On High

Если верить Эллен, есть летний лагерь, в котором можно остановиться, даже несмотря на то, что на дворе зима. Как-то она отправила туда Джо, пока Билл лежал со сломанной ногой после стычки с демоном. Сама она не поедет с ними, пока не найдет Джо. Так она говорит. (Кастиил знает, что больше никогда ее не увидит.) **** Дин сообщает, что с утра они выдвигаться не будут. Оказывается, несправедливо заставлять людей отправляться в путь в Рождество. Временные границы условны, но Кастиил не высказывает эту мысль вслух. Дин пытается быть счастливым, это редкость, эти попытки все реже с каждым днем. Если не приглядываться, Дин почти кажется прежним. (Дин не осознает, что двум личностям в нем никогда не ужиться. А вот Кастиил… Что ж. Ангел есть множество, собирательная сущность, однако он стал отшельником, и сущность в нем теперь лишь одна. Где раньше звучал хор, сейчас только пронзительный крик. Он сходит с ума и не знает, как объяснить Дину, как спросить его как ты справляешься, будучи наедине с самим собой? Потому что Дин не справляется. Теперь это то, что их объединяет.) Имя Сэма не было произнесено ни разу за шесть месяцев и четыре дня. **** Они сожгли тела в первый же день, на свалке в нескольких милях отсюда. Вероятно, она так и будет тлеть, даже когда погаснет солнце. Кастиил в основном держится подальше от Дина и старается не попадаться на глаза людям, которых каким-то образом удалось собрать. К счастью, отель большой, и — по приказу Дина — верхний этаж свободен. Они на шаг впереди военных. Ничто не преграждает им путь к «Читакуа» кроме сотни миль заснеженной дороги и гнезд зараженных. Прошлой ночью в нем снова затеплились остатки благодати, так что ему не холодно. Он отдает свой плащ Чаку, встретив того в коридоре. Сегодня неплохой улов: руки Чака нагружены туалетной бумагой и полотенцами, а за спиной болтается рюкзак в розовый цветочек. — Мыло, — он опускает добычу на пол. Его зубы стучат от холода. — И даже все еще в упаковке. Считай, золото. — Хорошо. — Спасибо, Кас, — Чак получше запахивает полы плаща. — Я почти закончил, отдам сразу, как только… — Оставь себе. Чак смотрит на него, широко раскрыв глаза. — Сегодня… Рождество, — объясняет Кас. Он решает не добавлять, что в этот день празднуют рождение человека, которому суждено было умереть униженным и в агонии за людей, которым было плевать на него. — Спасибо, — голос у Чака такой, будто Кастиил только что сотворил чудо. — Не за что. Благодарность, которой светится лицо Чака, сбивает его с толку. Он хочет уйти, но Чак хватает его за локоть. — Подожди, эй, слушай. Я знаю, что это не то чтоб подходящий к случаю подарок, но. — Из кармана джинсов он вытягивает пакетик с тремя тоненькими, скрученными в трубочку бумажками. — Хочешь? Мне Риза подогнала. Кас смотрит с подозрением. — Что это? — Косяки. Травка. Все еще непонимающий взгляд. — Марихуана. — О. — Это совсем необязательно, — уточняет Чак. На лице читается усталость, он серьезен. — Просто… ты выглядишь так, будто… дела у тебя хуже некуда. — Едва ли мой случай уникален. — Думаешь? А мне кажется, так и есть. Я к тому, что ты переживаешь все иначе. Кастиил чувствует, как собственная плоть остервенело давит на него, буквально пригибает его к земле. С каждым днем он разваливается все больше. Скоро не останется ничего, кроме крика. — Оно поможет? — с трудом выдавливает он из себя. — Очень даже может быть. — Давай. ***** Дин находит его в номере-люкс, распластанным на огромной кровати, наблюдающим за снегопадом. Холод все еще не добрался до него, но ничто не вечно. Свой плащ он отдал Чаку. Пиджак остался где-то в лесу, несколько месяцев назад. Его галстук использовали как жгут, дабы помочь кому-то с огнестрельным ранением. «Кто-то» все равно не выжил. Тогда Дин впервые назвал его бесполезным. Стояла весна. (Дин пытался извиниться. — Кас, послушай, насчет вчерашнего. Я не хотел… — Все в порядке, — ответил Кас. — Это неважно. Дин вздрогнул, словно ему влепили пощечину, но кивнул. Приблизительно в то же время, вспоминает Кастиил, он впервые начал слышать этот внутренний крик.) Сейчас он лежит в расстегнутой рубашке, прижимая руку к груди, ощущая, как мерно бьется сердце. Косяк он удерживает двумя пальцами, экспериментируя. Тот все еще не зажжен. — Кас? — Да. — Ты вниз спускаться планируешь? — Зачем? — Рождество же. — Это я уже понял. Вздохнув, Дин подходит к кровати. — Это для поднятия боевого духа. — Подобного у меня уже не осталось. — Ага, конечно, а что у