***
Вся постель будто насквозь мокрая. Хёнджин просыпается с тем же состоянием – после сна самочувствие никак не изменилось. Он обреченно вздыхает, нащупывая влажную простынь под собой. Ощущение, словно из него вытекает какая-то странная вязкая жидкость. Омега приспускает нижнее бельё в попытке рассмотреть вытекающую субстанцию, проводит пальцем между ягодицами, собирая указательным пальцем смазку. Феликса почему-то не научили стучаться, хотя когда к нему вламываются без стука, ему очень не нравится, но Джинни моментально натягивает боксёры, создавая видимость мальчика, никогда не касавшегося себя. — Тебе плохо? — брат не любил приветствия, считая их ненужным элементом диалога, зато любил переходить сразу к делу. — А я... разве я так выгляжу... плохо? — для младшего не кажется очевидным, что растерянный внешний вид вполне может раскрыть нужную страницу, на которой написаны строки его переживаний. — Ты выглядишь очень смущённым и напуганным, — альфа бросает взгляд на постельное белье. — Встань. Хоть и должно звучать повелительно, ведь вежливого обращения не используется, однако сказанное почему-то кажется таким ласковым проявлением заботы. И нет никаких нот приказа и грубости. Феликс переживает за своего брата. Хёнджин неохотно встаёт – всё тело продолжает ныть. Боксёры тоже намокли, и эрекция не исчезла – омеге крайне неловко перед старшим. Чужие пальцы резко проникают под скрывающую наготу ткань и проводят по кольцу мышц – альфа хочет убедиться в своей догадке: — Ты так волнуешься, — бархат его голоса приятен слуху, — у тебя первая течка, поздравляю. Мама разве никогда не рассказывала тебе об этом? Омега искренне ничего не понимает – неподдельное удивление в глазах выдаёт накатившую волну страха. — М-м-м, я что ли должен про все эти ваши дела тебе рассказывать? — не пытаясь скрыть отвращение, Феликс выходит из комнаты. — Хён, пожалуйста! Ты куда? Я ничего не понимаю! Мне так страшно! Альфа прекрасно слышит брата, однако с ответом не торопится. — Это плохо или хорошо? — Хёнджин правда не хочет показывать свои переживания и лить слёзы, но истерика непокорным зверем вырывается из горла. — Феликс, пожалуйста! Не бросай меня! Как ни в чем не бывало, альфа возвращается, держа в руках какую-то коробку с цветочным принтом: — Когда ты перестанешь быть таким истеричным? Поверь, это всех бесит, тем более, если тебе уже давно больше пяти лет. Джинни недовольно морщит нос, утирая стекающие по лицу капли. Всё ещё как капризный ребёнок – но спросить про коробку нужно. Интересно же, что это такое. — Так и что ты принёс? Не похоже на вкусные печенья или конфеты, — очень важно и очень по-детски складывает руки на груди, хмуря брови. Пытается быть злым, а почему-то выглядит милым. Феликс начинает громко смеяться: — Ты серьёзно только о еде думаешь или как? — с трудом получается выдавливать из себя слова, ведь смех никак не отпускает. Альфа открывает коробку и достаёт из неё тампон. — Пришлось у мамы стырить, раз она тебе ничего не объясняла. Хотя, мне кажется, ты либо врёшь, либо ты врёшь. Не могла она про это не рассказывать: тебе уже пятнадцать. У многих это ещё раньше начинается, вроде бы. Короче, ты теперь... — Феликс, — омега подходит к брату, бесцеремонно перебивая его, — прекрати издеваться надо мной. Объясни нормально, я правда ничего не знаю! Мне страшно, почему эта непонятная жидкость всю ночь из меня вытекала и сейчас тоже продолжает... — истерики почти не случается, хотя начало было многообещающим – беда в виде орущего Хёнджина миновала. — Так я и пытаюсь объяснить, а ты перебиваешь. Я сейчас расскажу. — Так я не умираю? — тихой надеждой вырывается вопрос. — Не-е-т. Ох, ты совсем... Ладно, всё хорошо, поверь. Просто успокойся, — магия приятного взрослого голоса явно действует. И Джинни действительно немного успокаивается.***
