Они шли по безлюдному парку. Темнело, однако уличные фонари ещё не зажигались, и посреди мощёной декоративным кирпичом дорожки вырисовывались два силуэта - мужчины и женщины. Лёгкий ветер игрался с золотой и багровой листвой деревьев, создавая шуршащую мелодию - она звучала так, будто сотня художников села в огромной зале с высоким потолком и начала монотонно заштриховывать карандашами листы пергаментной бумаги - женщина остановилась и подняла голову, вслушиваясь в этот шорох.
- Лили, ты наблюдаешь за листьями? - спросил статный мужчина в бежевой шляпе и длинном твидовом пальто, из-под воротника которого торчали складки бордового кашне.
- Они шелестят так, будто кто-то водит карандашом по старому листу бумаги, - ответила рыжеволосая девушка с веснушками, поднимая большой чёрный воротник своего мехового пальто так, чтобы он, подобно капюшону закрыл её шею и затылок от ветра.
- Ты вспомнила о Грете с Эйнаром?
Девушка кивнула.
- Должно быть, интересно наблюдать за тем, как Грета рисует? Ведь ты позируешь ей, и наверняка ты выучила каждое движение её рук.
- Ох, Ханс, - вздохнула Лили, - Иногда работа натурщицей так утомляет. Но... Да, порой я слушаю шуршание карандаша, и мне на душе становится так хорошо, будто...
- Будто ты стоишь на краю обрыва у пролива Каттегат и слышишь, как на ветру шумят тополя?
- Возможно.
- Ты скучаешь по Ютландии? - спросил Ханс, и приобнял дрожащую от осенней прохлады Лили. Они вновь продолжили движение, но на этот раз ускорили шаг, чтобы немного согреться.
- Не знаю, - задумалась Лили, окидывая взглядом пустые скамейки, осыпанные листьями рябин, - Немного скучаю. Но я долго жила в Копенгагене, и успела привыкнуть к той атмосфере. А ты? - она положила голову на плечо Ханса, - Ты скучаешь?
- Навряд ли. Это тусклое аристократическое общество Ютландии... И серое небо Копенгагена... Ты привыкла к нему, а я привык к жизни в Париже.
Ханс и Лили миновали огромные кованые ворота, и оказались на тёмной улице - Лили никогда не была в этом районе. В центре Парижа, где вовсю бурлила жизнь, слышались крики и песни, шум машин и звон посуды, все дома отличались пышной, барочной красотой - а здесь, на маленьких старых улочках, как обещал Ханс, должно было быть что-то такое... особенное. "Там живёт душа Дании"- говорил он, встречая Лили у подъезда.
И вот, они стояли в самом начале улицы, Ханс обнимал Лили, и девушка вглядывалась в мрачные силуэты невысоких зданий со светящимися окнами.
- Я привык к Парижу, - повторил Ханс, - И мне хватает воспоминаний о Дании и здесь. Правда... Осень в этом году слишком холодная для этого города. Я бы показал тебе столько замечательных мест - они просто сказочные во время сухой осени...
Вспыхнули фонари, и улочка наполнилась уютным оранжевым светом. Лили, которой надоело однообразие чересчур весёлой жизни в Париже, открылась невероятная картина - милые двухэтажные домики с маленькими садиками, выстроившиеся вдоль улицы в ряд. Клумбы с закрывшимися от холода георгинами, крылечки, арочные окошки и колонны. Ветви винограда, закрытые холщовым полотном; скульптура у опустошённого на зиму фонтана. И люди, люди, медленно разгуливающие по улице - парочки, родители с детьми, юные джентельмены - и несмотря на простоту пейзажа, всё казалось намного прекраснее, чем в центре самого Парижа!
Как уже понял Ханс, Лили знала толк в пейзажах - немудрено, ведь её кузен - один из лучших пейзажистов в Дании.
- Ханс, здесь же... - восторженно произнесла Лили, - Здесь же всё прямо как в сказке!
- Правда?
- Да!
- Даже в такую странную погоду? - изумился Ханс.
