***
Мы остановились недалеко от Нойбойерна в придорожном мотеле. Германия не так чтобы сильно отличалась от Австрии, только речь немного резала слух. Всю поездку мы молчали. После того как Скалл пришёл на парковку, мы сразу сели на байк и поехали в другую страну. Нет — он не был ранен, а я — тем более. Мысли текли вяло. То ли Скалл так постарался и обволок меня своим пламенем, то ли я просто устал. Хотелось вырвать из головы воспоминания о той иллюзии. Казалось, словно на меня вылили ведро помоев, только потому что могли. — Скалл-сама, они не найдут нас здесь? — спросил я лёжа на кровати и наблюдая за воробьями, что перелетали с ветки на ветку. — Кто ищет — тот найдёт, — философски заключил он. — Другое дело, что я не знаю, кто ищет. Выведать много не удалось, так что… Эх, живём в неведении, — театрально покачал он головой. — Вас правда зовут Скалл де Морт? Учитель как-то нервно дернулся, а затем…расслабился. Как будто и не было ничего. — Правда. Это моё имя, — неправда. Не совсем правда. Но зато теперь у меня есть его полное прозвище. — Красивое. Вам идёт. — Хм… — Скалл подполз по ближе и навис надо мной. — Тебе нравится. — Говорите очевидное, — смотрел я в его невозможные глаза. — Мне всё в вас нравится. — Так не бывает, — покачал он головой. — Смиритесь. Какое-то время мы друг друга разглядывали. Скалл был как всегда растрепанный, накрашенный, с пирсингом и в своём костюме. Хотя в последнем он не всегда ходит. Он не против и простой одежды, мы часто с ним покупаем себе рубашки. Он закатывает рукава, чинит байки что-то проговаривая себе под нос или напевая. Он такой простой…и одновременно очень сложный. Да, такой мой Скалл. — Что ещё они успели тебе сказать? — Что-то про аркобалено — семерке сильнейших. И вы один из них. — Не совсем так, — лёг он рядом. — Каждый сам за себя. Не стоит думать, что сильные люди могут ужиться друг с другом. Сильнейшие, великие… Не бывает семерых императоров, правящих на всей планете, и равных при этом друг другу. — Но за ними ведь тоже охотятся? — Возможно. Но они живучие и бывалые. — Это… — не знаю, можно ли спрашивать что-то такое, но я не смог удержаться. — Это из-за них вы оказались в мафии? Скалл немного помолчал, а затем ответил: — Скорее вместе с ними. Оказались в одной лодке, которую потом разбомбило к чертям и теперь каждый сидит на своём маленьком плоту, ожидая чуда. — Звучит не очень, — одиночество не то с чем хочется сталкиваться. Одно дело, когда это ненадолго и ты сам этого хочешь, и совсем другое, если человек обречён быть одиноким скитальцем. — Но как другие поняли, что вы сильнейшие? — Ха… — выдохнул он, а затем встал с кровати и залез в одну из сумок. — Благодаря этому, — вынул он большеватую для ребёнка пустышку фиолетового цвета. — Кто-то слил информацию, что люди, носящие такую штуку, являются сильнейшими в мире пламенниками. Семь — по количеству атрибутов, и у каждого свой цвет. Я — Облако, так что фиолетовый. — «Слил информацию»? Кто? И раз вы её не носите, как вас узнали? — Не знаю — кто. Но это могут быть как свои, так и чужие. Как минимум двое из Аркобалено — группа с большой буквы, мы же всё-таки опупеть какие крутые! Так вот двое точно были бы не прочь, если бы все узнали об их новом статусе. И тогда, когда это произошло… Я не мог снять пустышку. Её снятие — верная смерть. — Что? — осипшим голосом спросил я, глядя на спокойного Скалла и соску в его руках. — Не волнуйся. Со мной всё в порядке, и умирать я не собираюсь. Пустышку мне теперь не обязательно носить, что очень круто! — «Теперь»? — После встречи с тобой. Тогда что-то произошло и… Просто понял, что эта фиговина теперь может лежать в кармане или в сумке, главное, чтобы не далеко, а то плохо становится. — Вы не использовали пламя против медведей. — В точку! Я оставил пустышку в номере. Я просто взял подушку и хорошенечко огрел ей этого…этого… — Идиот! А если бы что-то случилось?! Что за эксперименты ты устраиваешь посреди леса?! Ещё и зная что кругом враги! Что за тобой охотятся! Что я волнуюсь! Скалл-сама — самоубийственный придурок! — Фели, прекрати, — пытался отползти он, но я был слишком рассержен, так что схватил за ногу и огрел ещё раз. — Хватит! Я