по обе стороны баррикад

— Симба плохой друг, — тихо вырывается из уст младшего принца ответом на очередную тираду матери на тему того, почему он перестал играть с братом и начал чаще всего игнорировать его, — как и брат, — добавляет он чуть громче, чем ещё больше удивляет мать. Сараби продолжает стоять на месте, и всё, что она может в данный момент, — удивлённо хлопать веками, оглядывая сына от самой макушки до кончика хвоста, который был опущен, как и его уши вместе с глазами, в которых читалось только пустая задумчивость. А слова были произнесены таким голосом, будто он просто констатировал обычный факт. Какое-то дежа вю больно кольнуло сердце львицы, а перед глазами пронеслась фигура совсем другого, но так же невероятно знакомого львёнка, но она быстро отбросила эти ненужные мысли. Её сын ни разу не был похож на того, о ком она подумала. По крайней мере в этом она себя уверяла.  — Почему ты так решил, дорогой? — спросила она, перед этим сглотнув слюну горечи для возможности нормально говорить.  — Ну, — Авель наконец поднял на неё свой взгляд, — он же копия Муфасы, разве нет? Сараби шумно вдохнула воздух, замерев на пару секунд, потому как от осознания слов сына сердце пропустило удар, а тело как будто прошибло током. Она не знала, что и думать, понятия просто не имела. Было страшно от того, как детали медленно начинают складываться вместе, словно какой-то паззл. Авель начал отдаляться от своей семьи, медленно, но, похоже, вполне уверенно. Прямо как Шрам в своё время, не правда ли? «Нет, такого просто не может быть, — мысленно говорила сама себе Сараби, пытаясь уверить. — Он не похож на него… правда же?» Но всё происходящее в последнее время говорит само за себя. Муфаса ведь не понимает, как относиться к младшему сыну, можно сказать почти игнорируя его, а Симба… он тоже не понимает, что ведёт себя с Авелем, как… ну, говоря в самой мягкой форме как плохой брат. Естественно это сыграло на чувствах принца, раз он так себя ведет и говорит.  — Ладно, — сказал Авель, вырвав её из мыслей, когда понял, что похоже, ответа так и не дождётся, а если и дождётся, то это будет уже очередная тирада, от которой у него, видит Айхью, скоро начнётся мигрень, — я, пожалуй, пойду. Подождите. Авель уже который день куда-то уходит, без всяких объяснений. Но куда именно?  — Куда? — спросила тут же Сараби, как только Авель начал разворачиваться, и получила в ответ чуть вопросительный взгляд, будто не совсем поняв формулировку. — Куда ты идёшь? — повторила она свой вопрос.  — Эм… — Авель мелькнул взглядом из стороны в стороны, будто ища ответ. — В пещеру. Хочу немного поспать.  — Опять? — королева вздёрнула левую бровь вверх. — Милый, может пойдешь прогуляешься? Или хотя бы поиграешь с друзьями? — при последнем слове она увидела, как сын слегка сморщил нос, но постаралась не подать этому вида. — Ну правда, а то целыми днями проводишь время только на Скале Пре…  — Нет, не хочу, — покачал Авель головой и быстрым шагом направился к Скале, оставляя мать обеспокоенно глядеть ему вслед, которая ясно поняла, что это была «точка» в их разговоре.

***

 — Я просто подошёл к нему и его идиотам-друзьям и спросил можно ли мне с ними поиграть, а Симба сразу же, в ту же секунду, снова высмеял меня перед ними! — выпалил Авель, сгорбленно расхаживая по периметру выступа. — А Муфаса опять просто наблюдал за всем этим и ничего даже не пытался сделать, представляешь?! Лежащий рядом и слушавший каждое его слово Шрам лишь фыркнул.  — О, племянник, поверь, — сказал он, как-то даже драматично слегка откладывая голову в сторону, — ещё как представляю.  — Ах, да, — кивнул Авель с таким пониманием, что, казалось, кроме своей жизни, он прожил и дядину, — Муфаса и Ахади, как же я мог забыть. Шрам даже незаметно для младшего племянника усмехнулся. В последнее время Авель слишком часто стал называть отца по имени. Безусловно, если смотреть в глаза правде честно, то можно легко понять, что это очень и очень плохой знак для семьи, ведь принц от неё отдаляется всё больше и больше с каждым днём. Да, это очень плохо для Муфасы, Сараби и Симбы, но только не для Шрама. Это ведь ему только в плюс, ведь, когда он осуществит свой план по убийству брата и старшего племянника, Авель станет его наследником, который уже безоговорочно доверяет ему свои тайны и переживания, потому что уверенно считает, что дядя — та родственная ему душа, которая так же одинока и понимает его, как знает каждый дюйм этого выступа. Он просто подталкивает его ближе к себе, отдаляя всё дальше от родителей и брата. Это выступ с пропастью, и он лишь подталкивает его к краю. Просто идеальная схема.  — Ты не общаешься с ними? — спросил Шрам.  — С Муфасой, Симбой и его друзьями? — переспросил Авель, хотя и сам знал ответ, просто любил тянуть вопросы и ответы. — Разумеется, как ты мне и говорил, только насчёт Муфасы совсем не надо было стараться.  — Не удивительно, — кивнул Шрам, как казалось, тепло улыбнувшись, и львёнок снова заулыбался в ответ, ведь ему всегда нравилось, когда дядя говорил такие слова будто он читал его мысли, будто понимал его больше, чем он сам, будто и вправду ему было интересно слушать его рассказы. Ему всегда становилось тепло на душе от этого, потому он и обнимал дядю. Но всё же, как бы Авель ни был умён для своего возраста (прям как Шрам когда-то давным-давно, чем он, безусловно, гордился), он не мог видеть долю фальши и притворности в действиях дяди.  — Дядя Шрам? — спросил Авель, посмотрев вверх в ядовито-зелёные глаза, что стали в этот момент для него центром мира, его мира, внутреннего, который он по-настоящему не доверял и не открывал никому, кроме него.  — Да?  — Спасибо, что понимаешь меня, — младший принц снова прижался к нему, прикрывая глаза. Он был наивным, но его правда состояла в том, что в жизни, которой он живёт, есть только одиночество и всестороннее непонимание к нему. Он не мог читать мыслей дяди, просто верил в желанное понимание. Он не мог видеть за пеленой окрыляющей свободы в словах равнодушие изумрудных глаз, тщательно скрытое за актёрской игрой слов и действий. В конце концов это был многослойный план, в котором главный исполнитель всегда был на шаг впереди.