- Даже в такую погоду, - подтвердила Лили, - Ты не любишь осень?
- Ты всё правильно поняла.
- Но как же так? - спросила Лили, когда они поравнялись с огромным кленовым деревом, - Постой, Ханс, - она схватила его за локоть, - Давай соберём букет из листьев?
Ханс любезно согласился помочь подруге и наклонился, чтобы раздобыть для Лили самые красивые листья. Девушка осторожно присела и, сняв чёрные перчатки с бантиками, принялась собирать осенний французский букет.
- Я думала, что арт-дилеры во всём стараются найти прекрасное, - усмехнулась Лили и заправила за ухо прядь волос.
- Я ищу прекрасное, - тихо вздохнул Ханс, - Но осенью во мне будто что-то ломается. Особенно если она холодная, дождливая... И именно осенью чаще всего в моей конторе происходит настоящая бумажная путаница...
Лили поднялась и подошла к Хансу. Она стояла перед ним, с охапкой ярких бордовых листьев, такая маленькая и стройная, и смотрела на него своими огромными, как у куклы, карими глазами.
- Когда ты переехал в Париж, ты лишился главного качества всех датчан, - прошептала она.
- И какого же? - поинтересовался Ханс, глядя ей прямо в глаза и протягивая несколько жёлтых листьев необычной формы.
- Мы всё делаем медленно. Мы идём медленно. Мы медленно пьём горячее молоко. Мы не торопимся закрывать портьеру, когда перед окнами бушует ураган или идёт ливень. Мы стараемся замечать прекрасное в каждой вещи, и замедляем время, созерцая это. Чувствуя, - она остановилась, закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Ханс повторил за ней, и вдыхая воздух, ощутил приятный аромат прохлады и сырой травы.
Лили продолжила:
- Мы чувствуем и ищем прекрасное даже в бумажной работе. В грусти. В тоске. Во всём. Оттого мы и счастливы. Даже в самую непарижскую погоду...
Ханс улыбнулся. Внутри стало как-то приятно, будто до этого его душа была заполнена какими-то ненужными заботами, и в один миг они канули в Лету.
Лили открыла глаза. И так они стояли на тротуаре, не отрывая взгляда друг от друга и улыбаясь, до тех пор, пока не заморосил дождь.
- Ох, Лили, - опомнился Ханс, - Пойдем, я знаю, здесь есть кофейня неподалёку.
***
Лили вошла первой, и Ханс придержал дверь. Он помог девушке снять пальто и повесил его на крючок. Затем управился со своим и тоже отправил его на вешалку вместе с бежевой шляпой и свёрнутым кашне. Со своими вещами Ханс обращался несколько небрежно, в то время как пальто Лили он держал трепетно, будто младенца.
- Какой кофе ты предпочитаешь? - спросил арт-дилер, когда они сели за столик у окна.
Кофейня была пустой, и тишину нарушал лишь стук капель о крышу и подоконники.
Какой кофе нравился Лили? Да и вообще, любит ли она кофе?
В процессе открытия себя возникали некоторые затруднения, и после недолгого раздумья Лили сказала:
- Я разрешаю тебе выбрать кофе за меня.
- Хм, тогда сегодня мы попробуем что-то новое.
Спустя пятнадцать минут официант принёс эспрессо с соком, горячие сэндвичи и бисквиты с шоколадом.
Лили отхлебнула немного кофе из чашки и ощутила яркий апельсиновый вкус. В этот вечер слишком многое напоминало о Грете.
- Ты переехала из Блютуса в Копенгаген, - сказал Ханс, - И многое ли ты успела увидеть за это время?
- Многое, - ответила девушка, - Даже слишком. С тех пор, как я появилась в Копенгагене, произошло столько всего... - она замолчала.
- Прости.
- Все в порядке, Ханс. Это нормально.
- Тебе было тяжело?
- Да. Мне пришлось многое обдумать, перед тем как понять, кто я на самом деле, - она грустно потупила взор.