— Получилось? — Феликс приходит в ванную к брату в надежде увидеть результаты своих объяснений. — Я не понимаю, как... — Что ты не понимаешь? Как вставить тампон? Берёшь и... — Вот ты и вставь тогда! — Хёнджин стыдливо поправляет бельё то ли натягивая его, то ли, наоборот, пытаясь снять с себя ткань. — Я сейчас не выдержу и начну матом орать! Ты совсем идиот?! — альфа не умеет долго быть спокойным – бурно отражая выплеск эмоций, он активно размахивает руками. — А я всё маме расскажу... и папе, кстати, тоже! — Бл... — Что-что? — Давай сюда его! Я вот не понимаю только: чего там... — Феликс с трудом подавляет в себе желание вставить нецензурное слово. — Чего сложного-то?! — Не кричи, мне вообще-то плохо, — омега звучит максимально пафосно, оттого старшему становится смешно, и проявлять сочувствие к брату никак не получается. — Наклонись вперёд. Хёнджин послушно выполняет сказанное, опираясь на раковину, над которой весит зеркало. — Ну и чего? Мне что ли трусы тебе ещё снимать? — Почему ты такой грубый? — Джинни опять по-детски надувает губы. — Потому что кто-то очень тупит! Омега цокает в ответ – Феликс не выдерживает и сам приспускает младшему нижнее белье. Из кольца мышц обильно продолжает вытекать белёсая жидкость. Внутренняя поверхность бёдер вся испачкана ей. — У меня очень мокро... постоянно течёт... Мне точно поможет тампон? Член старшего быстро твердеет. И даже сладковатый маняще-приятный аромат Хёнджина так сильно не влияет на желание, как эти фразы, хотя из-за витающих в воздухе феромонов держаться всё это время было вовсе не легко. Альфа осторожно проводит кончиком тампона по стройным ногам брата, собирая часть смазки. — Хён, ты что делаешь? — томно выдыхает младший, явно наслаждаясь новым меню ресторана приятных ощущений. Феликс предпочитает не отвечать – он аккуратно правой рукой вставляет тампон, пытаясь не задохнуться от резко нахлынувшего вожделения. Вторая рука непроизвольно тянется к своему возбуждению. Не должно быть такой реакции на родного брата: это ненормально... Внезапный стон Хёнджина немного отрезвляет: — Феликс, аккуратнее... — конечно, благодаря обильным выделениям смазки, омеге не особо больно принимать в себя предмет, но ощущения слишком странные, потому что до сего момента абсолютно неизвестные – всё новое может часто казаться неправильным. — Я понимаю, что должно быть больнее, но мне не... — Почему должно быть больнее? — Так говори-ли-и-и... — последние буквы даются сложнее, ибо стон от боли мешает договорить. — Кто тебе успел сказать? Вопрос становится риторическим – Хёнджин будто и не слышит его. — Мне же всё видно в отражении, что ты делаешь, Феликс... — и видно, как омега сгорает от стыда и непонятного для него желания, а альфа в неконтролируемом блаженстве прикрывает глаза, вдалбливаясь в собственный кулак. — А если родители... что они скажут?.. — младшему становится всё труднее дышать. — Только не вздумай рассказывать родителям, — чувства безоговорочно одерживают победу над разумом, однако остатки осознания необходимости создавать иллюзию правильности всё ещё отчаянно пробиваются. Спустя несколько мгновений, когда Феликс решает заменить тампон на свой член, позволив исступлению гореть ярчайшем пламенем, их больше не волнует второстепенное – всё только здесь и сейчас. Альфа входит медленно, позволяя привыкнуть к большому размеру и к ощущению горячей влажной плоти, ведь тампон хлопковый и маленький, поэтому воспринимался совершено по-другому. Теперь все старания заключаются в сосредоточении получить оргазм. И если у старшего не возникает проблем с скорейшим достижением удовольствия, то младшему приходится учиться понимать своё тело и концентрироваться на медленных движениях и ласковых прикосновениях к столь сокровенным местам. Феликс так близко, без единого намёка даже на миллиметр расстояния между ними – и их слияние по-прежнему отражается в зеркале.***
— А-а-ах, Фели-и-кс! — прикосновения старшего не оставляют омегу в покое. — Стонешь, как дешёвая шлюха, — усмехается альфа, явно наслаждаясь своей властью над чужим телом, — даже мои бывшие так хуёво не стонали. Феликс упирается членом в спину брата, надрачивая ему. Хёнджин не знает, куда себя деть: по-прежнему непонятное для него возбуждение и обильно вытекающая смазка не способствуют комфортному состоянию. — Когда у меня это всё закончится? — продолжая стонать от накатившего предвкушения разрядки, младший не может успокоиться. — Что именно закончится? — томно шепчет Феликс, больно вонзаясь в шею омеги, словно сейчас откусит целый кусок. Прежде, чем дать ответ, Джинни протяжно кричит, начиная хныкать, но даже не думая жаловаться: — Сколько ещё будет длиться течка? Альфа резко отстраняется, демонстративно