В прошлом?

-Мне мешает фотография твоей семьи возле нашей кровати, — голос Анны эхом разносился где-то в уставшей голове. Хотелось спать, но воспоминание о погибшей семье вернули Проскурину сил. Костя никогда не злился на Дорофееву, просто потому что не было причины как-то осуждать Анну. Но теперь в его глазах виднелось возмущение, а в памяти вновь всплывали события жестокого одна тысяча девятьсот сорок третьего года. Холодно. Ветер покрывал все вокруг и, кажется, он был везде. Тысячи голосов слышны отовсюду. Взрыв. Первый, второй, а за ними еще порядка пяти… Холодно. Он — мужчина. Он не имеет право на слезы. Ему нельзя плакать. Он склонился к кровавому лицу миловидной брюнетки. Она была вся в крови от макушки до пят. Грудь ее больше не вздымалась вверх, а на лице ее царил покой и умиротворение. Она вся такая родная и теплая сейчас мертвым грузом лежит на носилках в знакомой ему избе. Его дом. Их крепость. Русская армия освободила деревню от немцев сегодня утром. И этим же утром он увидел её тело. Безжизненное тело. На душе было противно и настолько больно, что хотелось кричать, и он бы закричал, если бы не сотни солдат, находящиеся со всех сторон. -Константин Иванович, — голос командира звучит неподобающе болезненно, — Соболезнуем. Тысяча девятьсот сорок третий. Он потерял любимую жену. Жестокая реальность давит на виски. Вновь захотелось кричать, но Константин лишь растерянно смотрит в глаза блондинке, будто ожидает дальнейших слов. Анна — великий манипулятор. Проскурину это хорошо известно. Дорофеева не раз могла воздействовать на мужчину, но сейчас она совершила огромную ошибку. Она напомнила ему прошлое. Напомнила ему то, что он долгие годы нес в своей душе. В комнате вновь стало холодно, как тогда когда Проскурин держал мертвое тело любимой жены. Мурашки пробежали по мужской спине, к горлу подступила тошнота, а к уголкам глаз — слезы. Жгучие, они (слезы) резали карие глаза, мешая видеть мужчине его окружение. Анна выдержала недолгую паузу, наивно пологая, что Константин ее слушает. -Если ты хочешь новую семью, какие-то вещи нужно оставить в прошлом, — её мягкий голос вдруг становится стальным и режет похлеще самого острого ножа. Женщина замолкает не понятного от чего — то ли ждет ответного слова, то ли понимает, что её слова сказаны с горяча. Она не хотела затрагивать его прошлое, прекрасно понимая, какое болезненное у него оно было. Его отряд не смог сдержать оборону, поэтому им пришлось, впервые, бежать. Несколько солдат были схвачены в плен, а больше половины убиты на месте. Проскурин оказался тем счастливчиком, который выжил. Мужчина смог унять боль потери любимой жены, зная, что где-то далеко его дети ждут и надеются, что папа вернется. Они обещали вернуться вместе, но видимо, вернется только он. Проскурин старался писать как можно больше писем сыновьям, постоянно упуская тот факт, что их матери больше нет. Они были далеко, и, казалось, война не заденет ту ветхую деревушку, где остались Антон и Иван с бабушкой. Немцами там и не пахло. Но так казалось только ему. -Слышал? — товарищ подсел рядом с Костей во время отдыха на очередном привале. Он достал сигарету и протянул Проскурину, на что тот махнул рукой, мол, не курю, — Вчера Солцево разбомбили, суки. Уже до тугого добрались, твари. Тысяча девятьсот сорок четвертый. Он потерял детей. Голубые глаза напротив вмиг потемнели и просили прощение, когда мужчина резко встал и ушел. Молча. Без единого слова. -Кость, — дрожащий голос Дорофеевой вывел мужчину из себя. Стоя к ней спиной, он мог почувствовать, что она сожалеет о сказанном, но Проскурину слишком больно и противно, как тогда в одна тысяча девятьсот сорок четвертом, — Кость, прости меня, пожалуйста, я не хотела, — слезинки друг прошлись по худым щекам и разбились о холодный пол. Тиканье часов глухо разносились по комнате подполковника, мешая здраво мыслить. Мужчина дрожащею рукой взял ту самую фотографию с прикроватной тумбочки и посмотрел на родных ему людей. Они с фотографии смотрели на папу, на любимого мужа, своими яркими и жизнерадостными глазами. Его семья. Его прошлое. Мужчина не спеша открыл окно и вдохнул свежего воздуха летней Москвы. Ночью город был по-особенному прекрасен. Крик детей во дворе, лай собак где-то вдалеке и большая луна на небе — все было так красиво, так по-настоящему, как тогда, в тысяча сорок пятом. -Я многое потерял, Ань, — голос предательски дрогнул, а взгляд вновь упал на фотографию, — Жену, детей, мать. Война забрала у меня все. И впоследствии я видел, как она забирает все у других. Мне приходилось, прямо там, в тылу, хоронить друзей, командиров, товарищей. А тебе? Ты это видела? — глаза, полные осуждения устремили свой взгляд на женщину, — Ты воевала, товарищ старший лейтенант Главного Разведывательного Управления? — Костя сжал края рамки и прикрыл глаза, а после вновь устремил свой взгляд на блондинку. Она застыла в немом шоке, выпучив свои глаза и открыв рот. Щеки ее горели от возмущения, а руки тряслись. -Я не знаю, кого было тебе, — Анна вздрогнула всем телом и ступила на шаг ближе к мужчине смачно обогрев его щеку своей ладонью, — Но я сражалась точно также отважно, как и рядовые солдаты. Мы многое потеряли, товарищ подполковник, но мы никогда не сдавались. МЫ сражались за мирное небо над головой, МЫ отстаивали наше светлое будущее, МЫ освобождали Родину. МЫ защищали Родину, — её яростный монолог мужчина прервал крепкими объятиями, словно понял одну важную вещь — она его настоящее. И не понятно почему, но ему стало легче. А фотография его погибшей семьи, с тех пор, спокойно ютится где-то на полке буфета.