Пустота наших душ

      Трудно сказать, что происходит в последнее время.       Какие-то глупые сражения, вечная тупая измотанность и засевшая поганым комом в горле цель, подкрепляющаяся извечно строгими приказами и всё новыми и новыми планами разной степени обречённости на провал.       Обрывки фраз с новостных телеканалов проплывали перед глазами, а после безвозвратно растворялись где-то в воздухе и больше, вероятно, никогда не вернуться к своему владельцу. Слишком лениво думать, решать, анализировать.       С остальными мыслями, абсолютно любыми, всё происходило точно также. Они просто исчезали и растворялись. Потому что ничто не должно мешать смотреть вперёд. Ничего не должно мешать рассматривать со скучающим интересом фигуру штопанного. — Выпьешь со мной? — вопрос, который может звучать совершенно по-разному в разных ситуациях. Сейчас интонации Шигараки придавал мягкости ранее выпитый полный стакан виски. — В честь чего пьянка? — спрашивает Даби, изогнув бровь и рассматривая сверху вниз своего лидера с каким-то даже пренебрежением. Темноволосому употребление алкоголя не прельщало, так как мало что заставляло парня по-настоящему пьянеть. Причин этому было много, но кому они интересны? — В честь того, что есть ещё, что пить, — усмехается Томура и даже не пытается уже изображать из себя образец адекватности и отчуждённости. Вот он-то как раз пьянел до обидного быстро. И пирокинетик знал, что даже с этой бутылкой лидер в одиночку точно не справится. То, в каком состоянии сейчас находился Шигараки, насколько он был растрёпан и как плохо он задерживал свой взгляд хоть на чём-то, говорило, что тот близок к своему пределу.       Неужели Даби не окажет помощь своему боссу и не поможет выиграть сражение с трезвостью? Ответ слишком очевиден. — Наливай, — коротко отозвался темноволосый, усаживаясь прямо на пол рядом с Томурой и бросив штопанный плащ куда-то в сторону. Холод голого бетона не был для него проблемой, а скорее даже дарил вечно разгорячённой коже что-то отдалённо приятное.       Сначала сероволосый пытался долго обдумать чужие слова, понимая, что услышал согласие, потом пробовал дотянуться со своего нагретого места до бутылки. Далеко. Но он пытался. Однако перед глазами уже всё немного или очень даже много плыло. Быть может, Томура успел принять на душу далеко не один безобидный стакан? Да чёрт его знает!       Он вообще потерял счёт времени, сидя в четырёх стенах и просто пытаясь отрешиться от каждой мысли, так или иначе посещающей сознание. Ему всё равно на то, что было, да и на то, что будет, если будет вообще. Ему даже больше, чем абсолютно плевать на всё это. Сейчас существовал лишь последний миг спокойствия без героев, злодеев, но с проклятой недосягаемо далёкой бутылкой янтарно-карей жидкости и противным Даби, который откровенно смеялся с попыток лидера нетвёрдой рукой ухватиться за сосуд.       У них нет никакого объективного повода выпивать, но есть тысяча и один мотив напиться. Напиться так, чтобы на утро не помнить собственных имён, ни настоящих, ни придуманных.       Ведь для чего ещё нужен вообще алкоголь, как не для очищения памяти да помощи в раскрытии чего-то хоть немного не сгнившего и искреннего в остатках души?       Наконец, заветная и уже залапанная бутылка оказалась в руках, жидкость льётся с красивыми брызгами и едва не переливается за стенки единственного на двоих стакана, игриво отбрасывая блики. — Не брезгуешь? — смеётся Даби, прекрасно зная дурацкие принципы лидера, которые было так приятно всегда нарушать и смотреть за тем, как парень бесится. — Издеваешься? — вопросом на вопрос отвечает сероволосый, не удержавшись от соблазна и всё же опрокидывая половину стакана в себя, лишь немного поморщившись и протягивая следующему на очереди. — Ну, если что, от какого-нибудь поганого спида сдохнем вместе, — протягивает пирокинетик, принимая из рук уже имеющий царапины стакан, — За твоё здоровье, — добавляет он тут же с усмешкой и заливает эти слова алкоголем. Горло приятно сначала согрело, а потом запекло и на языке остался специфический привкус, но Даби не привыкать.       