недовольно вздыхая: — Я откуда знаю? У всех она по-разному длится, — без труда дотягивается до верхней полки и достаёт банку с какао. Хёнджин какое-то время с грустью наблюдает за действиями брата. Затем тоже решает достать какао, правда попытка из-за невысокого роста очевидно обречена на провал. Феликса всегда умиляло, когда младший так мило морщил носик. — Ладно уж, помогу, — и банка оказывается прямо перед Джинни. — Ну и? — пытливо смотрит альфа на брата. — Что? — Где моё «спасибо»? — Феликс складывает руки на груди. — Я же не просил, — омега уже размешивает смесь вместе с молоком в своей любимой фиолетовой кружке. — М-м-м, тогда в следующий раз, когда опять попросишь помочь с математикой, фиг я тебе помогу, — не слышится никакой обиды – только злое раздражение. — Кстати, мне там много сложных уравнений задали... — Джинни невинно хлопает глазами. — Поможешь мне? — наклоняет голову вбок. — Пожа-а-а-луйста... Альфа мог бы сделать вид, что думает и ломается, но вместо этого властно хватает брата за подбородок: — Только если ты после этого сделаешь мне приятно своим красивым ротиком...***
Спустя несколько мучительных дней раздражения альфы по поводу заботы о брате вперемешку с умопомрачительной близостью, обязательно заканчивавшейся оргазмом с обеих сторон, приезжают родители. Всё бы ничего, однако мать быстро обнаруживает пропажу в своём шкафу. — Джинни, подойди ко мне, — в привычно-ласковом тоне зовёт мама. Не ожидая никакого подвоха, омега спокойно направляется к матери, настраиваясь на очередную просьбу сходить в магазин или что-нибудь ещё в этом роде. — У тебя началась течка, да? — женщина обеспокоено разглядывает сына, ожидая скорейшего ответа на её вопрос. Вспоминая всё, что происходило между ним и братом в отсутствие родителей, Хёнджин без всякой возможности проглотить смущение решает говорить прямо: — Феликс сказал, что да. — Феликс?! — звучит достаточно возмущённо для женщины, которая всегда была добра к своим детям. Джинни откровенно начинает нервничать. — Он помог мне вставить тампон, — Хёнджин не уверен, стоит ли подобное произносить вслух, но никакой убедительной лжи за пару секунд он придумать не в состоянии. Старший брат рассказывал, что это всё заложено природой и что это нормально. Так, может, и нечего стесняться, тем более, перед родным человеком? — Что? — мама уже всерьёз злится, теребя воротник рубашки. — В каком смысле? «Только не вздумай рассказывать родителям...» Но Джинни уже и забыл про эти слова. — У меня было очень много... ну-у...текло очень много, и Феликс сказал, что надо вставить тампон, и он... — Сынок, Феликс с тобой что-то сделал?— мама нежно прикасается к лицу Хёнджина, пристально смотря ему в глаза. — Скажи мне честно. Какие-то секунды молчания кажутся для женщины вечностью, пока омега не выдаёт: — Он сначала вставил тампон, потом... — омега понимает: продолжать вряд ли стоит, но другого выхода из ситуации придумать не получается. — Мам, всё хорошо, он просто... — Просто что?! — Что за крики с утра пораньше? — внезапно вмешивается отец, точно так же не привыкший к тому, что жена может повышать голос. И тут Хёнджин наконец осознаёт: нужно было не впутывать в это Феликса. Но уже слишком поздно. — Я записываю тебя к врачу, — мама уже направляется в комнату, чтобы включить компьютер. — Если окажется, что ты больше не девственник, Феликса ждёт очень серьёзный разговор. Очень! — Дорогая, что за глупости ты выдумываешь? Феликс – взрослый, у него есть голова на плечах, разве стал бы он трогать собственного брата – сама подумай. — Зная то, что он себя не умеет контролировать в этом плане... и течка на альф тоже сильно влияет. — Он абсолютно нормальный, — отец очень любит старшего сына, поэтому выслушивать мнимые теории о сумасшествии Феликса ему ужасно неприятно. — Вот и проверим.***
