. Александр Броневицкий. С бутылкой водки и не совсем подвластным уму языком. Как-то раз он пришел в гости к школьному другу, у которого Леня временно обитался, с бутылкой „Столичной“ и „белым флагом“. Пришел, когда тому было особенно худо. Пьянка затянулась. — Возвращайся домой, сынок — сказал отец, склонив голову по окончании очередной „поллитры“ — Нельзя же, в конце концов, всю жизнь горевать! Леонид был подавлен. Он был всеми брошен, болен, одинок. Поддержка и понимание были ему нужны, как воздух. Поэтому он был готов даже пойти на примирение с родителями, с которыми хотел порвать раз навсегда. В конце концов, у него никого больше нет! А все обиды и переживания можно было оставить в прошлом… — Да ты потом благодарить меня будешь, сынок — продолжал, тем временем, разглагольствовать пьяный в стельку отец — ты поймешь потом, что я тебя из помойной ямы вытащил! Благославлять будешь меня, и эту мою «Вол… — тут он умолк, покосился на сына хитроватыми пьяными глазами. Заметил, или нет? — ЧТО? — опьянение Леонида как рукой сняло — ЧТО ТЫ СКАЗАЛ? — А? А что я сказал? — хитрецу и приворство в глазах отца скрыть было сложно — Ты уж прости меня, старика! Песок отовсюду сыплется, с языка тоже. Леонид был не простым человеком — он был сыном предствавителя власти. Скрыть эмоции для него, не составило труда. Сейчас он сделал вид, будто ничего не услышал, а лишь задал неуместный пьяный вопрос. — Да нет, сынок! Ты неправильно понял. Ты потом… ик… благодарить меня будешь, что я тебя из этой вот ж..ы вытащил! Из запоя, загула, из блатных компаний этих… Поверь: все у нас наладится! „Верю. Верю каждому зверю, а тебе ни за что не поверю!“ Все, что мучило Леонида раньше, сложилось в одну картинку в его светлой, хоть и отравленной винными парами голове. И невозможность найти убийцу. И нежелание милиции работать по его поиску. И, в конце концов, марка сбившего возлюбленную автомобиля. „Волга“ — это символ роскоши в СССР. На ней ездят только высокопоставленные лица! Похоже, машину, что сбила Яну, искать нужно в автопарке Светлогроского горкома. Но взбунтоваться, завопить сейчас — глупее не придумаешь! Папа на все способен: если что, и в психушку упечь может. Так что затаимся, сделаем вид, будто бы ничего не произошло… И он притаился. Бросил пить. Вернулся в университет, закончил его, как полагается — с блеском. Притворился прежним, задиристым, талантивым поэтом-„мушкетером“, лишь для одного. С одной целью. ОТОМСТИТЬ. НЕНАВИСТЬ — вот что стало теперь смыслом его жизни. Ненависть к отцу, ко всему, что он собой олицетворял: к партии, всевластие которой не знало границ, к строю, который отец так восхвалял. К семье, ставшей из колыбели его души ее могилой… Ко всему. Ко всему, что его раньше окружало. Дерзкий план возник в его голове сразу, как только он все понял. Смелый, и простой, как все гениальное. ПРЕДАТЬ ТЕХ, КТО ПРЕДАЛ ЕГО. Уйти в школу КГБ, завербоваться в разведчики, и однажды, набрав силы, бежать! Бежать из СССР в тот, другой, далекий запретный мир. Может быть, хоть там он найдет лекарство, способное утолить его смертельную сердечную боль. Что ж, Леонид всегда добивался своей цели. Решение учиться в школе КГБ застало Александра Гавриловича врасплох, но возразить он ничего не мог — тоже ведь карьера. Причем неплохая. Может быть, более подходящая сыну-авантюристу, чем просиживать штаны в креслах обкома. Подумав, Броневицкий-старший согласился. Обучение было трудным. Для гуманитария жесткая дисциплина, сверхтребовательная физподготовка, да еще казарменный режим — штука убийственная. Но цель есть цель! Раз она есть, ее надо достигать. И он достиг — стал, в конце концов, лучшим и здесь. Потом была Мексика. Леонид всегда был неравнодушен к творчеству латиноамериканских поэтов и писателей, ко всей этой странной и интересной культуре „мундо латино“. Так что первая командировка была, конечно, в Южную Америку. Работа на новом месте, легенда, новое имя Диего Леон — все это было для него, как эпизоды кинофильма, они проносились