- Это ценно, - тихо произнес арт-дилер, отламывая кусочек бисквита и поднося его к носу. Ханс вдохнул аромат. Тёплое молоко, ваниль, что-то очень сладкое.
Он закрыл глаза, и в его голове возник образ Лили - она шла вдоль по улице и около неё вихрем кружились золотые листья.
Он вновь ощутил молочно-ванильный аромат и почувствовал, как подбородок сидящей рядом Лили касается его плеча. Ханс открыл глаза и нежно обхватил девушку руками - и так они сидели в пустой кофейне, озаряемые тускло-оранжевым светом лампочек, и смотрели в окно, за которым лил сильный дождь, и в той тёмной, будто масляной картине выделялись лишь яркие звёздочки фонарей.
***
- Прости, Лили, но могу ли я задать ещё один вопрос - Ты счастлива сейчас?
- Да, - улыбнулась она.
Он улыбнулся в ответ и подал ей руку.
- Я многое понял сегодня. Я провожу тебя до дома.
Девушка накрыла его ладонь своею, и, крепко держась за руки, они медленно пошли по пустой аллее, застеленной коврами из опавшей листвы. Сквозь своды из сплетённых ветвей деревьев сочился оранжевый свет уличных фонарей - он заливал дорогу и мерцал на глади луж, где покорно левитировали лепестки с разноцветными прожилками.
В этом длинном сказочном коридоре, удаляясь все больше и больше, исчезали фигуры двух счастливых и вдохновлённых осенью людей.
***
И вот Лили стояла на лестнице перед квартирой Греты и думала о прошедшем дне.
Лили счастлива, чего не скажешь об Эйнаре. Обессилевшая, она опустилась на ступеньку и сложила руки на коленях. Промеж своих ног она чувствовала тиски из клейкой ленты, сдавливающие тело Эйнара - не её тело.
Сейчас она поднимется, войдёт в квартиру и увидит вопрошающее лицо Греты. Художница ловко взмахнёт кисточкой и радостно воскликнет: "Лили, как я рада, что ты здесь! Ты нужна мне - мы просто обязаны закончить эту чудесную картину сегодня!"
И превозмогая усталость, Лили присядет на табуретку, выпрямит спину и будет гордо смотреть вдаль, думая о Хансе, всматриваясь в свечение торшера и заполняя пустоту в душе этим шорохом , который слышен, когда Грета штрихует.
Лили останется на ночь.
***
С тех пор прошло несколько лет. Ханс задумчиво сидел в пустом кабинете, не отводя глаз от стекла, за которым виднелась посиневшая и уставшая от ливня улица. Окно было наполовину открыто, и снаружи веяло холодом, но арт-дилера это не беспокоило. Он разглядывал струйки дождевой воды, бегущие вниз по прозрачной поверхности; жухлые листья рябин, принесённые ветром на подоконник; и казалось, что-то вспоминал - очень трепетно, одновременно со счастьем и с болью.
Размышления прервала беспокойная горничная, с аханьем и с ужасом на лице ворвавшаяся в кабинет.
- Мсье Аксгил, простите меня! О Боже, я закрою окно, Вы же простудитесь.
Она подбежала и без усилий закрыла тяжёлую створку огромного окна.
- Простите, извините, мсье Аксгил... Ну и погода, - выдохнула горничная, неуклюже облокачиваясь на подоконник, - Попросить Марлен приготовить Вам эспрессо?
- Да, пожалуйста, Элизабет.
- Хорошо.
- С апельсиновым соком, - добавил Ханс.
- Сделаем, мсье, - отозвалась Элизабет, уже стоя в дверях, - Простите, но... Неужели Вы любите осень?
- Я люблю осень, - улыбнулся Ханс, и как только горничная оказалась за пределами кабинета, Аксгил вновь повернулся к окну, и приложив к стеклу ладонь, взглянул на разноцветные деревья и отчётливо представил облик рыжеволосой девушки с огромными карими глазами и веснушками.
И прошептал:
- Я люблю осень благодаря ей.
