Восьмая нота

I can hear music Sweet sweet music When ever you touch me baby Whenever you're near (с)

♪ Картинка перед глазами качалась и плыла, но Леда не спешил зажмуриваться. Качался и пол под ногами, и каруселью вертелся весь мир вокруг, но он не обращал на это внимания. Эйфория переполняла, вытесняя, не оставляя места прочим чувствам и мыслям. Леда был не просто счастлив – ему казалось, что так хорошо он не чувствовал себя никогда в жизни. Как им с Сойком удалось дотянуть до квартиры, он сам не понимал. Желание, приправленное ожиданием и алкоголем, захлестывало с головой – Леда был согласен на все еще в лифте, но Сойк не позволил, решительно сжав запястье, когда Леда принялся расстегивать ширинку на его штанах. - Не здесь, - прошептал он в самые губы, на секунду разрывая прикосновение, и Леда хотел возмутиться, заявить, что хочет тут и сейчас, но спустя долю секунды Сойк снова целовал его, и слова возражения забылись. Ждать определенно стоило, как понял Леда спустя всего несколько минут. Сойк жил на двадцать каком-то этаже – точно Леда не запомнил – и едва отперев дверь своей квартиры, он потащил его за собой, на балкон. Даже несмотря на не самое вменяемое состояние, Леда почувствовал, как дух захватывает от открывшегося зрелища. Поручни на балконе были не слишком высокими, и от пола до самого верха от внешнего мира их отделяли панорамные стекла. Ступая на небольшую площадку, Леда почти испугался, а после задохнулся от восторга. Казалось, что ночной город, весь в разноцветных огнях, лежит прямо под ногами, и даже не надо подключать воображение, чтобы почувствовать, будто паришь над этим великолепием. - Обалдеть... - прошептал Леда и неуверенно шагнул вперед, словно и правда собирался полететь куда-то еще выше, но Сойк перехватил его за пояс, зарываясь носом в волосы на затылке, и красота ночного пейзажа мгновенно отошла на второй план. Никогда и ни с кем у Леды не было такой близости, когда он сам не осознавал, от чего сходит с ума в большей мере – от физического удовольствия, от восхищения или от самой красоты момента. Опираясь ладонями прямо на стекло, он бесстыдно прогибался в спине и не сдерживал стонов, принимая в себя страсть и желание своего партнера. Когда-то давно Леде доводилось пробовать легкие наркотики, и теперь ощущения были сродни тем, уже порядком позабывшимся, хотя в этот раз он не принимал ничего запрещенного. Чувство легкости, комфорта, безграничного счастья не покидали все последнее время, когда Сойк был рядом. И если в этот вечер их первый поцелуй потерялся в пьяном угаре вечеринки, то первый секс получился незабываемым – Леда был уверен, что надолго запомнит и ошеломительный пейзаж, простирающийся перед глазами, и прикосновения Сойка, и собственные эмоции. А после, когда все закончилось, прежде чем отправиться в душ, Сойк принес бутылку остуженного, почти обжигающе холодного шампанского, и они выпили ее до дна, прямо из горлышка. В какой-то момент Сойк, который хотя и был ниже ростом, физически оставался значительно сильней, подхватил Леду под бедра и усадил на поручень. Сердце Леды ухнуло в пятки, когда за его спиной оказалась пустота, бездонная и невероятно опасная, но эта слабость была мгновенной – почти сразу он расслабился и счастливо рассмеялся, делая еще один глоток шампанского. - Доверяешь? - слабо улыбнулся Сойк, глядя исподлобья, а Леда просто плечами пожал, не видя причин отвечать, и вместо этого лишь чуть откинулся назад и запрокинул голову. Над ним слабо мерцали тусклые звезды, а снизу открывалась пропасть. Поручень болезненно впивался в тело: однозначно, при проектировке никто не подозревал, что какому-то умалишенному хватит смелости усесться на него. Но этого неудобства Леда не замечал, как не замечал ничего лишнего в принципе, пока Сойк был рядом с ним. - Я люблю тебя, - негромко произнес он, глядя сверху вниз со всей серьезностью, а после, запрокинув голову, прокричал так громко, как только мог: - Я люблю тебя! Звук голоса потерялся в ночной пустоте, но в этот момент Леде казалось, что его слышали даже звезды. - Тише, не убейся, - засмеялся Сойк и решительно потащил его на себя, на твердый пол, наверняка опасаясь, что с Леды станется так извернуться, чтобы в итоге перекувыркнуться через перила. И, конечно, благоразумие Сойка в такой ситуации было отнюдь не лишним, только Леда и думать не желал ни о чем серьезном. Счастье переполняло его, и плевать он хотел на то, что умом прекрасно понимал – его поведение, само восприятие мира и любимого человека было отнюдь не результатом долгих осознанных отношений, а всего лишь действием гормонов. Именно они, а никак не истинные, взвешенные чувства, преобразили и придали окружающей действительности новых цветов и красок. Сойк казался Леде удивительным и невероятным – в нем было чудесно все, от внешности до голоса, от больших достоинств до мелких недостатков. Даже то, что он безостановочно курил, а еще имел дурную привычку постоянно накручивать на палец прядь волос, казалось Леде по-своему уникальным и прекрасным. В эту пору он искренне верил, что не встречал человека замечательней Сойка. Целуя в этот момент его губы, чувствуя вкус шампанского, Леда жалел лишь о том, что даже в минуты высшего наслаждения помнил: все это вскоре закончится, потому что самый первый и самый беззаботный период любви длится крайне недолго. Если бы Леда мог, он растянул бы счастливое время до бесконечности, но подобные чудеса были не в его власти. И потому он приказывал себе не думать ни о чем, наслаждаясь каждой минутой этой близости так долго, как только сможет. ♪ ♪ Солнечные лучи проникали в комнату через высокие окна, затапливая ее своим светом, и хотя на улице было невыносимо жарко, Сойк не спешил вставать и задергивать штору – он знал, что Леде нравится, когда в доме светло. Еще Сойк знал, что на выходных Леда любил бесконечно долго спать, а потом, проснувшись, если не нужно было никуда идти, выхаживать по дому до