перед глазами один за другим, не оставляя в памяти ничего. Совсем ничего. Была лишь главная цель. БЕЖАТЬ! Правда, для этого надо было выйти на чужую резидентуру, а сделать это непросто. Сам по себе Леонид им малоинтересен. Если не принести им что-нибудь значимое, его могут использовать „втемную“, а затем просто устранить, как ненужного свидетеля, а это в планы Броневицкого не входило. Оставалось выжидать удобного момента, и искать нужный для покупателя „калым“. Конечно же, „калым“ нашелся. В лице одного из „отцов“ мексиканской криминальной среды с простонародным именем Хуан Фернандес. Именно он часто оказывал спецслужбам СССР важные услуги. Вот кого акулы из los Estados Unidos наверняка будут рады скушать! Вскоре он уже шел на встречу с тем, кто должен был стать его билетом в новую жизнь - ту, другую, без бремени воспоминаний и тяжести потерь. Прости, дон Хуан, так уж вышло… Дом Хуана находился на вершине небольшого холма, рядом с маленькой речушкой. Около него был расположен небольшой пирс, к которму пристал легкий моторный катер, привезший Леонида. Поднявшись по мощеной прямоугольными гранитными плитами дорожке к дому, он вошел внутрь в сопровождении нескольких охранников Фернандеса. Сам дон Хуан, на взгляд Леонида, не представлял собой ничего особо примечательного. Обыкновенный темноволосый мексиканский старикашка, с крупным носом, изрытыми оспинами лицом, с внешностью несколько азиатской, выдававшей в нем индейскую кровь. Увидев Леонида, Хуан улыбнулся, и приветливо взмахнул рукой — Проходите, дон Диего! Мой дом — ваш дом! Не голодны ли вы? Может, выпить пожелаете? После длительного запоя юности Леонид бросил пить раз навсегда. Поэтому он только отрицательно покачал головой. — Нет, спасибо! Не пью. И ничего другого, пожалуй, тоже не надо. — Хорошо. Не пьете? Похвально! Зеленый змий, как говорится — главное мужское проклятие? Леонид рассмеялся.  — Точно! Имел дело в молодости с этой гадиной. Больше как-то не возникает желания… — Замечательно, замечательно! — Хуан был странно возбужден, словно мальчишка, с нетерпением ожидающий циркового представления - Ну, а что мне приготовили уважаемые друзья с того континента? — Вот — Леонид достал из портфеля немаленькую пачку — Это задаток. Нам нужна помощь в организации ячеек на северных мексиканских территориях. Желательно из крепких парней, ну, вроде „Мара сальватруча“, или типа того. В случае успеха ограничений в средствах не будет никаких. — Никаких говорите? Прекрасно! — возбуждение Хуана все нарастало. Поднявшись с плетеного кресла, в котором сидел напротив Леонида, он принялся прохаживаться по комнате, поглядывая на собеседника безумными взбешенными глазами. Его охранники, тем временем, сдвинулись с места, и преградили выход. Так, это уже серьезно! Неужели проклятый старикашка о чем-то пронюхал? Но как? Леонид ведь никому никогда не говорил о своих настоящих планах. Хотя чего сейчас гадать, надо сматываться… — Ха-ха-ха-ха! — засмеялся вдруг Хуан. Он уже не ходил, даже не бегал, он буквально прыгал по комнате — А скажите-ка мне, друг Диего — я ведь некрасив? — О чем вы? — спросил Леонид. Он уже понял, что сделка сорвалась и искал пути к отступлению. Напрасно. Вся территория дома и окрест контролировалась людьми Хуана. — Да все о том же! Старый сумасбродный пер..н! Какой-то вонючий индеец! — Дон Хуан! Вы меня оскорбляете! Я никогда в жизни не был расистом! — Ааааааа-ха-ха-ха-ха-ха! Да ладно! — Хуан заговорщицки подмигнул — бросьте вы! Я вас всех знаю как облупленных, испанских дворян! Небось презираете бедного старика втайне. Испанских дворян… Издевается! Играет, как кошка с мышкой. — Неправда! — Леонид решил демонстрировать твердость. — Дон Фернандес, если я вам чем-то не угодил, прошу простить, и спешу откланяться. Задаток можете оставить себе! — Неееееееет! — сверкая безумными глазами, всклокоченный и страшный, старик завопил так, что попугай в клетке у окна испуганно вспорхнул — Никуда ты не пойдешь! Я ТАК СКАЗАЛ! Завизжав, он стал еще быстрее