На камеру

– Эй, Диккенс, я проверил все те вещи! В шкафу одна одежда, самая разная – от вечерних костюмов до странных одежд бездомного. – Отлично, Рик! – потирая руки, Майкл Диккенс, двинул к своему помощнику. – На стенах всюду – даже в ванной комнате – висят плакаты с фильмом восьмидесятых «Одинокий волк». Помнится, я его обожал. Видимо, этот человек, покончивший с собой, тоже любил «Одинокого волка». Мы бы подружились, – он иронично хмыкнул. – Или был как-то тесно связан с этим. Майкл, идем, только посмотри на это! Детективы двинули к большому старому шкафу, и Рик тут же распахнул дверцы, отчего шифоньер угрожающе покачнулся и скрипнул. – Ой, какой антиквариат! Чем ты думал, когда открывал их? – Успокойся, босс. Он же не упал. – Только представь: приезжают полицейские и находят двух профессионалов-детективов под большим шкафом на возможном месте преступления. Рик рассмеялся, видимо, представив себе все это в красках. «Профессиональные детективы» просто любили разгадывать странные загадки, хоть самоубийство – не редкость. К ним никто не обращался попросту потому, что у них не было ни официальной фирмы, ни визитной карточки, хотя они всегда были в курсе всего происходящего в городе благодаря глазам и ушам в каждой подворотне и уволенному за взятки полицейскому. – У тебя раздутое самомнение, шеф. – Зато ты до сих пор тащишься от комиксов! – мгновенно завелся Диккенс, любивший поспорить, кто о ком знает больше. – Я не тащусь от них! Просто интересно… – Черт, Рик, сниму когда-нибудь тебя с должности… Скоро полицаи подъедут, а мы даже ничего не осмотрели. Может, хоть это дело будет удачным. – Ты всегда так говоришь, когда мы выезжаем на убийство. Я уверен, здесь ничего интересного мы не отыщем – банальное самоубийство. Наверное, потому, что человек не встретил своего кумира с обложки. – У нас есть около двадцати минут, Рик. Мы должны успеть осмотреть здесь все. – Будет сделано, босс. – Согласно закивал Рик и огляделся. – А как насчет вещей в шкафу?.. – Надеваешь перчатки и ищешь, – отрезал Майкл. – Пойду, схожу к телу. – Зачем нам это? Ладно, если бы было убийство, а тут лишь самоубийство. – Вспомни себя на крыше за день до своего шестнадцатилетия, – презрительно фыркнул Диккенс, намекая на события многолетней давности, и двинул к трупу мужчины. Тело лежало в соседней спальне на кровати. Очевидно, мужчина умер там же. Когда Диккенс впервые увидел тело, то поразился этой странной красоте. Длинные серебристые волосы (которые Майкл старательно пытался отодрать, подумав, что это парик) струились по плечам, высокие скулы делали его похожим на монаха, а худое телосложение говорило о том, что мужчина мало питался, очевидно, моря себя голодом. Щеки у него были впалые, иссиня-бледные, да и круги под глазами выдавали его вечную бессонницу, от которой не спасало и лекарство. Может, мужик накачался всякой дряни и помер так? Нечаянно… Либо же умышленно. В комнате не было ничего интересного, кроме как, конечно же, постеров с любимым фильмом Майкла – «Одиноким волком». Эту картину он видел множество раз и всегда восхищался игрой актеров, их талантом и саундтреками. Пожалуй, это был самый интересный фильм, который когда-либо смотрел Диккенс – картина находилась на первом месте уже несколько лет, несмотря на то, что Майкл был самым заядлым киноманом. С осторожностью осмотрев интересные предметы в комнате (был как-то случай, когда Рика и Майкла взяли с поличным на месте убийства – по неопытности), Майкл задумчиво посмотрел на погибшего мужчину. Тот заинтересовал его сразу же, как только Диккенс увидел его, а вот чем – и понять не мог. Кого-то напоминал, но кого? Кого же может напоминать пятидесятипятилетний мужчина с наркоманскими замашками? Знакомого? Точно нет. Или, может, это банальное déjà vu, а Майкл воспринимает это слишком серьезно? Скорее так. – Шеф, эй, шеф! – из гостиной послышался звонкий восторженный голос Рика. По интонации Майкл понял, что его друг отыскал что-то очень важное для расследования. – Что такое? – Майкл вбежал в гостиную и, обнаружив в руке Рика камеру с кассетой, нахмурился. – Рик, мы заняты, и мы не будет смотреть фильмы. – Да нет же, босс! Это вовсе не то, что ты думаешь. Здесь, – Рик помахал камерой, – находится жизнь нашего самоубийцы, так, секунду, его зовут… – мужчина повернул кассету к себе и прочитал: «Вся жизнь Эндрю Коллинза». – М-да, это становится интересным. Вставляй кассету в камеру, нам нужно все просмотреть, прежде чем приедут полицейские. – Знакомое имя. – Рик задумчиво пожевал губами. – Мне кажется, я его где-то слышал. – Обычное имя. Самое распространенное имя на Земле, Рик. Посмотрим