самого вечера в одной длинной футболке, так и не одевшись толком. Последнее порой немного раздражало Сойка, который всегда оставался аккуратным в быту и считал, что выглядеть опрятно надо даже дома. Леда его позицию не разделял, полагая, что в родных стенах можно вести себя как угодно, лишь бы было удобно. Часто на выходных Леда не заходил на кухню, объясняя это тем, что от безделья и есть не хочется. Другое дело, когда работа кипит – это разогревает и аппетит. И любое угощение, которое Сойку удавалось сообразить, обычно он сам и съедал, потому что когда Леде не хотелось, соблазнить его даже самым любимым лакомством не удавалось. Список мелочей и деталей, которые Сойк знал о своем любимом человеке, был до того длинным, что если бы его кто-то попросил озвучить, он все равно не смог бы – не хватило бы времени. С Ледой они были вместе примерно год, и теперь верилось с трудом, что не так давно страсть захлестывала их с головой, лишая способности думать, заставляя совершать порой безрассудные поступки. В какой момент чувства умиротворились, Сойк не заметил и не запомнил тот первый вечер или, быть может, выходной, когда они с Ледой вместо того, чтобы отправиться куда-то развлечься, единогласно решили остаться дома, чтобы посмотреть телевизор или просто выспаться. Такое пресыщение было вполне ожидаемым, потому как нельзя пылать вечно: любые чувства со временем угасают. Иногда Сойк сожалел о тех временах, когда они могли часами заниматься любовью и так хотели близости друг с другом, что могли начать украдкой целоваться в людном месте. В иные минуты он успокаивал себя тем, что у скуки тоже есть свои плюсы, и постоянный выброс адреналина в кровь никак не продлевает жизнь. Еще Сойк ловил себя на понимании, что некоторые особенности в поведении Леды и в его характере неслабо раздражают. Особенно злящим было такое качество его любимого, как постоянное желание оставить за собой последнее слово и припомнить былые проступки. Если Сойк делал ему замечание, глаза Леды широко распахивались, словно от удивления, потом в них отражалась неподдельная, почти детская обида – и неважно, что упрек мог быть пустяковым и вполне заслуженным – а после он неприятно щурился и многозначительно протягивал: "А вот ты две недели назад…". После этого Леда до мельчайших подробностей воспроизводил огреху Сойка, а тот терялся и не знал, что ответить. В такие моменты он не чувствовал ничего, кроме досады. Казалось, что Леда специально запоминает все плохое, чтобы в нужный момент ткнуть в нос. "Это конец", - часто думал Сойк, когда Леда в очередной раз выводил его из себя. "Это конец", - повторял он, когда чувствовал, что в компании Леды ему становится скучно – совсем не так, как бывало прежде. "Это конец", - снова приходил к выводу он, глядя на Леду, который, сидя на самом краешке дивана, усердно перебирал струны и рассеянным взглядом смотрел перед собой, а Сойк чувствовал, что в его душе ничего не шевелится, как прежде. Что любимый человек больше не вызывает ярких непередаваемых эмоций. И тут же одергивал сам себя, когда Леда, замечая его взгляд, поворачивал голову и поднимал глаза. В такие минуты Сойку казалось, будто в груди на короткую секунду замирает сердце, и непонятное ощущение он списывал на собственную мнительность. В любом случае их отношения двигались к финалу, просто в очередной раз Сойк ненадолго откладывал сцену прощания. …В один воскресный день, который на момент его пробуждения уже близился к вечеру, Сойк лежал в постели с закрытыми глазами и рассеянно слушал, как рядом сопит в подушку Леда. На улице стоял жаркий июль: даже закрыв глаза, Сойк думал, что ослепнет от палящего солнца, и с некоторым раздражением думал о том, что в этот день им с Ледой никуда не нужно было спешить. Былые времена, когда они целыми ночами, едва ли не до рассвета занимались любовью и бесконечно долго разговаривали обо всем на свете, отошли в прошлое. Теперь Сойк и не знал, остались ли темы, которых они могли коснуться в разговоре и при этом узнать что-то новое. С отношениями надо было заканчивать, говорил сам себе Сойк, умом понимая, что так будет лучше. Он не боялся того, что после достаточно долгой близости они не смогут работать вместе. Любовь перегорела, как понимал Сойк, и он не сомневался, что Леда согласится с ним. А потом Сойк услышал, как Леда лениво завозился рядом с ним, выбираясь из-под толстого одеяла, – он не уставал поражаться, как Леде удается не сойти с ума от духоты, да еще и выспаться – потянулся и повернул голову, улыбаясь. Глаза Сойка оставались закрытыми, но он просто знал, что Леда всегда это делает, когда просыпается. Непроизвольно он улыбнулся тоже. - Доброе утро, - хриплым спросонья голосом поприветствовал его Леда и прижался губами к щеке, безошибочно определяя, что Сойк уже не спит, а после провел пальцами по его груди. Руки у Леды всегда оставались холодными, даже в самую неописуемую жару, и от того их прикосновения казались Сойку удивительно приятными. А еще у Леды в любую погоду, как старательно не приглаживай, торчали волосы, и он очень забавно морщил нос, пытаясь привести в порядок прическу. Следом Сойк невпопад подумал о том, что каким бы капризным и непостоянным ни был бы Леда, на него всегда можно положиться, ведь тот никогда не оставил бы в беде друга, даже если отношения с ним пошли наперекосяк. - Вечер уже, - поспешил ответить Сойк, поскорее открывая глаза, лишь бы перестать думать дальше. Такие моменты, когда он перебирал в уме хорошие качества и неоспоримые плюсы в характере Леды, он считал минутами слабости. Именно они мешали Сойку, в очередной раз изрядно заскучав рядом со своим поднадоевшим партнером, сказать безапелляционное "прощай". - Когда проснулся, тогда и утро, - еще солнечней улыбнулся Леда и зажмурился, потому что Сойк, сам не контролируя себя, вопреки всем невеселым мыслям, которые обуревали его за минуту до этого, потянулся за поцелуем. Сойк не знал, почему все тянет, почему