носиться по комнате, затем закружился по ней в каком-то немыслимом демоническом танце. Неожиданно для себя Леонид почувствовал, что ноги и руки не слушаются его. Все тело стало словно чужеродным обрубком, как иногда бывает, если чересчур сильно отдавить конечности. Вокруг него потемнело, по комнате принялись носиться жуткие тени. С ужасом Леонид почувствовал, что отрывается от кресла и взлетает в воздух. Поднявшись над полом, он с размаху шмякнулся об стену, распластавшись по ней, будто прилипшая на клей муха. — Аааааааа!!!!! — визжал старик — Значит, ты решил, что я твой билет в другой мир? Так знай — ЭТО ПРАВДА!!!!! Я твой билет в другой мир! В ПОТУСТОРОННИЙ!!!!!! Посреди солнечного дня комнату вдруг охватила полная тьма. Оказавшись в ней, телохранители Хуана изменили облик: их глаза стали светиться красным, кожа стала зеленой и чешуйчатой, уши заострились, из пасти торчали огромные клыки, а на пальцах красовались длиннющие когти. — Гыыыы — гы — гы -гы - гы!!!!! — кровожадно ощерившись, ржали они. Тьма, поглотившая комнату, теперь сгустилась, приняла облик трех невероятно жутких теней. При виде их Леонида охватил дичайший, неконтролируемый страх. Совершив по комнате круг, тени вдруг бросились прямо на него, схватили и бросили оземь, и принялись душить. — Ты ведь хотел меня продать, не так ли? — совершенно спокойно спросил Хуан. — Да… — прохрипел, извиваясь, Леонид — Простите меня! — Простить? — засмеялся Хуан — За что? Все мы в этой жизни чем-то и кем-то торгуем. Правда, не всем, и не всегда везет! Скажи-ка мне, амиго Леонид: чего ты хочешь больше всего на свете? — Жить — прохрипел в ответ тот — И выбраться отсюда… — Нууууу… — Хуан со скучающим видом откинулся в кресле, в которое перед этим вернулся — Ты меня боишься… Знаешь, Америки ты не открыл, ха-ха-ха-ха! Здесь все меня боятся. Совершенно, кстати, правильно делают. Вот ты, например: для меня превратить тебя в удобрение — все равно, что — он щелкнул пальцами — что раздавить комара! И ты это прекрасно понимаешь. Да? Но перед смертью все-таки скажи: какое твое самое сильное, самое главное желание? Мир кружился перед глазами Леонида. Задыхаясь, и теряя сознание, он ответил, уже не совсем понимая, что он говорит -Свободы! Свободы от мира! Тени демонов вдруг растворились так же быстро, как и возникли. Охранники приняли свой прежний, человеческий облик, улыбаясь, как казалось, несколько смущенно, затем разошлись по своим делам. Освободившись от стальных объятий чудовищ, Леонид упал на пол, тяжело, с хрипом дыша. Хуан сидел в кресле, и задумчиво наблюдал за ним. — Да вставай уже! — сказал он. — Кажется, я, действительно не ошибся. Пошатываясь, и растирая шею, Леонид встал, и рухнул в кресло. Взглянув на него, Хуан рассмеялся. — Прошу меня простить за столь специфичный прием. Нужно было шокировать тебя, чтобы ты забыл обо всем, обо всех своих запретах и страхах, и сказал правду. В качесте извинения могу сказать: мои наставники тоже не были со мной особо любезны! Что же! Мои возможности ты видел. Имей в виду: это лишь маленькая, ничтожная доля того, что я на самом деле умею. Но вот передать свое умение мне некому. Мало на свете тех, кто могут без ущерба для себя и других принять этот груз. — Груз? — удивленно спросил Леонид — По-моему, это чудо, а не груз! — Именно чудо и есть главный груз, который только можно нести в мире. Потому что лишь чистый от страстей и желаний человек способен это делать. — Ну, тогда вы не по адресу. Я от страстей точно не чист! — Это потому, что ты не прошел полного цикла тайных наук. Никто не свободен в начале. Но он меняется, и это изменение, трансформация сталкера, может быть невероятно болезненна! В конце концов, пройдя все испытания, ты обретешь то, к чему стремился: свободу от мира. — Да уж… — сказать Леониду было нечего — Итак? Ты готов? — Разумеется! Обучение и подготовка мага давалась Леониду на удивление легко. Правда, большая доля заслуг в этом принадлежала Наставнику, который, несмотря на отсутствие образования, проявлял неплохие педагогические способности. В конце концов, за пять лет Леонид смог пройти то, что другие проходили за десять, а то и за двадцать. Хуан был доволен, но, тем не менее, постоянно подначивал Броневицкого. „Не хватало еще, чтобы ты загордился, и возомнил о себе Бог весть что!