Рассеивая сумрак

      С самого раннего утра во дворце началась суматоха: каждый сиф и гость города в этот день были призваны в поля.       Нуска зевал во всю пасть и лениво почесывал затылок, пытаясь разлепить глаза. Перед ним раскинулись бескрайние поля, которым не было конца и края. Усыпанные лозой, они вызывали не самые лучшие чувства. И лишь выкатывающаяся из-за горизонта золотая звезда придавала собравшимся в полях скиданцам сил.       — Ах, сколько труда и в никуда! Сажали, сажали, весь облетающий сезон сажали, а толку?!       — Что же теперь сделаешь? С чего кто-то думает, что рожь успеет прорасти до заморозков?       — А если попросить арцентов?..       — Даже если главная сурии согласится на это! Рожь даст ростки слишком рано, а их побьют морозы. Не дело это всё.       — От голода теперь всему Скидану умирать?       — Да и пусть умирают. Сколько можно жировать за счёт Сифы? Пусть свои поля вспахивают!       Нуска с интересом вслушивался в разговоры местных сифов. Все пришедшие в поля были одеты в зелёные одеяния: видимо, им как раз и полагалось трудиться на земле. У каждого под грудью висела корзина с зерном, а на голове красовалась шляпа с широкими полями.       Не успел Нуска ступить в поле, как к нему намертво прицепилась одна сифа преклонного возраста; её лицо было загорелым и сморщенным, а длинные, подобные рубцам морщины выдавали и род деятельности: всю свою жизнь она провела, обливаясь потом и копаясь в земле. И лекарь, преисполненный уважением к чужому опыту, не стал убегать — он остановился и с улыбкой кивнул сифе, внимательно слушая её указания.       — Так, молодчик, бери корзину, — она практически кинула в Нуску корзиной с зерном, а затем, тряся пальцем, продолжила: — Мы не сеем, а сажаем. Когда сажаешь, измеряй. Во-от столько! Половина большого пальца! Если посадишь глубже — убьёшь все посевы! Даже магия сифов их не спасёт! Ты должен просто ровно посадить зёрнышки. Сифы за тобой закончат. Ох, милостивые духи! Даже чужаков и то позвали! Настали тёмные, тёмные времена для Скидана!       Размахивая руками, сифа начала удаляться, причитая походя. А Нуска улыбнулся и бросил ей в спину «спасибо».       Когда дворцовый лекарь в дорогих одеяниях присоединился к простым работягам, они уставились на него, как на какую-то причудливую диковинку. Но спустя час долгого и кропотливого труда, спустя час наклонов, копания в земле, они стали поприветливее.       — Эй, хаванец! Пятачок пропустил, не засадил! То-то спасибо тебе скажут скиданцы!       Нуска, у которого уже перед глазами плыло от монотонной работы в золе, кивнул и вернулся на шаг назад, выкапывая новую ямку. Тогда сиф, который засаживал борозду по правую руку от Нуски, подошёл и похлопал его по плечу, говоря:       — Молодец-молодец! Трудись! Жрать все горазды, а ты сначала посади и вырасти!       Наверное, тысяча сифов и простых земледельцев разбрелись по этим полям, чтобы медленно и бережно сажать зёрнышко за зёрнышком. Нуска не знал, действительно ли зерно сеют таким образом, но скоро узнал ответ.       — Аккуратнее! Бережнее! — скрипуче выкрикивала та самая старуха. — Зерна для посева почти не осталось, все запасы были сожжены той мерзкой арценткой… Хоть одно зёрнышко загубите — вышвырну вон, вышвырну! В канавы Сифы вышвырну!       Нуска сглотнул и стал работать ещё усерднее. Спустя ещё час лекарь походил на грязного уличного котёнка: он с головы до ног перепачкался в саже и земле.       — Непочатый край… — со вздохом отозвалась сифа с золотыми завитушками на лбу. Она ненадолго сняла шляпу с головы, чтобы чистой стороной рукава утереть со лба пот. Её взгляд был направлен за горизонт — туда, где кончались поля. — Главная сурии хочет, чтобы мы закончили сегодня…       — Тайя! Все мы пониманием, что это невозможно! Но должны сделать всё, что в наших силах! — буркнул на неё сиф средних лет.       — Я чувствую заморозки. Они уже близко. Зерно в моих руках дрожит и засыпает…       — Так не слушай его! Мы же не можем взять и бросить, запасов пшеницы и ржи дай духи хватит до оттепели, а потом…       — Маз, это бессмысленно… — Тайя опустила руки, а из них вывалились две горсти зерна. Она застыла, вглядываясь в землю под своими ногами. — Я родилась сифой, чтобы в один день стоять здесь в бессилии… Чувствовать, как голод дышит мне в спину… И всё это… Всё это из-за одной арцентки!       Тайя стиснула кулаки и зашипела как змея. Нуска почувствовал, как её лёгкая земляная дэ разнеслась по округе, а затем увидел, как несколько зёрнышек под её ногами проклюнулись.       Но не тут-то было. Старуха, которая руководила процессом на их части поля, примчалась как ураган. Выкрикивая ругательства, она влетела в Тайю и отобрала у неё корзину, грозя девушке пальцем.       — Пошла, пошла, вон отсюда! В канаве, в канаве твоё место, неблагодарная девчонка! Обидно ей, страшно ей, посмотрите! Думаешь, ты тут одна такая?! Что же другие работают, пока ты стоишь да жалеешь себя, никчемная девчонка?! — старуха выглядела грозно. Она поволокла девушку за плечо, а затем заставила её смотреть на несколько пробившихся ростков: — Что ты наделала?! Каждое зёрнышко на счету! Они из личных запасов нашей милостивой главной сурии Тирры! Ты ограбила саму сурии Тирру Сивьеру, бестолочь! Бестолочь!       Вскоре вмешались несколько молодых человек; они поволокли молодую сифу в сторону города. Сама Тайя плакала, но не позволяла себе сказать ни слова, но Нуска видел, как сильно стиснуты её челюсти и какой жаждой мести горят её зелёные глаза.       «Видимо, неспроста у сифов рождаются и маги боги. Не такие они и миролюбивые, какими могут показаться», — решил про себя Нуска, внимательно следивший за этой сценой.       Когда всё немного поутихло, Нуска решился заговорить с тем сифом, Мазом:       — У этой девушки… Тайи… Так хорошо получилось прорастить зерно. Неужели нельзя в тёплое время просто посеять и поставить вокруг сифов?       — Ха, дурной хаванец. Скажи мне, если на поле боя, где лежат раненные сто тысяч человек, выпустить тысячу хаванцев… Смогут ли они их лечить на протяжении месяца, не отвлекаясь на еду и сон?       — Это… Около ста больных на одного лекаря? Нет, невозможно, — ответил Нуска и помотал головой, осторожно и ласково припорошив золой очередную ямку. Ни лекарь, ни сиф не отвлекались от своих прямых обязанностей ни на секунду.       — Вот и оно, хаванец. Вот и один сиф не может растить одновременно сотню зёрен аж целый месяц. Не считай себя умным — пробовали, знаем. Наша главная сурии Тирра очень часто приходят в поля, изобретает всякое. Но по старинке выходит надёжнее. Звёздный свет, орошение, наблюдение опытных сифов, которые не дают росткам пробиться слишком рано, не дают их корням загнить, а насекомым сожрать. Так мы смогли добиться того, что почти каждое положенное тобой в землю зёрнышко даст всходы, даст богатый урожай. Мы неспроста кормим весь Скидан.       — И… Вы совсем не думали о том, что процесс можно упростить? Например, обратиться к карборцам…       — Ха! Предлагали нам, предлагали! И плуги металлические, и зернохранилища особенные, и мельницы чуть ли не золотые! Но главная сурии Тирра придерживается традиций — да и правильно делает! Столько веков ужо землю возделываем, а тут металлоломщики вздумали нас учить, как работать на земле!       Сиф продолжил что-то рассказывать, но Нуска лишь со вздохом вскинул голову к небу. Звезда поднялась от горизонта всего-то на несколько пальцев, а работать придется наверняка до самого заката.       «Blatchien. И всё из-за одной престарелой бабки! Хайя бы за ночь выдумал что-то такое, что ускорило бы работу! Но нет, всем так бездново нравится копаться в грязи!»       