Всё началось с апреля или марта

— Погоди, что? — Кенни посмотрел на Дункана как на какого-то психа, всё ещё не зная, что лучше — позвонить миссис Розенблатт сразу или после того, как он пошлёт блондина нахуй. — Кенни, блять! Нет времени объяснять. — Дункан был накручен, и это ощущалось: шумные выдохи через рот с присвистом, постоянное взлохмачивание раннее аккуратной причёски и полубезумный взгляд. С миром явно что-то не так Кенни снова разгребать это дерьмо. Это началось недавно, и даже власти не в силах были помочь — Дункан зверел, гены брали своё, а Изабель их бросила без объяснения причины. Дункан не злился, а Роджерс пожелал ей счастливой дороги на кладбище через трип. Кололась ли Изабель сейчас — значение уже десятое, но они любили её, и уходить по-английски — вверх цинизма, грош таким отношениям. А затем что-то изменилось. Кенни бы сказал, что изменения начались в марте, однако когда Дункан стал больше замыкаться в себе, не знал никто. Даже сам Розенблатт.  — Зачем? — Тупо переспросил Кенни. Он знал это «зачем», но ему необходимо убедиться, что это не один из тех жестоких приколов Дункана, и он реально этого хотел.  — Ты тупой? — Упомянутый псих Дункан даже на секунду остановился, смотря таким взглядом, что Кенни захотелось закатить глаза и свалить в закат. Да, да, он никогда не считал себя умным, он же был сукиным сыном Кенни Роджерсом, вот только сейчас возникли подозрения, что тупица Дункан водил всех за нос и косил под удачливого умника. Когда Изабель предложила секс втроём… О, нет-нет, воспоминания начались не с того! Изабель любила Дункана — Кенни сказал «понимаю, хорошо», Изабель хотела Дункана — Кенни терпеливо отвечал «Красный тебе к лицу», когда девушка предложила секс втроём — Кенни думал «хуже быть не может»; она отшутилась и предложила грибы. Роджерс пробил дно, когда он, нажравшись грибов, не возбудился, а подруга пыталась его возбудить. Всё, что чувствовал Кенни — жажда, гармонию с природой и шевеление всего живого, в том числе крови в себе. Его отпустило через семнадцать часов, пятнадцать минут, четыре секунды, две миллисекунды, это по-честному, а так, в школе он не появлялся три дня, сославшись на отравление. Трепло Иззи разболтала, что он по мальчикам.  — Мне кажется, тупой здесь ты. — Огрызнулся Кенни, кидая верёвку Дункану в лицо. — Убирайся. Был ли Кенни изгоем? Всегда. Но чего он не ожидал — частые толчки, начинающиеся с неизменного «эй, пидор!». Ему было всё равно, так он убеждал себя двадцать четыре на семь, пока однажды не очнулся в своей блевотине на какой-то незнакомой улице. Или это не он блеванул? Значение уже не имело, когда он понял, что лежал возле подпольного гей-клуба. Кенни подумал: или сдохнет торчком, или хотя бы натрахается вдоволь. О том, что его изнасиловали дважды, Роджерс предпочитал не вспоминать  — Кенни, — о, парень бы пошутил про дункавское биполярное, но не стал, он просто вытолкнул его из трейлера и решил отправиться спать. На то почему он открыл дверь спустя пять не пройденных до спальни шагов, Кенни не обратил внимание, у него напрочь отсутствовала логика. И чувство самосохранения тоже. Потому что отсасывать дракону — вещь не из простых. Но раз Изабель хотела трио, то приходилось идти на такие жертвы. Почему-то его беспокоил настоящий твёрдый член в глотке, а не долбившийся в него искусственный — и где его только нашла Иззи. Как они начали трахаться, он не помнил. Как они начали трахать Кенни? «Мы же друзья» голосом Изабель.  — Ты понимаешь, что бандаж должен делать обученный человек? — Сколько себя помнил Кенни, он ненавидел свою внешность. А помнил он себя с первых материнских пиздюлей в пять, поэтому Дункан действительно какой-то псих раз просил о таком безотказного отсосника, по мнению большинства отсосником же отпизднутых (единственное, за что Кенни был благодарен отцу — уроки чести). Дункан был драконом. Вообще-то кайдзю, но один хуй с этими видами и всё равно Кенни не воспринимал его огромной опасностью, пока Дункану стало не хватать еды. Безобидные всеядные подростковые предпочтения сменились более изощрёнными, по типу мяса с кровью. Когда Дункан успел перейти со стейков на кошек, почему-то все посчитали необходимым не обращать на это внимания.  — Гандон. — Кенни тогда впервые плакал. Да даже когда его натягивали, он не лил слёзы, а при виде выпотрошенного уличного кота стало мерзко на душе — за этого одноухого комка шерсти мстить никто не станет, а для возвращения своей ненависти Роджерс выжил.  — Именно. — Согласился с ним Дункан, вгрызаясь в печень девочки лет пяти. Тело было жёванным, парочка крыс в нетерпении ждала своей очереди, а Кенни смотрел, как кайдзю поедал тёплый труп. Стало страшно: Роджерс возбудился. О дальнейшем он тоже предпочитал не вспоминать.  — Кенни, брось, это поможет на время остановить меня, пока они ищут лекарство от бешенства. — Дункан всегда был таким беззаботным? Кенни посмотрел на него адекватного и мысленно пожелал тому сдохнуть побыстрее, чем следующая кровавая ломка настигнет полукровку, потому как дрочить в тёмных переулках на Розенблатта-Монстра было неудобно.