“ — говорил он. Леонид относился к его иронии с пониманием, он прекрасно понимал цель шуток Мага — не оскорбить, но напомнить о вреде гордыни. Глупый обижается на слово, а умный – нет. Умным слово не может нанести вреда! Так или иначе, но спустя пять лет после своего первого знакомства с Наставником Броневицкий уже занимал положение Первого Подмастерья. Сначала он удивлялся, видя европейские ранги и градации учеников Хуана, ожидая увидеть некое экзотическое индейское шаманство. Однажды он спросил об этом Хуана напрямую. — Зачем идти трудным путем, когда можно идти легким? — ответил тот — У вас в России говорят: „Умный в гору не пойдет“. Все твое воспитание, весь менталитет, все восприятие оттуда, из этой культуры. Зачем тебе заниматься чем-то другим? Тем более, результат один и тот же. Но здесь есть две вещи. Во первых, многое из южноамериканского шаманизма мы используем. Например, искусство контроля глупости, называемое на современном языке сталкингом. В других культурах тоже есть его аналоги, но мы пользуемся тем, что создано здесь. Во вторых, уже примерно с одиннадцатого столетия тайные общества Европы и Южной Америки слились в одно. — Вот как? — удивился Леонид. — Именно. Задолго до Колумба сюда приплыли первые европейцы — Тамплиеры, „Слуги Замка“. Когда же Орден Европы ступил на нашу землю, он встретился здесь с другой традицией, более древней, не менее сокрытой, хотя и имевшей с ними один общий источник. Встреча была мирной и спокойной. Был достигнут Договор, согласно которому, по сути, два тайных общества сливались воедино. Народ Туле формально принимал христианство, но сохранял все свои традиции. А Слуги Замка получали доступ к серебряным и золотым копям Анд, благодаря чему они стали богатейшим из рыцарских Орденов средневековой Европы. Именно это, к большому сожалению, и стало причиной их гибели. Монархам Европы не хватало средств, а Слуги Замка имели их в избытке. Дальнейшее ясно: как у вас, в России, говорят, „ты виноват уж тем, что хочется мне кушать“! Когда против Ордена начались гонения, многие Слуги сбежали от них на территории своих тогдашних колоний, туда, где преследований не было. Здесь они продолжили свою работу по построению нового Храма. — Но ведь Храм должен был быть построен исключительно на Святой Земле? — Разумеется. Однако же Храм Соломона — это аллегория. Ее не стоит понимать буквально. Храм — это место, где Божество сходит на землю, соприкасается с нашим миром. Место, где мы можем увидеть Бога, как я вижу тебя, например. Символ восстановления единства Земли и Небес. Вот здесь-то и начинается самое интересное! Тамплиеры были лишь одной из частей более древнего Ордена, существовавшего задолго до них. Истинный же Орден появился не вместе с христианством в Европе. Он появился даже не со времен Моисея. Он существовал уже во времена первых цивилизаций, известных истории. В Месопотамии, Египте, Китае, Индии… Рассеянный по миру, он, тем не менее, сохранял свою главную надежду и цель, и проявлялся во всех религиях и учениях — от Древнего Египта до Платона, от Платона до Христа, от Христа до Тамплиеров, и от Тамплиеров до наших дней. — Так откуда же он взялся? — Возник во времена предыдущей, великой цивилизации человечества, которая погибла примерно пятнадцать тысяч лет назад. История ее гибели — это история утраты связи Земли и Неба… Хуан замолчал, задумчиво глядя перед собой. Броневицкий все не решался потревожить его раздумья. Наконец тот продолжил. — В разных культурах и на разных континентах сохранились лишь отрывочные воспоминания об этой эпохе. Здесь, в Южной Америке, верили в детей леопарда и пернатого змея Кетцалькоатля. В Египте — в воплощение Богов в виде фараонов. Где-то