кассету, может, и узнаем чего оттуда. Давай, шевелись! Рик, пожав плечами, принялся торопливо возиться с видеокамерой, и, наконец, вставив кассету, нажал на кнопку воспроизведения видео. Диккенс достал цветастый блокнот с выпавшей оттуда клейкой бумажкой с надписью: «Я люблю тебя, дорогой!» и приготовился записывать. Диккенс подумал, что это, наверное, пока что самое интересное дело во всей его жизни. Видео началось воспроизводиться немедленно. На небольшом видеомониторе появился мужчина, – тот самый Эндрю Коллинз – и откашлялся, установив камеру на столе, а сам уселся на стул. Потом поправил серебристые волосы и начал говорить: – Меня зовут Эндрю Коллинз, – мужчина помахал иссохшей ладонью, вымученно улыбнулся, – и если вы нашли это видео, неважно кто – полицейские или другие люди, спасибо вам за это. Очевидно, – после недолгой паузы Эндрю вновь начал говорить, – что я снимаю это непросто так. Я обычный человек, и я расскажу вам свою историю, если вы, конечно, не выключите камеру и не выбросите кассету куда подальше. За моей спиной, вы можете увидеть массу плакатов с фильмом «Одинокий волк», – мужчина сдвинулся вбок, показывая зритфелям были лучше видны плакаты. – Я Эндрю Коллинз, и мое имя никто не знает и не помнит. Знаете, кто я? Скажете – какой-то седовласый старик с фанатизмом к одному фильму, а ведь потрясающих картин на свете куча! Я Эндрю Коллинз, который сыграл в этой самой картине главную роль, – Майкл взвизгнул от переполнявших его чувств и забрал камеру из рук Рика, промотав до того момента, когда Коллинз только начал произносить слова: «Я Эндрю Коллинз, который…». – Глазам своим не верю! Это он? А я его не узнал, – удрученно протянул Диккенс, не нажимая на кнопку «Play». – Так вот почему он показался мне знакомым, а я, дурак, списал все это на déjà vu. Да, он играл Вульфрика, главного героя! И почему я никогда не интересовался его фильмографией? – Хватит болтать, босс. Нам нужно спешить. Смотрим, Майкл Диккенс! – Рик пощелкал пальцами перед лицом босса, приводя в чувство, чтобы тот быстрее включил видео. – Да, конечно. – Майкл нажал на «play», и его любимый актер вновь заговорил: – Эта картина стала для меня самым настоящим пиком моей карьеры. Мне тогда было всего двадцать пять лет, все зрители поражались моей талантливости и юности и пару лет об этом фильме ходила молва. Меня приглашали в другие фильмы, я охотно снимался, но то была, как сейчас, верно, говорят «массовка». Я сыграл в своей жизни всего одну главную роль – в «Одиноком волке». И сейчас, уже спустя тридцать лет, эту картину никто не помнит. А ведь множество прекрасных фильмов, снятых ранее, люди любят и смотрят по сей день. Я хочу вернуть эти годы, хочу вернуть свою красоту, неопороченную таблетками... Я был похож на Дориана Грея, об этом многие говорили мне, и я наслаждался этим, упивался этим благополучием. Но, как бывает, прошла суета, все прошло и меня забыли. Как человека, как знаменитость. Я жил в богом забытом месте, накачивая себя наркотиками в надежде вспомнить те времена, окунуться в ту страсть, вернуться в тот миг, когда я прославился… Я тратил море денег на таблетки, и сейчас те, кто смотрят этот… ролик? Я не знаю, как это можно назвать, я хочу сказать всем, что наркотики убивают. Они лишь скрывают реальность, и из-за них мое тело медленно погибает, как погибало множество других выдающихся людей. Я завидую молодым людям, у которых впереди еще вся жизнь. После того, как поутихла шумиха около моего фильма, я начал пить. Иногда папарацци выслеживали меня, пытались разговорить на больные темы: как я скатился до такой жизни, каково это – быть актером одного фильма, а я не отвечал. Эти бесконечные вопросы о моей карьере вспарывали мою душу, давно зажитые раны… Нет, глубоко спрятанные, но не закрытые раны. Майкл шумно втянул носом воздух. Как это больно – разочаровываться в тех, кого глубоко уважал. Рик сочувствующе похлопал его по плечу и нажал на «паузу». – Хочешь, уйдем отсюда и не будем смотреть все это? – Нет, я должен знать, что стало с Эндрю. – Доказательство того, что с ним стало, лежит в спальне, – глухо проговорил Рик, почти неслышно, надеясь не обидеть лучшего друга. – Но… почему он покончил с собой? Он прожил всего полжизни и умер… – Он хотел славы. Вот и все. – У тебя были такие кумиры, которые просто находились в твоих мыслях, в твоей душе постоянно? И вдруг в один прекрасный момент они разочаровали тебя одним словом, жестом, неважно чем? Ты считал своего кумира идеальнейшим человеком… нет, не так. Ты нашел идеальные черты в неидеальном человеке, потому что идеальных не бывает. – Были, но… – Ты разочаровался в