тебя осталось? — Косяк. — Чего- Ты где его достал? — Дин придвигается поближе, пытаясь рассмотреть хоть что-то в тусклом свете; его раздражения как не бывало. — Он достался мне от Чака, а ему — от Ризы. — От Ризы? Эта тихоня? — Он едва слышно присвистывает. — Надо же. Кас молчит. — У меня… тоже кое-что для тебя есть, — после паузы говорит Дин. Брови Каса ползут вверх. Он научился моментально распознавать все перемены в настроении Дина, и сейчас Дин нервничает. Он протягивает Касу бутылку. — Эгг-ног. Традиционный рождественский напиток. — Это ром. Дин улыбается и пожимает плечами. Внутренний крик переходит на новый уровень. Кас приподнимается. — Я… Спасибо, Дин. Но у меня ничего для тебя нет. — Поделишься со мной косяком, и считай, мы квиты. Черт, назовем это рождественским чудом. — Конечно. **** Быть ангелом легко, думает Кастиил. Ты выполняешь приказы, либо сам отдаешь их. Подчиняешься или нет. Когда умирает один из твоих братьев, ты чувствуешь острую боль, скорбишь. Тебя наказывают — приходит страх, а следом — умиротворение. Победа приносит эйфорию. Но ничто из этого не принадлежит тебе. Ты — квинтэссенция божьего замысла: солнечный луч, пронзающий кристально чистую воду; буря и ее эпицентр. (Это все ложь, конечно, но иногда Кастиил все равно напоминает себе об этом. Что он просто продолжает дело Небес.) Когда ты под кайфом, эффект схожий. Он думал, что перестанет что-либо чувствовать, но он чувствует — только теперь ему это безразлично. Крик по-прежнему слышен, но где-то очень далеко, и легко притвориться, будто это что-то иное. Спиной он ощущает тепло, исходящее от Дина; наполовину пустая бутылка рома у Каса в ногах. Он берет Дина за запястье и подносит косяк, зажатый в его пальцах, ближе к своему лицу. Глубоко вдыхает. Воздух густой от дыма. Чак еще вчера вытащил из детекторов все батарейки. — Разве остальные не удивятся твоему исчезновению? — Кас словно издалека слышит собственный вопрос. Дин утыкается лбом в его плечо. — Ну и пусть. Они молчат, потом Дин затягивается. — Кас, — начинает он. — Можно признаться тебе кое-в-чем? Только пообещай, что никому не расскажешь, ни одной живой душе. — Хорошо. — Я… — Он замолкает, делает еще одну затяжку, кашляет. И хриплым голосом продолжает: — Я не… Мне страшно. Насчет того, как все может обернуться. — Как что может обернуться? — Кас поднимает бутылку и делает большой глоток. Ром течет по подбородку, и Дин, не задумываясь, вытирает капли большим пальцем. — Апокалипсис? — Просто… У меня плохое предчувствие, что я облажаюсь. — Как и у меня, мой друг. — Ты думаешь, что я облажаюсь? Кас издает смешок. — Нет. Я думаю, тебе придется сделать выбор, и этот выбор будет твоим решением. — Что за дурацкая логика? Логика ангела, думает Кас. — С наступлением конца света больше не существует хороших или плохих решений. Только скользкий спуск из ужасных. — Спасибо, Буковски. — Что бы это ни означало. Неожиданно, Дин смеется, и Кастиил смеется в ответ. — Но ты же предупредишь меня, да? — спрашивает Дин, все еще посмеиваясь. — Если я начну становиться… если я стану принимать больше более ужасных решений, чем менее ужасных? С подобной просьбой куда лучше обратиться к Бобби, но Дин обращается к нему, поэтому Кастиил отвечает: — Конечно. Совершенно искренне. — Просто… — Дин пытается отдышаться. — У меня ужасное предчувствие, Кас. Что если я превращусь в кого-то, кто… кто… не знаю. Кто осознанно пошлет людей на верную смерть? Только потому, что это даст нам преимущество? Что если вместо людей я начну видеть просто орудия для достижения цели? Что если я поступлю так с тобой? Тогда ты станешь ангелом, думает Кас, а я — человеком. Нет, не совсем человеком. Он перестает смеяться, и говорит: — Я не дурак, Дин. Куда бы я ни шел, даже на верную смерть, я пойду осознанно. Так было всегда. Его благодать загорается ярче, потом тускнеет, потом снова вспыхивает. Дин чувствует спазм, проходящий по всему его телу, и свободной рукой обнимает Каса со спины, пальцами крепко цепляясь за его плечо. — Я знаю, как тебе хреново, — шепчет Дин. — Клянусь, я… Я все сделаю, все, что смогу, чтобы тебе стало легче. Все, что захочешь. Кас в последний раз подносит косяк к своим губам. Он чувствует тепло от ладони Дина на своей щеке. — Хорошо. — Да и вообще, — дыхание Дина на его шее. — Может… может, 2011 будет нашим годом. — Может быть, — соглашается Кас. Он закрывает глаза и слышит дивное пение над бескрайней пустой равниной. Он улыбается. Аллилуйя, думает он. Аминь.