«Мир, говорят, сгорит в огне Иль станет льдом. Вкус страсти я познал вполне — Пожалуй, мир сгорит в огне». Роберт Фрост
Дин никогда не думал, что ему доведется увидеть мир в огне. Довелось. Огонь позади, огонь впереди — и ничего кроме. Чак не шутил, когда решил уничтожить последний из оставшихся миров. И их с Сэмом вместе с ним. Дин не знал, почему решил поехать именно сюда. Отголоски чего-то первобытного, какой-то древней, заложенной глубоко в подсознании памяти предков неожиданно пробудились в нем и надсадно завопили на разные голоса, когда по мановению руки Бога с неба начали падать охваченные пламенем метеориты. Теперь Дин знал, что чувствовали динозавры в свои последние минуты. В другой ситуации это было бы смешно. Только сил на смех не осталось. Они с Сэмом видели, как огненные шары падали на землю, сметая собой дома, людей, деревья, машины, оставляя от них только пепел. Все оказалось уничтожено буквально за несколько минут. Небо заволокло черным от ядовитого дыма, в который превратилось все живое. Как будто шаловливый ребенок провел по нему черными от сажи и копоти руками и испачкал его. Дым поднимался столбами, что были выше небоскребов, лизал и кусал небо, отрывая от него голубые куски, как голодный зверь. Огню все равно, он поглощал все, что видел, не делая исключений. Дин и Сэм не могли этого видеть, но знали: огонь охватил весь мир. И спасения от него нет. Впрочем, Дин и не думал о собственном спасении. Он думал только об одном: нужно было увезти отсюда Сэма. Так они и оказались здесь, на высоком каменистом холме, поросшем редким леском. Они уже бывали здесь раньше, потягивали пиво и таращились на звезды в обществе друг друга. Холм возвышался над всем Лоуренсом, штат Канзас, так что город был виден практически как на ладони. Холм обрывался почти отвесно, и, если посмотреть вниз, можно было словить нешуточное головокружение, а также увидеть тянущееся к Лоуренсу вечнозеленое покрывало леса. Теперь леса не стало, Лоуренса тоже. Их поглотил огонь, как и все до самого горизонта. И скоро он будет здесь. Они с Сэмом не выходили из машины. Не было сил. Смысла — тоже. Через лобовое стекло протянулась рваная паутина трещин. В другой ситуации Дин рвал бы на себе волосы. Ему всегда было почти физически больно смотреть, если с Деткой было что-то не в порядке. Сейчас ему было все равно. Сильно болела голова. Пожалуй, даже слишком сильно. Хотелось сжать ее руками: казалось, что череп вот-вот расколется пополам. Перед глазами плыли цветные пятна, нещадно тошнило. Дин откинулся на сиденье и закрыл глаза. — Дин? Сдавленный голос Сэма заставил его открыть глаза и выпрямиться, морщась от боли в спине. Видимо, он ударился головой об асфальт и проехался по нему спиной, когда Чак в гневе отбросил их с Сэмом от себя взрывной волной, с корнем вырывавшей из земли деревья. Так капризный ребенок в истерике отбрасывает от себя игрушки, вымещая на них свой гнев. Сэм. Брат, как всегда, сидел на соседнем сиденье, бледный, со следами засохшей крови на лице. На лбу блестела испарина, рот приоткрыт, глаза помутнели от боли. И все равно в голосе звучала выученная наизусть тревога. — Как ты? Дин молча показал большой палец. Окинул взглядом тело брата — и вдруг оказался внутри ледника в охваченном пламенем мире. Из груди Сэма торчали обломки костей. Только что Дину было холодно, но через секунду его будто швырнули в котел с кипятком. Он резко выпрямился, потянулся к брату. Боль, прошившая череп швейной иглой (или, скорее, вязальной спицей), отбросила его обратно на сиденье. Теплая рука Сэма легла ему на колено, слегка сжала. — Дин, не дергайся. У тебя сотрясение. Не шевелились, — голос брата звучал более хрипло, чем обычно. — Я в порядке, в порядке. Мы в порядке. Дин зажмурился и прижался виском к спинке сидения Детки, обтянутой потертой кожей. Сколько раз в их жизнях ложь шла рука об руку с правдой. И сейчас — тоже. Когда боль ослабила хватку, Дин медленно выпрямился. Сэм распластался по сиденью и тяжело дышал, прижав окровавленную руку к груди. Дин столько раз за свою жизнь видел реки крови, отрубленные головы, кишки наружу и развороченные лица людей и тварей, что это давно перестало вызывать у него какие-то эмоции. Но сейчас, при взгляде на рану Сэма, он ощутил, как все внутри затряслось. Тело поспешило откликнуться: задрожали губы. Как у ребенка, который понимает, что ничего уже не исправить, и вот-вот заплачет. — Сэмми… Он своими глазами видел, как здоровенный камень, почти что валун, поднятый взрывной волной, приземлился Сэму прямо на грудь. Слышал, как закричал брат, когда затрещали его ребра. В то мгновение Дину показалось, что его сердце сейчас остановится, и он рухнет замертво, так и не сумев помочь Сэму. С такими ранами не выживают. Он понял это