Снег

Пять минут... Вот уже пять минут я стою на крыльце больницы и высматриваю её в толпе незнакомцев, которых с каждой минутой становится всё больше и больше. Я уже привык к вечерним сменам Рин. Забрать её, как только меня самого отпустит начальник, теперь я считал своей прямой обязанностью. Она не была против. Рин понимала моё желание сберечь её, поэтому разрешала быть рядом с ней всегда, если у меня была возможность. Она, действительно, знает меня как облупленного... Сегодня ровно два года, как мы вместе. Кажется, только вчера я стоял и впервые чувствовал, как мои руки трясутся от волнения, как на душе так легко, так тепло... Кажется, только вчера я чувствовал, как бабочки резво порхали у меня в животе, кружась в забавных хороводах. Кажется, только вчера я был влюблённым дураком, который и не знал, что будет любить её с каждым днем всё сильнее и сильнее. Она разожгла в моем сердце пожар, сжигающий все печали и невзгоды. Она, питая его собой, согрела меня. Теперь я не могу представить себя без её тепла, теперь мы — частицы друг друга. Я долго и часто размышлял, смог ли я изменить что-то в ней к лучшему, как это сделала она. Но стоило мне спросить её прямо, набравшись сил, Рин вздыхала и крепко обнимала меня... Она говорила, что ей ничего не надо. Она говорила, что счастлива только потому, что я рядом, и эти слова доходили так глубоко внутрь меня, добираясь до самого нутра, и заседали там надолго — все вопросы исчезали. Каждый раз после разговора она так счастливо улыбалась... Я не могу не верить этой улыбке, этой чистой, искренней и вечно доброй улыбке. Я понимал, что со мной Рин по-настоящему счастлива, и оттого становился счастливым и сам. Рассуждая о нас, я и не заметил, как на нос мой упало нечто маленькое и холодное. Поднимаю голову, смотрю вверх на тёмные облака... Снег. Первый снег в этом году. А ведь она налегке... Смотрю на часы, которые всегда носил (это был её подарок) — половина восьмого. Обычно в это время мы уже шли домой, она крепко, но с присущей только ей нежностью, держала мою руку. Её по-детски наивные глаза искрились, когда она смотрела на мерцающий вокруг город. Витрины, машины, дома — всё это горело яркими цветами, всё это вызывало у неё восхищение. Рин, полная бодрости даже после самой тяжёлой смены, всегда болтала мне, что видит. Признаться честно, я вовсе не слушал — я только смотрел в её счастливые, необыкновенно глубокие глаза... Я был счастлив. Прийти в себя, оставив размышления, меня заставил мягкий, такой любимый голос: — Какаши?... Какаши! — она уже стояла рядом со мной. Рин взволнованно смотрела на меня, словно случилось нечто ужасное. — Что-то произошло? — Нет, — отвечаю я негромко, но она всё слышит. Рин подходит ближе, обвивает мою руку и мягко улыбается от моего ответа — ей важно знать, что я в порядке. — Рада слышать. Ты уже долго ждёшь? — Не волнуйся, — поворачиваюсь к ней, мягко целую её макушку. Когда она рядом, во мне замирает всё от безмятежного спокойствия, в котором, будь моя воля, я бы хотел всегда находиться. Тем временем снег не прекращал идти. Мы стояли вдвоём ещё несколько минут, не проронив ни единого слова. За это время Рин успела осмотреть меня всего с ног до головы. Тишину прервал её тихий смех, который с каждым мгновением теперь становился всё ярче, всё громче. Я не понимал, что произошло, и не имел никаких даже самых абсурдных предположений. Моё недоумевающее лицо, кажется, говорило само за себя, но я всё-таки спросил: — Что-то не так? — Если не присматриваться, — она отпустила мою руку и легонько дёрнула за плечо, что по-другому значило: «Наклонись, пожалуйста». Я так и сделал. — то даже не скажешь, что у тебя волосы все в снегу. Нежная рука с обыкновенной лаской стала оттряхивать мои волосы. Несколько секунд я молчал, стараясь понять, что же Рин имеет в виду. Я совсем забыл, что мой волос такой же белый, словно снег... Как только она закончила, я вновь выпрямился и, сам того не заметив, улыбнулся ей в ответ.

— Ну, пойдём домой? — спрашивает она, снова обвив мою руку. — Ага.