не обрывает исчерпавшую себя связь, хотя неоднократно задавал себе этот вопрос. Может, причиной тому были эти сонные улыбки и касания холодных пальцев, и губы, которые Сойк мог бесконечно долго целовать, не отдавая себе отчета, почему ему так нравится делать это. А может, ему просто казалось, что быть с кем-то – это лучше, чем оставаться одиноким. Сойк не мог ответить, почему так. ♪ ♪ ♪ Отвращение и злость – вот два чувства, которые преобладали в душе Леды все последнее время. Они поочередно сменяли друг друга, и порой Леде чудилось, что ничего иного он не испытывает вообще, лишь раздражение и усталость. И все это из-за самого близкого человека. Негодование накапливалось, и Леде казалось, что выражение о чаше терпения не такое уж фигуральное – он будто чувствовал, как капля за каплей она вот-вот переполнится, и наружу прорвется самая настоящая ярость. Сколько бы он ни пытался убедить себя, что причиной всему происходящему было просто физическое утомление, недосып, прочие несущественные факторы, заставить верить себя, будто Сойк здесь не при чем, не получалось. Негодование вырвалось наружу в самый неподходящий момент. До этого Леда смог сдержаться, когда Сойк предложил вместе с согруппниками пойти после работы в клуб – Леду он при этом спросить заранее не додумался, и сам факт этого неслабо взбесил. Мысленно Леда пообещал устроить выволочку дома на тему того, что сперва план действий надо согласовывать с ним, а уже потом предлагать Джури и Агги. Сдержался Леда и после того, как Сойк в третий раз вышел покурить. Леда уже ловил себя на остром желании выхватить пачку из его рук и швырнуть в лицо, напоминая, что он не переносит запах сигарет, что его тошнит от этой вони, и со стороны Сойка – самое настоящее свинство дымить с утра до ночи, зная, как Леда не любит табачные флюиды. И даже хлещущая через край ничем необоснованная радость Сойк бесила и выводила из себя, но Леда держался. "Чему так радуешься?" – мысленно хмуро спрашивал он. – "Чему ты радуешься, когда все плохо? Когда хочется спать, а мы сидим в этом дурдоме? Когда у меня голова болит? Когда…" Но додумать до конца очередной упрек Леда не успел, потому что в этот момент сидящий рядом с ним Сойк, улыбавшийся и безостановочно болтавший с Джури, притянул к себе бумажную салфетку и начал бездумно рвать ее на маленькие кусочки. - Я же просил не делать этого, - обманчиво спокойным, ледяным тоном процедил Леда, но что-то было в его голосе такое, что заставило всех согруппников растерянно замолчать и уставиться на него. – Блять, сколько раз я просил не делать этого! У Сойка была масса недостатков – тьма тьмущая, как со временем понял Леда. Курение и чрезмерная аккуратность в быту, неуемная активность по утрам, когда хочется спать, излишняя навязчивость и многое другое были еще мелочью по сравнению с особенно выводившим из себя Леду качеством – Сойк постоянно пытался чем-то занять руки. Такой на первый взгляд пустяковый недостаток со временем начал доводить Леду до белого каления. Невозможно было постоянно наблюдать, как твой собеседник мусолит в пальцах сигарету, скручивает и раскручивает шариковую ручку или, что самое ужасное, вот так кромсает бумагу. Чаша терпения переполнилась. Последняя капля разорвала силу поверхностного натяжения, и гнев хлынул наружу. - Только не начинай, - тихо потребовал Сойк, на всякий случай отодвигая от себя недомученную салфетку – скорей всего, как понимал Леда, он сам не заметил, что схватился за нее, и лишь теперь опомнился. - Я не начинаю, - в тон ему отчеканил Леда. – Меня просто задолбало твое наплевательское отношение. - Вот как? – с ехидным выражением в глазах поглядел на него Сойк и наверняка собрался выдать что-то колкое в ответ, какой-то упрек, который больно заденет Леду – в последнее время подобное имело место достаточно часто, – но его перебил Агги. - Я один не вкурил, что случилось? – беззаботно поинтересовался он, и Джури, который до этого растерянно глядел на друзей, попытался поддержать его. - Леда и Сойк опять грызутся на ровном месте, - пожаловался он так, будто Агги сам не слышал, что происходило за столом. - О, это нормальная ситуация, - поддержал шутливый разговор Агги. – Из-за чего теперь? Сойк неплотно прикрыл дверь? Или Леда неправильно ударение в слове поставил? - Заткнитесь оба! – рявкнул Леда, осознавая, что теперь окончательно теряет контроль. Делать этого было категорически нельзя – друзья точно не были виноваты в том, что его изо дня в день выводил из себя некогда любимый человек. Но сдерживаться не получалось при всем желании. - Не сердите Леду, - неожиданно флегматично проронил Сойк и откинулся на спинку стула. При всем желании в его голосе нельзя было расслышать издевки, но Леде все равно почудилось, что она прозвучала. Он прекрасно знал о том, что список претензий у Сойка к нему будет не меньше его собственного – периодически тот предъявлял то или иное замечание, и Леда даже не знал, что его бесит сильней: упреки либо же снисходительное отношение Сойка как к маленькому капризному ребенку. - Мы и не сердим, - поспешил заявить Джури, пытаясь сгладить острый угол в разговоре, и тут же вцепился в свой бокал с пивом. – Давайте, что ли, за наступающие праздники? - Давайте, - согласился с ним Агги, а Леда и Сойк лишь молча подняли свои кружки. Праздники… Леда перевел тоскливый взгляд за окно и почувствовал, как щемит сердце. За стеклом была кромешная темень, а вот ровно год назад, как раз перед Рождеством, выпал первый снег. Он продержался совсем недолго, растаял и оставил после себя лужи, которые долго не желали подсыхать, но Леда все равно хорошо запомнил – и этот снег, и то, как они с Сойком отметили лучшие праздники в году. Они никуда не ходили, не уехали, не встречались ни с друзьями, ни с родными, а провели несколько дней дома, безостановочно разговаривая, занимаясь любовью, просматривая совершенно бессмысленные неинтересные телепередачи, не слушая, что вещают