euphoria

Музыка бьёт по ушам. Неоновые лучи слепят прямо в глаза. Запах потных тел и марихуаны. Как же похуй. Лёша бредёт сквозь толпу пьяных вдрызг людей, танцующих будто вот-вот наступит конец света, хотя это далеко не последняя их туса. А для кого-то может быть и последняя. Например, для него самого. Да, он снова подсел. Иначе эту тоскливую реальность вынести уже невозможно ни теоретически, ни практически. Когда серые краски вдруг приобретают цветные оттенки — может ради этого и стоит накидываться всякой дрянью. Окружающие становятся не такими раздражающими, а обыденность — не такой скучной. Каждый день как праздник блять. Праздник бьющегося в агонии и затухающего сознания. Наркозависимость — это страшно. Скатиться всегда легко, вылезти — почти нереально. Она ведь уже никогда не отпустит. Затянула в свой омут, поселилась на подкорке сознания, никакими плоскогубцами не вытащишь. Губанов наконец доходит до своей цели — грязный туалет в каком-то паршивом клубе, в который его никто и не звал. Да и кому он нужен — пропащая душа, похерившая всё, что только можно было себе представить. Проебал нормальных друзей, забросил учёбу, не оправдал надежды своих родителей, рассчитывающих, что их сынок благополучно пройдет маршрут школа-универ-работа-семья-дети. А сынок-то еле находит в себе силы каждое утро подниматься с кровати и убеждать себя прожить ещё один бессмысленный день. Зачем? Смешно признаться, но он влюблён в лучшего и единственного друга, который явно устал вытаскивать Лёшу из всякого дерьма. Алексей Шевцов был идеальным. Отличник, идущий на красный диплом, имеющий многообещающие перспективы и цели в жизни, харизматичный, красивый, интересный собеседник с прекрасным чувством юмора и широким кругозором… Список можно продолжать бесконечно. А ещё он был убеждённым гетеросексуалом. Губанов заебался делать вид, что не испытывает к парню никаких чувств, кроме дружеских. Заебался обманывать себя и окружающих. Заебался жить так. Но жить хотелось, хотя бы ради того, чтобы быть рядом с ним, иногда исподтишка любоваться и принимать эту постоянную заботу от друга. Д р у г а. Как же его бесит это слово. Лёша знал, что тот его никогда не полюбит, но продолжал терзать себя мечтами, которым не суждено сбыться. Прозвучит банально, но Лёша всё ещё боится умереть. Правда. Волны липкого страха накатывают при воспоминании о том состоянии, когда находишься на грани между жизнью и смертью. Что ждет там, по ту сторону? Пустота? Рай? Ад? Не проверишь — не узнаешь. Узнавать пока не хочется. Но отказаться от этой дряни уже не представляется возможным. Он пускает по вене — и все тревожащие мысли растворяются в сладком тумане абсолютной безмятежности и эйфории. Хоть бы это никогда не заканчивалось.

***

— Очнулся? Сука, у меня уже никаких сил нет с тобой возиться, как же ты заебал. Кто-то усердно бьёт его по щекам. Лёша даже догадывается кто. Перед глазами размыто виднеется знакомое лицо. — Сколько ещё раз мне нужно вытаскивать тебя, чтобы ты понял, что ты нужен мне здесь? Ладно я, а о родителях ты думал? Твой отец звонил, спрашивал как ты, на звонки ж ты не отвечаешь, — Лёша давно не видел Шевцова таким разъярённым. Похоже, он конкретно проебался. — На вот, воды попей, — Алексей протягивает ему бутылку минералки. Губанов делает несколько глотков и обратно ложится на диван. Интересно, сколько он пробыл в отключке? Судя по рассвету, часа три точно. — Лёш, вот скажи, тебе реально настолько похуй на свою жизнь? Я предлагал тебе лечь в больничку, я даже сам был готов оплатить всё, но что ты мне сказал? «Я сам брошу, всё будет норм, не переживай», – Шевцов обозлённо спародировал его голос. — И что в итоге? Ты опять звонишь мне абсолютно объебанный, а я опять ищу тебя по каким-то притонам. — Лёх, успокойся… — Нет, блять, не успокойся. Ты не думаешь о себе, но подумай о тех, кто тебя любит. Кому ты действительно дорог. Ты даже не представляешь, как было страшно видеть тебя полумёртвым из-за передоза. Одного раза с головой хватило. Лёша вспомнил тот случай. Тогда ему показалось, что его чувства могут быть взаимными, и он не нашёл ничего лучше, чем наконец-то перестать мучить себя и признаться во всём другу. Ага, как же. В этот день Шевцов сообщил, что хочет познакомить Лёшу со своей новой девушкой. Губанов ещё никогда не ощущал такую тянущую пустоту внутри, ему хотелось просто исчезнуть. Раствориться. Когда он понял, что не рассчитал с дозой, ему было уже как-то похуй. Алексей вовремя обнаружил его, дергающимся в судороге, и вызвал скорую. Тогда он будто постарел на несколько лет от пережитого. После произошедшего, Лёша дал Шевцову обещание, что больше никогда не будет колоться, но наркоманам нельзя верить. Попробовав всего лишь один раз, сложно отказаться в дальнейшем. Вещества изменяют саму личность, человек помнит те ощущения и знает, что кроме наркотиков ничто уже не сможет принести такого же наслаждения. Он снова и снова возвращается к ним, чтобы вновь почувствовать себя счастливым. Видеть разочарование в родных глазах подобно пытке. Губанов ненавидит себя за эту слабость, за то, что Лёша продолжает заботиться о нём, таком беспомощном и безвольном, а он ничего не может сделать, чтобы хоть как-то вылезти из этой ямы. — Мне больно смотреть на то, как ты медленно убиваешь себя, — Шевцов садится на пол рядом с диваном и берёт в руки ладонь Лёши, оказываясь с ним на одном уровне глаз. — Я знаю, тебе плохо, но… — Да ничего ты не знаешь, — тоска в голосе звучала слишком оглушающе. — Я знаю. Лёша вдруг ясно понял, что он и правда всё знает. — Я люблю тебя, — Лёша не выдерживает и всхлипывает. Ему хочется рыдать в голос, кричать так, чтобы небеса услышали, иначе эту боль выразить невозможно. — Я тоже тебя люблю, — Шевцов осторожно вытирает слезинку с лица друга и грустно улыбается. — Нет, ты любишь, но не так, — Губанову кажется, что он разбивается на тысячи осколков. Солнечный луч заглядывает в окно и словно ореолом освещает Алексея. Его личный ангел-хранитель, всегда спасающий и вселяющий давно потерянную надежду, сейчас ранит сильнее всякого ножа, кромсая сердце. — Прости. Так я не умею.