Невкусно, даже противно и слишком отдаёт дешёвым спиртом, но сейчас и это не важно. Главное что где-то в душе немного потеплело или, как в случае с пирокинетиком, разогрелось ещё сильнее. Не сразу, но и он запьянеет. Не сразу, но и он поймёт в чём смысл сидеть в пустой холодной комнате и надираться в ничто после очередной миссии. — Мы с тобой и так с высокой долей вероятности сдохнем именно вместе, — усмехнулся Шигараки, пододвинувшись ближе к темноволосому. Это Даби хорошо. Он не мёрзнет. А вот Томуре уже порядком надоело сидеть на проклятущем холодном бетоне от которого уже зябкими мурашками шло по коже любое движение. Да и к черту всё! Если прямо сейчас сероволосый уляжется без зазрения совести на Даби, словно они самые близкие друзья, разве тот скажет хоть слово против?       Конечно нет, ведь ещё не сказал ни разу за всё то время, что холодными отчаянными ночами лидер грелся под боком своего исполнителя. Им ли, которым жить-то осталось может не так уж много, думать о том по-пидорски это выглядит или нет?       К тому же, что Томура, что Даби были теми ещё ублюдками. Почему бы им теперь не быть ещё кем-то, порицаемым всем этим глупым обществом? Разве кому-то действительно будет до этого хоть какое-то блядское дело?       Нет. Абсолютно плевать. Потому Томура заваливается на тёплые колени по-хозяйски, словно всё так и должно быть, и пронзительно смотрит помутившимся алым взглядом на Даби. Он рассматривает все детали в отдельности, начиная с холодного голубого взгляда и ярких ожогов, а заканчивая достаточно милым пирсингом на носу и странно спадающей прядью тёмных, как смоль, волос. Интересно, какие они на ощупь?       Томура вроде и тянется рукой, чтобы потрогать, но замирает, и рука просто безвольно падает на пол. Темноволосый это всё замечает, но никак не реагирует и уже даже не следит за опасными руками, которые могут убить и ранить. Ему явно не страшно. — Говори за себя, я подыхать ещё не горю желанием, — Даби допивает остатки из стакана, облизываясь. Томура на коленях интересует его мало, но есть что-то похожее на интерес. Возможно, кто-то на его месте мечтал бы видеть на своих коленях красивую девушку, но лично пирокинетика всё устраивало и так. Только кости чужих лопаток не очень приятно упирались в бедро. — А чем же ты тогда горишь? — заплетающимся языком пытается внятно изъясняться Шигараки, но выходит паршиво. Его мысли всё также путаются и вот за новостными обрывками вновь следуют странные фразы из фильмов или просто бессвязные кусочки разговоров. Ничего логичного. — Огнём, лидер, я горю огнём, — усмехается темноволосый. Ему смешно. Всегда. И даже не хочется думать о том защитная ли это реакция или ещё какая-то идиотская херня. Это просто есть. Да и Шигараки выглядит, если не смешно, то забавно уж точно со своими расширенными зрачками. Сверху вниз на него смотреть была намного приятнее, чем наоборот. Видны лучше ранки вокруг глаз, кое-как подстриженная когда-то давно чёлка и винные глаза, а также губы, изогнутые в усмешке. — Потому и похож на сгоревший сухарь, — пофыркивая, смеётся лидер. В глазах начинает понемногу двоиться. И вот уже нечётким взглядом Томура пытается понять, хорошо или плохо иметь под боком сразу двух Даби? — Ты похож на идиота и что дальше? — хмыкает пирокинетик. — Выпьем? — мысли не сходятся ни с происходящим в реальности, ни друг с другом. На тёплых коленях хочется просто растаять. Так хорошо, хоть и голова кружится. Так хорошо, что даже плохо и тянет блевать. — Выпьем, — усмехается пирокинетик, кое-как дотянувшись до бутылки, чтобы не тревожить лидера на своих коленях, но со временем начинает понимать: даже если бы рядом с ними взорвалась бомба, им было бы плевать. Ровно как и плевать становится на стакан.       