ведущие, продолжая общаться друг с другом, целуясь и объедаясь мандаринами. Абсолютно сумасшедшие, счастливые дни, которых у Леды не было до этого и, наверное, уже не будет никогда. В настоящий момент Леда сомневался, что их отношения с Сойком доживут хотя бы до Нового года. Все последнее время их ссоры перемежались лишь отчужденным молчанием, и Леда не мог ответить на вопрос, почему они продолжают жить вместе и не расходятся окончательно. Он чувствовал, что Сойк, даже когда просто смотрит на него, сосредотачивается лишь на недостатках – это читалось в самом его взгляде. И Леда отвечал взаимностью, мысленно ощупывая каждый изъян в поведении некогда любимого человека. Любовь прошла, оставив после себя только горечь и разочарование, как понимал Леда. Понимал и знал: не сегодня-завтра он соберется с духом и найдет в себе силы разорвать порочный круг и зажить новой жизнью, чтобы однажды встретить того, кого действительно полюбит по-настоящему. ♪ ♪ ♪ ♪ Сойк не помнил, чтобы когда-то так сильно болел – быть может, давно в детстве случалось подобное, но и то, он не был уверен. Было настолько паршиво, что вопреки собственному правилу он даже обратился к врачу, чтобы получить совершенно ненужную информацию: как называлась его хворь и как ее следовало лечить. У Сойка оказался самый обыкновенный грипп, и он сам не ведал, почему так трудно с ним справляется. День и ночь перепутались, потому что Сойк часами лежал пластом и то забывался во сне, то просыпался опять же потому, что было дурно. Температура сбивалась с переменным успехом, и вставать лишний раз на ноги, чтоб приготовить себе чай, не хватало ни сил, ни желания. А потом на пороге его квартиры появился Леда, который уехал еще месяц назад. Почему-то тогда, как раз перед Рождеством, расставаясь, они не смогли попрощаться насовсем и поставить точку в исчерпавших себя отношениях. Леда забрал самое необходимое и ушел без каких-либо толковых объяснений, а Сойк изо дня в день продолжал натыкаться на оставленные им вещи. Впрочем, к последним он настолько привык за полтора года совместной жизни, что даже как-то не ассоциировал их с Ледой. Вероятно, Сойк чувствовал бы себя неуютней, забери тот все и разом. Недосказанность, повисшая в воздухе, давила и мешала двигаться дальше. Они виделись фактически каждый день, но ни один из них не мог начать серьезный разговор первым. Сойк чувствовал, что Леда ждет от него решительного шага, и понимал, что сам ожидает того же от Леды. Почему-то Сойку было неловко самолично провоцировать распад того, что так долго строилось. Не поднималась рука одним движением перечеркнуть все произнесенные признания и проведенные вместе счастливые часы. - Выглядишь отвратительно, - сообщил Леда, внимательно на него глядя и не торопясь переступать порог. Сойк вяло подумал, что тот пришел за чем-то и даже проходить в квартиру не станет, однако Леда, словно подслушав его мысли, уверенно шагнул вперед, и Сойк посторонился, пропуская. - Располагайся. А я пойду прилягу, - махнул рукой он, отправляясь в сторону спальни. Сил на вопросы и уточнения не осталось, Сойк решил, что выяснит, зачем пришел Леда, позже, а сам Леда и так знает, что и где в его доме, потому присутствие хозяина ему вовсе не обязательно, за чем бы тот ни явился. - У тебя веки воспалены, - произнес ему уже в спину Леда, и Сойк только усмехнулся. - А я-то думаю, почему глаза не открываются, - иронично ответил он, отмечая, что веселья в голосе особо не прибавилось. Зачем Леда пришел к нему, Сойк в тот день так и не спросил. Не спросил и на следующий, и на последовавший за ним. Сперва Сойк думал, что ему просто лень лишний раз ворочать языком. Потом понял, что не желает знать ответ. Отключился он сразу, как добрался до постели, и проснулся через неопределенное время, когда на его лоб опустилось что-то холодное и неприятно мокрое. - Это компресс, - услышал он тихий голос Леды, когда непроизвольно дернулся. – У тебя температура все пятьдесят градусов. - Так не бывает, - не открывая глаз, сиплым голосом возразил Сойк. - Бывает. На тебе яичницу можно жарить, - заявил на это Леда, и Сойк снова отключился. Помирать от гриппа в присутствии некогда любимого человека оказалось неожиданно спокойней. Сойк поймал себя на том, что начал спать еще больше, а забота Леды оказалась более чем уместной. Даже просить его ни о чем не было нужно: тот словно чувствовал, когда пора подать стакан воды, а когда – принести второе одеяло. Отпустило Сойка только на четвертый день. Проснувшись утром, он понял, что ему стало на порядок легче, и даже почувствовал легкий голод. В квартире слышался шум чужого присутствия – шаги, хлопанье дверьми – и Сойк вдруг понял, как рад тому, что Леда до сих пор не ушел. Быть может, дело было не в самом Леде, а в том, что Сойку надоело быть одному. А может, неосознанное чувство стало следствием благодарности – все же забота Леды, который был не обязан чем-либо помогать ему, пришлась очень кстати. Но Сойк был еще слишком слаб, чтобы думать о таких серьезных вещах, потому, подремав еще немного, он лениво отбросил одеяло в сторону и выбрался из постели. - Пациент скорее жив, чем мертв, - объявил Леда, искоса поглядев на Сойка, когда тот вошел в гостиную. Он сидел на кушетке, как-то совсем не по-мужски поджав под себя ноги, и читал что-то с больших, старательно исписанных листов. Сойк хотел спросить, чем это Леда занимается, но потом передумал, поймав взгляд настороженных глаз. Леда крайне редко надевал очки, хотя Сойку нравилось, когда тот делал это, и сперва он залюбовался именно аксессуаром, с небольшим опозданием отмечая, как именно Леда смотрит на него. Он будто спрашивал без слов, что теперь будет. Сойк явно шел на поправку, и круглосуточный уход ему был уже не нужен. И сейчас, по идее, Леде следовало отправиться обратно, к себе домой, но он почему-то не сделал этого, а Сойк вдруг понял, что не хочет настаивать на уходе. - У нас поесть что-нибудь будет? – спросил