Праздник к нам приходит...

      Как странно, Филипп ушел уже около часа назад, хотя сказал, что скоро вернется.       Это Рождество они встречали дома у Пипа, он довольно долго настаивал на этом, и Дэмиен, не смотря на всю свою ненависть к католическим праздникам, согласился, хоть и не совсем охотно. Сейчас Торн сидел в уютной гостиной, глядел на эти кружевные белые салфеточки для чайных церемоний, что были так аккуратно и кропотливо разложены на столе, и... Ждал. Часы так противно тикают, когда смотришь в коридор, на входную дверь, и дожидаешься, когда в щеколде прокрутится ключ, а ручка со щелчком опустится вниз. Тик-так.       Только это слышится Дэмиену. На улице довольно тихо: идет снег, заставляя все будто замереть в безмолвном и неподвижном стоп-кадре, и каждый дом на этой улице, каждая сосенка и каждый снежный сугроб будто затаили дыхание в преддверии рождественского чуда.       Дэмиен не выносит этой тишины. Ему уже осточертело смотреть на эту треклятую входную дверь, за которой начинает завывать метель. Он берет в руки телефон, набирая Филиппа и стараясь как можно менее агрессивно спросить своего друга о том, где же его носит.       Один гудок, за ним второй... Филипп обычно берет трубку почти сразу же! Неужели он все еще стоит около магазинного прилавка и выбирает лучший кусок буженины для праздничного стола? Его манера заморачиваться обо всем этом была очень доставучей по мнению Дэмиена. Неужели они не могут просто спечь пару протвиней имбирного печенья и всю ночь просидеть у камина, попивая горячее какао? Этот белобрысый мальчишка любит все усложнять.       После уже очередного противного гудка он взял трубку. Ну наконец-то.       — Фил, где тебя черти носят?! Ты вообще видел, что на улице творится? Быстро шуруй домой, пока тебя снегом не замело! – Голос Торна все еще ломался в силу возраста, а на повышенных взволнованных тонах звучал в какой-то степени смехотворно. Но Пип никогда не указывал ему на это, он слишком хорошо знал, как порой легко бывает разозлить Дэмиена.       Увы, ответил ему уж точно не Филипп. С того конца трубки послышался холодный женский голос под приглушенные завывания сирены.       — Извиняюсь, но ваш... «Фил» мёртв.— Торн поначалу подумал, что это какая-то неудачная шутка. Мёртв? Быть не может, что за бред. — Прошу вас, вы должны приехать и опознать тело.       Торн пребывал в холодном оцепенении. Этого просто не может быть. Он не мог замерзнуть насмерть за пару часов, не мог идти через закоулки и быть зарезанным! Пип более обходителен, осторожен, расчётлив, даже для своих пятнадцати лет.       Парень молча встал с дивана, тот тихо скрипнул. Он не сбрасывал вызов, продолжая слушать, как на фоне истошно орут сирены карет скорой помощи и полиции. Дэмиен медленно подошел к той двери, что всегда была закрыта, и на вопросы о том, что же там такое, Филипп отмазывался тем, что это его комната, и там небольшой беспорядок. Торн, зная Филиппа и его любовь к чистоте, не верил ни единому его слову, но и не настаивал.       Сейчас же его потянуло именно туда. Дверь не была заперта, как странно.       — Алло? Вы еще здесь? — Поинтересовалась женщина, но так и не услышала ответа. — Оставайтесь на месте, за вами скоро приедут из отдела.       Дэмиен по-прежнему молчал. Он открыл дверь и испытал самый сильный в своей ничтожной жизни страх.       Комната и правда была в небольшом беспорядке, и с наступлением сумерек становилась особенно пугающей и опустошающей. На стене красовались рисунки бабочек. Много-много бабочек. Они кружили вокруг надписи «Бабочка живёт один день». На полу лежало несколько лезвий, то ли в ржавчине, то ли в запекшейся крови, а на потолке еще одна надпись: «Кит выбрасывается на берег от отчаяния». На письменном столе лежала тетрадь с недописанным домашним заданием по алгебре и немного кривыми параболами, разбросанные по все тому же столу линейки и циркуль. Приоткрытый шкаф, намекающий на то что Филипп явно старался приодеться к визиту Дэмиена... Эти детали будто веяли ожиданием того, что блондин вернется и продолжит заниматься своими делами, но, видимо, этого уже никогда не будет, и все, что застыло в этой комнате, полной страха и боли, никогда не сдвинется со своего места.       После долгого ожидания ответа женщина все же сбросила трубку. Дэмиен стоял и смотрел на постепенно темнеющую комнату, медленно отодвигая телефон от уха и впоследствии роняя его на пол. Противные быстрые гудки — всё, что наполняло эту гнетущую тишину.       Дэмиен очнулся только когда услышал, как во входную дверь ломится участковый. Теперь стало на одну причину ненавидеть Рождество больше.