Лекарь начал бурчать себе под нос. Ему уже становилось поистине скучно в этом городе, жители которого были до такой степени привержены традициям. И знатные мужи, прибывшие издалека, должны возлежать с их женщинами, и зерно сеять нужно только руками!       «Карборцы уже рассекают небо на своих летомеллах, пока здесь кучка земледельцев мучаются с тем, чтобы засеять поле! Скидан может остаться без хлеба, а только потому, что главная сурии земли — бесполезная престарелая бабка!»       К полудню Нуске удалось увидеть дальний край своего рабочего участка. Но он и без того уже обливался потом, а спину ломило так, что не спасли бы все духи-хаванцы.       Попятам за Нуской двигалось сразу двое сифов — оба сначала придирчиво рассматривали место посадки, а затем колдовали над ним своей дэ. Лекарь, чувствуя, что ему уже почти дышат в спину, с недюжинным рвением ринулся снова в бой: наклонялся, копал, измерял, сажал, осторожно прикапывал. Казалось, этот круговорот никогда не закончится… Но что-то, слава духам, наконец отвлекло его от трудоёмкой задачи.       Тёмная дэ разнеслась по полям — сифы вскинули головы, оглядываясь. Но когда следом за ней почувствовалась и струившаяся дэ Тирры Сивьеры, то все вернулись к работе.       Нуска оглядывался по сторонам до тех пор, пока не увидел, как со стороны Сифы к ним едет небольшая карета, запряжённая быком. Но это был не просто бык, а самый настоящий шеду, измененный земляной дэ. Нуска впервые в жизни видел это огромное многоногое создание, которое с лёгкостью волокло за собой вырезанную из цельного среза дуба карету. И лекарь вздрогнул во второй раз, когда увидел, что за шеду бежит белоснежный волчак Сина, который то и дало пытается ухватить ездового зверя за одну из шести ног. Только вот волчак, в отличие от шеду, был налегке.       «Син что… едет с этой старой извращённой бабкой в одной карете?! Син, да неужели вы так мало знаете о женщинах?! Знали бы вы, сколько сломанных reh`z я вылечил за свою молодость! А ещё лучше бы знали, сколько не вылечил…»       Недовольный Нуска тут же двинулся к карете — ничего, эти сифы и подождут минутку, пока он отдаст «почести» своему эрду. Топая прямо через засыпанное золой поле, Нуска хоть и перешагивал через места посева, но вот сифов не замечал и расталкивал, пробивая себе дорогу.       Вскоре все обратили свои взоры к медленно отворившейся дверце кареты. Сначала из неё выбрался эрд в чёрных строгих одеяниях, а за ним — Тирра. Её золотые волосы спадали почти до самой земли, а несколько прядей были собраны заколкой на затылке. Длинное лёгкое зелёно-жёлтое платье напоминало облака: множество полупрозрачных тканей развевалось на ветру, а длинные рукава, украшенные закрученными лентами, тянулись до самого подола.       Син развернулся и подал главной сурии земли руку, а она, взявшись за ладонь, медленно скользнула сначала на ступеньку, а затем на дорогу.       Сифы на секунду замерли в благоговейном трепете перед своей госпожой, но затем с особенной страстью вернулись к посеву. Видимо, сурии Тирра была из тех, кто предпочитал видеть своих людей работающими, а не ползающими у неё в ногах.       Нуска же счёл своим долгом выйти на дорогу, смерить недовольным взглядом высокомерное лицо Тирры, а затем склониться и, цепко поймав ладонь Сина, наклониться и поцеловать его пальцы.       — Какой у тебя преданный лекарь, Син, — с усмешкой заметила Тирра, а затем, осмотревшись, натянула на голову тонкий зелёный тюль, бывший частью её парадного одеяния. — Ты же знаешь, что наше соглашение всё ещё в силе?       Нуска обомлел. Выпрямившись, он на секунду успел поймать взглядом выражение лица Сина. Тот, никого не смущаясь, просто закатил глаза к небесам.       — Да, Тирра.       — Тогда отправляйся. Тот, кто боится замарать руки, взращивая пищу, не заслуживает того, чтобы её есть, Син.       — Да, Тирра.       Нуска с всё возрастающим изумлением наблюдал за тем, как Син собрал свои волосы в высокий хвост, а затем начал закатывать рукава. Подождите…       — Сурии Тирра, вы… отправляете эрда Скидана работать в полях, так? — пробормотал лекарь, которого от удивления и ужаса начало покачивать.       — А ты видишь в этом что-то недостойное эрда Скидана? — сощурившись, уточнила Тирра. Её изумрудные глаза вдруг прожгли Нуске лоб.       — Нет, но… не странно ли это?       — Давайте, лекарь, вы будете решать, что странно в Хаване. А я буду решать, что странно и нестранно в Сифе.       Нуска сглотнул и помотал головой, словно отгоняя ночной кошмар. Син же проигнорировал Нуску и сразу направился к пустующей борозде. Земледельческая глава, старушка, выдала эрду корзину с зерном и объяснила, как правильно сажать рожь.       Лекарь, который сегодня не то что выглядел покусанным ополоумевшим скиром, а сам им стал, только сглотнул и с тихим мученическим стоном направился обратно на своё место. Там его недовольными взглядами уже сверлили два сифа, весь день следовавшие за ним.       Вскоре к посеву присоединились и другие гости из Эрьяры: вся прислуга эрда растянулась на несколько километров по этой обожжённой местности, чтобы вновь дать ей жизнь. Из всех присутствующих Нуска узнал только рыжеволосого Миелу, но лишь проводил юнца ничего не выражающим взглядом. Какая-то мысль проскочила у лекаря в голове, когда он увидел личного слугу Сина, но тут же покинула её, ведь… Син, засадивший лишь маленький участок, утёр со лба пот, а затем стянул свою рубаху.       В ярком дневном свете влагой блеснула полупрозрачная белёсая кожа, а ярко выраженные сплетения мышц выпирали из-под кожи буграми. Эрд был настолько худым, что даже вызвал несколько горестных вздохов сиф неподалеку:       — Ох, духи ж мои! Как он только ходит?! Да я его косточки могу посчитать…!       — Неужто в Эрьяре так плохо заботятся об эрде? Я ещё помню Фавэра, он как-то посещал Сифу, как раз в это же время, накануне Дня Инанны. Так он был откормлен дай духи!       — Тсс! Не упоминайте духов всуе! Да и эрд не так и плох — посмотрите, сразу видно, что он — прирождённый воин.       — Воин-то воин. Но с руками его что? На войне думаете так располосовало?       — Гм… Риры ведь пользуются магией крови чаще сифов?       — Упаси! Даже не говори об этом!       Нуска несколько раз зыркнул на сплетниц и сплетников. Они, почувствовав неладное, разбежались, а лекарь только закусил губу.       Син действительно выглядел болезненно. На коже вновь проступили следы болезни — перегрузки дэ. А руки… Нуска просто отвёл взгляд от множества длинных рубцов. Один из них всё ещё был фиолетово-красным. И лекарь прекрасно помнил, как была получена эта рана.       Уткнувшись снова в золу, лекарь только вздыхал. Он не смог даже полюбоваться Сином, ведь… чем там любоваться? Его болезненным видом и шрамами?       Вместе с эрдом и слугами Драконьего дворца работа пошла быстрее. Нуска и сам не заметил, как добрался до конца борозды. Вновь вскинув голову, лекарь нашёл звезду за своей спиной — она медленно, но верно опускалась к горизонту.       Стоило Нуске хоть немного расслабиться, предчувствуя скорый отдых, как вновь что-то случилось. Услышав крики, лекарь обернулся к дороге, но смог что-то разглядеть только прибегнув к помощи дэ.       Всадник, окружённый стражей, подъехал к полям. Его встретила сама Тирра Сивьера. Но пока они говорили, из леса выскочила какая-то сифа… кажется, та самая, Тайя?       Почувствовав неладное, Нуска тут же бросился к сурии, застывшим на дороге. Вскоре Нуска наконец смог разглядеть гостя — это был Гирру Герье, сгорбленный и лишённый какого-либо выражения на своём лице.       