он и почему-то ничуть не удивился этому "у нас". Говорить так казалось правильным. - Разумеется, нет, - широко улыбнулся ему Леда. Конечно, он тоже заметил эту оговорку в словах Сойка, но комментировать ее не стал. - А заказать что-нибудь можно? – тоже не сдержал бледной улыбки Сойк. - Даже нужно, - кивнул Леда и отложил в сторону свои бумаги, которые до этого так внимательно изучал. – Я бы, конечно, приготовил тебе какой-нибудь питательный бульон, но… Мы же не хотим, чтоб ты еще неделю провалялся в постели с несварением? - Однозначно, не хотим, - притворно ужаснулся Сойк. – Я не выдержу больше ни дня в горизонтальном положении. Леда весело рассмеялся и поднялся на ноги, наверное, чтобы отправиться за телефоном и сделать заказ, а Сойк проводил долгим взглядом и только вздохнул, когда понял, что чувствует знакомое, но порядком подзабывшее ощущение – когда сердце на миг замирает в груди. Все их многочисленные споры и скандалы вдруг показались Сойку далекими и незначительными, он даже удивился, почему так сильно злился и негодовал из-за каких-то мелочей. Совершенно неожиданно он подумал о том, что если впредь у них с Ледой и случались бы ссоры, рано или поздно они все равно заканчивались бы, а то время как привязанность никуда не делась бы. И еще он подумал, что иной раз можно было бы и перетерпеть проявление характера Леды, хотя к чему все эти мысли пришли в голову, Сойк не знал, ведь они уже вроде как расстались. ♪ ♪ ♪ ♪ ♪ Всю жизнь Леда считал себя сдержанным и терпеливым. Он даже мог припомнить с десяток ситуаций, неоспоримо свидетельствовавших о том, что так оно и есть. Однако этим утром выдержка трещала по швам, и Леда с большим трудом удерживался от того, чтобы не разбудить Сойка – как назло, тот разоспался не на шутку. Причиной ерзания на краешке постели, куда уселся Леда, было его желание поскорей поздравить именинника. После того, как полгода назад вопреки размолвке они начали снова жить вместе, Леда осознал, что в его чувствах начался какой-то новый, совершенно незнакомый виток. Он с уверенностью мог бы заявить, что подобного не испытывал прежде, но Леду никто не спрашивал о его отношении к Сойку и о том, не поменялось ли что-то после того, как он вернулся к бывшему возлюбленному. Порой Леда думал о том, что теперь в душе преобладают уважение к Сойку, а еще чувство долга, как будто он был ответственен неизвестно перед кем за все, что их связывало. Но эти чувства не были отягощающими – напротив, Леду радовала собственная несвобода, и ничего иного он не желал. "Превращаюсь в безнадежного романтика", - думал он, ощущая в очередной раз, как сдавливает горло при взгляде на Сойка, когда тот, растрепанный со сна или взъерошенный после душа, проходил мимо него. Еще год назад, поймав себя на такой сумасшедшей нежности, Леда наверняка обеспокоился бы, но теперь все происходящее казалось ему логичным и правильным. Обостренное стремление порадовать и лишний раз угодить привело к тому, что Леде захотелось сделать для Сойка что-нибудь невероятно приятное. Однако подарки и сюрпризы без повода казались ему слишком неуместными для повседневной жизни, чем-то похожим на эпизоды из слащавого кино, ведь не зря же люди придумали праздники – специальные дни, созданные для всяких приятностей. Так получилось, что даты начала их отношений как таковой не было: Леда не мог определить, в какой момент они переступили границу между приятельством и чем-то большим, как и не помнил день их первой встречи – когда они с Сойком увидели друг друга, то и подумать не могли, до чего в итоге дойдут. И поэтому не оставалось ничего иного, кроме как терпеливо ждать именин самого близкого человека. - Ничего не планируй на день рождения, - на всякий случай заранее предупредил Леда. Ему не слишком хотелось раскрывать карты, но он опасался, что Сойк придумает свою программу, и тогда радость от подарка будет неполной, потому как имениннику придется выбирать между двумя мероприятиями. - Ты готовишь мне сюрприз? - хмыкнул Сойк, не особо поверив в собственные слова – подобное как-то не слишком часто практиковалось в их отношениях. - Ну что ты, разве я умею? - рассмеялся Леда, и Сойк с улыбкой покачал головой, явно не поверив. - Если честно, я не хотел шумных празднеств, - будто извиняясь, признался он. - Да и вообще не очень хотел отмечать... - Не вопрос, не будем отмечать, - пожал плечами Леда и уставился в телевизор, однако хитрую улыбку сдержать все равно не смог, а Сойк, который, безусловно, заметил ее, лишь недоуменно пожал плечами. Подарок Леда выбирал долго, ломал голову, что придумать такого необычного и запоминающегося, чтобы у Сойка перехватило дух. Все варианты, которые ему подсказывали интернет-ресурсы и услужливые продавцы в магазинах, больше подходили девушкам – спустя чуть ли не месяц поисков Леда хмуро думал о том, что встречаться с женщиной проще и приятней, по крайней мере, в период праздников. А потом решение пришло само собой, когда однажды Леда случайно увидел неприметный баннер в одном из поисковиков. ...Терпение Леды лопнуло, когда часы показали начало десятого. Время для сна в выходной день было самым что ни есть подходящим, но Леда больше не мог ждать. Сперва он хотел придвинуться ближе и поцеловать Сойка, разбудить его таким романтичным способом, но потом передумал – Сойк в принципе не очень любил целоваться, и вряд ли оценил бы ванильное пробуждение в собственный праздник. Потому Леда поступил проще – потянув за длинную прядь волос, он негромко протянул: - По-одъе-ем... Сойк завозился, повыше натянул на голову простыню и пробормотал что-то неразборчивое, но Леда не сдавался. - Подъем, я сказал. Проспишь свой день. - А могу я хотя бы выспаться в свой день? - раздался глухой спросонья голос Сойка из недр постели, но Леда не поверил в сердитые нотки в его тоне. - Нет. Потому что я чуть не помер, пока придумывал тебе подарок, и хотел вручить его еще две недели назад. И если тянуть еще хоть час, я все