всë понял! — Да, нифига ты не понял! — всë! Разревелся! И уже не так рьяно бил его. Просто чтобы знал. — Ну, что ты… Не плачь, пожалуйста. Я виноват, я знаю. Прости, прости, прости. — Если хочешь умереть — убейся, но сначала пристрели меня. — Не говори так, — опустил голову Скалл. — Я не желаю тебе смерти. — А я хочу тебе жизни! Так что быстро прицепил к себе пустышку, — я схватил его за руки и думал нацепить эту штучку на шею, но произошло что-то странное. Меня всего окутало фиолетовым пламенем. Облако. Я чувствовал его. Теплое. Мягкое. Мирное. — Фели, отпусти её, — осторожно прикоснулся ко мне Скалл. — Словно печушка. И бьётся… Это чье-то сердце? — О чём ты? Оно не может… — взял его за руку и подвёл ладонь к гладкой, но точно пульсирующей поверхности. — …биться, — ошарашено закончил Скалл и теперь уже нас двоих накрыло пламенем. — Так странно, — прошептал Скалл. Мы сидели на тонком ковре, прижавшись к друг другу и облокотившись на кровать. Пустышка в наших руках переливалась и мерно билась. — В ритме чьего сердца она бьётся? — Я где-то слышал, Скалл-сама, что сердце одного человека может подстроиться под чужое. Так, вроде бы, поступают с младенцами. Кладут их на кого-то, и ребенок постепенно привыкает к ритму, расслабляется и здоровеет. — Ребёнок… Проклятые младенцы с пустышками на шее… — «Проклятые»? — Не хочу об этом. Давай ещё так посидим, — положил он голову мне на плечо. Медленно, но верно мы погружались в светлый и такой тёплый сон.***
Возможно, именно в пустышке было дело. Система выдавала, что это артефакт мирового уровня — что очень круто и цена у таких вещичек запредельная, а также эта вещь имеет отношение ко времени. И мысли наводили на то, что в аномалию я тогда попал из-за неё. И, возможно, именно пустышка приложила руку к освобождению моего пламени. В общем, очень странный и безумно сильный предмет. Причём у него был какой-то ещё эффект, потому что пламя пустышки Аркобалено меня успокаивало. Скалл говорил, что людям не стоит прикасаться к этой вещи, и он очень испугался, когда я взял её в руки. На его памяти человек впервые после воздействия соски находится в таком состоянии. Уверен, Скалл тоже думал о том дне в лаборатории и сопоставлял известные ему факты. Пока мы занимались, работали и медленно двигались в сторону северо-запада через Мюнхен, я думал об Аркобалено. Сильнейшие, да? Но кто их отбирал? В мафии нет конкурса на сильнейшего. Есть арены, где пламенные меряются силами, но этого недостаточно, чтобы определить лучшего во всем мире. Вернее сильнейшего. И ведь Скалл и вовсе не был мафиози, но кто-то же его нашёл и притащил в мафию, чтобы стать этим сильнейшим. И эта фраза о проклятье… Она не давала мне покоя. По сути, я тоже проклят на вечную молодость, нет — даже детство, и у дебаффа не было ограничения по времени. Так что гипотетически, я могу быть проклятым. И как в сказке — поцелуй чудесного принца должен развеять злые чары. Короче, избавиться можно, выполнив определенные условия. О которых я ничего не знаю. Ну, ладно, это всё лирика, не подкрепленная фактами. Меня смущает то, что Аркобалено — семерка людей с разными атрибутами, включая небо, почему-то не является семьёй. Странно, что не смогли ужиться, ведь имели под рукой сильнейшее небо. Интересно, а кто это был? Точно не Вонгола, но ведь она не могла не знать о таком человеке. Авторитет королевской семьи покачнулся бы, если люди прознали про сильнейшее небо, в какой-нибудь другой семье. Ещё лучше, если это не подконтрольное Альянсу семейство. Просто «класс». Так что удивительно, что такое небо где-то было, долго прожило, почему-то не собрало вокруг себя сильнейших и ещё в открытую сказало, что оно, мать его, сильнейшее небо! Да такого бы на месте пристрелили. Или у этого человека нереальная удача. Но даже так звучит бредово, нелогично. Хотя… Гипотетически у такого человека могли уже быть хранители, хотя я в этом сомневаюсь. Зачем тянуть слабый аттрибут, если ты сильный? Да и вообще, такое небо должно было жить в чертовом бункере в лесу, потому что любая информация о нём, могла стать смертным приговором. Так что удивительно, что этот человек жив. И я оказался прав насчёт пустышки. Она