Нуска бежал, перепрыгивая через борозды. Теперь он смог расслышать и их разговор:       — … это был ты.       — Прекрати, Тайя. Виновник уже был убит и похоронен. А этот арцент прибыл, чтобы возвести купол над полями, — отвечала Тирра.       — Не верю! Это был он! Я точно знаю, я чувствую его дэ!       — Тайя, ты не веришь своей главной сурии?       — Он обманул вас! Он обманул всех нас! Вся моя семья, даже мои пятилетние сестрёнки, день и ночь трудились в полях! Мы косили бурьян, мы вспахивали эту землю, мы сеяли рожь!       — Тайя!       — Не прощу! Никогда! Все арценты — дикие твари, заслужившие гнить в бездне!       Но Нуска успел вовремя. Пока Тирра изумлённо смотрела на вышедшую из себя Тайю, а Гирру стоял, вглядываясь в пустоту, лекарь успел вылететь на дорогу. В руках у Тайи оказался серп — она замахнулась, намереваясь убить главного сурии огня.       У Нуски не было ни меча, ни оружия дэ. Его защитная магия была слишком слаба, да и он не успел бы собраться с мыслями, чтобы возвести купол. Обхватив Гирру руками, лекарь прикрыл его собственной спиной и зажмурился. Удар должен был прийтись прямо между лопаток — и Нуска молился всем духам, чтобы сифа не разрубила его позвоночник. Ведь, скорее всего, тогда лекарь просто свалится замертво.       Свист и тишина. Кровь шумит в ушах. Сердце колотится, а руки дрожат.       Когда удара не последовало, Нуска обернулся. И увидел, что за его спиной уже стоит эрд, голой рукой сдерживая удар Тайи. По подставленной ладони, стекая до локтя, лилась чёрная кровь, но Син с совершенно невозмутимым видом повернулся к Тирре и спросил:       — Я могу расценивать это как покушение на главного сурии огня и на лекаря Драконьего дворца?       Тирра хмыкнула и махнула страже рукой. Несколько магов боли в одну секунду скрутили Тайю, заставив её корчиться в пыли, а затем потащили прочь. Но, даже мучаясь в бездновых муках, она продолжала кричать:       — Арцента обязательно сгинет! Весь ваш гнилой народ сгинет! Вы навлечёте на себя проклятье земляной дэ! Инанна покарает вас, обязательно покарает! Огненные отродья!       Нуска судорожно вздохнул и выпустил Гирру из захвата. Арцент перевёл заторможенный взгляд на лекаря, покачал головой, а затем сказал:       — Не стоило, Нуска.       Лекарь почувствовал, что закипает. Тем временем заговорила Тирра, подливая масла в огонь:       — Кто знает, Син. Может, именно сурии Гирру прикрывал Жери. Она ведь его сводная сестра и мать его дочери. Я до сих пор не верю в то, что он убил её собственными руками. Я не видела труп.       — Ты не веришь своему эрду, Тирра?       — А я не имею на это права? Что думаешь по поводу того, чтобы в третий раз созвать собрание аристократии и обсудить все твои выходки с момента восшествия на престол?       Терпение Нуски прогорело до основания. Если бы он был арцентом, он бы вспыхнул. Бросившись к Тирре, лекарь был готов плюнуть ей в лицо, но сдержался, начав выплевывать слова:       — Главная сурии Тирра Сивьера, а позвольте! Ваша стража и даже вы не смогли поймать поджигателя! Мы прибыли из самой Эрьяры, чтобы расследовать это дело! Это мы нашли поджигателя и устранили его, а теперь пашем на ваших полях как проклятые! Поджоги прекратились, пашня готова к холодному времени, что вам ещё надо?! К вам прибыл сам эрд, к вам прибыл главный сурии огня для того, чтобы помочь! А что делаете вы в ответ?! Клевещете на них?! Обвиняете бездоказательно?! Раз вы уверены в своей правоте, то обратимся в суд, главная сурии Тирра Сивьера!       Нуска часто дышал. Только высказав всё это в лицо главной сурии, лекарь почувствовал, как его накрыла волна облегчения.       Тирре нечего было ответить на это, но она, смерив Нуску лишь одним высокомерным взглядом, бросила:       — Развратник, убирайся в бездну.       И удалилась, встав подле стражи.       