же помру. - На похороны в свой день рождения я не согласен, - объявил Сойк и наконец выбрался из-под простыни, решительно принимая сидячее положение. - Давай свой подарок, несчастье. - По-моему, ты из вредности дрых так долго, - сообщил Леда, отмечая достаточно бодрое настроение именинника, который всего пять минут назад безмятежно спал. - По-моему, кто-то специально меня разбудил, чтобы поиздеваться, - вздохнул Сойк и сделал вид, что собирается улечься снова, но Леда сделал предупреждающий жест, призывающий Сойка внимать и не перебивать. - В общем-то, у меня даже два подарка, - объявил он. - Я подарю оба, но ты должен решить, в каком порядке. - А от этого что-то зависит? - изумился Сойк. - Конечно, - кивнул Леда. - Если выберешь один, ты сначала удивишься, и только потом обрадуешься. А если выберешь другой, ты сразу обрадуешься, а на второй не обратишь внимания. Так что давай: в левом или правом кармане? - Вот как, - словно даже восхитился Сойк. - Ну давай, что ли, в левом. - Эх, - изобразив печальное выражение лица, Леда полез в карман. - Не получится удивиться. Придется сразу радоваться... Подарок немного помялся, но Леда решил, что Сойку и не принципиально, чтобы желаемое дарили в красивой коробке. Вытащив на свет два билета из плотной бумаги, он протянул их Сойку, с каким-то совершенно детским восторгом наблюдая, как в неверии распахиваются глаза его любимого. - Концерт?.. - недоверчиво пробормотал Сойк, принимая подарок, будто не веря, что это действительно для него. Билеты на концерт одной из любимых групп Сойка и стали тем самым презентом, который Леда посчитал достойным для дня рождения. Правда, почему эта самая группа, добравшись до Японии, решила дать единственный концерт в Саппоро, Леда не знал, но подумал, что любые преграды, которые он легко преодолеет, сделают подарок только лучше. - Я знал, что будет концерт, но подумал, что ехать как-то не очень, - неуверенно начал Сойк, все еще удивленный таким сюрпризом. – Далековато, а все наверняка захотят поздравить... - Вот и правильно. Ты ж не хотел праздновать? Теперь есть повод сбежать, - произнес довольный Леда и полез во второй карман. - Мой второй подарок теперь будет понятен и вполне ожидаем. Следующими в руках Сойка оказались билеты на самолет – в Саппоро и обратно. - Такого еще не было, - только и ответил на это Сойк, улыбнувшись и наградив Леду нечитаемым взглядом. - Спасибо. То, что он в восторге, говорить было ненужно – Леда и так это понимал: по глазам, по улыбке, улавливал каким-то шестым чувством. Он уже давно научился распознавать все оттенки эмоций Сойка без лишних ненужных слов. Сойк не любил, да и не умел, говорить красиво, излагая в подробностях, что испытывает, но так было даже лучше. Не без улыбки Леда подумал, что известная истина о том, что дарить подарки приятней, чем их получать, удивительно правдива. По крайней мере, когда даришь что-то тому человеку, который на самом деле дорог. ♪ ♪ ♪ ♪ ♪ ♪ Часы в гостиной тикали так оглушительно громко, что Сойк отстраненно удивлялся, почему раньше не замечал, какой те создают шум. Сумерки сгущались, быстро заполняли комнату, словно были материальными и осязаемыми, крали дневной свет, и Сойк знал, что через каких-то минут двадцать останется в кромешной темноте. Однако вставать и включать хотя бы настольную лампу он не торопился – от одной мысли, как ярким электрическим светом резанет по глазам, становилось неприятно. Часы тикали, меряя минуты и часы, а Леда все не приходил. Сойк прекрасно знал, где тот находится сейчас и чем именно занимается. Но боли уже не было, Сойк чувствовал зияющую пустоту где-то в глубине души, засасывающую и мешающую отвлечься. То, что у Леды кто-то появился, Сойк понял сразу, наверное, даже раньше самого Леды догадавшись, что тот снова влюбился. Сойк понял это еще до того, как Леда начал изменять ему, и подсказкой стали не какие-то пошлые признаки, часто упоминаемые в фильмах и романах, вроде чужого запаха или следов губ на коже. Сойк сообразил, что происходит, когда увидел, как сияют глаза Леды, как мечтательно тот смотрит, ничего не видя перед собой, задумавшись и уставившись в окно, да и по другим малозаметным постороннему наблюдателю деталям. Ему был знаком такой Леда – однажды он тоже видел подобное: много-много счастливых часов назад, когда их отношения только начинались, и Леда был по уши в него влюблен. Первым чувством, которое испытал Сойк, осознав происходящее, было удивление. Не злость, не ревность, не обида и не жалость к самому себе – все это пришло позже. Сначала Сойк был просто поражен до глубины души, как такое вообще могло произойти. Как так вышло, что Леда – только его Леда – вдруг посмотрел на сторону? Сойк не мог этого понять. Больше всего ему хотелось схватить за шиворот, хорошо встряхнуть и потребовать объяснить, какого черта тот творит. Чтобы прекратил немедленно и никогда больше даже думать не смел о ком-то другом. Но, прожив с Ледой несколько лет, Сойк знал, что с ним так нельзя, что негатив и давление вызовут лишь отторжение. Сойк понимал, что если сделает так, как ему хочется, их отношения могут закончиться – теперь уже навсегда. И допускать этого он не желал, потому как твердо верил: интрижка Леды несерьезная. Ведь если в его жизни и было что-то действительно важное, так это только сам Сойк. Как поступать не стоит, Сойк понял, но он все равно не знал, как себя правильно повести в этой ситуации. А потом в его голову пришла до абсурда простая мысль – сделать все наоборот. - Ужин на столе. Я недавно разогревал, потому должен быть горячим, – сообщил он Леде, когда тот в очередной раз вернулся домой поздно, взволнованный и какой-то перевозбужденный. - Ты приготовил мне ужин? – не поверил сразу Леда, замерев на месте посреди коридора. - Я подумал, что ты проголодаешься, - пожал плечами Сойк и, не дожидаясь ответа, ушел в комнату. Готовили они нечасто, но если Леда в принципе не умел этого делать, то Сойк обычно