Даби пьёт прямо из горла, понимая, что алкоголь странно начинает влиять и на него и уже не кажется вовсе противным, скорее лишь немного резковатым и даже сладковато-приторным. Но происходящее продолжает оставаться до крайности забавным и максимально ебанутым. Вот только часа три назад они убивали людей, крошили в песок и крошки целые кварталы, а сейчас просто напиваются вдвоём в бетонной коробке и жёсткий пол становится мягким, словно облако. Хочется потерять опору и просто упасть в это облако.       Томуре уже плохо от того, как ему хорошо рядом с этим теплом. Он неуклюже поднимается, уперев руки по обе стороны от пирокинетика, хоть те и предательски подгибаются, и пытается дотянуться до бутылки, но координация его ужасно подводит, как подводит и Даби, которому хочется просто поиграться немного с лидером и его малоадекватным состоянием. Он вытягивает руку дальше и Шигараки заваливается прямо на темноволосого. И оба с этого нетрезво и глупо смеются. Особенно громко и особенно искренне смеются тогда, когда на обоих проливается алкоголь по воле дрогнувшей и затёкшей руки.       Всё вокруг окропило маленькими прохладными брызгами, и звук их падения ещё некоторое время словно даже отдавался в ушах. Такой звонкий и пьянящий.       Шигараки облизывает губы, а виски продолжает стекать маленькими янтарными каплями по его промокшим прядям волос и бледным щекам. Даби тоже ощущает вкус виски, а также капли, падающие с носа на пол и затекающие за шиворот. Ситуация донельзя мерзкая, липкая, но до тошноты приятная. Потому что чужие губы слишком близко. И дыхание мягко опаляет кожу. — Ну нет, если я хочу напиться, то даже это меня не остановит, — пирокинетик притягивает без лишних раздумий сероволосого к себе и впивается жадным поцелуем в его губы, не ощущая по-началу ничего, кроме привкуса виски и странного тепла.       Сладковатого, но всё ещё по-лютому отдающего спиртом. Чужие губы слишком мягкие, чтобы оторваться от них так сразу. Даби вновь проводит языком, пытаясь взять из этого поцелуя всё, что только можно было бы и даже то, что нельзя. Ему нравится?       Слишком хорошо, слишком податливо и мягко. Слишком пьяно.       Томура не противится. Он ведь был совсем не против даже двух Даби. А тут один. Но до того приятный, тёплый, близкий…       Приятна и шершавая кожа на щеках, разве что дурацкие скобы так себе. Обжигают намного сильнее виски.       Даби прав. Он просто горит огнём. Но это не плохо. От теплоты перед глазами круги. Или же от выпитого — непонятно точно. Но это тоже кажется лучшим ощущением на свете.       Пьяный поцелуй ведь за поцелуй не считается? Тогда всё в порядке. Всё правильно. Правильно и сбившееся дыхание и выламывающее грудную клетку сердце, и плывущий перед глазами образ и вкус виски, ощущающийся даже в шумных выдохах.       И разлитый алкоголь липкой лужицей под пальцами. И даже предательская полуулыбка после поцелуя, выдающая всё, что так давно хотелось бы сказать. И что даже под таким сильным градусом не произнесётся вслух.       Томура бы сам желал вылить себя до остатка и заполнить чем-то новым. Не зря же он избавлялся от мыслей и вливал в себя алкоголь. Совсем не зря. И ощущал, что в этом желании Томура и Даби слишком близки.       Они устали кем-то быть, думать о чём-то правильном и логичном. Им плевать на всё, что вокруг. И даже на резковатый запах виски, заполняющий собой помещение слишком медленно, но верно.       Хотелось идиотского спокойствия.       Потому Шигараки вновь тянется к чужим губам, повалив на пол темноволосого прямо в лужу липкого виски. Он пьян. Этим много можно будет и оправдать, особенно утром, когда случится похмелье. Но утро кажется лишь чем-то призрачным и ненастоящим. Может вообще завтра не наступит, так чего терять время? Надо существовать лишь этим терпким, сладковатым и тёплым моментом.       Томура тянется к этому теплу. Пусть пустой сосуд его души заполнится хотя бы этими странными и противоречивыми чувствами, раз алкоголем наполнить его не вышло.       Пусть хоть что-то его наполнит. И даже и неплохо, если это будет именно Даби.       И даже очень неплохо, что Томура очень пуст.