помогала с пламенем, уравновешивая его. Это произошло, когда Скалл решил меня потренировать с ней. Ещё один эксперимент, но хотя бы под присмотром. И в этот раз я смог почувствовать своё пламя вперемешку с тем, что из пустышки. Это было странно, но я наконец-то смог ощутить до этого невидимую часть себя. И тогда я понял, как же у меня много пламени и сколько ещё его в этой фиговине. Одним словом — дохрена. Казалось, будто все облака мира решили поделиться своей силой, и теперь она кружила вокруг. Пламя Скалла тоже было в этой общей массе, которую он спокойно контролировал, чтобы нас никто не заметил. Вообще у Скалла был феноменальный контроль. В отличие от меня, его сила развивалась гармонично, и не было никаких перекосов. Но я не завидовал и не ощущал себя дефектным. Так просто сложились обстоятельства. Да и Скалл со мной возится. Тренировки всё-таки приносили результат, пусть не такой и крутой, если говорить о пламени. Зато прочие навыки росли как на дрожжах. Актёрское мастерство, ложь, обаяние, ловкость, скорость и выносливость — всё это качалось изо дня в день. И это я ещё про языки молчу. Скалл-сама полагал, что даже сильный человек должен знать, как прятаться и убегать. Нет — он не сомневался во мне как в облаке, но он дал понять, что отступать — не значит сдаваться. Так что он в первую очередь учил меня маскировке и заметанию следов. Сам он с этим неплохо справлялся, потому как до нас смогла добраться только одна семья, хотя убить хотели гораздо больше. Ещё за это время я успел разобраться с новой функцией системы — Магазин. Классная вещь, в которой можно было купить много разных вещей. Всего разделов было четыре — «Броня», «Оружие», «Помощь» и «Разное». Понятно, что попадало в первые три, а вот в последнем было очень много…всего. Это был самый большой раздел со всякими книгами, приборами, машинами, домами, артефактами и всякими разными безделушками. Всё было рассортировано по разным папочкам: книги — в книгах, канцелярия — в канцелярии и т.п. Почему же тогда всё это в одном разделе? Потому что вещи попавшие в «Разное» не могут быть куплены сразу. Если я хочу что-нибудь оттуда, то сначала нужно подать запрос…куда-то. Кому-то, кто заправляет этой игрой. И этот некто решает, могу ли я использовать предмет в этом мире или нет. Запрос обрабатывается в течение суток, а потом мне приходит сообщение с результатом. Я так оформил две покупки — новые неплохие кроссовки, чьих аналогов я не видел в этом мире, и учебник по магии света. Первый заказ мне удалось получить и теперь я хожу в нормальной обуви, которая не стирается так быстро от бега на приличной скорости. А вот в покупке книги мне отказали. Выглядело это так:Уважаемый Игрок, приносим свои извинения, но в данном мире нет энергии, которая может быть преобразована в магию света.
Мне даже обидно не было. Хорошо что сказали сразу, а не когда уже всё куплено. А вот в первых трёх разделах всё можно приобрести сразу и также быстро использовать. Всякие пистолеты, ножи, бронежилеты и микстуры уже отсортированы и пригодны для использования в моём мире. Наверное, магазин как раз-таки открывается на 25-м уровне, потому что за это время может обработать информацию и предоставить нормальный товар.***
Остановились мы надолго только в Франкфурте-на-Майне. Город был потрясающим. Чем-то он напоминал Москву из моего прошлого: старый и прекрасный в своём разнообразии — центр, а рядом с ним уже новые дома, не такие вычурные, но всё же обладающие своим шармом. — А теперь пойдём в оперу! — Чего? — отложил я в сторону путеводитель. В ресторане было немного народу, а те, что были, не обращали на нашу парочку никакого внимания. — Тебе надо просвящаться. Ну, знаешь, музеи, галереи, театры… — покрутил он рукой, мысленно продолжая список. — Мы всё учимся, а пора бы отдохнуть. — Мы неплохо и в дороге отдыхаем. Но я вас понял. Да, услада для глаз и ушей. Культурный отдых прекрасен. Но почему опера? — Она здесь недалеко. Старая опера Франкфурта. Чудесное место, которое не так давно смогли восстановить. — Война, да? — Угу. Не щадит ни людей, ни места. Вот и от оперы ничего не осталось, кроме груды камней. Но время идёт и в 81-м двери театра снова