ленился. Изумление Леды было вполне понятным и объяснимым. - Я набрал ванну для тебя, - в другой раз огорошил с порога Леду Сойк. Тот снова пришел за полночь, невнятно объясняя, где задержался, и Сойк безошибочно определил, в чем истинная причина позднего возвращения домой. - Ванну? – моргнул Леда. - Да, ванну. Ты, наверное, устал. Такое поведение давалось Сойку нелегко, так как противоречило тому, что хотелось сделать на самом деле: потребовать объяснений, извинений и обещаний никогда так больше не поступать. Но Сойк, сжав зубы, терпел, подспудно осознавая, что все делает правильно. Часто он чувствовал долгий взгляд в спину, когда после очередного свидания Леда приходил домой и получал какой-то приятный сюрприз или порцию неожиданной заботы. Леда хмурился, и в его глазах читался вопрос – даже много вопросов. Почему Сойк ведет себя так. Знает ли он, что Леда ему неверен. Почему он ничего не говорит, если знает. Сойк читал эти незаданные вопросы в глазах своего любимого, но делал вид, что ничего не видит, считая, что раз не он заварил эту кашу, не ему ее и расхлебывать. …Когда стрелка настенных часов пересекла отметку "двенадцать", Сойк понял, что надо ложиться. Сколько придется прождать еще, он не имел представления и старательно гнал от себя предательские мысли, что Леда может быть сейчас не со своей новой пассией, а что с ним случилось нечто ужасное. Неоднократно рука Сойка тянулась к телефону, но каждый раз он откладывал его в сторону, когда представлял, чему именно может помешать. Все последнее время его не покидал страх того, что он ошибся. Что таким способом Леду не вернешь, и что он спокойно смотрит, как тот уходит, но ничего не предпринимает. Если бы однажды Леда явился и сказал, что все кончено, Сойк не удивился бы – в свои силы он не верил так, как в начале закрутившейся интрижки. Некоторым людям бывает крайне трудно прожить всю жизнь с одним человеком, для кого-то это просто невозможно, и Сойк старался ни в чем не винить Леду. Если Сойк ему надоел, по-хорошему, виноват в этом был только он сам. Вздохнув, Сойк поднялся на ноги и, так и не включив свет, направился в спальню. А на журнальном столике остался лежать витиеватый кулон на шейной цепочке – как раз такое украшение, как любил Леда. Когда Леда придет и войдет в комнату, он обязательно его увидит. "Если придет", - мысленно уточнил Сойк, чтобы не тешить себя лишними надеждами. Но Леда будто специально дожидался, когда терпение Сойка иссякнет. Тот еще не успел как следует укрыться, когда услышал, как в замке входной двери проворачивается ключ. Леда правильно оценил темноту в квартире, потому передвигался практически бесшумно. Закрыв глаза, Сойк, руководствуясь только собственным слухом и считая тихие шаги своего любимого, воображал, как тот разувается, как проходит в комнату, как включает свет… Сойк мог представить, что делает Леда, до последнего движения, и теперь ему стало грустно от понимания такой незамысловатой истины. Потерять Леду было действительно страшно – Сойку казалось, что он будет слышать легкие шаги в своей квартире, даже когда тот уйдет насовсем. Дверь в спальню отворилась неожиданно. Сойк думал, что Леда еще долго будет принимать душ, искать что-нибудь вкусное в холодильнике и делать все то, что он обычно делает перед сном. Но Леда почему-то сразу направился к нему, и от этого сердце на миг замерло – Сойку такое поведение показалось плохим предзнаменованием. Постель рядом прогнулась под весом чужого тела, и хотя Сойк лежал на боку и спиной к Леде, он непостижимым образом словно наяву увидел, как тот скрестил ноги по-турецки и неестественно выпрямил спину. - Не спишь? – тихо спросил Леда, и Сойку ничего не оставалось, как повернуться и искоса поглядеть на него: Леда сидел на постели именно так, как Сойк и вообразил. - Спасибо за подарок, - еще глуше произнес тот, и Сойк едва заметно кивнул. – Он очень красивый. - Пожалуйста, - просто ответил тот, но Леда сердито мотнул головой, как будто требуя не разговаривать. - Ты ведь все знаешь, - скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он, не глядя в глаза, а переведя взгляд куда-то в угол комнаты. Голос Леды звучал спокойно, но Сойк все равно ни на миг не усомнился в том, что внутри его бушуют самые противоречивые чувства. Вздохнув, он тоже сел на постели и протянул вперед руку, осторожно поглаживая Леду по волосам. Поначалу Сойк думал, что зная о том, как самый близкий человек развлекается в постели с кем-то другим, он начнет испытывать отвращение, что ему не захочется даже прикасаться к Леде. Однако позже он с удивлением понял, что это не так. От поведения Леды Сойку было больно и досадно, но неприязни не было. Леда был его – от кончиков волос до кончиков ногтей – и то, что он запутался сам в себе, ничуть не меняло этого факта. - Почему тогда не говоришь ничего? – шумно выдохнул Леда, не дождавшись ответа. – И ведешь себя так странно? - А как я должен себя вести? – внимательно глядя на него, спросил Сойк. Леда не ответил сразу. Он замолчал, теперь вперив взгляд в простыню, а потом медленно поднял глаза на Сойка. - Я бы тебя убил, - честно признался он. – Если бы ты мне изменял, я точно убил бы. - Я тебе не изменяю, - заметил на это Сойк. Сразу Леда не ответил. Он только закрыл глаза, и Сойку показалось, что тот мысленно считает про себя, чтобы успокоиться или собраться с мыслями. Сойк терпеливо ждал и ничего не делал, но уже в эту минуту чувствовал, как костлявая лапа, сжимавшая все это время сердце, медленно отпускает. - Это больше не повторится, - серьезно произнес Леда, снова заглядывая в его глаза. – Я обещаю. Никогда. В иной ситуации Сойк не без иронии посоветовал бы не зарекаться, ведь жизнь – штука долгая, и всякое случается, но тут он понял, что момент выражать сомнения в правдивости слов Леды неподходящий. - Хорошо, - покорно кивнул Сойк, принимая это обещание. Несколько позже, когда Леда принял душ и вернулся в спальню, Сойк сквозь