в первую же секунду. Судя по больному взгляду Сэма, он тоже. И все равно брат нашел в себе силы кивнуть ему и улыбнуться дрожащей улыбкой. В это мгновение Дин любил его так сильно, как никогда раньше. — Никогда не думал, что все закончится вот так, — выдавил Дин, глядя Сэму в глаза. — Что мы будем… последними людьми на земле. «Это ненадолго», — было во взгляде Сэма. Но сказал он другое. — Зато мы вместе. Дину не нужно было отвечать. Брат прочел его мысли и озвучил их. Как всегда. Несколько минут они просто сидели рядом, глядя через лобовое стекло, как пылает в огне их мир и слушая, как падают песчинки на дно песочных часов их жизней. Вниз, вниз, вниз. В какой-то момент в машине стало слишком душно. Дин открыл глаза, и порыв ветра донес до них удушливый запах дыма и гари. Время было на исходе. Не зная до конца, зачем он это делает, Дин потянулся к магнитоле, принялся крутить ручку. — Умирать, так с музыкой, а? — слабо ухмыльнулся он в ответ на озадаченный взгляд Сэма. На всех радиостанциях — одни помехи. На всех, кроме одной.«Oh, misty eye of the mountain below Keep careful watch of my brothers's souls And should the sky be filled with the fire and snow Keep watching over Durin's sons…»
В груди Дина забулькал смех и вырвался наружу каким-то отрывистым, лающим карканьем. — Эд Ширан (1)? Похоже, конец света действительно наступил. Сэм прикрыл глаза. Улыбка его была такой же слабой, как солнечный луч в пасмурный зимний день — мелькнула и тут же погасла. Но для Дина не было зрелища красивее.«If this is to end in fire Then we should all burn together Watch the flames climb high into the night Calling out for the rope Stand by and we will Watch the flames burn on and on The mountain side, hey»
На какую-то долю секунды Дина охватила дрожь. Слишком хорошо вписалась песня в то, что творилось вокруг. В то, что казалось — и было, хотелось верить — глобальным помешательством, каким-то ебаным сюром. Но пламя, ползущее вверх по холму прямо к ним, было слишком реальным.«And if we should die tonight Then we should all die together Raise a glass of wine for the last time Calling out for the rope Prepare as we will Watch the flames burn on and on The mountain side Desolation comes upon the sky…»
Голоса певца и гитары сплетались воедино. На удивление, Дин практически сразу узнал эту песню. Он помнил, как они с Сэмом смотрели «Хоббита» (2). После «Игры престолов» он показался Дину детской сказочкой (книга, собственно, ею и была), хотя снятой, конечно, красиво. Зато Сэм на протяжении всего фильма сидел чуть ли не с открытым ртом, подозрительно похожий на себя в детстве. Сэм. Его Сэм.«Now I see fire Inside the mountain And I see fire Burning the trees And I see fire Hollowing souls And I see fire Blood in the breeze And I hope that you'll remember me…»
— Он скоро будет здесь. Голос Сэма был тихим и каким-то сонным. Дин не понял, о ком он говорит: о Боге, о пожаре или об обоих. — Но нас он не переиграет, Сэмми. Никогда. Брат медленно повернул голову к Дину. — Ты что-то придумал? Сэм посмотрел на него потускневшим взглядом. Дин знал, что брат видит ответ на свой вопрос в его глазах. Тень улыбки пробежала по его лицу, как рябь по воде. — Давай, Ди.«And if the night is burning I will cover my eyes For if the dark returns Then my brothers will die And as the sky is falling down It crashed into this lonely town And with that shadow upon the ground I hear my people screaming out»
Он всегда знал, что умрет вот так, в бою. Только на этот раз против них были не чудовища, а сам Бог. Но это ничего не меняло. Для них с Сэмом — уж точно. Дин положил руку на рычаг переключателя скоростей. Может быть, Чак действительно придумал и расписал всю их жизнь по нотам. Но одного он отнять не сможет. Рука Сэма легла поверх его руки на рычаге, слегка сжала. Безмолвное «Я здесь. Я с тобой». Единственное, что всегда оставалось неизменным в их безумных, искалеченных жизнях. Так было, есть и будет. Дин знал это точно. А огонь уже полз к машине. Ближе и ближе. — Держись, Сэмми. — Как всегда, Дин, — откликнулся Сэм, и в затухающих угольках его зрачков Дин видел отражение собственного чувства к брату. Единственного чувства, которое в нем еще осталось. — Полный вперед. Не выпуская руки Сэма, Дин дернул рычаг и нажал на газ. Когда «Импала» сорвалась со скалы, они с Сэмом сжимали руки друг друга. И когда падали в море огня — тоже. В эту секунду последняя песчинка упала на дно песочных часов. Одних на две жизни.«Now I see fire Inside the mountains I see fire Burning the trees I see fire Hollowing souls I see fire Blood in the breeze I see fire Oh you know I saw a city burning out And I see fire Feel the heat upon my skin, yeah And I see fire And I see fire burn on and on the mountain side…»