I wanna ruin our friendship

Мария Владимировна Третьякова постоянно злилась. Она делала это снова и снова, но не могла понять, на кого именно было направлено это уничтожающее чувство: на Лауру Альбертовну, на себя, слабую, которая не может взять себя в руки и сказать всё как есть, или на девок, которые вечно виснут на шее у директора, а она благополучно эту шею подставляет. «Перестань!» — мысленно ругала себя женщина, — «этим девушкам нужна помощь, как тебе не стыдно думать в такой момент о своих чувствах?!» Но уговоры мозга никак не мешали сердцу раз за разом обидно сжиматься, когда руки Лукиной касались слишком долго какой-нибудь участницы. Тогда Мария злобно сверкала глазами, ненавидя всё вокруг, а потом просто полностью отсекала себя от происходящего: подчёркнуто не смотрела на директора и говорила предельно мало. И так раз за разом. Постоянно случаются моменты, которые заставляют Третьякову переживать. Внутри кипит буря эмоций: она заставляет себя перестать обращать на это внимание, но глаза сами находят картину и отчаянно вцепляются в неё. На каждой церемонии что-то — да происходит. Взять хотя бы первые две: — Позвольте, я вас обниму, — Лукина обращается к Анастасии, встаёт и сама начинает двигаться в сторону ученицы. Она сжимает её в объятиях и успокаивающее гладит по волосам, говоря что-то на ухо. Третьякову аж передёргивает: ей жаль молодую девушку, но злость разрывает её. В ней постоянно борются эти чувства, и это приносит ей еле терпимую боль. Мария вымученно выдыхает и старается не показывать своих расстроенных эмоций, но Лаура Альбертовна донельзя внимательный человек: она замечает и это, но откладывает разговор на потом, поскольку сейчас заместитель абсолютно не готова к конструктивному диалогу. Второе такое объятие заставило гневаться Третьякову ещё больше. «Какого черта она успокаивает эту вдрабадан пьяную девицу?» — задаётся вопросом, когда Лукина заключает неадекватную девушку в плотное кольцо рук. Мария окидывает эту сцену тяжелым взглядом и отворачивается, не в силах смотреть. Лаура Альбертовна понимает всё. Словно видит насквозь и даже спиной чувствует весь этот негатив, точно исходящий от стоявшей неподалёку блондинки. Она усмехается этому и делает ещё какую-то глупую провокацию, что выбивает Третьякову из колеи окончательно. Больше Мария молчать не будет. После церемонии выгона директриса заполняла кое-какие рабочие бумаги в своём кабинете, проверяла контракты и вела отсчёт по закупкам материалов для съёмок. В помещение ворвались не постучавшись и когда Лукина увидела разъяренного заместителя, она этому ни капли не удивилась. — Знаешь... — с наездом, повышая тон начинает Третьякова, а Лаура Альбертовна с интересом откладывает все ненужные предметы на стол и принимается слушать тираду, — я хочу разрушить нашу.. — она прерывается, — дружбу, — словно выплёвывает, плохо скрывая свой гнев. — Да ты что? — смеётся директор, поднимаясь со своего места. — Вместо этого мы должны быть возлюбленными! — взрывается Мария, выплескивая всё то, что так тщательно прятала ото всех последние годы, — я не знала как сказать тебе это, — она чуть смущается, — потому что ты мой близкий.. — она задумывается и усмехается, — друг. Шатенка ожидала чего-то подобного и лишь лукаво улыбалась, смотря на взъерошенную блондинку, которая исходила на нет. Третьякова не могла унять свою дрожь в руках от нахлынувшего адреналина, а когда пальцы Лауры легли на её лицо, ласково оглаживая щеки, дыхание её сбилось и не хотело возвращаться к норме. — Глупая... — шепчет Лукина, притягивая Марию к себе, — скажи, — она со смешком отстранилась, заглядывая в темные глаза, — а тебе в твою «умную» голову случайно не приходило мысли, — Лаура так и плевалась сарказмом, — что всё это взаимно? — Нет... — растерянно бормочет Третьякова. — Ох, — вымученно вздыхает шатенка, — за что мне такое наказание? — и всё же она счастливо улыбается и осторожно накрывает губы Третьяковой своими.