сон слышал, как тот ворочается, не находя себе удобного места, и наверняка опасается прикоснуться к Сойку, прижаться, как бывало когда-то раньше. Быть может, для искренних объятий было и правда рановато, но Сойк решил, что ему надоело слушать, как возится разволновавшийся Леда. Пошарив под одеялом, он нашел его ладонь и крепко сжал в своей руке. Удивленный Леда замер на миг и тут же ответил на это пожатие. Его пальцы как обычно были очень холодными. После этого Леда уснул почти сразу, а Сойк еще долго лежал неподвижно и почему-то думал о том, что друзьям можно простить все на свете. А Леда для него был в первую очередь именно другом – самым лучшим и самым любимым. ♪ ♪ ♪ ♪ ♪ ♪ ♪ - А может, сначала… - Нет, не стоит. - Думаешь? - Ага, давай лучше завтра. - Хорошо, давай так. На несколько секунд повисло молчание, пока лифтовая кабина отсчитывала этажи, а потом тишину разорвал возмущенный голос Джури: - Нет, ну вообще! У меня иногда такое чувство, что вы специально издеваетесь! - Почему издеваемся? Над кем? – недоуменно спросил Леда, размыкая веки – он так сильно устал, что, казалось, мог отключиться, стоя на ногах под мерное гудение лифта. - Издеваетесь, потому что нельзя так общаться, как вы это делаете! – безапелляционно заявил Джури. – Вот о чем вы сейчас говорили? - Леда хотел предложить заехать за продуктами, а я ответил, что не нужно, - флегматично объяснил Сойк. – Леда сомневался, но я уверил его, что это лишнее. Мы слишком сильно устали: до кровати доползти бы, какая тут еда. - Что, серьезно? – не поверил своим ушам Джури и перевел взгляд на Леду. - Угу, - подтвердил тот, не желая сочинять развернутый ответ. - Вот я о том и говорю, - эмоционально всплеснул руками Джури. – "Ага – давай – нет – да", а столько информации. Как вам это удается? - Не знаю, - рассмеялся Леда, только теперь сообразив, как их разговоры с Сойком выглядели со стороны, а тот лишь плечами пожал, тоже улыбаясь. Улица встретила промозглой сыростью и холодом, пробиравшим до самых костей – осень в этом году началась рано и сразу набрала обороты. После теплой студии Леда поежился и подумал о вожделенном уюте квартиры. Но до дома нужно было сперва добраться. Джури попрощался с ними и направился в сторону метро, а на предложение подвезти только отмахнулся. Начал моросить противный серый дождь, но Джури это, казалось, совершенно не смущало – он сохранял отличное настроение в любую погоду и при любых обстоятельствах. В салоне машины было тепло и приятно пахло – Леде всегда нравился запах автомобиля, но именно автомобиля Сойка, а не какого-то другого. Откинувшись на спинку сидения, он прикрыл глаза и улыбнулся, подумав о том, что путь домой по вечернему городу тоже по-своему приятен – быть может, даже в чем-то лучше мягкой постели и чашки горячего чая. - Правильно, поспи немного, - одобрил его поведение Сойк и включил радио, сразу приглушая звук, а Леда, не размыкая век, улыбнулся. - Смотри сам за рулем не усни, - прошептал он. - Я не устал. - Ага, как же… Машина неслась вперед, приближая их к дому, и Леда вопреки физической утомленности чувствовал приятное умиротворение. Если бы кто-то сейчас спросил, счастлив ли он, Леда без промедления ответил бы, что да, очень счастлив. Безгранично. А потом по радио заиграла какая-то очень старая песенка, вроде бы незнакомая ему, по духу похожая на музыку семидесятых, а то и шестидесятых. Вслушавшись в слова, Леда приоткрыл глаза, сквозь смеженные ресницы наблюдая за мелькающими за стеклом ночными огнями. I can hear music I can hear music Sounds of the city seem to disappear Сойк протянул руку в магнитоле, чтобы переключить – видимо, ему песня не понравилась, но Леда перехватил его ладонь, беззвучно, одними губами произнеся: "Подожди…" I can hear music Sweet sweet music When ever you touch me baby Whenever you're near - Именно так, - удовлетворенно кивнул Леда, соглашаясь с неизвестным ему исполнителем, голос которого почему-то казался смутно знакомым. Слова песни были словно списанными с его мыслей. Леда действительно слышал музыку, когда Сойк был рядом – музыку, звучавшую в его душе, настолько замечательную, что никогда не удалось бы воспроизвести ее для постороннего слушателя. А Сойк негромко рассмеялся, конечно, безошибочно разгадав, о чем говорил Леда и что он чувствовал в этот момент. ♪ ♪ ♪ ♪ ♪ ♪ ♪ ♪ Но на этом история не заканчивается, ведь только в фильмах и книгах повествование обрывается на самой высокой ноте – в тот момент, когда герои полюбили и поняли друг друга. Самое лучшее начинается после, но почему-то об этом не принято рассказывать. Настоящая любовь дается непросто и не всем. Настоящая любовь не падает на голову и не случается внезапно. Чтобы заслужить ее, надо пройти через множество жизненных ситуаций и испытаний, научиться терпению и прощению, привыкнуть жертвовать и отдавать. Любовь приходит только к тем, кто сумел познакомиться друг с другом, принять своего любимого человека таким, какой он есть, по-настоящему подружиться, а лишь после этого – полюбить. И десятки раз на этом пути возникают ситуации, когда кажется, что любовь прошла. Из-за ссор и недоразумений люди расстаются, и начинают все заново с кем-то другим, чтобы вскоре снова проститься, зацикливаясь в замкнутом кругу неполноценных отношений Но для тех, кто сумеет вовремя перебороть себя, иной раз наступить на собственную гордость или пойти на уступки, открываются новые истины и новые возможности. Понимание того, что на самом деле нет ничего проще, чем любить другого человека. Осознание ценности и важности самых простых вещей. Новое чудо света, по необъяснимым причинам не найденное раньше. Восьмая нота, без которой ни одна песня не зазвучит по-настоящему прекрасно. Со временем Сойк и Леда научились дышать и даже думать в унисон. И порой оба вспоминали, как на том или ином этапе искренне верили в то, что в их отношениях любовь уже закончилась. Верили, не подозревая, что она еще даже не начиналась.