«Возможно, она подавляет желание сбежать, Но я удерживаю её мокрой одеждой и шлакоблоками. Ты никогда не целуешь меня. Единственный сигнал, который ты подаёшь — стоп-сигнал»
— Ну же, Лидия, скажи, что ты думаешь. Девушка поджимает губы, не сводя взгляда с дороги, и сильнее стискивает пальцы на руле, пытаясь отрезвить мысли, которые беспорядочным роем носятся по черепной коробке, так напоминая знакомые параноидальные голоса банши. Но реальность такова, что голос, слышимый сейчас, медленно режет слух раскалённым клинком: больно и продолжительно. Лидия так сильно хочет закрыть глаза и сделать пару неспешных выдохов, обрести хоть какое-то подобие контроля, но заранее знает, что это ничего не даст, только создаст аварийную ситуацию на дороге. Стоит ли признаться Мартин самой себе, что разбиться в машине стало бы едва ли не хорошим итогом её существования? Потому что Лидии Мартин едва за семнадцать, но жизнь уже в тягость. Потому что жить, оглядываясь назад, на человека, с которым было тепло рядом, который улыбался кривовато, но искренне, — наказание, достойное одного из кругов Ада. По градации где-то недалеко от Пандемониума — столицы подземного царства. И девушка самозабвенно варится в этом котле изо дня в день, потому что мимолётно отводит взгляд от дороги на пассажирское сиденье и встречается с хитрыми тёмными-тёмными глазами плута. — Я знаю, ты многое хочешь высказать, — растягивая гласные, произносит он с привычной ухмылкой и облокачивает затылок на боковое окно, чтобы следить за ней в профиль. — Давай же, сделай это. Лидия до скрежета сжимает зубы и всё-таки позволяет себе на секунду зажмурить глаза. То ли от напряжения, то ли сдержать слёзы. А он, хитрый лис, уже оказывается рядом, дышит в самое ухо, проводит длинным тонким пальцем по щеке, убирая янтарный локон с лица. Её пробирает ощутимая дрожь. Его шершавые губы скользят по её коже. — Спроси, почему я больше никого не убиваю. — Его пальцы опускаются на шею. — Спроси, почему остался в этом дрянном Бейкон-Хиллс. — Дорожка следует к изгибу плеча. — Почему хожу за тобой денно и нощно. — Прочерчивает впадинки ключиц. — Почему, если больше ничего не предпринимаю, не верну тебе Стайлза. Лидия судорожно выдыхает, когда Пустой опускает перпендикуляр по её животу к бёдрам и оставляет невесомый поцелуй на плече. Она совершенно не замечает красный сигнал светофора на перекрёстке. Недовольный гудок грузовика тонет в его громком горячем выдохе. Он забирается пальцами под подол короткой юбки и парит подушечками по бёдрам, пока девушка закусывает нижнюю губу и пытается припарковаться на безлюдной обочине. Когда Мартин отрывает взгляд от дороги и смотрит вниз, он уже покрывает поцелуями её колени, провоцируя табуны мурашек. Отросшие тёмные волосы на затылке кажутся такими отдалённо знакомыми, но при этом совершенно чужими. Он поднимает к ней взгляд, отрываясь от кожи, и Лидия всхлипывает, понимая, что хотела бы увидеть в карих глазах перед собой, но видит только бесконечную пропасть холода, что пытается казаться обманчиво заполненной. Ногицунэ — лис-обманщик. — Но ты и так всё знаешь, — на выдохе произносит он и резко оказывается у самого её лица. — Я питаюсь болью, а у тебя её так много, что мне и трудиться не надо. — Неожиданно горячее дыхание опаляет кожу, по которой расходятся красные пятна. — Мне надо только напоминать тебе о том, кого ты потеряла. Губы опускаются на шею, целуют страстно и жадно. Почти искренне. Так, что Лидия почти верит, что это он. Он со своими дурацкими каламбурами, абсолютно безвкусной одеждой, привычкой надувать губы, проницательным умом, прозорливым взглядом с искрами обожания и искренней, неподдельной любовью, которой никто и никогда не любил её. Что Стайлз Стилински, который был рядом так долго и так непростительно давно, целует её в шею в машине на какой-то окраинной обочине, и это всё, что нужно для довольства. — Лидия, просто смотри на меня, — шепчет он в самое ухо, и девушка подчиняется. Как заворожённая поворачивается к нему, отцепляя ремень безопасности, и наклоняется к лицу с россыпью родинок, желая пересчитать каждую из них нежным робким поцелуем. Глаза напротив — бездна знакомого тепла. Её персиковые губы складываются в несмелую улыбку, когда он переплетает их пальцы, дует на них теплом, пытаясь согреть, и улыбается в ответ так предательски знакомо. Подаётся вперёд робко, опускает глаза куда-то вниз, стукается носом об нос и целует на пробу. Сминает девичьи губы медленно, растягивая момент удовольствия. Как впервые. Заставляет подгибать пальцы на ногах и чувствовать тех самых пресловутых бабочек, щекочущих рёбра изнутри. Лидия Мартин, которая всеми способами избегала привязанностей, признаётся себе — она любит Стайлза Стилински. Любила. Потому что нынешняя жалкая пародия на парня с заразительной улыбкой не вызывает ничего, кроме ненависти. — Просто продолжай смотреть, — срывается с обкусанных губ уже другой, кардинально сухой шёпот, из-за которого бабочки меняются на летучих мышей, царапающих внутренние органы в кровь. И Лидии кажется, что сильный точный удар прямо в грудь вышиб весь воздух из лёгких, оставив внутри только болезненный вакуум. Вакуум, который засасывает в себя её сущность. Потому что Пустой перетягивает её тело к себе на колени, грубо дёрнув за плечи и нечаянно переведя ручку коробки передач на заднюю, пропускает через пальцы копну янтарных прядей, оттягивая локоны с рыком, и прижимается к губам губами с остервенением, кусаясь до крови. Перманентный шум в ушах становится невыносимым. Шум из голосов, которые кричат, что это неправильно. Мартин, которая давно прошла ту стадию познания способностей банши, когда пыталась подавлять сущность, сейчас грубо затыкает эти моралистские возгласы. Поэтому опускает холодные пальцы на чужую шею, проводя подушечками по линии роста волос, и притирается жадными бёдрами к ширинке джинсов. Лидия хочет забыться хоть на минуту, чтобы по её прошествие снова упасть на дно колодца самобичевания и осознания горькой действительности. Действительности, в которой она сладко стонет, когда не-Стайлз сжимает своими восхитительными длинными пальцами её грудь через ткань белья, и откидывает назад голову, едва не ударяясь о крышу салона, чтобы открыть ему полный доступ к шее. — Смотри мне в глаза, — хрипло и властно шепчет он, дёргая вниз её подбородок. — Я хочу видеть твою боль. Я же ненасытен. И тогда Лидия понимает: это худшее Плацебо из всех, которые когда-либо знала психология.«Ты знаешь, куда деваются все безумства? Они уходят, забирая с собой твою сладость. Пожалуйста, не уходи, я съем тебя целиком, Я так люблю тебя» Alt-j — «Breezeblocks»