них? – все распалялся Диккенс. – Болел за них душой, всем сердцем, а потом испытал глубокое разочарование от неприличного жеста или слова, только потому, что кумиру надоели фанаты или его жизнь на первых полосах газет. – У меня было много кумиров в юношестве. Было больно осознавать, насколько они… неидеальны, как мы привыкли их видеть. Оказалось, некоторые и яйца выеденного не стоят, зато строят из себя непонятно кого. Смотрим дальше или забудем про правду? – Включай, – решительно ответил босс. – Я должен знать это. Рик нерешительно нажал на «play» и перехватил камеру, чтобы Майклу тоже было хорошо видно. – Нет, глубоко спрятанные, но не закрытые, раны, – Рик чуть промотал, чтобы не смотреть прошлые фрагменты видео. – Моя цветущая юность была всем для меня. Я любил одну девушку, которая сейчас уже, верно, давно замужем… Но эта девушка, к несчастью, любила мои деньги. Когда я прекратил сниматься в фильмах ради любимой, извините, уважаемый зритель, я не буду называть ее имя, оно приносит мне пустоту и отчаяние, она просто собрала свои вещи и ушла. Даже воспоминание о ней вызывает у меня боль. Старую, глухую, глубоко запрятанную в себе боль, но-таки вызывает. Эндрю встает, потирает холеные ладони, а потом просто откидывает руки назад и кряхтит. – Наверное, вы уже заметили эту огромную дыру в моем животе?!* Лет десять назад я думал, что алкоголь и таблетки помогут мне забыться. И они помогли. Ненадолго кажется, что ты понимаешь все. Однако они лишь временно отстраняют от реальности и проблем. Люди всегда будут совершать ошибки, такие, как сейчас собираюсь совершить я – суицид. Вы знаете, как бы это смешно ни звучало, может, это генетика? Мои родственники страдали депрессиями и кончали жизнь самоубийством. И я не понимал их, а сейчас понимаю. Люди устают от жизни, от себя, от уродства и фальши и уходят. Люди узнают всю истину в конце. – Мужчина безумно улыбался. – В конце сказки, в конце трагической комедии. Всю правду раскрывают в конце. Так делают писатели и режиссеры, с которыми я работал. Чтобы человек понял, что смысл жизни он открывает сам для себя день за днем. А в конце понимает, что к чему. Зачем все это было… – по щекам Эндрю катятся крупные слезы. Он вытирает их, снова пытается улыбнуться. Потом тянется к камере, вздыхает и шепчет последние слова, возможно, в его жизни: – Жизнь проходит вот так. Рик выключает камеру, озабоченно смотрит на Майкла. Тот молчал весь просмотр. – Что скажешь? – осторожно спрашивает Рик. – Я хочу забрать эту кассету себе. – Но это улика… Мы не можем. И зачем? – Это как короткий фильм. О жизни, о чувствах маленького человека, который стал ненадолго великим. Которого постигла та же участь, которая ждет всех. Да это как учебный фильм! – восклинул Майкл. – Стоит просто показать жизнь Эндрю Коллинза без обработки и все вопросы о смысле жизни отпадут. Рик молчал. – Плевать мне, что это улика. Я хочу взять это себе. Это наше единственное дело, которое просто не требует разгадки. Если даже я поступаю неправильно, забирая кассету с ценной записью, я хочу ее забрать. Она нужна мне, как воспоминание. Как чувство прекрасного. И «Одинокий волк» останется для меня единственным любимым фильмом на все времена. Вкупе с бонусом, – Майкл хмыкнул и вытащил кассету из камеры, – о его жизни, фильм о которой так и не сняли. Так сказать, за кадром. – Ладно, бери ее и уходим. Нам и так уже пора, – заторопился Рик. – Скоро полицаи приедут. Блин, неужели мы будем единственными, кто знает правду о его смерти?! – он присвистнул. – Пожалуй, – с грустной улыбкой ответил Майкл. – Может, в бар махнем? После таких головокружительных моментов жизни Коллинза хочется действительно почувствовать, что мы живем не просто так. – Обрести смысл жизни в баре и бутылке, да? – хмыкнул босс. – Угу. Но слушай, я все еще поверить не могу, что тот самый Эндрю Коллинз так закончил… – Я тоже до сих пор под впечатлением. Всегда мечтал быть на его месте, когда в журнале видел фото с премьеры его фильмов. – Мечтательно протянул Майкл. – Куча популярных актеров и певцов рядом, красивые девушки, одежда за миллион долларов… – Спустись с небес на землю! Идем в бар праздновать жизнь! Майкл рассмеялся. На душе стало радостно от того, что он видел счастье в жизни, у него была жена, лучший друг, любимое дело. Отчего ж не жить? И они пошли в бар. А тем временем в полицейский участок поступил анонимный звонок с сообщением о том, что в «Трущобах» найден мертвым некий Эндрю Коллинз, и это дело требует срочного вызова людей из участка. * «Наверное, вы уже заметили эту огромную дыру в моем животе?!» – фраза из короткометражного фильма «Sea Wall».