упоминались ангелы, сходящие на Землю. Но, так или иначе, корень этой веры один. История Королей — Ангелов! Ну, например, в книге Еноха говорилось об ангелах, сходящих на Землю. Правда, там они изображены нарушителями воли Бога, возжелавшими дочерей рода человеческого. На самом деле, это, конечно, неправда. Во первых, это были не те ангелы, во вторых, мировоззрение иудеев исказило легенду. „Ангел“ — это посланник. Посланник Высших Миров. И Королями–Ангелами называли существ, пришедших в наш грешный мир именно оттуда. Христианские гностики называли их эонами, Платон — эйдосами, но суть одна. Эоны — нематеритальные существа, несущие в себе все качества Бога. Всемогущество, всеведение, ну и так далее. Они — часть настоящего Бога, Его порождения, дети. Или эманации, как их называют философы. — Вы хотите сказать, были времена, когда всемогущие существа жили на Земле? — изумился Леонид. — Да. Это были прекрасные времена! Но люди развратились, и они закончились. Страсти, привязанность, ненависть, злоба отравили их! Люди стали жестоки и горды, они возжелали присвоить себе могущество Королей. И тогда, чтобы не наказывать падшее человечество, Короли вынуждены были уйти. Предоставленные сами себе, люди обратили все доступное им могущество, все знания, всю силу друг против друга. И тот мир погиб. Сохранились лишь легенды и отрывочные записи… Но когда погибала прежняя цивилизация, часть слуг Королей дала обет сохранить их знания и опыт, в надежде, что Свет вновь когда-нибудь вернется на Землю. Им пришлось пережить многое: разделение, рассеяние среди разных традиций и культур, гонения, ложные наветы… Даже обвинения в дьяволопоклонстве! Но они сохранились, и, в конце концов, образовали Орден. Наша главная цель — хранить и приумножать знания. Некоторые же из нас верят, что мы не должны пассивно ждать нового Золотого Века, а, наоборот, приближать его. — И как, интересно? — Все думают по-разному. Кто-то полагает, что надо нести миру высокие идеалы, чтобы уменьшить развращенность людей. Кто-то хочет распространять знания. А кто-то — вызвать одного из Королей сюда! — Ого? А это не опасно? — Опасно. Люди сейчас очень плохи. Прямой контакт Высшей Силы с ними означает мгновенную их смерть. Но если снизошедший Король воплотится, и будет не только Богом, но и человеком — то он сможет понять людей. И простить их! Тогда мы избежим тысячелетий грядущей тьмы. — Я был прав — это невероятно опасная затея. — Но оно того стоит! — Хм… — Леонид задумался. История о воплощенных Эонах стала для него сюрпризом. Конечно, он понимал, что маги обладают большой властью, но Всемогущее Существо… Как-то неуютно становилось от мысли, что противопоставить такому будет нечего. — Удивлен? — спросил его Наставник. — Ммммда… Отдает авантюрой… Вызывать существо, владеющее Божественной силой, в надежде, что оно нас простит! Как-то… — Глупо? — Да. — Согласен. Но ведь Им необязательно нисходить к нам, чтобы вершить суд. А мы еще живы. И это дает надежду. — Самоубийство! Я не стал бы этим заниматься. — Твой выбор! Можешь не участвовать, если не хочешь. Но, признаться, когда я искал и выбирал тебя, то именно на тебя и рассчитывал. — А подумать можно? Неохота стать причиной конца света. Рассказ Хуана поставил Леонида в тупик. Идея участвовать в безумной авантюре, пожалуй, самой безумной на свете, заставляла его колебаться. С одной стороны, вот уж, действительно! Ничто не сводит людей с ума больше, чем идеалы. Ради призрачной цели Золотого Века слуги Ордена могли поставить на карту само существование мира. Ведь греховность не оставит ему ни единого шанса при контакте с Первичным Светом Истины! С другой… А где наша не пропадала? Может, получится? И тогда он увидит восход эры блаженства на Земле? Хотя Броневицкий достиг многого в искусстве сталкера, корни своего характера он еще не изменил. Вся его натура требовала действия. Улыбнувшись, Леонид подумал, что Наставник специально рассказал ему легенду об Эонах сейчас. До того, как тот постиг искусство сталкинга