— Значит, первая течка была? — врач ведёт себя довольно дружелюбно, чем располагает к себе и вызывает доверие. — Да, — уверенно отвечает мать. — Я прекрасно понимаю ваше желание присутствовать, но не могли бы вы, пожалуйста, оставить нас с Хёнджином наедине? Думаю, ему так будет намного комфортнее, тем более, я сейчас начну его осматривать. Все результаты я вам обязательно сообщу по окончании приёма, не беспокойтесь. — Ну, хорошо... — немного колеблясь, женщина потихоньку направляется к двери. — Точно всё расскажете, как есть? — Разумеется. В кабинете остаются только двое. — Раздевайтесь и проходите на кресло. Джинни тут же опять напрягается, но без лишних вопросов выполняет требование. Он крайне рад тому факту, что врач – тоже омега, однако показывать кому-либо своё тело обнажённым всегда волнительно. Располагается на предмете мебели, не спеша расставлять ноги. И только тогда, когда мужчина уже подходит к нему, Хёнджин крайне смущённо раздвигает бёдра. — Во время течки с тобой был рядом альфа? Джинни правда не знает, как лучше поступить: сказать правду, вроде бы, нужно, так как речь идёт об очень важном вопросе здоровья, но Феликса выдавать совершенно не хочется. Хотя почему бы и не соврать маме, что у него есть альфа? Какой-нибудь одноклассник, к примеру. — Да... — спустя мучительно долгие секунды раздаётся надуманный ответ. Врач вставляет палец в отверстие – Хёнджин морщится от неприятного проникновения. — Как долго длилась течка и как часто были половые связи? — мужчина жестом показывает, что уже можно вставать с кресла и одеваться, направляясь к своему столу в поисках медкарты. — Около недели... — Джинни пытается вспомнить, как часто брат вступал с ним в интимную связь, и осознаёт: они занимались сексом слишком часто. Слишком. А приступы у омеги случались нередко, и выделение феромонов он совершенно не умеет контролировать – альфа даже ничего не говорил ему про это. — Мы с... с партнёром были вместе почти каждый день, — как всё-таки тяжело откровенничать с чужим человеком на такие темы, особенно, если тебе всего пятнадцать и ты ничего не понимаешь. — Занимались сексом несколько раз в день? От такого Хёнджин моментально краснеет: — Да... Врач усердно что-то пишет. Джинни даже не стремится пытаться вникать в это. Через несколько минут он получает на руки какой-то рецепт, сопровождающийся следующими словами: — Очевидно, вы не в курсе, как контролировать выделение своих феромонов. Чтобы течка в следующий раз протекала намного проще, выписываю вам подавители, пока что несильные, от них нет никаких побочных действий. С каждым разом всё будет становится лучше и лучше – мало у кого первая течка протекает без проблем, так что не переживайте, — мужчина тепло улыбается, глядя в глаза. — Есть вопросы? Сложно задавать вопросы, когда мало чего понимаешь. — Нет... — Тогда всего доброго!***
— Значит, ты уже не... — мама пытается как можно спокойнее и увереннее произносить слова, но выходит не столь успешно. — Мам, я... у меня есть альфа, мы с ним вместе, — Хёнджину думается, что идея соврать про одноклассника кажется вполне хорошей, если даже не отличной. — Сынок, очень мило с твоей стороны прикрывать Феликса, но не стоит стараться. Они заходят в продуктовый магазин и берут корзинку. Всё выглядит, как обычно, как и раньше, словно ничего и не произошло. Но на самом деле сильно ощущается напряжение в диалоге, которого раньше и быть не могло. — Почему ты мне не веришь? Женщина внимательно рассматривает ценники в поисках скидок. — Я слишком хорошо знаю тебя и его: ты ни с кем толком не общаешься, у тебя нет друзей, а Феликс... просто он такой, — мама всё ещё продолжает не смотреть в сторону Джинни. — Какой он? — Хёнджина распирает нехилое любопытство, будто и не жил неделю только с братом и не знает, о чём речь. Мать наконец смотрит на сына, в уголках её глаз скапливаются слёзы: — Джинни, послушай, твой брат – очень опасный человек... И то, что он сделал с тобой – это отвратительно, ты со временем сам поймёшь. Хёнджин прокручивает в голове все картинки их взаимодействий во время отъезда родителей. Альфа вёл себя странно и порой агрессивно, но омега никак не мог подумать, что это ненормально. У них всегда были такие отношения ещё задолго до первой интимной близости. — Но теперь же всё закончилось, он больше не будет ко мне приставать? — планировал сказать утвердительно, но в итоге получается глупый вопрос. — Всё закончится, только если он начнёт зарабатывать и съедет от нас. Они уже подходят к кассе. — Почему? — где-то в глубине души Хёнджин одновременно хочет и не хочет, чтобы брат оставался жить с ними. Но без него жизнь явно не станет лучше. Или станет? Мама лишь устало вздыхает, оплачивая покупки.