открылись, приглашая всех посмотреть на чудо немецкой культуры. — Красиво говорите… Но я не уверен, что мне понравится. Я люблю сам петь, а не когда кто-то поёт. Тем более на немецком. Я до сих пор его плохо понимаю. — Пф, — фыркнул Скалл. — Поэтому мы и здесь. Нужно не только учить, но слушать и говорить. — Вы жестоки, — уныло приговорил уткнувшись в чашку с чаем. — Знаете, что мне не нравятся германские языки. — А что поделать, — пожал плечами. — как не посмотри, а многие на них говорят. Мне тоже, знаешь ли, тяжело переключаться между английским, итальянским и немецким. — Жуть какая, — согласился я. — И почему они такие разные, хотя все рядом живут? — Так исторически сложилось. — «Так исторически сложилось». — Эй! Не передразнивай! — «Не пере-дразнивай», — скорчил я глупую рожицу. — Всё! Теперь точно здесь будем жить до середины декабря. — А?! Скалл-сама, но я же пошутил. Или вы обиделись? Скалл-сама, ну скажите что-нибудь. Он лишь с гордо поднятой головой демонстративно пил свой шоколадный коктейль. Правда, подавился, а мне потом пришлось бить его по спине.***
— Скалл-сама, я больше этого не вынесу, — ныл я, глядя на сцену и что-то вещающих друг другу влюбленных. — Потерпи, Фелис, — шикнул он на меня. — Не хочу терпеть. Как же уныло. — Это классика и романтика. — Пф! И то, и то может быть веселым. — Ну, а здесь трагично всё. — Скучно, — заныл я сильнее, а тетка сидящая чуть выше зашипела на меня. — Сама такая. Возвращайся в зоопарк, анаконда недоделанная, — показал язык офигевшей даме и развалился на кресле. Музыка стала ещё более печальной, а песня претендовала на слезу скупого человека. Ну или хотя бы того, кому было не пофиг на всё это мракобесие. — Может попкорна им подкинут, а то сейчас друг друга взглядом сожрут. — Фелис! — Что? Вы посмотрите на их лица, — Скалл и правда стал вглядываться. — Тени такие, что явно не доедают. А рожа этого Эмиля так и просит кирпича. — Пф! — фыркнул Скалл, скрывая улыбку за ладонью. Но глаза-то блестят. И в них черти джигу пляшут. — Предлагаю принести им покушать, после концерта. — И кирпичом заехать? — Ага, что б не вспомнил, кто такой хороший принёс пожрать. — Отличная идея. А то может и правда букетами питаются. — Да не… Там же розы одни. Это как есть китайскую еду вместе с палочками. Скалл, видимо, представил этого Эмиля, угрюмо смотрящего на букет роз. — А что если они ещё и дерутся за самые вкусные букетики? Типо «герр Шмидт…- изобразил я такого приличного мужчину с хриплым голосом и тучными бровями. -…у вас прекрасные гвоздики. Почему бы нам не обменяться, а то у меня несварение от этих маков.» И тут на сцену вышли два кадра в костюмах под кусты. Я старался не ржать, а вот у Скалла выдержки побольше будет. — «Конечно, герр Миллер, — вступил Скалл. — главное иногда есть старые афиши, а то так окончательно в кусты превратимся.» Мы старались заглушить смех, но никак не получалось. В нас обоих проснулись неудержимые комментаторы и чуть ли не с каждого слова смеялись. Как итог, нас выставили вон. — Вух, — выдохнул Скалл, утирая слёзы с глаз. — Давно так не смеялся. И это ведь и был твой план, хитрый кролик? — Конечно, синьор лис, — отвесил шутовской поклон. — И куда теперь? — За мороженым и на каток! — Чур мне шоколадное! — Кто последний, тот и платит! Дальше мы бегали от одного ларька до другого, выбирая лучшее мороженое. Действие это непростое, а результат и вовсе неподражаем — у Скалла прилип к мороженому язык. Впрочем, я недалеко ушёл, и мы потом вдвоём ходили с высунутыми языками и мороженками на них. — Флуфай, я дафно хотел сплофить… — Да, Фалл-фамма? — Отфуда у тефя эта куфтка? — ткнул он меня в рыжую парку. — Не нлафиться? — Ты похоф на апельфин! — Я люфлю апельфины. А нафол её в… — наконец-то смог отцепить от себя эскимо на палочке. — …в отеле. Классная, как по мне. — Угу, — сказал он и попытался, как и я, избавиться от рожка. Но не вышло, а он ничего умнее не придумал, как съесть рожок целиком. — Ааа! — схватился он за голову и начал кататься по земле. — Мои мозги! Мои великолепные мозги! И на каток мы попали очень поздно, потому что пришлось отогреваться теплым чаем, размораживая голову Скалла после атаки мороженого.