до конца. Нет, правда! Ведь он уже все решил! Ввяжемся, а потом посмотрим. — Признаться, и не ожидал другого ответа — рассмеялся Хуан — такие, как ты, никогда не осторожничают, прежде, чем сделать шаг. И раз уж ты согласен, стоит знать, что от тебя требуется. Во первых, найти более тихое место. Здесь, в Мексике, слишком бурно кипят эмоции. Их энергия чрезвычайно велика. Для первых стадий заклятья лучше не придумаешь, но для основных требуется другое. Желательно малонаселенное, где имматериальная энергетика не столь сильна, как здесь. — Не проблема. Тянь–Шань подойдет? — Вполне. — Тогда нам с вами придется несколько переквалифицироваться. Мы ведь шпионы, не так ли? Нам нужно будет работать не с мексиканцами или англосаксами, а с мусульманами-шиитами… — …Среди которых тоже много слуг Ордена. Мы ведь интернациональны. И барьеров между религиями для нас тоже не бывает. — Да. Но, помнится, после падения христианских королевств на Святой Земле, серьезных контактов между ветвями не было? — Ошибаешься, были. Тайный обмен знаниями и богатствами никогда не прекращался со времен Тамплиеров. — Придется активизировать. — Не проблема — усмехнулся Хуан. — А что еще? — Жениться! Леонид взглянул на Наставника несколько удивленно — То есть? — Да-да! Жениться! Найти себе пару, половинку, возлюбленную… Как хочешь, так и зови. Но не абы кого: нужна девушка с конкретными свойствами. Она должна обладать нужным характером, а также способностями к магии, чтобы вместе с тобой встать на пентаграмму Заклятья Вызова. — И зачем это надо? — Долгая история… Это связано с природой заклятья. Для него необходимы пятеро. Первый — дверь. Мы ведь входим не в обычные имматериальные миры, а в высшие, и портал входа должен быть особенным. Это должен быть человек, причем Совершенный Человек. — Хм… А где его взять? — Это не твои заботы. На самом деле такой человек уже есть, и вскоре ты с ним познакомишься. Дослушай до конца. Второй — зовущий. Он должен в совершенстве владеть искусством сталкинга, чтобы создать контролируемую мечту, и не поддаться ей. Мечта станет формой, в которую воплотится нисходящий Эон. Но зовущий должен быть в паре. Таков закон. Равновесие должно соблюдаться. То есть, говоря по простому, он должен быть женат. Третий — держатель. Он тоже должен быть в паре, но вот ему жениться не обязательно, так как он — фигура не ключевая. Его задача — стабилизировать заклятье, и страховать зовущего. Вместе, получается, пять, тот, кто будет порталом, не считается. Итого четыре. Но это лишь первый этап! Второй надо будет провести через несколько лет, когда характер воплощённого Короля установится, и он окончательно обретет человеческую форму. Тогда ему надо будет дать связь с другими людьми. Как, например, у матери и ребенка, только сильнее. Во втором этапе участвуют трое: тот, кто был порталом, держатель и зовущий. Они становятся первыми слугами Короля, и создаваемую ими связь символизируют три вещи: меч, или кинжал — власть, глаз — всевидение, книга — всезнание. На третьем этапе, когда Король полностью обретет человечность, его можно будет освободить от уз заклятья. До этого момента присутствие Короля в мире не будет окончательным, в случае угрозы его можно будет отправить обратно. Но здесь — уже все! И если воплощенный Эон к тому времени не будет человечен, если он будет смотреть на людей со стороны — свершится Суд. Так что роль рыцарей, слуг Короля невероятно важна. Они должны будут верно служить Королю, любить его. И быть ему преданными, чтобы через них Он стал частью нашего мира. Если ты заметил — стадии заклинания соответствует трем этапам развития личности: детству, отрочеству, юности. Воплощенный появится в нашем мире уже в виде взрослого, но вот личность его будет проходить этапы развития, как и у всех остальных. Такова уж у нашего мира природа! Конец каждого этапа будет ознаменован тремя ритуалами. Понятно? — А как всемогущее существо можно связать заклятьем? Хуан улыбнулся. — Заклятье дано нам другими всемогущими