Нуску неприятно кольнуло брошенное ругательство, но он был так рад тому, что никто не пострадал, что решил просто забыть об оскорблении. Гирру всё ещё стоял, устало покачиваясь вправо-влево, а Син сверлил взглядом спину Тирры. Лекарь вздохнул, а затем медленно подошёл к эрду ближе и заключил его ладонь в свои. Останавливая кровотечение, он поднял голову и, всматриваясь в лицо Сина, мягко сказал:       — Спасибо. Вы снова спасли меня и пролили свою кровь. Спасибо, Син.       Но эрд только покачал головой; вздохнув, он вырвал исцеленную руку, а затем направился обратно в поле.       Нуска, который уже закончил лечение, проводил Сина печальным взглядом. Он остался, подставив Гирру своё плечо.       Дождавшись, пока к нему вернётся душевное спокойствие, лекарь обратился к арценту:       — Ты приехал возвести купол?       — Верно. Сурии Тирра лично попросила меня воспользоваться особым навыком и установить на несколько дней купол над полями, чтобы рожь успела дать корни до наступления заморозков. Мой особый навык подходит для того, чтобы поддерживать необходимую температуру.       Лекарь кивнул, а затем помог Гирру добраться до середины засеянных полей. Сифы заканчивали работу и один за другим выбирались на дорогу. Дождавшись, пока поля опустеют, Гирру поднял руку — его дэ заструилась по земле, а воздух потеплел.       Нуска снова уловил запах горящих цветов, но теперь он еле чувствовался. Когда огромный бордовый купол вырос над полями и укрыл их в своих горячих руках, на сердце у лекаря стало легче.       Всё позади. Они смогут пережить холодное время. Гирру был слабым человеком, но сильным сурии. Он точно справится.

* * *

      Вечером сифы устроили небольшую пьянку недалеко от Сифы. Даже развели маленький костёр, вокруг которого устроилось несколько десятков сифов и один хаванец, Нуска.       Син был не в духе и сразу же отправился в город, а лекарю хотелось ещё немного побыть среди простых людей, а не средь знатных господ и вельмож.       Нуска с удовольствием лакал местное вино, заедал спиртное яблоком и болтал с Мазом.       — На сегодня наша работа закончена, но завтра ещё наведаемся в храм, принесём жертвы духам, — сказал Маз.       — То есть… Вы приносите жертвы духам? — удивился Нуска.       — В Эрьяре поди этого больше не делают? — в свою очередь изумился Маз.       — Этим занимаются шаманы, медиумы и хаванцы в обителях, но чтобы простые люди… Ни разу не слышал о подобном, — покачал головой Нуска и поудобнее уселся у костра, вгрызаясь в яблоко.       — Хм-м… Раз в год мы празднуем праздник Инанны — духа, который защищает земледельцев и пашни. Она охраняет урожай и делает каждый новый год плодородным. Мы помним и о жизни духа Инанны. Хочешь послушать?       У Нуски тут же сверкнули глаза и он присел поближе к Мазу, часто кивая.       Сиф задумчиво покачал головой и перевёл взгляд в костёр. Облокотившись на свои бёдра и наклонив туловище вперёд, поближе к огню, он начал рассказ:       — Во времена, когда ещё существовали драконы, но уже появились сурии-люди, жила сифа Инанна. Она была обыкновенной селянкой, которой не посчастливилось однажды влюбиться в рира по имени Думузи…       Нуска сглотнул. Видимо, это была одна из тех историй, где любовная связь с риром заканчивалась чем-то ужасным.       — …Отец Инанны был зажиточным торговцем, а её мать пекла вкуснейший хлеб и владела своей маленькой лавкой. Родители Инанны надеялись, что дочь унаследует их дело, будет им помогать, но она не пахала землю, не молола муку, не пекла хлеб, не помогала отцу-торговцу, а каждый день убегала на встречи с Думузи. Родителей молодой сифы это разгневало — они запретили им видеться. И тогда Инанна решила сбежать. Она сговорилась с Думузи отправиться к Линии жизни, а там по руслу реки пройти к одному из поселений, где они смогли бы счастливо жить вместе. Однако отец Инанны впал в неистовство, когда узнал о её побеге. Он вместе со своими братьями начал преследовать свою дочь, чтобы вернуть её назад. Несколько лет Инанна и Думузи провели в страхе и скитаниях: их животы впали, лица осунулись, руки и ноги потрескались и кровоточили. Да и Инанна, постоянно впитывая много тёмной дэ Думузи, начала заболевать. И тогда, отчаявшись, Инанна смогла предложить возлюбленному лишь один выход: умереть вдвоём. Сифа вырыла глубокую яму, в которую они легли вместе с Думузи, а затем с помощью своей дэ начала закапывать их заживо. Но увидев, как страдает и задыхается Думузи, Инанна расплакалась и передумала. Она не могла вынести страдания своего возлюбленного. Поэтому в самый последний момент корнем одного из древ она вытащила Думузи на поверхность, а себя погребла заживо.       Этот поступок стал для Инанны роковым. Она возродилась и стала духом. Однако духи — это не люди, со временем они теряют способность чувствовать, теряют свои воспоминания. Когда Инанна смогла принять царственный облик истинного духа, она явилась к своему бывшему возлюбленному в виде тени тутовника. И увидела, что он живёт припеваючи, что он успел обзавестись тремя жёнами и пятью сыновьями. Он жил счастливо, не вспоминал об Инанне и все свои дни проводил в сладострастных утехах и пьянстве.       Инанна, ставшая духом, была оскорблена. Она сговорилась с духами бездны и уговорила их забрать Думузи к себе. Он оказался заточён в бездне ещё живым, там же он и умер, став одной из бездновых тварей.       Со временем Инанна начала терять память. Но раз в год она будто бы что-то вспоминала. И наведывалась в бездну, где проводила несколько долгих месяцев в поисках. Она сама не знала, что же искала там, в реках мёртвой дэ и среди страшных косматых чудовищ. Однако духи бездны лишь качали головами, потому что, проведя несколько месяцев в бездне, Инанна каждый раз среди сотен тысяч тварей находила страшного и обезображенного Думузи. Она целовала его в грязную косматую голову, а затем с улыбкой возвращалась на землю, а оттуда — в мир духов.       То время, которое Инанна каждый год проводит в бездне, у нас называют холодным временем. Когда же она возвращается на поверхность, то для смертных сурии наступает тёплое время.       Поэтому мы приносим жертвы Инанне перед наступлением холодов, в холодающий сезон, чтобы она смогла пережить долгое заточение в бездне и поскорее найти Думузи. Чем быстрее она его найдет, тем быстрее начнётся оттепель.       Нуска вздохнул и покачал головой, когда Маз закончил свой рассказ.       — Вы верите, что всё это было? — поинтересовался Нуска.       — Как же можно не верить? Эта история передаётся из уст в уста уже более семи тысяч лет. Нам рассказывали это наши родители, а мы рассказываем это своим детям. Мы помним об Инанне и поклоняемся ей.       — Маз, получается, что все духи были людьми? И каждый человек может стать духом?       — О нет, не каждый. Чтобы стать духом, ты должен принести себя в жертву, ты должен показать, что готов пожертвовать собой ради спасения людей. А ещё ты должен быть очень силён, ведь слабый дух, готовый на самопожертвование, всё равно не сможет никого защитить.       Нуска сглотнул и ссутулился. Теперь он понимал, почему Сину прочили будущее великого духа. Но почему-то лекарю казалась, что бессмертная жизнь духа была связана с ещё большими страданиями и лишениями, чем жизнь простого, даже самого бедного и несчастного человека. Ведь жизнь человека конечна, рано или поздно его страданиям приходит конец. А дух, заточенный в бессмертное тело, приговорен к тому, чтобы страдать целую вечность.       Пьяные и удовлетворённые своей работой сифы через несколько часов начали разбредаться по домам, а Нуска продолжал сидеть, прожигая тяжёлым взглядом угольки, оставшиеся от костра.