существами. Для нас все Короли бесконечно сильны, но между собой Они различаются: есть первый уровень, второй, третий… — Да. Что же, будем надеяться, что все пройдет, как надо. И у нашего мира появится замечательный Король. — У нашего мира появится Королева! — Что? — Что слышал. Это тоже закон равновесия: облик Воплощенного противоположен силе, которая доминирует среди людей. Если доминируют женщины — то Он — мужчина, если мужчины — то наоборот. И учти: на втором этапе слуги Короля должны быть того же пола, что и Он. В нашем случае это будут женщины, наши половины из первого этапа заклятья. Теперь ты понимаешь, как важен твой выбор? — Понимаю… — Я тут прикинул, где ее найти. Получается, что твоя суженная живет в Москве, и даже учится там, где ты учился. Ее имя начинается и заканчивается на „а“. Дальше сам ищи! Все-таки, какие мужики сволочи! Нет, сволочи, как еще скажешь? И жизнь несправедливая штука: сколько рассказов про девушек, которые предпочли деньги любви! А про мужчин — ни одного. Но в жизни-то — фифти-фифти! Алина сидела в пустом коридоре, и машинально листала тетрадную страницу. Туда-сюда, туда-сюда… Судьба только что нанесла ей серьезный удар. „Удар“ звали Наталья, и была она дочерью чиновника из Министерства Обороны. Это тебе не мы, жалкие дети академиков! Какой с нас прок… Получилось совсем как в песне: „Красивая и смелая дорожку перешла“. Ее возлюбленный, с которым они три года вместе, оказался, как в другой песне — „и ни друг, и ни враг, а так“. Он тут же заявил, что все кончено, и что им лучше остаться друзьями. Шок Алины трудно было передать словами, но внешне она ничего не показала. Слез моих хотите? Жирно будет! — Уверен? — спросила она — смотри, обратного хода нет! — Уверен — ответил парень — Чего уж там! Сердцу не прикажешь. Сердцу… Кошелек у тебя вместо сердца! Даже не камень, и не красивое портмоне, а гадкая, противная, засаленная тряпичная мошна! Так вот, Андрюшенька. Знаю я таких карьеристов — сначала удачная женитьба, потом высокая должность, дача, машина… Кефир, клистир… Ой, ну хватит уже! Не хватало только переходить из-за этого ничтожества на блатной жаргон. Дома ее встретил ужин, встревоженные глаза матери, и привычное отсутствие отца. Ученый-океанолог, он большую часть времени проводил в академии, либо болтался в экспедициях невесть где. Теперь вот его интересовал феномен „Эль-Ниньо“, и он уже второй раз срывался в поездку. Сначала самолетом во Владивосток, а затем в экваториальную зону Тихого океана. За что крепко получал от матери: какое, мол, „Эль-Ниньо“, когда своя „Ла-Нинья“ подрастает! Тот вздыхал, смотрел на нее виноватым взглядом — и снова уходил в море. Путешественник, тоже мне… — Что случилось, доченька? — спросила она, подавая Алине тарелку. Бахрома кружевного платка на ее плечах слегка покачивалась, выдавая легкую дрожь. — На тебе лица нет! — Правда? — Алина пощупала себя за щеки — В ванной, наверное, отстегнула… — Шутница ты моя… Ну, я же вижу: что-то произошло! Плохое что-то! — Да ничего не произошло, мам! Все в порядке. Рассталась с парнем, а так все хорошо. Все хорошо, прекрасная маркиза! Все хорошо, все хорошо! И чего ее в последнее время на песни тянет… — С Андреем? Почему? — Нашел себе более выгодную партию. — Вот подлец! Нет, ну каков подлец, а! Вился вокруг тебя три года, да так, что не подкопаешься. И на тебе! Вот ведь люди пошли — никому верить нельзя! — Маааам! Да не стоит он того! Будем мы еще из-за него расстраиваться. Вьются, кстати, насекомые вокруг огня. А он насекомое и есть. Ничтожество. Лимита… И не напоминай мне о нем больше, ладно?! Выскочив из-за стола, Алина направилась к выходу. — А ужин? — растерянно спросила мать, глядя ей вслед — Не хочу! — донесся из коридора раздраженный голос. Красная ковровая дорожка мягко гасила звук шагов. Надо сказать, что были они семьей богатой, причем не только по советским меркам. Отдельную двухэтажную дачу Веденеев-старший получил в свое время по линии Минобороны — той же самой, где работал отец ее разлучницы. Здесь у нее была отдельная спальня на втором этаже, с балконом, выходящим на березовую рощицу. Здесь Алина провела почти все свое детство. И это место она считала своим домом. Все вокруг ей нравилось, кроме „гипсовой рожи“ — бюста Вольтера, который стоял в прихожей, или на рояле в зале. Когда-то у нее даже была фобия на этот самый бюст, и папа периодически его прятал, но выбросить не хотел — это был подарок от кого-то из его друзей. Так что через некоторое время он по свойственной ученым рассеянности возвращал бюст на прежнее место, и страхи Алины воскресали вновь. Вот и теперь изваяние стояло внизу, глядя на нее ироничным взглядом каменных зрачков. — У, блин! Чего вылупился, голубиный унитаз? — пробормотала Алина, искоса взглянув с лестницы в прихожую. Березовая рощица тихо и скромно, как-то совсем по-русски, шелестела внизу аккуратными листочками. Легкий ветерок шевелил волосы девушки, колебал подол ее платья, успокаивающе поглаживал по плечам. „Ну что, Алина, друг дельфина! — подумала она — Привыкай. Такова она — наша се ля ви.“ Кличка „друг дельфина“ прицепилась к ней в детстве, когда отец брал ее с собой в батумский дельфинарий. Пока все уходили по делам, она оставалась одна рядом с бассейном, в котором плавали огромные, как ей тогда казалось, гладкие рыбины с торчащими из воды вертикальными плавниками. Это потом Алина узнала, что дельфины вовсе не рыбы, а млекопитающие, а тогда ей было все равно! Она смотрела на больших рыб, и странное ощущение покоя касалось ее своим легким дыханием. Казалось, дельфины из бассейна что-то шепчут — тихо-тихо, совсем неслышно. Один раз ей послышалось „иди к нам“, так что она, недолго думая, разделась, и нырнула в бассейн. Когда друг отца, профессор Георгадзе, увидел это, то бросился к бассейну вместе с сотрудниками. Мало ли, все-таки животное! Возьмет, и утопит девочку! Но причин для страха не было: в бассейне напуганные ученые увидели семилетнюю оторву, которая совершено спокойно плавала, уцепившись за плавник своего нового друга. — Ух ты! Прямо прирожденная дрессировщица! — сказал тогда профессор — как у тебя получается с ним плавать? Ты ведь не училась этому раньше, нет? — Не-а! Он мне сам предложил покататься! — заявила Алина. Ученые переглянулись: те, кто много времени провел рядом с дельфинами, знали, что существа они совсем не обычные. Но промолчали. Даааа… Дельфины хорошие! Спокойные, добрые… И не предают. Не то, что люди. Тяжело вздохнув, девушка поднялась с кресла-качалки, и направилась спать. Вставать завтра придется рано… Шумная студенческая братия уже успела заполнить аудиторию. К первой паре Алина всегда успевала с грехом пополам, потому что жила далеко. Войдя в зал, она прошла к привычному месту, буквально кожей чувствуя на себе взгляды подруг. Казалось, все вокруг обсуждают именно ее, Алины, личную жизнь. Многоголосый гам резал уши, шепот и легкие ухмылки заставляли краснеть. Вам-то чего надо? Стервятники! Падальшики. Кондоры… Присев на скамейку, она обратилась к подруге. — Привет. Чего там наш девичник обсуждает, не знаешь? — Ты что, не в курсе? — удивленно посмотрела та — у нас же новый препод! Между прочим, невероятный красавец. — Да ты что! — вздохнула Алина. Слава Богу, не ей кости моют — Прямо как Ален Делон? — Ага. Даже лучше. Все девчонки от него без ума! Говорят, стоит ему взглянуть, и сердце прямо в пятки падает! — Небось больно пяткам-то — пошутила Алина — Препода на девушек часто заглядываются, особенно молодые. Это ж бедному сердцу каждую секунду в пятки прыгать придется. Как мяч в баскетболе — тык-дык-дык-дык! — Да ну тебя — отмахнулась подруга — я серьезно! Вот сам придет, тогда увидишь. — Ладно, посмотрим, каков он, этот твой сердцеед. Тем временем дверь открылась, и в зал вошел столь мужчина. Алина глядела на него, обомлев, и снова удивлялась жизни. Вот ведь как бывает! Еще минуту назад она презирала всех без исключения мужиков, считая их ничтожествами и подлецами. А теперь взглянула на одного из них — и пропала.....